научный руководитель доктор философских наук, профессор Сыров В. Н.
Страх и ужас мы исследуем как онтологические феномены, понимая бытие человека как смену тех или иных модусов существования. Рассмотрение страха как временной модальности расположения подводит нас к необходимости рассмотрения ужаса как «повторного выбрасывания в мир». Новизна работы объясняется тем, что нет исследований, в которых бы существовала такая постановка проблемы, посвященная модусам этих бытийных феноменов. Нет исследований, в которых была бы раскрыта такая проблема через 1) модусы авторизации, персуазивности, оценочности как модусы страха; 2) рассмотрение ужаса как модальности действительности и недействительности.
Для того чтобы сформулировать философское понимание феноменов страха и ужаса, следует выделить ряд аспектов как результат историко-философского анализа. Связь данных феноменов и бытия человека указывает на то, что перед нами онтологический аспект. Для реализации человеческого развития от биологических основ до социального уровня важен антропологический аспект феноменов страха и ужаса. Непосредственно с этим связано проявление страха и ужаса в аксиологическом аспекте, то есть определении ценностных отношений между человеком и миром. В отношениях с миром человек реализуется в выборе способа регулирования практической деятельности (так называемый праксеологический аспект).
Страх выступает в качестве особого модуса расположения человека, который противоположен другому – состоянию бесстрашия. Не стоит путать его с состоянием покоя, так как противовесом состоянию покоя выступает беспокойство. Важно отметить, что бесстрашие не является определением какого-то сиюминутного состояния, так как оно присуще не всем людям и распространяется на всю протяженность конкретной человеческой жизни. В то время как в покое и беспокойстве человек пребывает лишь некоторое время. В таком случае неизбежно возникает вопрос: если страх это противоположная сторона бесстрашия, то может ли быть страх также распространен на протяженность всей жизни человека?
Появление человека начинается с того, что называется «врученность самому себе» в терминологии М. Хайдеггера, что перекликается с «приговоренностью к свободе» Ортеги-и-Гассета. В обоих случаях мы можем констатировать некую готовую данность, в которую мы попадаем сразу же после рождения. И этот самый контекст, в котором оказывается человек, всегда пронизан тем или иным настроением. Речь идет о приятии или замыкании, настроенности или расстройстве. Соответственно расстроенность находится в том же отрицательном модусе расположения, что и страх. Страх, как и боль, указывает на выпадение человека из модуса определенной согласованности с окружающим миром и нарушение привычного положения. Причем принципиально важно, что именно с окружающим миром, а не с самим собой, например, потому, что бытие в мире это то, от чего можно отрешиться никак иначе, как после смерти. Страх позволяет обнаружить утрату каких-то онтологически значимых связей. Страх – это всегда разрыв и в то же самое время «просвет», о котором писал М. Хайдеггер. Таким образом, страх не только скрывает от нас что-то, но и наоборот – приоткрывает. Не случайно говорят «у страха глаза велики». Это говорит нам о том, что «вот» бытия предстает перед человеком в ситуации страха как взаимная обращенность бытия и человека лицом к лицу.
Крик ужаса как раз указывает на помещенность человека в ситуацию распахнутости «вот». И теряясь в этой распахнутости, человек кричит, стремясь обозначить свое присутствие и пределы. В таком состоянии ужаса схватывается присутствие. Это противостоит состоянию заботы, в котором свое присутствие устраняется на задний план, а в центр внимания выдвигается сам предмет заботы. Ужас уединяет. Ужас сбивает спесь и самоуверенность. Ужас совершает с человеком второе рождение, то есть выбрасывание человека в мир. Родившись человек начинает искать себе опору и дом в этом мире. Ужас открывает для человека самого себя заново, актуализирует свободный выбор, приближая человека к подлинному модусу бытия, извлекая из растворенности в массе других людей. Ответственность возлагается на самого человека как если бы он (по Кьеркегору) предстал перед лицом Бога. То есть речь идет о границе между жизнью и смертью. Приближая к смерти, ужас приближает и к необходимости своего подлинного проекта. Под угрозой ужаса находится не та или иная озабоченность, но бытие-в-мире как таковое (Пролегомены…), с. 306).
Почему страх, возникающий в темноте, переходит в ужас? Потому, что свет проливается на окружающий мир, открывая человеку наличие других людей и окружения. Поэтому темнота, как и ужас уединяет человека с самим собой. В обращении к себе позитивность встречи с «ничто». Пестрая, а значит и раздробленная картинка окружающего мира, отменяется цветовым единством, а значит и целостностью мира. Такая целостность дается нам в состоянии ужаса в ощущении. Забота разрывает целостность.
Положение человека в мире требует наиболее пристального рассмотрения потому, что его колебания от одного модуса к другому вызваны амбивалентной природой человеческой сотворенности и наделенность возможностью творчества. С одной стороны человек «заброшен» в мир (кем-то), а с другой – начинает преобразовывать этот мир, как только осознает себя отдельной частью. Однако страх сложнее, чем просто боязнь. Не боязнь какого-то объекта или последствия является здесь основой, а самораскрытие причинности, обнаружение не чего-то внезапно возникшего, а чего-то всегда существующего независимо от нас, однако при этом имеющего непосредственное отношение к нам.
Человек воспринимает себя в системе отношений с окружающими людьми, как носителя определенной роли среди них. Состояние не-по-себе это отрыв от выбранной роли. Выбранная роль всегда проще, чем ситуация выбора, так как она регламентирует права и обязанности человека, а значит и меру ответственности. Страх перед вторжением чего-то или кого-то чужого в зону «своего» мира является одним из самых сильных. Авторизация — это квалификация информации с точки зрения источников ее сообщения. Она проявляется в оппозиции «свое/чужое». Еще более сильным, чем страх вторжения является страх внезапного вторжения, то есть такого, к которому человек не успел подготовиться, о котором не знал заранее. Само осознание предстоящего вторжения позволяет к этому подготовиться, а значит смягчить границу «своего» и «чужого».
Каждый сам вправе определять для себя понятие личного. В определение этого понятия входят: цель, причина, влияние на степень тревоги и чувство безопасности. Как возникает такое чувство как ощущение собственной беспомощности перед вторжением в личное пространство кого-то из тех людей, которых человек определяет, как близких? В каждой конкретной философской системе существует особая форма описания сущего, которая обусловлена различными способами его понимания. Одной из фундаментальных категорий является страх. Выступая в качестве предмета философского познания, страх проникающий в мысли, чувства, переживания и фантазии можно определить, как способ суждения о сущем.
- Страх в модусе тоски открывает необходимость поисков бытия и полноту одиночества.
- Страх в модусе тревоги ощущается бытием как возможность собственного небытия. Бытие сознания как полнота свободы.
- Страх в модусе ужаса, как удивления, является главным и необходимым условием всякого открытия и творчества.
Так, страх-тоска, страх-тревога, страх-ужас, открывают всю полноту Бытия. Страх, как феномен индивидуального сознания, есть трагический страх, именно потому, что бытийствование носит трагический характер. Но вместе с тем, страх несет конструктивное значение, которое заключается в том, что страх открывает исходную целостность, единство сознания, которая есть его сущность. Страх, как феномен общественного сознания, есть драматический страх, открывающий свою разрушительную силу. Он не осуществляет исходной целостности сознания, но напротив, дробит его, рассыпает в бесконечном числе метаморфоз.
Подлинный страх возникает тогда, когда само существование для человека становится проблемой. В этом смысле страх выступает одним их определений человека как «существа страшащегося». Понятие страха с самого начала приобрело статус психической характеристики, и в этом качестве интерес к нему существовал на протяжении всей истории философской мысли. Помещение феномена страха в сферу действия собственно философии приводит к тому, что страх, представляющий собой одну из фундаментальных категорий философского знания, становится особой формой описания сущего, которая обусловлена различными способами его понимания в конкретных философских системах.