ЕРЕСЬ «ЖИДОВСТВУЮЩИХ» И ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Соляниченко Александр Николаевич
Саратовский государственный аграрный университет имени Н.И. Вавилова
кандидат исторических наук

Аннотация
Данная статья посвящена проблеме взаимоотношений ереси, образовавшейся в Северно-Восточной Руси в последней четверти XV века с органами великокняжеской власти. Проведенное исследование позволяет утверждать, что Иван III воспринимал еретическое учение «политически». Для великого князя новгородско-московские еретики шанс на практики реализовать в отношении православной церкви метод divide et impera, и таким образом, усилить позиции светской власти в диалоге с властью духовной.

Ключевые слова: архиепископ Геннадий, ересь, жидовствующие, Иван III, Иосиф Волоцкий, Федор Курицын


THE HERESY OF THE JUDAISERS AND PRINCELY POWER

Solyanichenko Alexandr Nicolaevich
Saratov State Agrarian University named after N.I. Vavilov
PhD in Historical Science

Abstract
In this paper we study the heresy of the Judaisers its relationship with the Tsar's power. Provided variant of the answer, why heretics were so popular in Russia. , The reasons complacent attitude to them of Ivan III.

Рубрика: История

Библиографическая ссылка на статью:
Соляниченко А.Н. Ересь «жидовствующих» и великокняжеская власть // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 5 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2013/05/3040 (дата обращения: 21.02.2024).

В 1470 году Новгород по своему извечному и любимому обыкновению – вставлять палки в колеса московской телеги, призвал очередного литовского выходца. Выбор господы пал на одного из лидеров русской партии Великого княжества Литовского, младшего брата киевского наместника Семена, князя Михаила Олельковича. Как и положено ясновельможному пану, этот потомок Гедимина прибыл не один; с кавалькадой слуг и соратников. Среди этого множества затесался некий жидовин именем Схария. Неизвестно, зачем он приехал в Новгород, неизвестно, как долго пробыл в городе, но достоверно, и тому порукой сочинения Геннадия и Иосифа Волоцкого – Схария стал первым ересиархом и учителем ереси жидовствующих.

Новгородские отступники последней четверти XV века, соблазненные Схарией не первые на Святой Руси. За сто лет до этого младший брат Новгорода, Псков родил ересь стригольников. Жидовствующие не первые, но единственные в своем роде. Псковские диссиденты так и не вышли за пределы городской околицы. Их ересь не получила должного распространения, и по сути, феномен региональной истории. У жидовствующих другая планида. В 70-е – 90-е годы XV века учение захватило не только Новгород, но и Москву; не только Москву, но и заволжские скиты.

Если состав стригольников донельзя однообразен, что видно уже из самоназвания (стригольники, то есть суконщики), к жидовствующим и им сочувствующим относились представители белого духовенства Алексей и Дионисий, монахи Кассиан и симоновский архимандрит Зосима, в недалеком будущем сменивший Геронтия на посту митрополита, главный приказной делец Ивана III, дьяк Ф. В. Курицын и невестка великого князя, мать возможного преемника на троне Даниила Московского – Елена Стефановна.

De facto, возникшая в 70-е годы ересь жидовствующих – первое параллельное и оппозиционное православному общественно-идеологическое течение в Северной Руси. Отсюда не удивителен пристальный интерес историков церкви и не их одних, к идеям, что проповедовал Схария, его ученики и адепты [1]. В многостраничных работах А. С. Архангельский, Е. Е. Голубянский, И. И. Панов пришли к выводу не утешительному для ищущего истину. Наиболее отчаянно и явственно по этому поводу высказался А. С. Архангельский [2, с. 299]:

«Ереси не было, а были только отдельные лица, высказывающие критические мнения, по поводу различных вопросов вероучения и церковного управления».

Конечно, Архангельский не прав. Ересь, то есть отступление от истинной веры, отвержение ее основных канонов, налицо, в учение жидовствующих. Но, в тоже время, он и не сильно ошибался, когда не видел путей объединения различных еретиков конца пятнадцатого века в единое целое. Даже столь пристрастный писатель и обличитель жидовствующих, как Иосиф Волоцкий, и тот был вынужден признать, что существует большая разница между ересью священника Архангельского собора Алексея и дьяка Ф. В. Курицына. Жидовствующие секта странная, где нет жесткой дисциплины, чинопочитания, единоначалия, отсутствовал и всеми признанный гуру. Но это секта, то есть она обладала некоторыми едиными, сходными для всех исповедующих жидовствующую ересь чертами.

Послания архиепископа Геннадия, известие митрополита Зосимы, а также «Просветитель» Иосифа Санина позволяют вычленить и систематизировать это единство. Итак, жидовствующие отрицали, что в 1492 году от Рождества Христова наступит конец света; хулили, считали ненужной религиозную символику (крест, иконы); были ярыми монотеистами; видели в Христе не вторую Божественную ипостась, а всего лишь одного из пророков подобных Моисею; утверждали, что святой Пахомий – родоначальник и патрон монашества был не воодушевлен ангелом, а соблазнен явившемся к нему дьяволом; сомневались в существовании загробной жизни и т. д. Сразу отметим, что это общие воззрения еретиков. Не обязательно, что все жидовствующие придерживались всего комплекса столь радикальных взглядов. В частности, трудно представить в этой роли, рьяной еретички, великую княгиню Елену Стефановну.

Как получилось, что столь революционные настроения оказались столь широко распространенными в таком косно-традиционном обществе, как северорусское конца XV – начала XVI веков? Тому способствовало несколько факторов. Во-первых, отсутствие единого центра позволяло жидовствующим эквилибрировать. Если новгородский кружок, основанный еще Схарием, более тяготел к проблемам догматическо-метафизическим, то московские вольнодумцы, собравшиеся вокруг Ф. Ф. Курицына, больше интересовались вопросами утилитарно-прагматического свойства. Во-вторых, учение жидовствующих имело некий соблазн, который трудно преодолеть. В отличие от большинства ересей жидовствующая антиэсхатологическая. Первопричина ее популярность в русском обществе XV века кроется в тайне 1492 года. Официальная церковь связывала с этой датой очень многое [3, с. 262-263]:

«Сие лето на конце явися, в оньже чаем всемирное торжество пришествие твое».

Церковь рассчитала пасхалии только на 7000 лет от Сотворения Мира. Такой срок отпущен ему. Затем грядет Апокалипсис и Второе Пришествие. Сие: официальная точка зрения православной церкви XIV – XV веков. Поскольку Иисус Христос родился в 5508 году от С. М., нехитрый подсчет показывает: роковая дата придется на 1492 год.

Поэтому пасхалия 1493 года изначально рассчитана не была. Высочайший градус эсхатологических воззрений не всегда уместен. В принципе, мир всегда готов умереть. Но, иногда сделать это чертовски трудно. Апокалипсические ощущения 1000 года, когда жизнь не улучшалась в течение многих столетий, ужас 1349 года, когда она (жизнь) в прямом смысле этого слова висела на ниточке – топливо в котел эсхатологических представлений. Подобной поддерживающей не было в общественно-политическом бытии Северной Руси второй половины XV века. Ни один историк не скажет, что Русь в это время находилась в состоянии кризиса. Более того уместно трактовать сорок три года правления Ивана III и двадцать восемь лет княжения его сына, как время развития и относительного расцвета. Ждать Апокалипсис в этой ситуации довольно трудно. Инстинкт самосохранения вот тот соблазн, что вел многих в лоно жидовствующих.

Также понятно, почему жидовствующие возникли именно в Новгороде. Противостоять иррационализму эсхатологии тем же оружием невозможно. Единственный инструмент защиты, рациональное объяснение ошибки подсчета, принятого в православной церкви. С одной стороны, Новгород – торговый центр Руси. Товарно-денежные отношения зиждется на рационализме. Новгород один из главных рассадников идей рационализма на обширном пространстве севера Восточно-русской равнины. С другой стороны, новгородцы зримо чувствовали приближение личного Апокалипсиса. После Яжелбицкого мира, после предсказаний блаженного Михаила и преподобного Зосимы – ясно: смерть города не за горами. Если и было место, где эсхатология 1492 года принималась более чем серьезно, то это площади и мостовые Господина Великого Новгорода. С третьей стороны, рационально опровергнуть мираж 1492 года можно было, только обратившись к ветхозаветной (то есть древнееврейской традиции). Иными словами, необходима культурно-идеологическая интервенция. Где найти лучшую площадку для последней, чем в городе с Готским и Немецким дворами, в городе, где иностранец не диковинка, а чужеземное влияние не новшество? Причудливое сплетение особо сильных эсхатологических настроений Великого Новгорода второй половины пятнадцатого века, его известного рационализма и готовности воспринять и абсорбировать чужеземный опыт – сделали неизбежным появление жидовствующих и рати воинственных церковников во главе с владыкой Геннадием Гонзовым.

В 70-е годы XV века последний независимый новгородский архиерей, архиепископ Феофил, занятый борьбой с Иваном III, мало внимания обращал на Схарию и его учеников. Еретики, в ответ, не теряли времени даром. Схария и пять первых соблазненных скоро образовали секту из двадцати трех человек. Вошедшие в ее состав Алексей, Дионисий, сам Схария – люди весьма образованные, смогли логически опровергнуть ожидание скорого конца света. Опираясь на «Шестокрыл» они установили [4, с 95]:

 «что по иудейскому счету от сотворения мира прошло на 750 лет меньше, чем по христианскому, а так как иудейский счет велся по оригиналу, по еврейской библии, а не по александрийскому переводу и так как по окончанию библейского времени, иудеи вели счет времени по прежнему библейскому способу, а официальная церковь пользовалась языческим юлианским календарем, то < … > ясно, какому летоисчислению нужно отдать предпочтению».

Отменив Апокалипсис в 1492 году, и перенеся его на год 2242, они протоптали дорожку в московский Кремль.

Государь и политик Иван III всю жизнь придерживался правила: враг моего врага, если не друг, то союзник. Схария с сотоварищами развенчав эсхатологию 1492 года, оказали Ивану Васильевичу огромную услугу. Они подорвали основы, бытовавшего в Новгороде представления, что конец света – рядом, что Зверь – Иван Московский. Прибавим к этому высочайшую образованность Алексея и Дионисия, их, что признавал даже Иосиф Волоцкий, наружное благочестие, и поймем, что сближение Великого князя Московского, чувствующего себя в Новгороде, будто в змеином логове с жидовствующими неизбежно. Не найдя в новой вотчине подданных Иван III с удовольствием ухватился за еретиков, априори, выпадающих из новгородского общества. Трудно сказать, сразу же новгородские сектанты зарекомендовали себя поклонниками сильной великокняжеской власти. По крайней мере, об их западнорусских собратьях такого не скажешь. Но Северная Русь не Западная Русь, а Новгород не Киев. Сама логика событий вела их к признанию констатации: сильная, и что более важно, благосклонная к ним центральная власть это хорошо. Со второй половины 70-х годов XV века жидовствующие рьяные сторонники самовластия Государя всея Руси.

Отъезд в Москву Алексея и Дионисия сыграл злую шутку с новгородскими еретиками. Если в 70-е годы XV века они гонимые маргиналы новгородского общества, то с 80-х годов столетия находились под негласной опекой Ивана III и митрополита Зосимы. Если в 70-е годы XV века в ересь шли нонконформисты, то в изменившейся ситуации жидовствование стало привлекательным и в глазах их антиподов.

Жидовствующие по причинам внутреннего порядка трудно поддаются анализу. Разброс мнений в историографии велик. От отрицания жесткой структурированности, до точки зрения М. Таубе о новгородских еретиках как секте тоталитарной. М. Таубе полагает, что в Новгороде у жидовствующих была вертикальная интегрированность: полностью посвященные, посвященные частично и непосвященные в сокровенную суть учения неофиты [5, р.66]. Сокровенную суть ереси жидовствующих он понимает своеобразно [5, р. 92-107]:

 «что было «тщательно скрытых от их ничего не подозревающей аудитории».

Несмотря на столь явную конспирологичность теория М. Таубе имеет свои резоны [6, с. 182]:

«Геннадию скоро случай открыл глаза; с распространением ереси в числе ее приверженцев, разумеется, нашлись люди, которые уже не отличались такою чистотою поведения, как первые еретики, или уже не считали более нужным притворствовать».

Даже, если М. Таубе прав в своих подозрениях это можно отнести только к новгородскому кружку. Еретики, собравшиеся вокруг Ф. В. Курицына – птицы другого полета. Но, одно, несомненно, архиепископ Геннадий узнав, что несколько священников в пьяном виде надругались над иконами, получил весомый козырь. Иван III до этого занимавший своеобразную позицию [6, с. 184-185]:

«Иоанн знал, что эти люди держат новое учение, но по характеру своему не спешил принять решительных мер, ждал, пока дело объяснится, особенно видя приверженность к новому учению людей, которых не мог не уважать в том или другом отношении».

Как писал С. М. Соловьев, Иоанн должен определиться. Новгородский эпизод дал шанс иерархам русской церкви вытащить дело жидовствующих из втуне, начать открытое наступление.

В середине февраля 1488 года Геннадий получил долгожданную грамоту от великого князя [6, с. 187]:

«Писал ты ко мне и к митрополиту грамоту о ересях, о хуле на Христа, сына божия, и на пречистую его богоматерь и о поругании св. икон, что в Новгороде некоторые священники, дьяконы, дьяки и простые люди жидовскую веру величают, а нашу веру, православную Христову, хулят, и список этих ересей прислал ты к нам; я со своим отцом митрополитом, епископами и со всем собором по твоему списку рассудили, что поп Григорий семеновский, да поп Герасим никольский, да Григорья попа сын, дьяк Самсонка, по правилам царским заслужили гражданскую казнь, потому что на них есть свидетельства в твоем списке, а на Гридю, дьяка борисоглебского, в твоем списке свидетельства нет, кроме свидетельства попа Наума. Попов – Григорья, Герасима – и дьяка Самсонка я велел здесь казнить гражданскою казнью и послал их к тебе: ты созови собор, обличи их ересь и дай им наставление; если не покаются, то отошли их к моим наместникам, которые казнят их гражданскою же казнию; Гридя дьяк к тебе же послан, обыскивай его там, обыскивай вместе с моими наместниками и других, которые написаны в твоем списке; если найдешь их достойными вашей казни церковной, то распорядись сам, как знаешь; если же будут заслуживать гражданской казни, то отошли их к моим наместникам; да велите вместе с наместниками переписать имение Григорьево, Герасимово и Самсоново».

Архиепископ поспешил исполнить приказание Иоанна. Сыщики владыки начали усиленный розыск и Геннадий Гонзов на тех еретиков, которые покаялись [6, с. 188]:

«положил епитимью, велел во время службы стоять перед церковью, а в церковь не входить; тех же, которые не покаялись и продолжали хвалить жидовскую веру, отослал к наместникам великокняжеским для гражданской казни и обо всем деле послал подробные известия великому князю и митрополиту».

Вскоре выяснилось, что ликования воинствующего Геннадия – несколько преждевременны. Свирепые великокняжеские наместники перед этим с корнем и дерном вырвавшие политическую ересь Великого Новгорода, не получая инструкций из Москвы, не спешили карать выявленных жидовствующих. Сам Иван Васильевич, как впрочем, и митрополит Геронтий хранили упорное молчание не нескончаемые ламентации Гонзова.

Новгородский эпизод еще не начало конца жидовствующих. Вывезенные Иваном III в 1480 году в Москву виднейшие еретики Алексей и Дионисий получили завидные посты в московских храмах, и, как писал сам Геннадий, «пребывали в ослабе». Зная об этом, зная о том, что епитимальные новгородцы убежали в Москву, начали здесь ходить беспрепятственно в церковь и алтарь, а некоторые даже служили литургию. Получив известие, что противная партия нанесла сильный удар. После смерти Геронтия, Иван III возвел на престол митрополита архимандрита Зосиму, о котором ходила дурная слава, что он тайный еретик. Геннадий пришел к выводу: сил одного новгородского подворья для борьбы с еретиками недостаточно.

Энергичный и инициативный архиепископ начал рассылать грамоты всем видным пастырям русской православной церкви конца пятнадцатого века – зовя их на защиту веры Христовой, на борьбу с ересью жидовствующих. Послания Геннадия через Нифонта Суздальского получили даже такие лично неприятные владыки иерархи, как Паисий Ярославов и Нил Сорский. Лидеры нестяжателей отнеслись к задумке Геннадия Гонзова довольно скептически. Нет данных о серьезном вкладе нестяжателей в антиеретическую борьбу, пока не появился на Руси Максим Триволис. Зато игумен новгородский епархии Иосиф Санин отнесся к неудачам владыки сверхсерьезно. С 1489 года Иосиф Волоцкий полностью посвятил свое спорое перо развенчанию прелести жидовина Схария.

В литературе неоднократно подчеркивалось, что его «Просветитель» источник своеобразный. Во-первых [4, с 95]:

«Иосиф сидя до 1503 года безвыездно в своем монастыре, не видел и не слыхал лично не одного еретика и писал о новгородских еретиках отчасти на основании сообщений Геннадия, отчасти на основании других слухов, которые до него доходили, и притом передавал добытые им сведения не только без всякой критической проверки, но еще сдобрив их своими объяснениями ереси. Именно в то время как Геннадий, допуская некоторое иудейское влияние, считал что ересь в Новгороде возникла главным образом под влиянием маркеллианской и массилианской ереси, Иосиф нашел ключ к ереси в слове «жид», < … >. В изложении идеологии еретиков Иосиф значительно расходился с приговором 1490 года, в котором нет и половины тех ересей, о которых говорит Иосиф».

Во-вторых, сам «Просветитель» как отдельное сочинение датируется веком семнадцатым. Изначально, это послания игумена разным лицам по поводу ереси жидовствующих и борьбы с ней. В-третьих, Иосиф Волоцкий источник, не заслуживающий особого доверия. Человек в личном бескорыстии и благочестии, которого невозможно усомниться. Игумен Санин как полемист и религиозно-политический деятель не раз выдавал желаемое за действительное. Не считал невозможным «перечернить» своих идеологических противников. Известно, что настоятель сомневался в ортодоксальности не только братьев Курицыных, но и оппонентов-нестяжателей, Нила Сорского, Вассиана Патрикеева и т. д.

Но, как бы там не было, Иосиф и Геннадий подняли необходимый шум. Первоначальная задумка Ивана III – спустить дело на тормозах, после писаний Санина и Гонзова, нереализуема. Тайный покровитель еретиков митрополит Зосима был вынужден созвать собор. Оправдаться люди, давшие в Новгороде собственноручные показания о том, что истинный Бог есть один, Он не имеет ни Сына, ни Святого Духа, то есть, нет никакой Святой Троицы. Истинный Христос-Мессия еще не пришел, и когда придет, то наречется Сыном Божиим не по естеству, а по благодати, как Моисей, Давид и другие пророки. Христос же, в которого веруют христиане, не есть Сын Божий, а простой человек, который распят был иудеями, умер и истлел в гробу. Поэтому должно содержать веру иудейскую как истинную, конечно, не могли. Собор принял решение [6, с. 190]:

«еретиков прокляли, некоторых из них сослали в заточение, других – в Новгород к Геннадию».

Тот же С. М. Соловьев далее сообщает[6, с. 190]:

«Последний велел их посадить на лошадей, лицом к хвосту, в вывороченном платье, в берестовых остроконечных шлемах, в каких изображаются бесы, с мочальными кистями, в венцах из сена и соломы, с надписью: “Се есть сатанино воинство!” В таком наряде возили их по улицам новгородским; встречающиеся плевали им в глаза и кричали: “Вот враги божии, хулители Христа!” В заключение на еретиках зажжены были шлемы». И в следующем предложении уверяет читателя: «но этот позор в Новгороде не обессилил ереси в Москве».

Как такое возможно? Как могли братья Курицыны после собора не только сохранить, но даже усилить свои позиции при дворе великого князя? Ведь, если верить Санину жидовствующие не просто еретики, перед нами вероотступники, стремившиеся аннигилировать учение Христа и т. п.

Ответов на выше поставленные вопросы может быть несколько. Первый, в последней четверти XV – начале XVI веков на Руси была не одна, а две ереси. Жидовствующая секта, организованная Схарией в Новгороде. И московская, группирующаяся вокруг фигуры Ф. В. Курицына. Второй, Гонзов и Санин преувеличивали жидовский аспект еретического течения конца XV – начала XVI веков. В протоколах процессов Святой Инквизиции трудно отыскать истину. Невозможно достоверно ответить, как шло дознание и следствие, на основании чего подозреваемые дали такие показания и т. д. Третий, при дворе великого князя собрались прагматики. По политическим своекорыстным соображениям они были готовы поддержать и жидовствующих в версии Иосифа Волоцкого.

Осужденные еретики были сосланы в заволжские скиты. Где смогли отыскать некие точки соприкосновения с заволжскими старцами. Если бы, прибывшие еретики действительно исповедовали, что Бог – один, что Христос просто человек, что Мессия еще не явился и т. д., то есть, то в чем их обвиняли Гонзов и Санин, контакт невозможен. Поэтому, маловероятно, что были ортодоксальные различия между новгородской и московской группами. И, наконец, Иван III, конечно, политик, то бишь человек циничный, но не до такой же степени. Маловероятно, что воспитанный в православном духе государь даже по политическим причинам, стал бы столь явно поддерживать врагов веры Христовой. То есть, мягкий приговор собора – опровержение «Просветителя». Пока распри с жидовствующими не приобрели политического характера – суровых санкций ждать не приходится.

Первый вывод, который сделал Геннадий в 1488-1489 годах – сильно общественное мнение. Новгородский архиепископ был не только жестоким, но и умным человеком. Он понимал, с идеей невозможно бороться темницей и аутодафе. Идеи необходимо противопоставить контридею. Как ни странно, но именно жидовствующим православная церковь обязана своей первой попыткой внутреннего обновления.

Придя на кафедру, и обнаружив высокообразованных еретиков в своей епархии, владыка писал [6, c. 190-191]:

«есть ли у вас в Кириллове монастыре, или в Ферапонтове, или на Каменном книги: Сильвестр, папа римский, Слово Козьмы пресвитера на ересь богомилов, Послание Фотия патриарха к болгарскому царю Борису, Пророчества, Бытия, Царств, Притчи, Менандр, Иисус Сирахов, Логика, Дионисий Ареопагит, потому что эти книги у еретиков все есть».

В другой раз в послании митрополиту Симону, Геннадий сообщал [6, с. 193]:

«бил я челом, государю великому князю, чтоб велел училища устроить: ведь я своему государю напоминаю об этом для его же чести и спасения, а нам бы простор был; когда приведут ко мне ставленника грамотного, то я велю ему ектению выучить да и ставлю его и отпускаю тотчас же, научив, как божественную службу совершать; и такие на меня не ропщут. Но вот приведут ко мне мужика: я велю ему апостол дать читать, а он и ступить не умеет, велю дать псалтирь – он и потому едва бредет; я ему откажу, а они кричат: земля, господин, такая, не можем добыть человека, кто бы грамоте умел; но ведь это всей земле позор, будто нет в земле человека, кого бы можно в попы поставить. Бьют мне челом: пожалуй, господин, вели учить! Вот я прикажу учить его ектениям, а он и к слову не может пристать: ты говоришь ему то, а он совсем другое; велю учить азбуке, а он, поучившись немного, да просится прочь, не хочет учиться; а иной и учится, но не усердно и потому живет долго. Вот такие-то меня и бранят, а мне что же делать? Не могу, не учивши их, поставить. Для того-то я и бью челом государю, чтоб велел училища устроить: его разумом и грозою, а твоим благословением это дело исправится; ты бы, господин, отец наш, государей наших великих князей просил, чтоб велели училища устроить; а мой совет таков, что учить в училище сперва азбуке, а потом псалтири с следованием накрепко; когда это выучат, то могут читать всякие книги. А вот мужики невежды учат ребят, только речь им портят: прежде выучат вечерню и за это мастеру принесет кашу да гривну денег, за заутреню то же или еще и больше, за часы особенно, да подарки еще несет кроме условной платы; а от мастера отойдет – ничего не умеет, только бредет по книге, о церковном же порядке понятия не имеет. Если государь прикажет учить и цену назначит, что брать за ученье, то учащимся будет легко, а противиться никто не посмеет; да чтоб и попов ставленых велел учить, потому что нераденье в землю вошло. Вот теперь у меня побежали четверо ставленников – Максимка, да Куземка, да Афанаська, да Емельянка мясник; этот и с неделю не поучился – побежал; православны ли такие будут! По мне таких нельзя ставить в попы; о них бог сказал чрез пророка: ты разум мой отверже, аз же отрину тебя, да не будеши мне служитель».

В бытность Гонзова новгородским владыкой вокруг него сложился кружок, чтобы путем привлечения наследия «отцов церкви» упрочить идейные позиции ортодоксов и одновременно дискредитировать вольнодумцев и их покровителя Зосиму [7, с. 10, 12]

Крупнейшим предприятием кружка Геннадия стал перевод полного текста Библии, выполненный в 1499 году.

Организатором работ по переводу Библии был архиепископский архидьякон Герасим Поповка, принадлежавший к числу книгописцев и книголюбов (он, например, переписал «Шестокрыл»). Получил он образование в Ливонии, находился в тесном общении с крупнейшими деятелями северорусского монашества. Так, Герасим послал в Кирилло-Белозерский монастырь сочинения Афанасия Александрийского, в 1489 году — антиеретического «Сильвестра — папу римского» с доверительным письмом Иосифу Волоцкому, а в 1503 году — в Пафнутьев монастырь «Дионисия Ареопагита». В переводе Библии принимали участие брат Герасима Поповки — Дмитрий Герасимов и доминиканец Вениамин. Д. Герасимов перевел также противоиудейские трактаты де Лиры и Самуила Евреина. В 1498—1500 годах он вместе с толмачом Власом изготовил переводы немецкой Псалтыри. Переписал он и Афанасия Александрийского. К кружку Геннадия были близки братья Юрий и Дмитрий Траханиоты. В 1494 году новгородский писец Павел Васильев в приложении к «Пятикнижию» Моисея поместил противобогомильское сочинение Козмы Пресвитера. Поддерживал тесные контакты с Геннадием игумен Досифей, основатель библиотеки Соловецкого монастыря. К 1493 году в ней находились «Козма Пресвитер», «Сильвестр», «Дионисий Ареопагит» и «Пророчества», то есть сочинения, которыми интересовался Геннадий в связи с антиеретической полемикой.

Не малую роль кружок сыграл и в составлении пасхалий на восьмую тысячу лет. Пасхалия служила своеобразным регулятором всей церковной и мирской жизни, руководством и указателем передвижных праздников, группирующихся вокруг Пасхи, и связанных с ними церковных служб. Для составления Пасхалии нужны были астрономические сведения, а их на Руси в то время почти не было. Специалистом по части составления Пасхалии оказался тот же Дмитрий Герасимов, помогавший Геннадию «составлять» русско-славянскую Библию. Это был по тому времени изрядный знаток западных языков; он служил по посольским делам, знал хорошо языки немецкий и латинский (средневековый, конечно, а не античный) и – несколько хуже – греческий. В связи с этой «близостью к Западу» некоторые современники подозревали его в сочувствии жидовствующим. Ему-то – когда Герасимов ехал в Рим по своим посольским делам – и поручает архиепископ Геннадий, навести справки о том, как и где «добыть» Пасхалию. Дмитрий Герасимов принялся за дело и скоро составил Пасхалию на основании «отечных», то есть, прежде всего, восточных, православных источников, имевшихся в Риме, и которыми латиняне пользовались как «своими», поскольку источники эти имели существование еще до «разделения» единой Апостольской Православной Кафолической Церкви.

Другим путем в борьбе с ересью пошел Иосиф Волоцкий. Игумен, верно, понял, почему соборный приговор был столь мягок. Свою роль сыграла «ослябя» Ивана Васильевича и митрополита Зосимы. Если с первым Санин ничего поделать не мог, то во второго в 1490-1494 годах Иосиф выпустил немало стрел. Сполна сохранившиеся источники свидетельствуют, Волоцкий предпринял форменную осаду Зосимы [6, с. 195]:

«С того времени, – писал он, – как солнце православия воссияло в земле нашей, у нас никогда не бывало такой ереси: в домах, на дорогах, на рынке все – иноки и миряне – с сомнением рассуждают о вере, основываясь не на учении пророков, апостолов и св. отцов, а на словах еретиков, отступников христианства; с ними дружатся, учатся от них жидовству. А от митрополита еретики не выходят из дому, даже спят у него».

Правоверный христианин, он «требовал, чтоб владыки, верные православию, отказались от всякого сообщения с Зосимою, внушали бы и другим, чтоб никто не приходил к нему, не принимал от него благословения; вооружился против мнения, которое особенно защищал Зосима, что еретиков осуждать не должно». Долговременный подкоп под митрополита-еретика (Иосиф уверял читателей, что глава русской православной церкви говорил [8, т. 6, с. 49]:

«А что-то царство небесное, а что-то второе пришествие, а что-то воскрешение из мертвых? Ничего такого нет, умер ин, то умер, по то место и был») в конце концов, дал результат.

В 1494 году Иван III отставил Зосимы от митрополии.

С. М. Соловьев полагал, что руку к этому приложили и жидовствующие [6, с. 199]:

«Еретики могли желать удаления Зосимы, как скоро он своим неблагоразумным поведением уже обличил себя и мог быть теперь более вреден, чем полезен их обществу».

Замечание ученого бездоказательно, декларативно и крайне маловероятно. Зосима вернулся в смиренноиноческое состояние, когда в Москве отсутствовал наиболее авторитетный еретик Ф. В. Курицын. Дьяк, и поддерживающие его В. И. Патрикеев, С. И. Ряполовский были посланы Иваном в Литву, заключать мирное докончание с Александром Казимировичем. А. А. Зимин прямо указывает, что Геннадий, Иосиф и другие иерархи, придерживающиеся сходных взглядов, воспользовались отсутствием Ф. В. Курицына, В. И. Патрикеева, С. И. Ряполовского и свергли Зосиму [9, с. 217].

Почему великий князь долгие тридцать лет относился к жидовствующим благосклонно? Ответ на этот вопрос может дать анализ социальной базы средневековых еретиков. Сведущий Гонзов утверждал, что из двадцати трех главных еретиков Новгорода, пятнадцать, так или иначе, вышли из среды белого духовенства. То есть, основные персонажи новгородского кружка – приходские священники. Эта особенность, не в последнюю очередь, сподвигла Ивана III на благосклонность.

Белое духовенство России конца XV – начала XVI веков мало похоже на современный аналог. До Петра I действовал выборный порядок определения к приходу священников. Постановление приходского священника в XV веке только и исключительно дело свободного согласия прихожан храма и кандидата. Не в пример приказу от 1701 года, где вводится бюрократический принцип назначения, в Московской Руси – «разгул демократии». Причем, единственное, что может сделать архиерей – взять ругу за хиротинизацию. Каждый приход это не только религиозная организация, но еще и корпоративное объединение, так называемая братчина. Белое духовенство Великого Новгорода – федерации концов, улиц, сотен зависело от братчины не меньше, чем от владыки. Она представляла кандидата архиепископу и всегда могла сместить священника, если он переставал устраивать братчину.

Новгородское белое духовенство последней четверти XV века остро чувствовало биение пульса внутригородской жизни. Пуповина, что связывала белый клир и паству еще не перерезана. Приходской священник пока еще не бюрократ века восемнадцатого. Он ставленник братчины. То есть, ересь Дионисия, Алексея, Герасима, Григория и т. д. не просто их отклонение от истинного православия. До какой-то степени оно санкционировано и признано братчиной.

Популярность жидовстующих среди немалой части населения Великого Новгорода, что признавали даже Гонзов и Санин, первооснова снисходительного отношения Ивана III к еретикам. Не имея должной социальной базы, великий князь, по всей видимости, какое-то время надеялся в определенной степени заполнить пробел жидовствующими.

Московский кружок Федора Курицына известен поименно. Дьяк Самсон с пытки показал кроме братьев Курицыных, в него входили книгописец Иван Черный, купцы Игнат Зубов и Семен Кленов, «угрянин» Мартын, дьяки Истома и Сверчок.

Если в Новгороде еретики попы, то в Москве главные жидовствующие – дьяки. Эпоха Ивана III не времена Павла I, Николая Павловича. До николаевской России, до всевластия бюрократии еще триста лет. Господство чиновника в общественной жизни Северной Руси еще нет, но феномен отечественной бюрократии (великокняжеские дьяки) уже зародился. Как и любой бюрократ, дьяк пятнадцатого столетия полностью зависит от начальства. Карьера Курицына, его благосостояние и процветание, всецело в «руце» государя Ивана Васильевича. Дьяк, априори, ближе к великому князю, нежели боярин, окольничий или служилый Рюрикович.

Иван III хорошо это знает. Поэтому Судебник 1497 года вводит в боярский суд фигуру дьяка. Поэтому имели в XV – XVI веках такое влияние на Руси Ф. В. Курицын, Мисюрь-Мунехин, И. М. Висковатов, братья Щелкаловы. До какой-то степени приказной и думный дьяк опора Ивана III, Василия III, Ивана IV против своеволия бояр-княжат и им подобных. Эта близость Федора Курицына к Ивану не могла не сказаться на положении кружка московских вольнодумцев.

Итак, стремление Ивана III найти опору великокняжеской власти в Новгороде и особое отношение государя к своим дьякам – первопричина относительно безоблачного тридцатилетнего существования ереси жидовствующих.

Была еще одна причина того, что Геннадий и Иосиф не могли так долго справиться с еретиками. Последние хорошо понимали, как сильны их враги. Без помощи и поддержки извне воинствующие церковники смяли бы жидовствующих в одно мгновение. Только один адресат мог оказать ее ученикам Схарии – Великий князь Московский. И сектанты делали все, что в их силах, дабы доказать Ивану III: они достойны его патронирования.

В середине 80-х годов XV века на Русь из европейских странствий вернулся Федор Курицын. В начале 1486 года по стране начали распространяться рукописные списки «Повести о Дракуле». А. А. Зимин, и не он один, считает автором произведения посольского дьяка Ивана III [9, с. 214]. Сочинение написано по мотивам знаменитой легенды о Владе Цепеше. Под пером Курицына образ Дракулы, как бы двоится. С одной стороны, это кровожадный, способный на садистские поступки, но умный и волевой властитель. С другой стороны — дальновидный государственный деятель, стремящийся искоренить в своей стране всяческое зло [10, с. 42-43]:

«И толико ненавидя во своей земли зла, яко хто учинит кое зло, татбу, или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет жив. Аще ль велики болярин, иль священник, иль инок, или просты, аще и велико богатьство имел бы кто, не может искупитись от смерти, и толико грозен бысь».

Поддерживая борьбу Ивана III за утверждение единодержавия, Ф. В. Курицын не склонен был идеализировать самовластных правителей. Но стремление Дракулы подчинить и «великих бояр», и духовенство воле государя он всячески приветствовал. «Повесть о Дракуле» не единственный сигнал подобного рода, поданный жидовствующими государю. В 1488 году Курицын, принимая имперского посла декларировал [9, с. 213]:

«Мы Божьей милостью государь на своей земле изначально от Бога».

Первая попытка абсолютизации и сакрализации власти московского князя либо вышла из среды жидовствующих, либо была инспирирована и горячо поддерживалась еретиками.

Если мы сопоставим политическое наследие жидовствующих и противостоящего им кружка архиепископа Геннадия – поймем разницу. Собранные владыкой книжники не только в последний год пятнадцатого века завершили полный перевод текста Библии, «Диалога жизни со смертью» Б. Готана, отсюда же вышла знаменитая «Повесть о белом клобуке». В «Повести», как и в «Изложении пасхалии» Зосимы, проводилась идея о Руси как наследнице Рима времен Константина. Однако ее авторы постарались придать этой идее реакционно-клерикальный характер: власть новгородского архиепископа возвышалась над властью московского государя, а знак архиепископского достоинства — белый клобук, перешедший якобы от папы Сильвестра, становился «честнее» царского венца.

Сомкнув воедино: желание Ивана Васильевича иметь социальную опору в Новгороде, близость московских вольнодумцев ко двору великого князя, неприкрытую сакрализацию и абсолютизацию жидовствующими светской монархической власти, поймем, наконец, почему Иван III не спешил карать еретиков.

Первый собор, посвященный жидовствующим скорее неудача Геннадия и Иосифа, чем поражение еретиков. Осуждены и прокляты Григорий, Герасим, дьяк Самсон, но главные еретики, свившее гнездо во дворе Ф. В. Курицына и при дворце Елены Стефановны не тронуты.

Сведен, наконец-то, митрополит Зосима, но ортодоксам не удалось провести своей кандидатуры. Архиепископ Геннадий был отведен, и 6 сентября 1494 года церковь получила нового главу – игумена Троице-Сергиева монастыря Симона Чижа. Митрополит Симон не был подобно Зосиме тайным жидовствующим, но не был и воинственным ортодоксом. Лукавый и осторожный священнослужитель в бурных событиях конца XV – начала XVI веков занимал самую беспроигрышную позицию. Он ждал, пока определиться победитель, чтобы потом, присоединившись к счастливцу, сполна пожать лавры и награды.

Этот грех Симона хорошо известен современным ему иерархам, которые в большинстве своем шли за Геннадием и Иосифом. Поэтому в сентябре 1494 года высшие священнослужители совершили многозначительный демарш. Никто из них не присутствовал на торжественном обеде по случаю интронизации Симона.

Ослабла новгородская секта, Федор Курицын спешил подкрепить ее. В новгородский Юрьев монастырь был назначен архимандритом монах Кассиан, державшийся ереси. «В Кассиане новгородские еретики должны были найти и действительно нашли могущественную опору: в его кельях держали они свои тайные собрания».

Борьба не завершилась в 90-е годы XV века. Более того еретики одерживали победу за победой. Разоблачен заговор В. Е. Гусева, казнены приверженцы княжича Василия, а сам он отправлен в узилище, оставлена от двора и мужа важный враг жидовствующих великая княгиня Софья Фоминишна и т. д. Их апогей пришелся на 1497 года, когда Иван III торжественно венчал на царство Дмитрия-внука. Мать последнего, давно уже знамя жидовствующих, тесно связала сына с вольнодумцами конца XV – начала XVI веков.

После того как пройдена высшая точка – падение неизбежно. В непреложности этого закона пришлось убедиться Волку Курицину, Дмитрию Коноплеву, Ивану Максимову, Некрасу Рукавову и Кассиану. В 1499 году неожиданно и с грохотом пали, всегда поддерживающие Елену и Дмитрия И. Ю. Патрикеев, В. И. Патрикеев и С. И. Ряполовский. После 1500 года исчезает из списков имя Ф. В. Курицына. Сразу же после казни Ряполовского выпущен из темницы и наречен Великим князем Новгородским и Псковским Василий Иванович. Наконец, в 1502 году после долгих колебаний Иван III положил опалу на невестку и внука. Звезда жидовствующих закатилась.

Это хорошо понимали многочисленные враги «детей Схарии». В 1502-1503 годах главный воинствующий – Иосиф Волоцкий усилил давление на Васильевича, дабы побудить князя начать преследование еретиков. В 1504 году Иосиф писал, что, когда он был «на Москве», великий князь [10, т. 23, с. 175-176]:

 «говорил со мною наедине о церковных делех. Да после того почял говорити о новгородцких еретикех. < … >. Да и сказал ми, которую дръжал Алексей протопоп ересь, и которую ересь дръжал Федор Курицин, “однолично, деи, пошлю по всем городом, да велю обыскивати еретиков да искоренити”».

В отличие от первого собора теперь официальная церковь подготовилась хорошо. Иосиф Волоцкий создал на основе своих антиеретических сочинений десятисловную редакцию «Книги на еретики» («Просветитель»). Книга открывалась «Сказанием о новоявившейся ереси», содержавшим историческую справку о появлении и распространении ереси на Руси. Весной 1504 года Иосиф написал архимандриту Андроникова монастыря Митрофану и просил его воздействовать на государя, чтобы тот ускорил расследование дела о еретиках. Накануне собора 1504 года Иосиф доработал «Книгу на еретики», создав ее новую редакцию. Это произведение сыграло роль развернутого обвинительного заключения. Назойливое стремление вывести ересь из враждебной Литвы, должно было обеспечить вынесение смертного приговора вольнодумцам.

Летописный рассказ, посвященный собору 1504 года краток [10, т. 6, с. 244]:

«Тоя же зимы князь великий Иван Василевичь и князь великий Василеи Ивановичь всея Русии со отцем с своим, с Симоном-митрополитом, и с епископы, и с всем собором и обыскаша еретиков, повелеша их лихих смертною казнию казнити; и сожгоша в клетке диака Волка Курицина, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова, декабря 27, а Некрасу Рукавову повелеша язык оурезати и в Новегороде в Великом сожгоша его. И тое же зимы архимандрита Касияна Оурьевскаго сожгоша, и его брата, иных многих еретиков съжгоша, а иных в заточение разослаша, а иных по манастырем».

А. А. Зимин пишет [9, с. 226]:

«казни еретиков — небывалое в русской практике явление — с негодованием были встречены в кругах духовенства, близких к нестяжателям».

Но, ясно одно – секта жидовствующих, в крайнем случае, в организационном плане была разгромлена.

Чем можно объяснить столь печальный исход? Если принять за основу, что «Просветитель» лжет и новгородские еретики, вероятно, московские вольнодумцы, однозначно, не проповедовали, что:

1. истинный Бог есть один, Он не имеет ни Сына, ни Святого Духа, то есть, нет никакой Святой Троицы;

2. истинный Христос-Мессия еще не пришел, и когда придет, то наречется Сыном Божиим не по естеству, а по благодати, как Моисей, Давид и другие пророки;

3. Христос же, в которого веруют христиане, не есть Сын Божий, а простой человек, который распят был иудеями, умер и истлел в гробу;

4. поэтому должно содержать веру иудейскую как истинную.

(Иначе непонятно, как терпел их тридцать лет православный человек – великий князь Иван Васильевич, как Зосима достиг, с такими-то взглядами, первенства в русской церкви, о чем могли разговаривать в заволжских скитах соратники Нила Сорского со ссыльными новгородцами). Можно согласиться с М. Н. Сперанским, который видя в отечественных вольнодумцах конца XV – начала XVI веков манифестацию рационализма религиозного и научного, вопрошал [11, с. 1920—1921).]:

«почему же рациональное направление не принесло столь обильных, как на Западе, плодов на Руси? А потому, что у нас нечему было возрождаться. У нас не было античной читай: языческой литературы, не было прямой «родовой» связи с европейским восприятием античности и европейской культурой, возводимой на фундаменте сего «гуманистического» восприятия. И, конечно же, вполне закономерно, что «средневековое» религиозное сознание, византийское мироощущение на Руси проявлялось глубже и богаче, а главное – живительнее, нежели на Западе. Для возрождения нужна была сравнительно высокая культура, а ее-то у нас и не было», – сетует М. Н. Сперанский.

Весьма знаменательна фраза М. Н. Сперанского о том, почему [11, с. 1920—1921).]:

 «ересь жидовствующих несла в себе западное влияние». А потому, что «недовольство жизнью впервые было сформулировано на Западе».

Сие «недовольство» есть, по сути, примитивный бунт расшатанного религиозного сознания против Бога и Промысла Его, а для сознания постороннего это «недовольство» есть гипотетическая возможность расщепления Целостности, не умещающейся в рамки этого «постороннего» понимания. Повторить вслед за А. А. Зиминым [9, с. 212]. «Идеи Ф. Курицына о свободе воли находят параллель в трактате Пико делла Мирандолы «О достоинстве человека» — одном из манифестов гуманистической мысли XV века» и т. д.

Но, с одной оговоркой: Курицын, Черный, архимандрит Кассиан говорили себе: «займемся рационализацией веры Христовой, введем в нее рацио» и т. п. Вряд ли кто-то из ересиархов конца XV – начала XVI веков мыслил столь масштабно, и вряд ли столь глобальные основания побудили Ивана III 16 апреля 1503 года сказать «да» на увещевания Иосифа Санина, проявить твердость в борьбе с еретиками.

Жидовствующие как институт просуществовали тридцать четыре года, по одной причине – им благотворил Великий князь Московский. Секта была уничтожена в 1504 году в силу одного факта – от нее отвернулся Государь всея Руси.

Выше уже говорилось, почему Иван III «сквозь пальцы» смотрел на ересь жидовствующих. Попытаемся же понять, что изменилось на рубеже столетий, отчего накануне кончины, старый государь проявил свое прозвище – Грозный. Зимин уходит в дебри психологизма. Он полагает, что старый и болезненный Иван Васильевич был просто запуган Иосифом Волоцким на пороге вечности.

Вести психологический разбор очень трудно. Боялся или нет загробного воздаяния великий князь, из-за того, что 33 года патронировал ереси жидовствующих? Ответ на этот вопрос Иван унес с собой. Правда отметим, что роковое будущее не испугало Васильевича, когда он неправо заключил в темницу брата Андрея, и так и не выпустил из оков своих племянников углических княжичей. А стоя одной ногой в могиле, весной 1502 года приказал арестовать внука и невестку, и, умирая, также не дал им свободы (в крайнем случае, Дмитрию Ивановичу). 65 лет жизни и 43 года правления показали – Иван не очень-то пуглив.

Отбросим в сторону темную психологию души человеческой, попытаемся понять, что изменилось в Российском государстве в 1499-1504 годах? Первая и главная новация произошла с самим Иваном Васильевичем. В 1504 году он достиг шестидесяти четырех летнего возраста. По меркам шестнадцатого века, срок более чем почтенный. В начале столетия здоровье великого князя резко ухудшилось. Он должен думать о преемнике, о наследии, что оставить после себя и как идущие за ним поступят с богатым наследством?

После смерти Ивана Молодого претендентов двое: сын великого князя Ивана Ивановича – Дмитрий, и первенец второго брака Ивана Васильевича – Василий. Ситуация донельзя запутанная. De jure у обоих княжичей равные права. Дмитрий – сын великого князя Ивана, Василий – сын великого князя Ивана. Несколько лет Иван Васильевич колебался между сыном и внуком. Наконец, в 1497 году разразилась буря великокняжеского гнева. Раскрыт заговор Гусева в пользу Василия и против Дмитрия. Сегодня многие историки полагают, что заговора не было. Были неосторожные разговоры В. Е. Гусева с Федором Стромиловым, Афанасием Яропкиным и т. д., которые недоброхоты Василия и Софьи раздули в полномасштабный комплот. Или даже ловкая интрига лагеря Елены и Дмитрия-внука. И в том и другом случае жидовствующие могли рукоплескать. Великий князь отправил сына в темницу и венчал внука на царство.

Через два года время повернулось вспять. Пали Патрикеевы и Ряполовский. Освобожден и назначен Великим князем Новгородским и Псковским Василий Иванович. Исчез на следующий год из политической жизни Федор Курицын. Еще через два года пала «главная ослябя» еретиков великая княгиня Елена с сыном Дмитрием.

Причина репрессий 1499-1502 годов до конца не выяснена исторической наукой. Вполне вероятно, что causa пострижения И. Ю. Патрикеева и тесного заключения Дмитрия Ивановича различна. Может быть, испытавшие опалу Патрикеевы да Ряполовский имели вину перед государем. Повторить это в отношении Дмитрия Ивановича крайне затруднительно. Даже официальная пропаганда не знала, как объяснить арест Елены Стефановны и Дмитрия-внука. Вспомним путаные объяснения послов Ивана III в Литве и при дворе бахчисарайского правителя. На наш взгляд, история с Дмитрием-внуком повторение случая с Андреем (Большим). После неожиданной смерти Ивана Ивановича, настороженно-подозрительное отношение Ивана Васильевича к оборотистому младшему брату перешло в чувство ненависти и страха. В 1492 году Андрей обманом выманен из Углича и по прибытию в Москву схвачен приставами Ивана III.

Неправедный арест всколыхнул русское общество. Митрополит Зосима, вспомнив о старом обычае печаловаться, попытался ходатайствовать за Андрея (Большого) и получил ответ [12, т. V, с. 607]:

«Жаль ми добре брата моего и не хосчу изгубити его, а на себе порока положити, а свободити не могу про то, что ниединою зло на мя замышлял и братию свободил, а потом каялся. И ныне паки начал зло замышляти и люди моя к себе притягати. Да то бы и ничто, а когда я умру, то ему доставати великое княжение. А внук мой, кому великим князем быти, и он, коли собою того не достанет, то смутит дети моя, и будут воеватися межи собою, и татара, пришед, видя в нестроении, будут землю Рускую губить, жечи, и пленить, и дань возложат паки, и кровь христианская будет литися, яко бе прежде. А что аз толико потрудися, и то будет все ни во что, и вы будите раби татаром».

Иван прямо и цинично объясняет – брат схвачен по государственным соображениям. De jure на Андрее Васильевиче нет вины. De facto он опасен. Несправедливый поступок 19 сентября 1492 года, что, в общем, признавал и сам Иван Васильевич – государственная необходимость.

Через десять лет, но в гораздо более трагической форме, ему пришлось повторить этот выбор. Государственная необходимость требовала заклания либо сына, либо внука. Двенадцать долгих лет размышлял Иван Васильевич, и, в конце концов, принес в жертву молодому государству Российскому – Дмитрия Ивановича. Виной тому – вдова Ивана Молодого, великая княгиня Елена и ересь жидовствующих. Конечно, они не единственная причина падения Дмитрия-внука. Но их роль недооценить невозможно. Иван выбирал агнца по одному признаку: кто принесет больше вреда образованному им Московскому государству? По зрелому размышлению, государь решил, что это Дмитрий Иванович. Слишком тесно связала себя Елена Стефановна с жидовствующими, слишком прямой была ассоциация Дмитрий-внук – еретики. И слишком опасны были их взгляды для молодой, неокрепшей Московской Руси. Даже не принимая во внимания обличений Иосифа Волоцкого, согласимся – жидовствующие отрицали монашество, как институт. Приди к власти Дмитрий Иванович – страну ждут революционные преобразования, и в первую очередь полная секуляризация и ликвидация монашеского ордена. В принципе, это не смертельно. Англия, в это же время выдержала подобную экзекуцию Генриха Тюдора. Но король начал свою реформу не в первый год царствования, прочно укрепившись на троне и т. д. Дмитрий такого шанса не имел.

Государь всея Руси Дмитрий Иванович это революция, которая, как известно, в России всегда гражданская война, смута. Великий князь Дмитрий Иванович – и смутное время случилось на сто лет раньше. Выдержала бы Русь первого, второго десятилетия XVI века ужасы начала века семнадцатого? Весьма сомнительно.

Итак, долгие тридцать лет по политическим соображениям Иван III относился к жидовствующим благосклонно. Мотивов тому было два: жидовствующие ослабляли Новгород и пытались внедрить в общественное сознание мысль о сакральном характере великокняжеской власти. По тем же политическим мотивам на рубеже веков Иван отказал еретикам в поддержке. Слишком опасной для страны была идеология и мировоззрение жидовствующих. Продолжать же курс «ни мира, ни войны, а штык в землю» мог сам Иван III, но никак не его преемник.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Жидовствующие к началу XVI века сыграли свою роль и более не нужны московскому князю. Тем паче, что в пространстве появилась другая сила, вполне способная с успехом заменить жидовствующих, и к тому же не несшая с собой тех угроз, что ересь еврея Схарии.


Библиографический список
  1. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 2. Первая половина тома. М., 1997; А. С. Архангельский. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, ч 1. Преподобный Нил Сорский. СПб., 1882,
  2. А. С. Архангельский. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, ч 1. Преподобный Нил Сорский. СПб., 1882.
  3. Хрущев И. П. Исследование о сочинениях Иосифа Санина. СПб., 1868.
  4. Никольский Н. М. История русской церкви, 3 изд., М.-Л., 1931.
  5. Moshe Taube. The Fifteenth-Century Ruthenian Translations from Hebrew and the Heresy of the Judaizers: Is There a Connection?
  6. Соловьев С. М. История государства Российского с древнейших времен. Т. 5. Гл.5. М., 1989.
  7. Евсеев И. Е. Геннадиевская библия1499 г., Спб., 1899.
  8. ПСРЛ, т. 6
  9. Зимин А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории). М., 1982.
  10. Повесть о Дракуле. М.-Л., 1964,
  11. М. Н. Сперанский 11 История древней русской литературы. Пособие к лекциям в Университете и на Высших женских курсах в Москве. М., 1914.
  12. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. V. История Российская. Ч.3. М., 1996.


Все статьи автора «Соляниченко Александр Николаевич»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: