ПОЭЗИЯ А.-Ч. СУИНБЁРНА В ВОСПРИЯТИИ РУССКИХ ПЕРЕВОДЧИКОВ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА

Комарова Елена Васильевна
Пензенский государственный университет архитектуры и строительства
кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры иностранных языков

Аннотация
В статье осуществлен анализ произведений А.-Ч. Суинбёрна «Перед рассветом», «Балладу о тяжестях» («A Ballad of Burdens»), «Прощания с Марией Стюарт» («Adieux à Marie Stuart») и его русских переводов, выполненных русскими переводчиками конца XIX – начала XX века.

Ключевые слова: А.-Ч. Суинбёрн, компаративистика, межкультурная коммуникация, поэтический перевод, русско-английские литературные связи, художественная деталь


A.CH. SWINBURNE′S POETRY IN TRANSLATIONS OF RUSSIAN TRANSLATORS OF THE END OF THE XIX AND THE FIRST THIRD OF THE XX CENTURY

Komarova Elena Vasiljevna
Penza State University of Architecture and Construction
PhD in Philology, English instructor of the Department of Foreign Languages

Abstract
The article deals with the analysis of the of A.Ch.Swinburne′s poems «Before dawn», «A Ballad of Burdens», «Adieux à Marie Stuart» and its Russian translations made by Russian translators of the end of the XIX and the first third of the XX century.

Keywords: A.Ch.Swinburne, comparativistics, English-Russian literary ties, intercultural communication, literary detail, poetic translation


Рубрика: Литературоведение

Библиографическая ссылка на статью:
Комарова Е.В. Поэзия А.-Ч. Суинбёрна в восприятии русских переводчиков конца XIX – начала XX века // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 11 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2014/11/8652 (дата обращения: 01.03.2024).

Фрагментарный перевод стихотворения «Перед рассветом», включенный в 1909 г. в статью Н.А.Васильева о Суинбёрне как подтверждение на конкретном примере некоторой внутренней общности творчества английского поэта и К.Д.Бальмонта с его призывами к свободе чувств, акцентирует читательский интерес на суинбёрновской музыкальности, построенной на повторах, что особенно наглядно на примере четвертой строфы оригинала, мастерски интерпретированной Н.А.Васильевым, который, хотя и допустил некоторые неточности в деталях (например, подменил образ греха на новый образ жала), смог уловить самое главное – ритм, динамику описания, его мелодичность и плавность: «Ah, one thing worth beginning, / One thread in life worth spinning, / Ah sweet, one sin worth sinning, / With all the whole soul’s will; / To lull you till one stilled you, / To kiss you till one killed you, / To feed you till one filled you, / Sweet lips, if love could fill» [1, p. 175] [О, одно дело стоит начать, / Одну нить стоит свить, / О сладкий, один грех стоит совершить, / С желанием всей души; / Успокаивать тебя, пока не утихомирю, / Целовать тебя, пока не убью, / Кормить тебя, пока не наполню / Сладкие губы, если любовью можно было бы наполнить] – «Начнем одно начало, / Одно взлелеем жало, / Чтобы душа свивала / Одну томленья нить. / Тебя украсть, лаская, / Убить тебя, сжимая, / И утолить, лобзая, / Но можно ль утолить?» [2, с. 124]. Другой особенностью перевода Н.А.Васильева стало перемещение существенного для понимания суинбёрновского произведения синтаксического параллелизма из первой части пятой строфы на стык первой и второй частей, причем полностью опущенным оказывался мотив любви, проскользнувшей между шеей и подбородком («Between your throat and chin»), а дальнейшее описание усиливалось анафорой «А стыд <…> / А честь <…> / А грех <…>»: «Хочу любовь догнать я / И потерять в объятьи / Меж персями и платьем, / Меж почкой и цветком. / А стыд? его не знаем; / А честь мы потеряем, / А грех мы заласкаем, / Не будет он грехом» [2, с. 124]; ср. у А.-Ч.Суинбёрна: «To hunt sweet Love and lose him / Between white arms and bosom, / Between the bud and blossom, / Between your throat and chin; / To say of shame – what is it? / Or virtue – we can miss it, / Of sin – we can but kiss it, / And it’s no longer sin» [1, p. 175] [Ловить сладкую Любовь и потерять ее / Между белых рук и грудью, / Между бутоном и цветком, / Между шеей и подбородком; / Сказать о стыде – что это? / Или чести – мы можем потерять ее, / О грехе – мы не можем не целовать его, / И он больше не грех] [6, c. 323].

Эпизоды, характеризующиеся наибольшим эмоциональным накалом, были переданы Н.А.Васильевым с максимально возможным их сохранением как художественно-эстетического целого, но при этом отдельные детали описания были купированы, в частности, оставив метафору и сравнение в концовке шестой октавы, русский переводчик полностью опустил распространенный оборот, характеризовавший губы влюбленного: «Lips that no love can tire, / With hands that sting like fire, / Weaving the web Desire / To snare the bird Delight» [1, p. 176] [Губы, которые любовь не может обуздать, / Руки, которые жалят как огонь, / Плетя сеть Желания, / Чтобы поймать Восторг птицы] – «Я припаду губами; / Ты жалишь, точно пламя, / И сеть желанья с нами / Поймать восторга птиц» [2, с. 124]. При переводе начала девятой октавы Н.А.Васильев сохранил олицетворение утра, но не смог передать стыда и отчаяния любовников, подспудно заложенного Суинберном в эпитетах, ср.: «As scornful day represses / Night’s void and vain caresses, / And from her cloudier tresses / Unwinds the gold of his» [1, p. 176] [Когда презрительный день усмиряет / Ночные пустые и бесполезные ласки, / И из ее спутанных кос / Расплетает золото его] – «И ласки все короче, / День раскрывает очи / И вьет по косам ночи / Сеть золотистых струй» [2, с. 124].

В1909 г. А.П.Доброхотов фрагментарно (пять из десяти строф) интерпретировал «Балладу о тяжестях» («A Ballad of Burdens»), опубликовав ее под заголовком «Тяжести (Из Свинберна)» сначала в ежедневной политической, общественной и литературной газете «Раннее утро» от 9 апреля1909 г., а затем (в1913 г.) в авторском сборнике «Песни воли и тоски. 1900 – 1912 гг. (За 12 лет)» [см.: 3, с. 194 – 195].

При переводе размышлений о тяжести продажных поцелуев («bought kisses») А.П.Доброхотов отдал предпочтение собственно лексическим средствам (контекстуальному противопоставлению мрака и пурпура) вместо авторских подхвата и повторов, а также ввел образы демонов, наделив их речью, и опустил сравнение трепета с дрожью пламени: «Between the nightfall and the dawn threescore, / Threescore between the dawn and evening. / The shuddering in thy lips, the shuddering / In thy sad eyelids tremulous like fire, / Makes love seem shameful and a wretched thing» [1, p. 144] [С ночи до рассвета шестьдесят <продажных поцелуев>, / Шестьдесят <продажных поцелуев> от зари до вечера. / Трепет твоих губ, трепет / Твоих печальных век, дрожащих как пламя, / Заставляет любовь казаться позором и мерзостью] – «Средь мрака полночи до пурпурной зари / Разврата демоны кричат: “Мы торжествуем, / Над волей слабого мы – грозные цари”» [3, c. 194]. Если у Суинбёрна каждая из девяти октав и финальный катрен единообразно завершаются стихом «This is the end of every man’s desire» [1, p. 144 – 147] [Это конец людских желаний], то А.П.Доброхотов счел возможным отказаться от такой целостной организации стихотворения, закончив каждую из пяти переведенных октав по-разному: «Конец любви святой! / <…> / И мой безумен взор / <…> / Насмешливый привет / <…> / С развенчанным челом! / <…> / И все – мираж, обман!» [3, c. 194 – 195].

Воссоздавая рассуждения о тяжести льстивых речей («sweet speeches»), А.П.Доброхотов опустил авторское сравнение лица с грязью и характерный анафорический повтор «In the last days…», заместив их оригинальными сравнениями, а также олицетворением и метафорой: «These market-men that buy thy white and brown  / In the last days shall take no thought for thee. / In the last days like earth thy face shall be, / Yea, like sea-marsh made thick with brine and mire» [1, p. 145] [Эти торговцы, что покупают тебя чистую и грязную, / В последние дни не подумают о тебе. / В последние дни как земля твое лицо будет, / Да, как морская тина, загустевшая от соли и грязи] – «Но жизнь жестокая смеется надо мною, / И снова я один, как в море островок. / Один, совсем один, лицо мое бледнеет, / Как снег швейцарских гор, / И жало клеветы насмешливо чернеет» [3, c. 194].

Говоря о тяжести долгой жизни («long living»), русский переводчик использовал, вместо параллелизмов оригинала («And say at night “Would God the day were here,” / And say at dawn “Would God the day were dead.”» [1, p. 145] [И говорит ночью: “О Боже настал бы день”, / И говорит на заре: “О Боже закончился бы день”]), несколько конструкций с анафорическим и, усиленных мифологической аллюзией – упоминанием берегов реки Стикс в царстве мертвых – и олицетворением: «И хочется скорей к стигийским берегам (берега реки Стикс в царстве мертвых в греческой мифологии). / И все кругом душе твоей не мило, / И связи с жизнью нет, / И шлет тебе зловещая могила» [3, c. 194]. Употребление анафорического и характерно для последующего фрагмента суинбёрновского стихотворения, утверждающего недолговечность красоты:  «…Thou shalt see / Gold tarnished, and the grey above the green; / And as the thing thou seest thy face shall be, / And no more as the thing beforetime seen. / And thou shalt say of mercy “It hath been,” / And living, watch the old lips and loves expire, / And talking, tears shall take thy breath between» [1, p. 145] […Ты увидишь / Золото поблекло, и серость поверх зелени; / И тем, что ты видишь, твое лицо будет, / И не тем, что прежде виделось. / И ты скажешь из жалости “Это было,” / И продолжая жить, увидишь старые губы и конец любви, / И пока будешь говорить, слезы перехватят твое дыхание]. При его трактовке А.П.Доброхотов проявил особую вольность, переместив свои рассуждения в область мимолетности славы, представленной на примере гладиаторских боев, причем введенные им обращения сделали картину более зримой и реальной: «Поблекло золото, фиалка отцвела… / Срывается венок, когда-то величавый, / Толпой забывчивой с победного чела… / Порочат все тебя, недавний триумфатор, / Язвительным словцом, / И ты стоишь, сраженный гладиатор» [3, с. 194 – 195].

В шестой строфе английский поэт усиленно использовал полисиндетон, посредством которого подчеркивалось, сколь значительны события и эмоции прошлого, о которых хотелось рассказать, пусть даже и с тоской («sad sayings»): «Thou shalt tell all thy days and hours, and tell / Thy times and ways and words of love, and say / How one was dear and one desirable, / And sweet was life to hear and sweet to smell» [1, p. 145 – 146] [Ты расскажешь о всех твоих днях и часах, и расскажешь о / Твоих времени и способах и словах любви, и скажешь, / Как кто-то был дорог и кто-то желанен, / И сладка была жизнь для слуха и сладка запахом]. А.П.Доброхотов, вольно интерпретировав замысел Суинбёрна, ввел оригинальные олицетворения, при помощи которых одушевил эмоции человека – его надежды начали плакать, в душе же воцарился испуг: «И вновь в груди царит карающий испуг: / Заплачут вновь разбитые надежды / Слезами старых ран» [3, c. 195].

И.А.Кашкин на раннем этапе своего творчества еще дважды обращался к осмыслению произведений Суинбёрна. Перевод первых четырех строф суинбёрновского «Прощания с Марией Стюарт» («Adieux à Marie Stuart», опубл. в 1882 г.),  увидевший свет только в 2007 г. под названием «Les Adieux», был осуществлен им между 1920 и 1924 гг. Три авторских обращения к королеве («Queen <…> my queen»)  переводчик заменил личным местоимением 2 л. ед. ч.: «Queen, for whose house my fathers fought / <…> / They gave their lives, and I, my queen, / Have given you of my life / <…> / Queen, in whose name we sang or fought» [4, p. 259] [Королева, за которую мои отцы сражались / <…> / Они отдали свои жизни, и я, моя королева, / Отдал бы тебе свою жизнь / <…> / Королева, от имени которой мы пели или сражались] – «Ты, за кого бились отцы / <…> / Тебе отдали жизнь они, / Свою я отдал бы / <…> / Ты, жизни нашей песнь и свет, / Прости!» [5, с. 141]. Вынеся в эпиграф последние стихи четвертой строфы («Queen, in whose name we sang or fought, / Farewell» [4, p. 259] [Королева, от имени которой мы пели или сражались, / Прощай]), И.А.Кашкин сохранил адресованность произведения королеве, однако все же не именно Марии Стюарт, в отношении к которой Суинбёрн неизменно проявлял характерную верность (согласно преданию, один из его предков был влюблен в эту королеву и сражался за нее). В опубликованном в2013 г. переводе Валентины Сергеевой, также ограниченном первыми четырьмя строфами «Прощания с Марией Стюарт», соотнесенность с историческими событиями ощутима в значительно большей степени: «За славных Стюартов мой род / Сражался на войне. / Прощай – твой отблеск не прейдет / Во мне» [6].


Библиографический список
  1. Swinburne A.-Ch. Poems and Ballads. – L.: Edward Moxon & Co, 1866. – 296 p.
  2. Васильев Н.А. Свинбёрн // Творчество: Лит. сб. – Казань: типолит. И.С.Перова, 1909. – С. 123 – 136.
  3. Доброхотов А.П. Тяжести (Из Свинберна) // Доброхотов А.П. Песни воли и тоски. 1900 – 1912 гг. (За 12 лет). – М.: тип. А.И.Снегиревой, 1913. – С. 194 – 195.
  4. The Collected Poetical Works of Algernon Charles Swinburne: In 6 vol. – L.: William Heinemann, 1917. – Vol. V. Studies in song; A century of roundels; Sonnets on English dramatic poets; The heptalogia. – 372 p.
  5. Суинбёрн А.-Ч. Les Adieux / Пер. И.А.Кашкина //  Кашкин И.А. Стихи. – М.: Захаров, 2007. – С. 141.
  6. Комарова Е.В. Русская рецепция Алджернона Чарлза Суинберна: Дис. … канд. филологических наук. – Нижний Новгород, 2014. – 287 с.


Все статьи автора «Комарова Елена Васильевна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: