Диалог в сфере политических отношений всегда занимал и продолжает занимать особое место в политической жизни мирового сообщества, являясь разумной альтернативой насилию, войне, терроризму, революциям, восстаниям, бунтам и другим проявлениям политического экстремизма, радикализма, нонтолерантности и нетерпимости. При этом под диалогом в политике понимается не разговор двух и более лиц по политической проблематике, а определенная конфигурация взаимодействия, переговорный процесс и партнерство, строящиеся на принципах дискурсивного равноправия между субъектами политической коммуникации, стремящихся к взаимопониманию и достижению взаимовыгодного результата, учитывающего широкий спектр существующих мнений и интересов.
Необходимыми условиями диалога в политике является, во-первых, наличие политического плюрализма, во-вторых, обладание субъектами диалога политической толерантностью, и, в-третьих, их коммуникативная компетенция, умение слушать, понимать и идти на встречу друг другу ради сохранения мира, стабильности и преодоления разногласий. «В настоящее время термины «диалог», «коммуникация», «толерантность» послужили основой переименования ряда процессов, которые прежде имели другие названия, например, «дискуссия», «обсуждение», «взаимодействие», «взаимоотношение противоположностей», «компромисс», «солидарность», «социальность». – Полагают В.Г.Федотова и А.Ф.Яковлева. – Диалог, коммуникация – это, несомненно, и дискуссия, и обсуждение, и взаимодействие людей и идей». [9, с.67]. Диалог в политике все более становится нормой цивилизованного сотрудничества и демократического взаимодействия сторон, отличающихся друг от друга по тем или иным параметрам, но признающим право на существование иных, альтернативных по отношению с собственной точке зрения, взглядов, мнений, убеждений, ценностей, идеологий и даже форм общественного, политического и государственного устройства.
Аксиологически статус диалога настолько высок, что он по праву находится одном смысловом ряду с такими фундаментальными политическими ценностями, как демократия, свобода, равенство, право на свободу слова, выражения мнений и даже на саму жизнь. С точки зрения современных российских исследователей политического дискурса, демократия – это «не столько совокупность процедур и их применения, сколько диалогическое взаимодействие между различными политическими партиями, общественными движениями и даже отдельными людьми» [1, с.6]. А М.С. Каган даже призывает отказаться от «неопределенно-бессодержательного понятия постмодернизм» и переименовать современную эпоху в «эпоху многомерного диалога», всеохватывающего универсального диалога, являющегося альтернативой грозящего обществу и человеку самоубийства. Перефразируя широко известное изречение Ж.-П.Сартра о том, что человек – это существо, «приговоренное к свободе», М.С. Каган утверждает, что «ныне человечество “приговорено к диалогу”» [6, . с. 404, 402].
Диалог государства и гражданского общества, являясь одной из разновидностей политического диалога, в тоже время нередко выступает как социальный (в широком смысле) или гражданский (общественный) диалог. В такой диалог вовлечены не только институциональные субъекты, акторы или агенты политики (государство, политические партии, политические лидеры, политтехнологи и т.д.), но и рядовые граждане, общественные объединения и некоммерческие организации «третьего сектора», напрямую не связанные со сферой политики, но играющие все более возрастающую роль в политической жизни общества.
Данная тенденция вполне отчетлива в практике взаимодействия власти и институтов гражданского общества в развитых демократических режимах Европы, Северной Америки, Австралии и, отчасти, в ряде государств восточной Азии. На смену конфронтации государства и гражданского общества, недоверия и настороженности по отношению к НКО постепенно приходит и утверждается осознание необходимости сотрудничества и взаимодействия, расширения публичной сферы, институционализации гражданского диалога и вовлечения широких слоев общества в социальный диалог и в публичную политику.
В политической науке и политической практике данные процессы нередко сопровождались критикой либеральной модели демократии, где центральным моментом долгое время оставались электоральные процедуры и формирование представительной системы осуществления и функционирования власти, обусловившие отчуждение широких слоев общества от реального участия политике, снижение активности избирателей, легитимности власти и принимаемых ей решений. Выход был найден в соединении ценностей электоральной демократии с механизмами и процедурами демократии участия (партиципаторной) и делиберативной (дискускурсивной или совещательной) демократии, существенно расширивших и институционализировавших многочисленные диалоговые процедуры и практики. Механизмы и технологии связей с общественностью (PR) в сфере политического и государственного управления были дополнены GR-технологиями, где уже общественность (третий сектор) и бизнес (второй сектор) выступали инициаторами взаимодействия, коммуникации и диалога с государством, правительством и властью (первым сектором).
Прежде казавшиеся утопическими многие нормативные идеи делиберативной демократии и делибератиного диалогического дискурса, механизмов и технологий симметричных и равноправных PR и GR – коммуникаций в режиме диалога, в конце ХХ – начале ХХI получили дальнейшее развитие в коммуникативных практиках «открытого правительства», «электронного государства», и «электронной демократии». Реляционные сетевые сообщества с диалоговыми горизонтальными связями и отношениями формируют новое сетевое гражданское общество, неподконтрольное и неподвластное, но, в тоже время, не противостоящее государству, играющее все более заметную и существенную роль в реальном политическом процессе внутри государства и на международном уровне. Новые интерактивные медиа, функционирующие в режиме он-лайн в сфере интернет-пространства, стали альтернативой унифицированной единой информационной политике авторитарных режимов, прежде строивших коммуникацию с обществом на доминировании государства, информационной монополии и монологе власти, пропаганде, тотальном контроле над информационной повесткой дня, а также на манипулятивных технологиях информирования граждан и формирования общественного мнения.
В результате инновационных процессов в области политической коммуникации гражданское общество и некоммерческие организации третьего сектора все более и более признаются государствами в качестве равноправных партнеров по диалогу. Формирование органов и институтов власти, их легитимность и легитимация принимаемых ими решений порождает новое, дискурсивное измерение политики, связанное с развитием диалоговых процедур и форм интеракции государственных институтов и институтов гражданского общества, что находит закрепление в соответствующих законах и других нормативно-правовых актах.
В современной России ситуация выглядит несколько иначе. С одной стороны, государственная власть признает необходимость развития и укрепления гражданского общества и расширения общественного диалога. С другой стороны, эти процессы осуществляются под жестким контролем со стороны самой власти и, вследствие этого, формализуются, обюрокрачиваются, лишаются живого творческого начала со стороны. Гражданское общество в России фактически все более оказывается встроенным в единую вертикаль государственной власти. Соответственно этому, горизонтальные, то есть партнерские, диалоговые связи, разрушаются или симулируются. На смену так и не укоренившегося в политической культуре современной России диалога государства и гражданского общества возвращается характерный для российской социокультурной и политической традиции слегка диалогизированный с помощью современных информационно-коммуникативных технологий монолог власти и общества. Рецепция традиционной модели авторитарно-тоталитарной модели интеракции, где государство доминирует, а слабое гражданское общество действует в анклаве жестко очерченных властью полномочий, убивает гражданскую инициативу, порождает общественную апатию, разочарование, сводит на нет усилия по модернизации экономической, социальной и политической сфер жизни российского общества. При этом политическая риторика российской власти становится все более монологична и агрессивна по отношению к радикальной части оппозиции, приобретает вполне отчетливые пропагандистские оттенки времен холодной войны, поиска врагов народа, охоты на ведьм, борьбы с инакомыслием, разоблачения врагов и агентов Запада.
Вместо налаживания диалога с несистемной и внепарламентской оппозицией в политическом дискурсе власти доминирует желание скомпрометировать, оппозиционных стейкхолдеров в глазах общества, и даже подвести их действия под ту или иную статью Уголовного Кодекса РФ, продемонстрировав тем самым якобы несостоятельность ее (оппозиции) обвинений и критики российского государства и его лидеров. Бюрократический произвол, тотальная коррупция, всевластие класса чиновников, отстранение от политического управления и контроля за властью представителей гражданского общества, отчетливый тренд к построению полицейского государства, контрастирующий ведущим интенциям в развитии демократических процессов в западных демократиях, вступают в противоречие с ценностями и идеалами формирующегося в России среднего класса. Вместо институционализации реальных дискурсивных механизмов и дискуссионных площадок для честного и откутого публичного диалога государства и гражданского общества, власть создает его многочисленные симулякры в виде псевдодиалоговых, ангажированных и созданных самым же государством фиктивных институтов гражданского и организаций общества. Получившие наименование ГОНГО (GONGO, как аббревиатура от понятия «государством организованные негосударственные организации»), эти псевдо общественные организации в действительности выступают в роли клиентелы государства, отстаивая не интересы гражданского общества, а обслуживая власть и отрабатывая полученные от нее преференции («Идущие месте», «Наши», Фонд содействия развития гражданского общества, Объединенный народный фронт и др.). Эти структуры в современной России в основном выступают в качестве фальшивой декорации гражданского общества, ширмы, за которой скрываются антидемократические тенденции и авторитарный монолог власти.
Не подкрепленные креативным потенциалом гражданского общества, призванного творчески взаимодействовать с государством в критическом диалоге, данные интенции обрекают Россию на деградацию и все большее отставание от наиболее развитых демократических стран, усиление центробежных и сепаратистских тенденций, возникновение и эскалацию внутриполитических конфликтов, рост недовольства, агрессивности и политического экстремизма. Отсутствие полноценного диалога власти и общества, эффективных механизмов обратной власти от гражданского общества к государству и назад, лишают власть респонзивности, делают ее инертной, костной, глухой не способной к своевременному реагированию на трансформацию общественного мнения и политических настроений в обществе. Финалом данного тренда может стать очередной социокультурный и политический раскол общества и новая геополитическая катастрофа, логическим следствием которой станет распад России и утрата ею политической самостоятельности. Чтобы не допустить того или иного варианта подобного негативного сценария развития политической ситуации в современной России, требуется серьезная реконфигурация взаимодействия государства и гражданского общества на основе институционализации двухстороннего и симметричного диалога между ними.
Тем более, что «о необходимости гражданского диалога как средства единения общества говорят и представители высшего политического руководства, и конструктивная оппозиция». С этой точкой зрения солидарны и ведущие российские политологи, которые «практически единодушны во мнении, что развертывание диалога власти с обществом есть единственная альтернатива негативному сценарию развития страны» [7, с. 5]. Диалог государства и гражданского общества, недооцененный и незаслуженно отвергнутый российской политической наукой, обладает большим эвристическим потенциалом.
С.П.Поцелуев, практически первым из российских политологов детально исследовавший политический диалог в его соотношении с коммуникативными теориями демократии, пришел к неутешительному выводу о практически полном отсутствии в российской политической науке серьезных исследований, как политического, так и гражданского или общественного диалога: «В России парадоксальным образом к проблеме концептуализации политического диалога ближе всего подходят не столько политологи, сколько их коллеги из смежных отраслей знания: философы, лингвисты, социологи, медиаведы» [7. с. 6]. Сюда же можно добавить психологов, специалистов в области коммуникавистики и связей с общественностью, культурологов, антропологов, историков и специалистов из других областей обществознания. Политическая наука парадоксальным образом проходит мимо специального изучения этого социокоммуникативного конструкта.
Не смотря на множество научных изысканий в сфере взаимодействия государства и гражданского общества, российская политическая наука оставила без должного внимания проблему их диалогического взаимодействия. Даже несмотря на то, что практически в каждой такой научной статье (монографии, диссертации и проч.), сплошь и рядом упоминается необходимость выстраивания (равноправного, конструктивного, полноценного, подлинного, двухстороннего, симметричного, взаимовыгодного, обоюдного и т.д.) диалога, сам концепт «диалог государства и гражданского общества», превратившийся в расхожий бессодержательный штамп с массой сопутствующих ему красочных определений, до сих пор, вопреки здравому смыслу и логике, остается неизученным и неисследованным. Эта теоретическая лакуна, вызванная спецификой политического процесса в современной России, без сомнения, оказывает и обратное воздействие на политическую жизнь общества: отсутствие теоретических разработок в политической коммуникавистике делает интеракцию государства и гражданского общества еще более монологичной, односторонней, антидемократиной.
В чем причина такой по сути дела парадоксальной ситуации? Почему ученые-политологи, как один, признавая теоретическую и практическую актуальность диалогической коммуникации государства и гражданского общества, оставляют этот вопрос без глубокой проработки в стороне от магистральной линии развития политической науки? На взгляд автора этих строк, причин здесь может быть несколько.
Во-первых, это самоочевидность и даже превращение утверждения о необходимости дискурсивного взаимодействия государства и гражданского общества в коммуникативном режиме диалога в шаблон, трафарет, штамп. «Распространенность, обычность диалога столь на первый взгляд интуитивно достоверна и очевидна, что это порой ведет к взгляду на диалог, как на нечто не достойное особого исследования», – пишет по этому поводу флософ-логик К.Д. Скрипник [8, с. 4]. Раз все солидарны в мнении о необходимости диалога, то в чем, спрашивается проблема? Нужно ли доказывать или как-то обосновывать то, что всем на первый взгляд понятно и так.
Во-вторых, диалог изначально являлся формой речевого взаимодействия между людьми. Следовательно, диалог в целом – это предмет исследования лингвистики, которая занимается исследованием языковых явлений, в том числе общественно-политической лексики. Диалог в политике – это разновидность политического дискурса, следовательно его исследование и изучение должно быть отнесено к социолингвистике или ее такой новой разновидности как политическая лингвистика.
В-третьих, диалог является не только объектом изучения лингвистики, но и привлекает к себе внимание литературоведов, философов, педагогов, психологов, религиоведов, культурологов, социологов, специалистов в сфере коммуникавистики, связей с общественностью и других областей социогуманитарного знания. Диалог в политике – это частный случай применения диалога в коммуникавистике, культуре, педагогике, философии, науке и т.д. Поэтому специального исследования диалога государства и гражданского общества не требуется.
В-четвертых, внимание современных исследователей как бы «по инерции» все еще направлено на агитационно-пропагандистский и манипулятивный разновидности политического дискурса, характерных для идеологического противоборства эпохи «холодной войны» и противостояния двух супердержав в лице США и СССР. Данные коммуникативные технологии, активно применявшиеся в середине ХХ века, вплоть до настоящего времени окончательно не исчерпали своего милитаристского потенциала и продолжают использоваться в современных политических коммуникациях, тем более, что реальной альтернативы им российская политическая наука до сих пор так и не выработала. Прежние формы и жанры политической коммуникации востребованы и самой властью, все еще предпочитающей не диалог, а монолог, не взаимодействие, а воздействие, не аргументацию, а манипуляцию, не делиберацию, а приказ, команду или распоряжение.
В-пятых, политика все еще в ряде случаев остается наиболее конкурентной сферой деятельности (в духе а-ля Н. Макиавелли), где преобладает не стремление к кооперации, согласию, компромиссу, консенсусу и к диалогу, а к победе любой ценой. При этом интенция к обладанию власти рассматривается не столько как конкуренция, состязание, соперничество, сколько как непримиримая борьба, вражда или даже как война. В такой парадигме понимания политики и политической власти диалог вытесняется за пределы политического процесса и рассматривается как проявление политического романтизма не имеющего никакого отношения к «реальной политике» и подлинным политическим интересам.
В действительности, политика предполагает как конкуренцию, так согласие, которые могут протекать в формате различных типов общественного диалога, которые, как это уже было сказано в начале нашей статьи, являются разумной альтернативой насилию, кровопролитию и гражданским междоусобицам. Реальный, а не симулятивный диалог способен трансформировать любой, даже самый острый социально-политический конфликт из которого все стороны могут получить какую-то выгоду и удовлетворение. К примеру, власть – стабилизацию и успокоение общества, оппозиция – какие-то дополнительные гарантии для расширения своей легальной деятельности, в виде расширения доступа к каналам распространения массовой информации, участия в делиберативных процедурах или, даже, пусть и формального, в отправлении политической власти. Так на смену диалогу конфликтного типа (митингам, акциям протеста, полемике, дебатам, дискуссиям и др.) придет диалог кооперативного типа (переговоры, консультации, слушания, экспертизы, гражданский контроль и так далее).
Процесс общественного диалога предполагает наличие инструментов и механизмов для того, чтобы правительственные учреждения и органы власти могли быть более полно информированы о мнениях рядовых граждан. Общественный диалог – это одна из разновидностей диалога, направленная на предотвращение общественного раскола и углубление взаимопонимания, улучшение взаимодействия и построения конструктивного сотрудничества между различными стратами общества. Такой диалог представляет собой непрерывный, постоянно развивающийся и совершенствующийся коммуникативный процесс, в который вовлечены как представители всех уровней власти, так и рядовые граждане, как работодатели, так и наемные работники. Многосторонний и всеобъемлющий характер общественного диалога заключается в объективной необходимости формирования в обществе и в государстве атмосферы доверия, открытости, готовности к включению в институционализированную систему обмена информацией. В отличие от России за рубежом существует достаточно развитая практика изучения диалога в целом, включая общественный (публичный) диалог по актуальным социально-политическим проблемам.
В странах ЕС и США, где в отличие от России наиболее активно используется понятие гражданский диалог, который представляет собой взаимодействие между государственными учреждениями и организациями гражданского общества, в чем он весьма близок к российскому диалогу государства (правительства) и гражданского общества. Однако, в отличие от него, гражданский диалог включает в себя еще и гражданские коммуникации между самими организациями и институтами гражданского общества без участия государства. В российском варианте такой, по сути горизонтальный, дискурс неправительственных организаций, не опосредованный государством, пока что должного наименования да и использования все еще не получил.
По мнению американского исследователя В.Айзекса целью диалога, является не столько решение проблем, сколько «растворение их» [13, р. 19]. Диалог определяется В.Айзексом в русле герменевтики, как процесс коммуникации, целенаправленно обращенный на поиск, изучение и формирование понимания. Диалог создает пространство и способ для изучения и исследования сущности вопроса на основе анализа коллективных и индивидуальных идей, убеждений и чувств. В диалоге не идет речи об изменении убеждения людей или их поведения, а о информировании и обучении. Диалог предоставляет возможности для его участников слушать и быть услышанными; говорить и с другими и при этом разговаривать уважительно; развивать или углублять взаимопонимание; узнавать о других мнениях, говорить о собственной точке зрения; строить отношения в позитивном плане. Диалог создает пространство и способ для изучения и исследования сущности вопроса на основе анализа коллективных и индивидуальных идей, убеждений и чувств. В диалоге не идет речи об изменении убеждения людей или их поведения, а о информировании и обучении. Диалог предоставляет возможности для его участников слушать и быть услышанными; говорить и с другими и при этом разговаривать уважительно; развивать или углублять взаимопонимание; узнавать о других мнениях, говорить о собственной точке зрения; строить отношения в позитивном плане.
Для Л.К. Хос главной составляющей диалога является сокращение степени конфликтности, поскольку диалог – это «практика посредничества в конкурирующих и противоречивых дискурсах» [12, р. 229].
Л.Эллинор и Ж.Жерар описывают диалог как основополагающий процесс коммуникации, который способствует созданию условий высокого доверия и открытости [11, р. 19-27]. Процессу диалога не препятствует наличие разногласий. Диалог, с точки зрения этих авторов, используется для понимания характера существующей проблемы [11 р. 22].
По мнению С.Лондона, цель диалога состоит не в том, чтобы решить или устранить проблему, а в том, «чтобы изучить наиболее перспективные направления для действий». По его мнению, диалог акцентирует внимание на общих интересах, а не на разногласиях. [14].
С. Диц и Дж. Симпсон полагают, что диалог, начиная со второй половины ХХ века, стал основной чертой общества и надежды человечества на то, что оно когда-нибудь окажется в состоянии противостоять глобальным вызовам современности. Ими на основе идей Ю.Хабермаса и Г.-Х.Гадамера разработана политически отзывчивая коммуникативная теория (PRCT) конструкционистского диалога, которая признает особую важность политической ситуативности и понимания «другого» [11, p. 5].. Для С. Диц и Дж. Симпсон диалог органически связан с общением по социально значимым общественным проблемам между заинтересованными сторонами. Для них такой диалог синонимичен общественной дискуссии.
Весьма развита за рубежом, особенно в Северной Америке (Канаде и США) и в Европе, диалогическая теория связей с общественностью. По неформально сложившейся традиции историки и теоретики российской пиарологии возникновение диалогической модели связей с общественностью связывают исключительно с именами двух американских исследователей в сфере PR-технологий: Дж.Грюнига [2]. Но в своем стремлении разработать и обосновать диалогический подход в сфере этической коммуникации и связей с общественностью, Дж.Грюниг не одинок. Наряду с ним, а также после него, то есть в настоящее время, над этой же проблемой работали и продолжают работать и другие зарубежные мыслители.
В конце 1990 – начале 2000 годов, целый ряд мыслителей и ученых-обществоведов фиксируют так называемый «диалогический поворот» в связях с общественностью (Dialogical Turn of Public Relation). Особенно очень много для исследования диалогической модели связей с общественностью сделали Р.Пирсон[4], Р.Липер, К.Боцан, М.Кент и М.Tейлор [3], Р.Буркарт [5]. К великому сожалению большинство из этих имен, разве что за исключением Дж. Грюнига, в России остаются практически неизвестными, а сам PR-диалог не востребованным в сфере социальных и, особенно, политических коммуникаций. А диалогические методы субъект-субъектного взаимодействия в российских PR-коммуникациях используются все еще крайне редко, неэффективно и осторожно, с большой долей подозрительности и недоверия к двухсторонним технологиям связей с общественностью. Очень многие отечественные теоретики и практики связей с общественностью, скептически относятся к рецепции диалогической модели коммуникации в сфере взаимодействия органов власти и институтов гражданского общества в современной России. В то же время социальная практика и рост гражданской активности населения свидетельствуют, что традиционные социокультурные модели монологической коммуникации государства и гражданского общества требуют модернизации, развития механизмов обратной связи и институционализации новых механизмов коммуникации власти и общества и технологий связи с общественностью в формате симметричного диалога.
Избирательный цикл 2011-2012 годов, уже вошедший в политическую историю нашей страны, вывел на первый план в публичном политическом дисурсе современной России концепт диалога, диалога государства и гражданского общества, власти и оппозиции. О необходимости диалога, как один, заговорили и власть, и общество, его потребовали как системная, так и несистемная оппозиция, о нем вспомнили парламент, церковь, бизнес, правозащитники, эксперты и политологи, диалога жаждал и средний класс, и сами представители высшего эшелона публичной политической власти. Однако реальный процесс диалогизации и перехода от слов к делу в сфере политической коммуникации государства и гражданского остается на крайне низком уровне: власть не пошла на диалог с креативным меньшинством российского социума. Отсюда неутешительный диагноз: хронический дефицит диалога в интеракции государства и гражданского общества.
Одной из причин такого положения, как было показано выше, стала и недостаточная изученность диалоговой интеракции власти и социума российской политической наукой. А ведь впереди – очередной избирательный цикл, а вместе с ним, несомненно, и рост гражданской активности, и очередной виток конфронтации и противостояния власти и оппозиции. Есть ли гарантия в том, что нежелание и неумение вести диалог с обществом и на этот раз позволит власти удержать ситуацию под контролем, избежав кровопролития и человеческих жертв?
Библиографический список
- Баранов А Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации // Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Наука убеждать – риторика». № 10. М., 1991- 64 с.
- Зайцев А.В. Диалогическая модель связей с общественностью Дж. Грюнига и современность// Вестник КГУ им. Н.А.Некрасова. 2013, т. 18, № 3.
- Зайцев А.В. Диалогическая модель связи с общественностью: М.Кент и М.Тейлор // Современные научные исследования и инновации – № 7 (27) Июль 2013 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2013/07/25725.
- Зайцев А.В. Политический PR и диалогическая модель связей с общественностью Р.Пирсона // Гуманитарные научные исследования. Научно-практический журнал. ISSN 2225-3157– № 7 (23) Июль 2013 [Электронный ресурс]. URL:http://human.snauka.ru/2013/07/3582
- Зайцев А.В. Р. Буркарт: PR-диалог и консенсус-ориентированные связи с общественностью// Общество: политика, экономика, право. – 2013, № 4.
- Каган М.С. Философия культуры. — СПб.,1996 – 415 с.
- Поцелуев С. П. Диалог и парадиалог как формы дискурсивного взаимодействия в политической практике коммуникативного общества. Автореферат… доктора политических наук. – Ростов-на-Дону, 2010 – 51 с.
- Скрипник К.Д. Философия. Логика. Диалог. – Ростов н/Д.: Изд-во Рост. Ун-та, 1996 – 146 с.
- Федотова В.Г., Яковлева А.Ф. Наука и модернизация// Философия и культура. 2012, № 9 (57) – C. 61 – 72.
- Deetz S., Simpson G. Critical Organizational Dialogue: Open Formation and the Demand of «Otherness». URL:http://www.colorado.edu/Communication/comm4600880/Deetz Simpson2003.pdf.
- Ellinor, L., Gerard, G. Dialogue: Rediscover the Transforming Power of Conversation . - London: Wiley, 1988.
- Hawes L.C. The dialogics of conversation: Power, control, and vulnerability// Communication Theory, 199, № 9, р. 229-264.
- Isaacs W. Dialogue and the Art of Thinking Together: A Pioneering Approach to Communicating in Business and in Life. – Bantam Doubleday Dell Publishing Group. 1999. - 428 р.
- London S. The Power of Dialogue. URL: http://www.scottlondon.com/articles/ondialogue.html.