В контексте рассмотрения философско-правовых воззрений Новгородцева, его концепции естественного права, вполне уместен вопрос о том, как в рефлексии мыслителя связаны проблематика философии права, этики и социальной философии.

Для Новгородцева основное содержание философии права это проблематика естественного права. Принципиальная формула естественного права суть принцип этического критицизма по отношению к положительному праву. Очевидно, что одной из задач, решение которой предусматривает выдвижение вышеуказанной формулы естественного права, является определение существа категории этического. Соответственно, в универсуме естественноправового мышления Новгородцева могут быть условно выделены два полюса – собственно «правовой» и «этический».

Важной особенностью разработки Новгородцевым естественноправовой проблематики было то, что он сделал существенный акцент именно на этическом полюсе естественноправовой рефлексии. Как представляется, эта особенность в первую очередь была обусловлена содержательной философской глубиной самого феномена этического, предусматривающего разработку широкого круга вопросов, включая и определённые гносеологические, онтологические и социально-философские аспекты.

Указывая на связь философско-правовой и этической проблематики творчества Новгородцева, нельзя упускать из вида и задачу прояснения внутренней связи этической проблематики его творчества с   социально-философской. Надо полагать, что одним из важнейших, если не важнейшим, теоретическим импульсом к расширению круга естественноправовой рефлексии Новгородцева в направлении социальной философии было теоретическое убеждение философа в том, что этическая рефлексия, точнее этический полюс естественноправовой рефлексии, не может ограничиваться рамками субъективной этики, т.е. выяснением круга оснований индивидуального этического самоопределения, а должен быть дополнен объективной этикой.

В свою очередь задача объективной этики заключается в сочетании нравственного начала с условиями общественного развития, другими словами, в осмыслении общественных условий осуществления нравственного закона. Понятно, что постановка вопроса об общественных условиях и общественной организации с необходимостью переводит рефлексию в область общественной, как говорил Новгородцев, философии. Впрочем, указанная связь была осознана Новгородцевым ещё в его докторской монографии («Кант и Гегель…»), т.е. в последние годы Х1Х века, однако фундаментальный социально-философский труд мыслителя «Об общественном идеале» был завершен и вышел в свет спустя двадцать лет.

Как представляется, дело здесь не в том, или, по крайней мере, не только в том, что на основательный научный труд могут потребоваться десятилетия работы. Не следует забывать о том, что именно тема кризиса правосознания сделала в глазах Новгородцева вдвойне актуальной проблематику общественной философии, что и послужило последним аргументом, для написания социально-философской  книги «Об общественном идеале», оказавшейся, кроме всего прочего, крупнейшей работой всего творчества Новгородцева.

Но, подчеркнём, то обстоятельство, что Новгородцев уделял много внимания разработке этической и социально-философской проблематики, рассматривая последнюю как тесно связанную с этической проблематикой[1] не означает, что он вышел за границы универсума естественноправовой рефлексии как он её определял. Это значит, что философ сконцентрировал своё внимание на определённых аспектах естественноправовой идеи. Ещё раз отметим, что внутреннее единство творчества Новгородцева определяет именно естественноправовая идея (парадигма).

Выше уже говорилось о том, что значительные исследовательские результаты были получены Новгородцевым в области философии права. Пришло время обратиться к характеристике исследований Новгородцева в этой области.

Сразу же отметим, что Новгородцев фактически употребляет термин «философия права» в двух значениях, в узком и широком. В первом случае термин философия права употребляется Новгородцевым в собственном значении. Во втором значении термин философия права обозначает у Новгородцева и философию права и общественную (социальную) философию.

Расширительная трактовка термина философия права у Новгородцева не случайна и отражает факт существенной структурной и концептуальной близости в его рефлексии естественноправовых и общественно-философских теорий. Здесь термин философия права рассматривается в первом значении.

Каким же образом можно в целом изобразить область философско-правовых исследований Новгородцева? В сфере философско-правовых исследований Новгородцева необходимо выделить методологическую, историко-теоретическую и философско-теоретическую области исследований.

Но прежде рассмотрения первых двух областей исследования в указанной последовательности, целесообразно обсудить вопрос об идейных источниках философии права П.И. Новгородцева.

Анализ трактовки Новгородцевым истории и теории естественного права показывает, что в качестве идейных источников его философии права  могут рассматриваться представления о праве, сформировавшиеся в естественноправовой традиции, этико-правовые учения Канта и Гегеля. Кроме того, анализ книги о философии права Канта и Гегеля, в которой Новгородцевым изложена история естественного права и его современная трактовка, показывает, что при рассмотрении существенных концептуальных вопросов естественного права русский философ обращался к работам В.С. Соловьёва.

Важно выяснить, что стоит за этими обращениями, и в каком плане можно говорить об идейном влиянии В.С. Соловьёва на философию права Новгородцева.

Анализ ссылок в докторской монографии Новгородцева на работы В.С. Соловьёва  показывает, что первый преимущественно опирается на критику Соловьёвым субъективистской тенденции в этике Канта. Новгородцев обращает внимание на то, что, развивая критику этического субъективизма, Соловьёв переходит к построению объективной этики. Правда, Новгородцев отмечает, что линия этического объективизма проведена у Соловьёва не без некоторых объективистских преувеличений.[2]  Бесспорно, что у Соловьёва Новгородцева привлекает идея восполнения субъективной этики этикой объективной.[3] В этой связи можно с полным основанием утверждать, что Новгородцев, если и не заимствовал у Соловьёва эту схему, имеющую фундаментальное значение в философии естественного права первого, то, по крайней мере, Новгородцев утвердился во мнении о правомерности использования такой формулы, обнаружив её у В.С. Соловьёва. В этом смысле можно говорить о влиянии определённых аспектов нравственной философии Соловьёва на генезис философии права Новгородцева.

Но в принципе вопрос о влиянии идей В.С. Соловьёва на творчество Новгородцева может быть рассмотрен и в более широком плане с учётом того обстоятельства, что в различные периоды творческой деятельности последнего его отношение к идеям Соловьёва не оставалось неизменным. Исследователи справедливо выдвигают тезис об эволюции отношения Новгородцева к наследию Соловьёва.[4]

В общем плане можно сказать, что Новгородцев не только полемизировал с Соловьёвым, но и опирался на многие идеи и суждения последнего. Вопрос о полемике Новгородцева против идей Соловьёва целесообразно рассматривать при обсуждении трактовки первым проблемы соотношения права и нравственности. Что касается заимствований у Соловьёва, то, кроме указания на восприятие Новгородцевым у Соловьёва многого из рассуждений последнего об индивидуалистической (субъективной) и общественной этике, следует вспомнить и о том, что Новгородцев заимствует у Соловьёва и далее юридически разрабатывает идею «права человека на достойное существование».

В последний период творческой деятельности в осмыслении ключевых вопросов философии права Новгородцев всё больше склонялся к идеям В.С. Соловьёва.[5]

Имеющий существенное значение вопрос об идейных источниках философии права Новгородцева уже стал предметом рассмотрения в отечественной научной литературе. Так, И. Осипов в статье о творчестве Новгородцева выделил следующие источники философии права мыслителя: воззрения В.С. Соловьёва, кантовская метафизика нравов и аксиологическая теория права, базирующаяся на философии неокантианства, учения о естественном праве и эволюционной эпистемологии.[6]

На наш взгляд определяющими для философии права Новгородцева идейными источниками были, во-первых, традиция естественного права, специфической особенностью которой является аксиологическая концепция права, во-вторых, этико-правовые учения Канта и Гегеля и, в-третьих, отдельные аспекты воззрений В.С. Соловьёва. Вместе с тем вопрос об идейных источниках философии права Новгородцева целесообразно дополнить рассмотрением мотивации выбора русским философом из многообразия доступных философско-правовых парадигм именно естественноправовой парадигмы.

Поскольку при рассмотрении идейных источников философии права Новгородцева акцент фактически сделан на идеалистической теории права и шире на философском идеализме, то может сложиться впечатление, что именно философско-мировоззренческие интересы Новгородцева, а именно его ориентация на философский идеализм были единственным не философско-правовым основанием или мотивом для выбора Новгородцевым естественноправовой парадигмы. Но это было бы ошибочным мнением.

Дело в том, что другим не философско-правовым и в этом смысле внешним по отношению к философии права основанием, которое как представляется, играло даже большую роль по сравнению с первым основанием, а возможно даже и определяющую, были политические интересы П.И. Новгородцева. Раскрыть это основание весьма непросто, ибо сам Новгородцев нигде о его существовании (вероятно, по цензурным соображениям) не упоминает. Например, в таком важном самоотчёте об основаниях и предпосылках собственных философско-правовых исканий как введение к докторской монографии, Новгородцев упоминает только о кантианских основаниях и ни слова не говорит о политической мотивации, и это притом, что тема политической свободы фактически стержневая для всей книги.[7]

Следует пояснить, что доктрина естественного права – весьма удобный фундамент для построения антиавторитарной, точнее антисамодержавной политической философии, ибо в естественноправовой доктрине воля законодателя рассматривается исключительно как источник позитивного права, право же естественное вытекает из законодательства разума и не подчиняется воле эмпирического законодателя. Предположение о том, что именно политические интересы Новгородцева были одним из важнейших оснований выбора им естественноправовой парадигмы представляется небезосновательным.

Надо также указать на то, что выбор естественноправовой парадигмы позволил Новгородцеву избрать наиболее академический и философизированный вариант политико-правовой критики самодержавного авторитаризма. Соответственно, здесь была принципиальная возможность совмещения самой острой и принципиальной критики самодержавного авторитаризма с академическими интересами и академической карьерой.

Однако сколь ни была привлекательной естественноправовая парадигма, позволявшая сочетать самые различные интересы – политические, академические, философско-мировоззренческие, философско-правовые и юридические, а это, безусловно, весьма существенно, она обладала тем существенным недостатком, что в распространённом позитивистском мнении оценивалась как по преимуществу архаическая форма мысли. И здесь перед Новгородцевым вставала важная задача обоснования этой парадигмы в соответствии с современными научными представлениями.

Методологический аспект философии права Новгородцева включает две основные методологические оппозиции. Первая – это оппозиция исторического и философского методов исследования идейной жизни. Вторая – историко-генетического и социологического (позитивного) методов исследования с одной стороны, и априорно-нормативного, с другой.

Первая оппозиция подробно рассматривается Новгородцевым в первом разделе монографии «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве», вторая – в ряде статей, в частности, в статье «Нравственный идеализм в философии права» (1902 г.). Общая цель обсуждения этих методологических оппозиций – определение границ результативного применения указанных методов исследования, т.е. определение условий их сосуществования и взаимного дополнения. Естественно, что нарушение границ правомерного применения исследовательских методов приводит к существенным интеллектуальным деформациям. Новгородцев справедливо отвергает попытки абсолютизировать какой-либо из рассматриваемых методов исследования.

Цель исторического метода исследования идей (в частности, правовых и политических идей) – утверждение представления о связи движения идей и общего хода истории вопреки ошибочному и отвергнутому наукой воззрению, что рождению идей мы обязаны субъективному произволу их творцов. Историки идей конкретизируют представление о связи идей с общественно-исторической средой, указывая на такие факторы влияния, как психология масс, широкие общественные движения, социальные и политические институты, крупные исторические события, психология творца в её связи с общественной средой и др.

В принципе против этих суждений у Новгородцева нет возражений. Он лишь указывает на то, что историческое объяснение идей (в плане установления влияний среды на их генезис и содержание) не может быть полным, так как оно наталкивается на некоторые непреодолимые трудности.[8] О каких же трудностях идёт речь? По мнению известного российского историка общественной мысли Х1Х – нач. ХХ вв. Р.Ю. Виппера, с которым Новгородцев полностью согласен, основной недостаток исторического изучения политических идей заключается в «слишком поверхностном сближении идей с событиями».[9]

Методологическое требование рассматривать абстрактную политическую идею, не только в качестве результата прямых впечатлений, но и продукта некоторого сложного состояния, целой совокупности различных данных исторической жизни и истинно, и обоснованно, но трудноисполнимо. Более того, никогда нельзя быть уверенным, что удалось раскрыть до конца, до самых последних оснований и факторов все имевшие место в действительности влияния на политическую идею (идеологию).

Особенно скептически настроен Новгородцев в отношении возможностей объяснительной реконструкции влияний, носивших индивидуальный характер, в отношении психологического генезиса той или иной доктрины. Эта задача была бы вполне разрешима только тогда, если бы можно было допустить, что «от всех основных элементов изучаемой доктрины могут быть проведены нити вглубь исторического прошлого, что она вполне и без остатка может быть разложена на составные части».[10] На волне этих скептических настроений Новгородцев даже присоединяется к тезису «о необъяснимости высших продуктов человеческого гения: они как бы отмечены печатью свободного творчества и неожиданного зарождения».[11]

Но все эти соображения у Новгородцева аргументируют не позицию принципиального скептицизма в отношении возможностей исторического изучения идей, а лишь призваны поколебать убеждения некоторых историков идей в том, что им доступны исчерпывающие объяснения. Новгородцев критикует не столько сам исторический метод изучения идей, сколько переоценку его значения.

Второй метод исследования правовых и политических идей, а также идей вообще, включая научные и философские – это философский метод. Его суть заключается в указании на необходимость изучения логической структуры идей. Философское изучение идей включает в себя три взаимосвязанных аспекта: 1) систематический; 2) критический; 3) догматический.

Существо первого аспекта заключается в изучении доктрины в целом в логической взаимосвязи её частей. Без такого изучения внутренний строй доктрины остаётся непонятным. Здесь Новгородцев ссылается на методологические соображения П.Н. Милюкова, высказанные последним в своём знаменитом труде «Очерки по истории русской культуры». Милюков считал целесообразным прежде изучения взаимодействия разных сторон человеческой культуры, познакомиться с их внутренней эволюцией.

Критическое изучение доктрин предусматривает проверку логических свойств системы через сравнение её с другими путём введения данной системы в логический ряд из аналогичных систем. Так не только яснее видны недостатки системы, но и образуется представление о её месте и значении в истории мысли.[12] Но приём логического ряда может быть использован и для изучения творчества одного мыслителя в том случае, если им создан целый ряд систем в виде отдельных стадий его творческой эволюции. Приём логического ряда позволяет привести данную систему в связь с более общими логическими началами.

Наконец, последний аспект философского изучения идей определяется догматическим интересом, т.е. «потребностью выяснить значение доктрины с точки зрения принятых нами точек зрения или одушевляющих нас стремлений».[13]

Выделение Новгородцевым методов историко-теоретического исследования идей имеет существенное значение для методологии изучения истории общественной мысли вообще и философской и философско-правовой мысли в частности. Сопоставление выделенных Новгородцевым методов исследования с исследовательской практикой показывает, что перечень методов может быть дополнен за счёт указания на источниковедческий метод.

Следует также отметить, что рассматриваемая методологическая проблематика может анализироваться не с точки зрения типологии методов изучения истории мысли, а по схеме этапов полного исследовательского цикла изучения истории идей. Этот цикл включает в себя следующие этапы: источниковедческий и историографический; историко-генетический, теоретический (теоретико-систематический и теоретико-сравнительный), рассмотрение эволюции, влияния, теоретической оценки. Можно заключить, что методологическая рефлексия Новгородцева вносит существенный вклад в явно недостаточно разработанную тему методов и приёмов изучения истории идей.

Другая методологическая оппозиция, характерная для философии права Новгородцева, это оппозиция, с одной стороны исторического и социологического (позитивного) методов исследования, и нормативно-априорного метода – с другой.

Рассматривая все явления общественной жизни в процессе их закономерного развития, исторический метод приводит их в связь со всей совокупностью обуславливающих их причин. Другая формула исторического принципа (метода) – исследование всех явлений и ценностей с точки зрения их развития в условиях известной среды и эпохи.

Критикуя исторический метод исследования правовых и общественных явлений, т.е. стремясь определить границы правомерного применения этого метода, Новгородцев отмечает, что признание исторической необходимости и закономерности исключает саму возможность оценки и критики права. И если полагать, что всё право создаётся действием неотвратимых исторических сил, то всякая попытка критиковать исторический процесс не более основательна, чем попытка критиковать стихийные законы природы.[14] Кроме того, исторический метод вводит личность в круг закономерности и закрепляет её непрерывной связью с окружающей обстановкой.

Основное содержание критики Новгородцевым методов позитивистской социологии состояло в отклонении им претензий социологии на роль объективной науки, способной раскрыть последние основания социальных явлений. В конкретной действительности социальная жизнь богаче абстрактной гармонии теоретического программирования, и она представляет собой «пёстрое» сочетание различных явлений, которые, разумеется, могут изучаться и помимо этой гармонии другими теоретико-познавательными методами. Критикуя исторический и социологический методы, Новгородцев указывает на отсутствие в их составе положений о рассмотрении действительности с позиций этически должного.

Итак, нравственная проблема неразрешима в терминах историзма и недоступна позитивному методу, а исторический и социологический методы критикуются Новгородцевым за отсутствие того содержательного положения, которое образует сущностное ядро идеи естественного права, а именно, стремления оценивать факты существующего с этической точки зрения. Между тем, специфика социальных явлений в человеческой жизни, по Новгородцеву, в наличии первоначальных задатков всеобщего должествования, т.е. в нормах; нас от животных отличает не то, что наши нормы меняются с ходом времени, а то, что они у нас есть.

И историзм, и позитивизм стремились за счёт вытеснения должного рассматривать нравственность как генетический или исторический вид. Стремление современной философии отстоять самостоятельное положение нравственного метода Новгородцев обосновывает как историческое явление, которое позволяет наряду с объективно-научным рассмотрением исторических процессов освещать проблемы индивидуальности и нравственной оценки общественных явлений.

Аналитическое развитие оппозиции методов историзма, позитивизма и нормативного априоризма приводит Новгородцева к кантовской оппозиции теоретического и практического разума. Действительно, невозможно оспаривать логическое выделение двух функций разума – теоретической и ценностно-нормативной. Актуальный логико-методологический вопрос заключается в другом – можно ли противопоставлять эти функции, конституируя «нетеоретический разум».

Отвечая на этот вопрос, следует ввести представление о двух крайностях в решении рассматриваемых вопросов и о целесообразности среднего пути между ними. Речь идёт о недопустимости отождествления природной и социальной реальности, теоретического и нормативного подходов, необходимости и свободы. С другой стороны, принципиальное выведение каких-либо представлений за границы того, что разумно постижимо, если только это не представление о границах возможностей разума, есть конституирование внеразумного содержания.

Следует избегать первой позиции ввиду её ошибочности. Что касается второй позиции, то, признавая неизбежную ограниченность теоретического разума перед лицом не дедуктивных «перворешений» (или внетеоретических решений), принципиально важно пояснить дальнейший ход рассуждений. Идёт ли речь об отказе от разума, об «иррациональном прыжке», или утверждается необходимость сохранения разумного контроля над внетеоретическими решениями через рациональный контроль над их проверяемыми следствиями. Ясно, что это принципиально различные возможности.

Что касается позиции Новгородцева, то, видимо, он настаивал на оппозиции теоретического и практического разума не только по логическим, но и по онтологическим и мировоззренческим основаниям.

Обращаясь к рассмотрению историко-теоретического аспекта философии права  Новгородцева в первую очередь необходимо ответить на вопрос, почему следует говорить именно об историко-теоретических, а не об исторических исследованиях Новгородцева в области философии права? Дело в том, что у Новгородцева практически нет чисто эмпирических исторических работ по философско-правовой тематике. Одна из особенностей Новгородцева как исследователя состояла в том, что он предпринимал исторические (историко-правовые) исследования в тесной и органической связи с теоретико-правовой проблематикой.

На чём же основывается указанная связь двух исследовательских планов – исторического и теоретического? Как представляется, ответ на этот вопрос следует искать в методологическом дискурсе Новгородцева, в той его части, где философ вполне определённо высказывался об ограниченных возможностях исторического метода исследования идей, и соответственно о необходимости дополнения исторического изучения идей методами философской систематики. Следствием этих установок и был синтетический историко-философский исследовательский подход Новгородцева.

Историко-теоретические исследования Новгородцева в сфере философии права в первую очередь представлены такими работами как магистерская диссертация «Историческая школа юристов, её происхождение и судьба» (1897г.), докторская диссертация «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. Два типических построения в области философии права» (1902г.), курс лекций «Лекции по истории философии права», а также многочисленными статьями.

В связи с тем, что наиболее значительные результаты историко-теоретических исследований Новгородцева были объединены в работе «Лекции по истории философии права», рассмотрение концепции истории философии права, в первую очередь будет основываться на этой работе. Книга «Лекции по истории философии права», опубликованная в четвертом издании в 1918 году представляет собой итоговый вариант курса лекций по истории философии права и политических учений, который Новгородцев читал на протяжении двадцати лет в различных высший учебных заведениях. Первый вариант этого курса лекций был подготовлен на основе магистерской диссертации.[15]

Хронологические границы историко-правовых исследований Новгородцева это в основном две эпохи – античность и новое время.

В своих историко-теоретических исследованиях в области философии права Новгородцев уделял наибольшее внимание вопросам истории естественноправового мышления и проблематике идеала правового государства, которые и необходимо здесь рассмотреть.

Для выявления специфики трактовки Новгородцевым исторического аспекта естественного права, необходимо сопоставить различные трактовки исторического аспекта естественного права.

Среди историков права распространено мнение о том, что историю философии права следует начинать с античных времён. Так, П.Г. Редкин отмечал, что уже в поэмах Гомера и Гесиода можно найти первоначальные формулировки понятий, характерных для греческой философии права, а именно, понятие о праве по природе и понятие о праве по человеческому установлению.[16] Исследователи также отмечают, что на развитие политико-правовой мысли в Древней Греции большое влияние оказала разработка Демокритом проблемы различия «естественного» и «искусственного», природной справедливости и закона. Эта проблематика также разрабатывалась софистами, Платоном и Аристотелем.[17]

Учение о естественном праве разрабатывалось и в Древнем Риме. Вместе с тем, не все римские юристы противопоставляли естественное право положительному, поскольку нормы положительного права выводились ими как из природы, так и из взаимоотношений между людьми.

В учении о праве Фомы Аквинского (1225 – 1274 гг.) выделялись три вида закона: вечный закон (это божественный разум, управляющий миром), естественный закон, существующий благодаря сопричастности к Богу и позитивный закон, основу которого составляет естественный закон.

Эпоха нового времени стала новым значительным этапом в развитии естественного права. Гуго Гроций (1583-1645 гг.) делил область права на естественную, основанную на законе природы, и волеустановленную, опирающуюся на человеческую или божественную волю. По мнению Гуго Гроция, позитивное право должно сообразовываться с воплощённом в естественном праве идеалом справедливости.

Видным теоретиком естественного права был Томас Гоббс (1588-1679 гг.), который под естественным правом понимал право, действующее в условиях, когда господство ещё не создано. Естественному праву Гоббс противопоставлял естественный закон, содержащий запрет делать то, что противоречит человеческой природе. По мнению Гоббса, положительный закон развивает положения естественного.

Метод естественного права широко использовал в социально-политической рефлексии Дж. Локк (1632-1704 гг.).[18] Если Гоббс догосударственное естественное состояние характеризовал формулой «войны всех против всех», противоречащей инстинкту самосохранения, а процесс создания государства рассматривал как передачу людьми своих естественных прав государству, то Локк, придерживаясь более мягкой трактовки существа естественного состояния, писал о ситуации известной необеспеченности прав. Но, в сущности, подобно Гоббсу, Локк даёт общую негативную оценку положения людей в естественном состоянии.

Существенное отличие взглядов Локка от воззрений Гоббса связано не с оценкой естественного состояния, а с представлением об объёме прав, которые передаются людьми государству по общественному договору. В отличие от Гоббса, утверждавшего, что люди передают государству всю полноту прав (абсолютное право), Локк полагал, что люди передают государству не все права, а лишь те, которые необходимы государству для организации охраны прав граждан.

Формулируя последний тезис, Локк выступал в качестве теоретика либерализма. Важно также отметить, что материальное основание правового состояния свободы Локк усматривает в факте собственности и праве частной собственности.

Дальнейшее развитие идей общественного договора и народного суверенитета на основе метода естественного права связано с творчеством Ж.-Ж. Руссо (1712-1778 гг.) Руссо полагал, что сущность правомерного государственного устройства заключается в исполнении требования соединения принципа общения с принципом сохранения естественных прав каждого лица. По Руссо, такое соединение принципов возможно лишь тогда, когда все, подчиняя свою личную волю общей воле, становятся равноправными участниками этой общей воли. Общая воля возможна на основе существования общей, вытекающей из разума справедливости и в результате перехода всей власти в совокупности к народу. Этот последний момент выражается в установлении принципа народного верховенства, что и приводит Руссо к систематической разработке теории народного суверенитета.

По мнению И. Канта (1724-1804 гг.) задача юристов заключается в том, чтобы сообразовывать положительное право с идеалом справедливости в виде естественного права. Кант окончательно противопоставил право положительное и естественное. При этом у Канта положительное право вытекает из воли законодателя, а естественное – из априорных принципов разума.

В работах Гегеля (1770-1831 гг.) естественное право претерпевает трансформацию, суть которой в том, что Гегель не усматривает оснований для того, чтобы различие между философским или естественным правом и положительным правом доводить до их противоположности.[19] Историки права отмечают, что характеристика гегелевской философии права в качестве системы естественного права неправомерна.[20]

История права первой четверти Х1Х века характеризуется кризисом школы естественного права и выходом на лидирующие позиции в правоведении исторической и позитивной школ.[21] Однако в конце Х1Х в.  и в начале ХХ века происходит «возрождение» направления естественного права. К основным представителям этого направления в России относятся П.И. Новгородцев, Б.Н. Чичерин, В.С. Соловьёв, Е.Н. Трубецкой, И.В. Михайловский, В.М. Гессен, Н.А. Бердяев.[22]

Как отмечает Э.В. Кузнецов, смысловым стержнем идеи естественного права является идея «всеобщей справедливости», которая основывается на вере в её объективность или на религиозно-метафизических предпосылках. В России идею естественного права основывали на религиозной вере В.С. Соловьёв, Е.Н. Трубецкой, И.В. Михайловский, а сторонниками обоснования естественного права на метафизических предпосылках были Б.Н. Чичерин, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский, Е.В. Спекторский.[23]

Признавая известную целесообразность такой типологии, всё же следует указать и на её условный характер. Дело в том, что религию и метафизику нельзя противопоставлять как противоположности, как правило, они связаны, соответственно предметом классификации является характер соотношения религии и метафизики: в одном случае преобладает религиозная аргументация, в другом – метафизическая.

Следует отметить, что феномен возрождения естественного права в конце Х1Х – начале ХХ вв. был явлением не только национального, но и европейского масштаба. Так, лидерами этого движения в западноевропейской литературе были Р. Штаммлер и А. Шамон.[24] В связи с тем, что работы Чичерина, Новгородцева, В.М. Гессена, посвящённые проблематике возрождения естественного права были опубликованы раньше аналогичных работ в странах Европы, исследователи говорят о приоритете в указанном отношении российской правовой мысли.[25]

Подобно большинству историков естественного права Новгородцев усматривал его истоки в античной мысли. Но основное внимание он уделял истории естественного права в новое время, особенно анализу немецкой философии права от Пуффендорфа до Канта и Гегеля.[26] По мнению Новгородцева заслуга разработки современной трактовки естественного права принадлежит Канту, которому удалось переосмыслить целый ряд положений старой философии.

Новгородцев отмечал, что старая, т.е. докантовская философия естественного права не могла решить одну из «труднейших проблем» философии права, а именно, проблему сочетания субъективного и объективного начал. Существо этой проблемы выражается дилеммой: то общество рассматривалось «как внешняя граница личной свободы, неизбежная при совместной жизни с другими, то, как всеобъемлющий принцип, поглощающий все другие начала».[27]

В этом плане кантовское учение об автономии воли было настоящим откровением, ибо устраняло оба недостатка. Дело в том, что в основу этики Кант полагал индивидуальную волю, не в виде её зависимости от случайных колебаний «ничем не связанного произвола», а как «волю, носящую в себе закон своего нравственного бытия и в этом автономном самоограничении полагающую и свою внешнюю свободу, и своё безусловное значение».[28] Достоинство этой позиции Канта, по Новгородцеву, в том, что она устраняет крайности индивидуализма и в то же время препятствует  возможности полного поглощения личности обществом.

Другая проблема, которую не могла решить старая философия права, и которую решил Кант – это адекватная трактовка природы естественного закона. И, наконец, третья проблема это новая трактовка вопроса о неизменном содержании естественного права.

Но наряду с достоинствами учению Канта были присущи и недостатки, главный из которых тот, что Канту не удалась разработка общественной стороны этической проблематики.

Итак, сравнение различных вариантов трактовок истории естественного права показывает, что наиболее существенная сторона трактовки Новгородцевым истории естественного права заключается в разделении этой истории на два этапа, водоразделом между которыми является творчество Канта как реформатора традиции естественного права.

В рамках анализа истории политико-правовой мысли главное внимание Новгородцев уделял рассмотрению идеала правового государства, который рассматривался философом не только в статике, но и в динамике посредством выделения фаз эволюции этого идеала.

Но какое значение имеет в данном случае указание на идейную эволюцию? Означает ли это только регистрацию факта метаморфозы содержания с течением времени или здесь также может быть установлена логика этой метаморфозы? Верный своему методу историко-теоретического анализа, Новгородцев стремиться не только к точному эмпирическому описанию рассматриваемого предмета, но и вскрывает логику эволюции идеала правового государства в западноевропейской политико-правовой мысли нового времени.

Не следует думать, что указание на факты эволюции идеала правового государства означает признание Новгородцевым кумулятивной эволюции упомянутого идеала по типу суммирования по мере их открытия представлений о существенных особенностях этого идеала.

В действительности всё было сложнее, и мотивацией перехода от формулировок идеала правового государства первого типа ко второму (в перспективе эволюции) было обнаружение определённых противоречий в содержании этого идеала.

Речь идёт об относительном противоречии между требованиями утверждения единой верховной власти абсолютной в том смысле, что на территории данного государства более не существует какой-либо иной независимой от первой политической власти (смысл этого требования в признании необходимости преодоления феодальной раздробленности власти) и требованиями утверждения прав человека перед лицом абсолютной государственной власти.

Рассуждая об этой проблеме в другой своей работе, Новгородцев отмечал, что в «политической литературе Нового времени идея государства вырабатывалась с двух сторон: с одной стороны, устанавливался принцип единства власти как необходимой основы юридического порядка, с другой – развивалось учение о гарантиях личности против всепоглощающей мощи государственного союза».[29] И эти моменты постоянно вступали между собой в противоречия. Такие идеи как представительство, принцип разделения властей и народный суверенитет представляли собой идейно-политические конструкции, призванные гарантировать права личности в противовес всемогущему государству. Эти разъяснения во многом вскрывают логику эволюции новоевропейского идеала правового государства.

Новгородцев подчёркивает, что идеал правового государства возникает и развивается, в противопоставление во-первых, идеалу средневековой теократии[30] и, во-вторых, феодальной практике (и теории) неравенства и разнообразия прав, той практике, когда право человека определялось «его силой и силой той группы, к которой он принадлежал»,[31] что можно рассматривать как первую фазу эволюции идеала правового государства.

Против идеала средневековой теократии и против раздвоения, которое было внесено в европейские христианские общества борьбой духовной и светской властей и выдвигается идея светского государства, призванного объединить все государственные элементы под главенством верховной власти. Идея светского государства получила развитие в творчестве Н. Макиавелли, Бодена, Т. Гоббса, Дж. Локка и Ж.-Ж. Руссо. Новгородцев отмечает, что ещё в «Общественном договоре» Руссо «это раздвоение ощущалось как основное зло общественной жизни».[32] В частности, это проявилось в похвалах, которые адресовал Руссо Гоббсу за то, что последний был «единственный из христианских авторов, который видел и зло, и средство к его исцелению».[33] Более того, Новгородцев усматривал проявления старого, точнее, старинного спора в той борьбе, которую современное французское государство вело с клерикализмом.[34]

Обращая внимание на то, что в протестантских странах в большей мере, чем в католических удалось найти равновесие таких элементов как светское государство и церковь на основе принципа отделения церкви от государства, Новгородцев отмечает, что, в сущности, борьба государственного и церковных элементов представляет собой борьбу двух культурных систем.

С одной стороны, эта борьба должна вести к примирению на основе идеи разграничения сфер влияния государства и церкви, с другой стороны, отмечались попытки со стороны государства, точнее теоретиков светского государства «превратить государство в церковь» (Руссо). Руссо предлагал установить особую государственную религию, обязательную для всех граждан. Ранее церковь стремилась подчинить нравственному единству гражданскую и духовную области.

Против феодальных принципов неравенства прав выдвигалось требование одного и равного для всех права, связанного с суверенным и единым государством. Для того чтобы устранить почву, на которой произрастало правовое неравенство, новому государству требовалось заменить сословное корпоративное деление общества общегражданским и устранить между гражданином и государством все посредствующие ступени властвования и подчинить всех граждан единому закону.[35]

Первая и основная задача правового государства заключается в подчинении всех разрозненных стихий общественной жизни общему правовому порядку. Задача государства – в объединении «всех классовых, групповых и личных интересов в целях общей жизни».[36] «Сочетая частные интересы единством общего блага, вводя их в законные границы предписанием единого общего для всех права, государство узаконивает их и придаёт им значение общепризнанных правовых явлений, а вместе с тем создаёт почву для их совместного проявления и развития», т.е. без действия общегосударственного принципа «частные интересы осуждены на стихийное самоутверждение и анархическую вражду». Такова основная цель правового государства.[37]

Французский теоретик государства и права Боден свои идеи разрабатывал в значительной мере под влиянием особенностей общественно-политической ситуации во Франции в конце ХУІ века. Определяющей чертой общественно-политической жизни во Франции в это время была религиозная борьба, подрывавшая государственный и общественный порядок.

Религиозная борьба воспроизводит себя, а государство втягивается в эту борьбу на стороне частных религиозно-политических сил. Единственный способ положить конец этой борьбе, это, во-первых, выведение государства из поля религиозных столкновений посредством отделения государства от церкви, т.е. идеал светского государства. С одной стороны Боден выдвигает идеал светского государства, с другой – рассматривает религию с точки зрения государственной пользы и приходит к идее веротерпимости.[38]

Только единая и абсолютная верховная власть, по Бодену, способна создать условия для утверждения в обществе нового порядка вещей. Верховная власть должна обладать рядом характеристик. Во-первых, она должна быть постоянной, она не может быть временным поручением типа римской диктатуры; власть должна быть перенесена на лицо всецело и на неопределённый срок. Далее, верховная власть должна быть абсолютной и неограниченной, свободной от каких-либо связывающих её условий. Полномочия верховной власти проявляются в том, что она «может по своей воле издавать и отменять любые законы».[39] Наконец, верховная власть должна быть «едина и неделима; она не может допускать никаких органов, которые стояли бы над нею или рядом с нею».[40] Единая власть служит опорой единого равно обязательного для всех права.

Отмечая заслуги и достижения Бодена, Новгородцев указывает и на присущие его учению недостатки. Речь идёт и об одностороннем понимании «единства как нераздельности власти, выражающееся в исключительной принадлежности её какому-либо одному органу»,[41] и о противоречивости воззрений Бодена, который не сознаёт несовместимости принципа неограниченной монархии, признаваемой французским теоретиком наилучшей формой политического устройства общества, с практикой сословного представительства, основывавшейся на договорах представителей с королём относительно взимания налогов.[42] Вместе с тем, недостатки труда носят частный характер, в общем же в нём утверждаются новые принципы общественного устройства.[43]

Но утверждение принципов светского суверенного государства и единого равного для всех права было лишь начальной ступенью в развитии правового идеала нового времени, первыми теоретиками которого были Боден и Гоббс.[44]

Вторая фаза эволюции идеала правового государства определялась выдвижением наряду с традиционным требованием подчинения всех граждан единому и равному для всех праву, нового требования, чтобы «этому праву была подчинена сама государственная власть».[45]Как сделать право основанием государственной жизни, как обеспечить равенство и свободу не только в отношениях между гражданами, но и в отношении к ним государства? Поиск ответов на эти вопросы обусловил дальнейшее развитие идеала правового государства в западноевропейской общественной мысли в трудах английских и французских философов и политических теоретиков ХУІІ – ХУІІІ вв. Новая фаза эволюции идеала правового государства, была определена по Новгородцеву учениями Локка, Монтескье и Руссо. В частности, в рамках политической доктрины Французской революции были сформулированы принципы, вошедшие в состав теории правового государства – это идеи народного суверенитета и неотчуждаемых прав личности.

В учении Локка были объединены и переданы в наследие ХУІІІ в. все основные доктрины либерализма ХУІІ в.: учение о народном суверенитете и идея первобытного договора, идея неотчуждаемых прав личности и теория разделения властей.[46] Более половины основной политической работы Локка «Трактат о правительстве» посвящена критике патриархально-монархической теории Филмера, который выводил власть монархов от Адама.

Догматическая часть трактата Локка в духе того времени начиналась с описания естественного состояния общества. В отличие от Гоббса, описывавшего естественное состояние человечества как «войну всех против всех», Локк рисовал картину мирной и счастливой жизни, в которой люди свободны и равны, но идиллию нарушает падение людей, обусловленное несовершенством их природы: страсти и насилия нарушают мирное течение жизни.

Для спасения естественных прав люди вынуждены объединяться в государство. Отличие позиции Локка от точки зрения Гоббса очевидно: по Локку люди объединяются в государство для защиты и спасения, естественных прав, по Гоббсу люди объединяются в государство ради спасения от бедствий естественного состояния и фактически полностью отказываются от своих прав в пользу государства.

Сам переход из естественного состояния в государственное изображается Локком как договор. Новгородцев специально подчёркивает, что Локк не стремился дать эмпирически верное изображение генезиса государства, английский философ  руководствовался целью изобразить правомерный генезис государства. Такая установка, т.е. использование не только исторической, но и этической аргументации выдаёт в Локке сторонника теории естественного права.[47]

Какой тип государства согласен с естественным правом и природой вещей? Ответ Локка на этот вопрос следует из анализа условий возникновения правомерного государства. Объединяясь с целью образования государства, люди отказываются от своих прав в пользу государства, но не от всех прав. Поскольку государство создаётся для защиты прав граждан, граждане отказываются от своих прав лишь в той мере, в которой это необходимо государству для достижения цели его образования. Локк подчёркивает, «что верховная власть всегда имеет свою границу в правах граждан».[48] В связи с этим английский философ отрицает понятие неограниченной власти, ибо такая власть несовместима с основами гражданского порядка.

В центре внимания Локка – анализ условий правомерного действия власти, и этот анализ он связывает с теорией английского конституционализма. Первое условие конституционализма – сохранение старых вольностей английского народа, которые на философском языке Локка получают название «естественных прав человека». Гарантию сохранения этих вольностей Локк усматривал в разделении законодательной и исполнительной властей.

В отличие от органов исполнительной власти, работающих на постоянной основе, органы законодательной власти не должны работать на постоянной основе: достаточно специальной группе лиц собраться, принять законы – и можно разъезжаться. Понятно, что сама природа законов такова, что они разрабатываются в какое-то время, принимаются и далее более или менее длительное время действуют без изменений. Иное дело надзор за исполнением законов – он должен быть постоянным, иначе законы не будут исполняться.

Основная мысль Локка, подчёркивает Новгородцев, состоит в том, «чтобы при помощи разделения властей и признания за ними самостоятельного значения, придать им характер противовесов, взаимно направленных друг на друга и обеспечивающих общую свободу».[49]

Но ход нормального политического процесса может быть нарушен, в случае незаконного изменения конституции (например, если монарх мешает собраться законодательной власти, т.е. ставит свой произвол на место закона и нарушает закон и т.п.) – в этом случае народ имеет право действовать в соответствии с принципом неотчуждаемого народного суверенитета, т.е. народ имеет право установить новое правительство. Вопрос о правах народа рассматривается в заключение трактата, здесь же Локк развеивает опасения, что его учение зовёт народ к восстанию и грозит воцарением анархии в обществе.

Анализ творчества другого известного мыслителя – Монтескье Новгородцев начинает с достаточно парадоксального утверждения о том, что современники не поняли и не приняли главную идею самого известного произведения французского мыслителя «О духе законов». Главный научный интерес Монтескье был связан с доказательством зависимости формирования законодательства от нравов народных и от политических, географических, и бытовых условий. В целом это была историческая точка зрения, которая не попала в резонанс с неисторическим духом эпохи Просвещения, но была по достоинству оценена в эпоху торжества принципа историзма в ХІХ веке.

Новгородцев обстоятельно характеризует историческую точку зрения Монтескье, развитую французским мыслителем в более раннем произведении «О причинах величия и упадка римлян» (1734г.). В этой работе Монтескье, в частности, полемизирует с Плутархом, утверждавшим, что своими успехами римляне обязаны счастью. Возражая Плутарху, Монтескье утверждал, что не счастье правит миром, а существуют общие причины, нравственные и физические, которые действуют в каждом государстве, то, поддерживая его, то разрушая. Своё кредо Монтескье формулировал так: «Основной ход истории влечёт за собой все частные случаи».

В общем, трактат Монтескье «О духе законов» представляет собой историко-политическое произведение посвященное анализу влияния конкретно-исторических и географических условий на сущность законодательства.

Политический идеал Монтескье – монархия, ограниченная представительными собраниями и духом корпораций. Размышляя о политической свободе, Монтескье анализирует английскую конституцию, и обнаруживает в принципе разделения властей скрытую глубинную основу («тайну») политической свободы. Эти политические размышления изложены в знаменитой ХІ книге трактата «О духе законов».

Ответ на вопрос о том, что собой представляет политическая свобода, Монтескье даёт в том духе, что эта свобода означает не вседозволенность, а возможность делать то, что позволяют законы. Чтобы такая политическая свобода была возможна, необходимо такое государственное устройство, при котором никого бы не вынуждали делать то, что не предписано законами и, с другой стороны, не чинились бы препятствия для действий в соответствии с законами. Указанным условиям соответствует господство принципа законности, что составляет сущность свободного режима.

В государстве Монтескье различает три вида власти: законодательную, исполнительную и судебную. Для утверждения свободы необходимо разделение этих властей. Почему же разделение властей является необходимым условием достижения свободы? Соединение в одном лице или учреждении законодательной и исполнительной власти перечёркивает свободу, ибо «законодатели будут издавать тиранические законы, чтобы исполнять их тиранически». Точно также свобода невозможна и тогда, когда судебная власть не отделена от законодательной и исполнительной властей. Соединяясь с законодательной властью, судебная власть становится произвольной: сам судья и издаёт законы, и проводит их в жизнь. Соединение судебной власти и исполнительной также создаёт почву для притеснений. Худший вариант заключается в соединении законодательной, исполнительной и судебной властей в одном лице или учреждении.

Монтескье не ограничивается обсуждением общего принципа разделения властей, а рассматривает, как должна быть организована каждая из ветвей власти в целях успешной деятельности.

Принципом организации судебной власти является её принадлежность не постоянному учреждению, а выбранным на определённый срок лицам из народа. В связи с тем, что требование принципа принадлежности законодательной власти в свободном государстве всему народу (т.к. каждый человек, считающийся свободным, должен сам управлять собою) практически нереализуемо ни в больших, ни в малых государствах, то приходится прибегать к избранию представителей.

Представительное собрание должно обладать законодательными функциями, а также контролировать правильное исполнение законов. По английскому образцу Монтескье высказывается за двухпалатную структуру законодательного собрания: верхняя палата должна быть аристократической, составленной из наследственных пэров. В нижнюю палату законодатели избираются на основе принципа всеобщего голосования.

Исполнительная власть должна находиться в руках монарха, что обеспечит оперативность исполнительных действий. Кроме того, монарх как лицо независимое от законодательного собрания удаляется от опасного для свободы совпадения двух ветвей власти. По этой причине министры не должны избираться из состава законодательного собрания.

Как же должны взаимодействовать законодательная и исполнительная ветви власти? С одной стороны, существо дела не требует того, чтобы законодательное собрание работало на постоянной основе, кроме того, постоянно действующее законодательное собрание могло бы парализовать деятельность исполнительной власти, которая бы в этом случае «более бы думала об охране своих прав на исполнение, чем о самом исполнении». С другой стороны, нельзя допускать долгого бездействия законодательной власти, ибо это подтолкнуло бы исполнительную власть к законотворчеству и тем самым дало бы ей абсолютную власть.

Итак, необходимо, чтобы законодательное собрание собиралось в определённые сроки, которые бы назначались законодательной властью. Далее, необходимо, чтобы исполнительная власть могла приостанавливать решения законодательного собрания и распускать его, чтобы предотвратить деспотическое усиление законодательного органа власти. Но законодательной власти не следует предоставлять право приостанавливать действие исполнительной власти, т.к. реализация такого права нарушала бы ход государственных дел. Но законодательной власти должно быть предоставлено право контролировать правильное исполнение законов, и привлекать к ответственности министров, допускающих отступление от законов.

Монарх, ради соблюдения баланса между исполнительной и законодательной властью должен оставаться «безответственным». Но, привлекая министров к ответственности, законодатели не могут пользоваться правом судить их, т.к. они являются заинтересованной стороной. Такое право, по Монтескье, лучше всего предоставить верхней аристократической палате законодательного собрания. Таково нормальное соотношение властей в государстве.

Новгородцев не ограничивается рассмотрением сущности теории разделения властей Монтескье, он описывает также историю восприятия и практического усвоения этой теории современниками, а также анализирует полемику в связи с теорией французского мыслителя.

Главные критические возражения против теории Монтескье были связаны с тем, что, анализируя английский политический строй, он допустил крупные ошибки. Монтескье проигнорировал тот факт, что в Англии министры избираются из числа депутатов законодательного собрания и в своей деятельности опираются на поддержку парламентского большинства. Кроме того, позднейшие исследователи теории разделения властей Монтескье подчёркивали необходимость более тщательной разработки принципов взаимодействия разделённых ветвей власти.

Несмотря на приведённые критические замечания, в общем выводе Новгородцева относительно учения Монтескье подчёркивается, что французский мыслитель «верно понял великое значение разделения властей, как необходимого условия водворения в государстве начал законности».[50]

Другого знаменитого французского философа и политического мыслителя Ж.-Ж. Руссо Новгородцев характеризует как «завершителя той критической работы, которая была выполнена просветительской философией».[51]

Новгородцев рассматривает все основные социально-философские трактаты Руссо. Нам же для целей характеристики Новгородцевым логики эволюции идеала правового государства достаточно рассмотреть характеристику Новгородцевым лишь одного трактата Руссо – «Об общественном договоре» (1762 г.). Новгородцев стремиться установить соотношение между ранними трактатами Руссо: первой диссертацией, посвящённой вопросу о влиянии наук и искусств на нравы, опубликованной в 1750 году, трактатом «О происхождении неравенства» (1754г.) и более поздней работой – трактатом «Об общественном договоре», который был опубликован в поздней редакции в 1762 году. Однако сам замысел трактата «Об общественном договоре» и первые его редакции, вероятно, относятся ещё к середине 50-х годов ХУІІІ века.

Новгородцев не согласен с теми исследователями творчества Руссо, которые утверждают, что в своём позднем трактате Руссо отказывается от своих первоначальных представлений, которые заключались в преклонении перед естественным состоянием человечества. После того, как стали известны и ранняя и поздняя редакции трактата «Об общественном договоре», есть все основания утверждать, что названные трактаты не противоречат друг другу, а дополняют друг друга.[52]

Новгородцев так реконструирует логику рассуждений Руссо: восхваляя и превознося естественное (первобытное) состояние человечества, французский философ не мог не видеть, что для человека культуры возврат в естественное состояние невозможен. Культура стала второй природой человека, кроме того, человек стал общежительным существом, и возврат к разрозненному естественному состоянию и по этой причине невозможен. Выход в таком случае может быть только один: не отказываясь от утверждения превосходства естественного состояния над цивилизацией, попытаться найти в самой культуре средства преодоления бедствий культуры. Словом, Руссо «хотел найти такую форму общественного устройства, которая, не разрывая уз общения, обеспечивала бы для каждого его естественную свободу и первобытные права».[53]

Каким же может быть это общественное устройство? Чтобы правильно понять замысел Руссо, необходимо подчеркнуть, что он обсуждает основания идеального, а не действительного или реализованного в истории общественного устройства. Идеальное (правомерное) государственное и общественное устройство, по Руссо, должно основываться на общественном договоре, т.е. взаимном согласии членов общества относительно формы общественного устройства.

Конструктивным принципом идеального государственного устройства должен быть принцип сочетания требований общежития с началом всеобщей свободы.[54] Принципиально важно, чтобы каждый член общества, входя в общение с другими членами общества, сохранял бы свою свободу и естественные права. Ответом на вопрос о принципе сочетания указанных требований является разработанная Руссо теория народного суверенитета. По мнению Новгородцева особенность разработки Руссо идеи народного суверенитета заключалась в той систематической форме, в которой последний развил эту идею.

Основополагающим принципом совмещения начал общения и естественной свободы является принцип подчинения личной воли всех граждан общей воле, с одновременным превращением всех граждан в полноправных участников этой общей воли. Общая воля указанным образом конституируется «при помощи установления народного верховенства, при котором вся власть переходит в совокупности к народу».[55] По отношению к общей воле все одинаково подчинены, но в то же время все в равной мере сохранили свободу. Каждый гражданин, подчиняясь общей воле, в сущности, подчиняется только себе и тем самым сохраняет свою свободу.

Предложенный Руссо принцип политической свободы Новгородцев иллюстрирует на примере античных республик. В античных республиках – полисах все граждане были участниками законодательных собраний и, следовательно, участвовали в общей законодательной воле. Это может быть названо политической свободой. Но такая свобода не обеспечивала полной личной свободы. «Напротив, – отмечает Новгородцев, – мы хорошо знаем, что личная свобода, свобода  личной жизни, мысли и чувства, – была в большом угнетении у республиканской общины древнего мира, что лучшие люди Греции напоминали своим согражданам, что они принадлежат не себе, а государству».[56]

В связи с тем, что Руссо полагал, что свобода граждан ограждается принципом общей воли, в его политическом учении не возникает оснований для формулирования вопроса о пределах компетенции государственной власти по отношению к правам граждан, как у Локка. Более того, подобно теоретику абсолютизма Гоббсу, Руссо требует такого же полного господства для общей воли. Руссо подчёркивал неотчуждаемый характер верховной власти народа, настаивая на том, что, общая воля должна быть единой, а не раздробленной на частные или партийные волеизъявления.

Руссо признавал необходимость объединения в руках народа и светской и духовной власти, т.к. от разделения этих властей проистекает зло. Кроме того, он допускал, что верховная власть может устанавливать догматы, необходимые для общежития, а отвергающие эти догматы подлежали изгнанию из государства как враги общества, неспособные на личные жертвы во имя общей пользы. Те же, кто, признав догматы, поступают им вопреки, заслуживают смерти как совершившие «величайшее из преступлений: солгав перед законами».[57]

Анализ трактата Руссо «Об общественном договоре» показывает, что автор трактата видел идеал общества в гармоническом единстве. В этой связи возникает вопрос: «Почему трактат Руссо заинтересовал революционеров?». Объяснение в том, «что современники Руссо выхватили из его трактата отдельные места о народном верховенстве, о свободе, к которой человек предназначен от природы, о тягости цепей, наложенных на него историей».[58]

Осталось  указать только на третью фазу эволюции идеала правового государства, относительно содержания которой Новгородцев высказывался в том духе, что здесь формируются новые определения прав личности, равенства и свободы, а в хронологическом плане, – это рубеж ХІХ и ХХ вв. В связи с тем, что важный вклад в новое понимание прав человека путём дополнения традиционного перечня прав человека правом  на достойное человеческое существование внесла работа самого Новгородцева, рассмотрим здесь основные положения его статьи «Право человека на достойное человеческое существование» (1905 г.).

Как отмечает автор, сам термин «право на достойное человеческое существование» впервые употребил В.С. Соловьёв в книге «Оправдание добра» (1897г.). Объект этого права по Соловьёву в том, чтобы «всякий человек имел не только обеспеченные средства к существованию (т.е. одежду и жилище с теплом и воздухом) и достаточный физический отдых, но чтобы он мог также пользоваться и досугом для своего духовного совершенствования».

Первое сомнение, которое высказывает Новгородцев в связи с собственным предложением о признании за правом на достойное человеческое не только нравственного, но и юридического значения, это сомнение о том, «не представляет ли оно (это право – С.Б.) собою понятия, неуловимого по содержанию и противоречивого по смыслу, слишком широкого для того, чтобы вместиться в рамки юридической регламентации, и слишком субъективного для того, чтобы быть предметом общих определений».

В этой связи разъясняется, что под правом на достойное существование «следует разуметь не положительное содержание человеческого идеала, а только отрицание тех условий, которые совершенно исключают возможность достойной человеческой жизни».[59] В таком представлении о содержании правовой нормы нет ничего необычного, поскольку в таком же значении говориться о свободе мысли, а именно, в смысле отрицания внешних стеснений для духа, но при этом ясно, что «положительное осуществление идеала внутренней свободы одним этим не может быть достигнуто».[60] Соответственно право на достойное существование предусматривает для «каждого возможность человеческого существования и освобождения от гнёта таких условий жизни, которые убивают человека физически и нравственно».[61] Ясно, что в первую очередь речь идёт об экономически и социально незащищённых слоях населения.

Но здесь возникает ещё одно сомнение, а в состоянии ли право взять на себя выполнение этой задачи? Юристы старой юридической школы отвечали на этот вопрос однозначно отрицательно. Новгородцев  цитирует высказывание Б.Н. Чичерина о том, что требованию поддержки нуждающихся удовлетворяет уже не право, а иное начало – любовь.

Этот взгляд, в своё время весьма авторитетный, не выдерживает критики в свете опыта общественного развития ХІХ века. Что показал этот опыт? Пользование «свободой может быть совершенно парализовано нехваткой средств».[62] Новгородцев поясняет: «Задача и сущность права состоит действительно в охране личной свободы, но для осуществления этой цели необходима и забота о материальных условиях свободы; без этого свобода некоторых может остаться пустым звуком, недосягаемым благом, закреплённым за ними юридически и отнятым фактически».[63]

Значение имеет уже одно признание принципа охраны личности в каждом человеке.[64] Такое признание будет иметь большое значение, но всё же его самого по себе недостаточно – необходимо, чтобы из общего нравственного принципа вытекали и конкретные юридические следствия. Новгородцев формулирует три таких следствия.

Во-первых, это законодательство о рабочих. Здесь речь может идти, в частности, о признании права на труд. Второе следствие из признания права на достойное человеческое существование «есть широкое допущение профессиональных союзов».[65] Логика здесь такая: те, кто изнемогают в жизненной борьбе и страдают от беспомощности, должны объединиться в союз лиц для помощи, взаимной поддержки и проявления солидарности. Здесь есть существенная проблема, каким образом примирить  свободу профессиональных союзов с государственным интересом. Дело в том, что могущественные организации при известных условиях могут угрожать основам общественного порядка. Выход из этой ситуации видится Новгородцеву в «создании нейтральных и посредствующих инстанций, которые, силою своего общественного авторитета, могли бы предотвращать подобные конфликты…».[66] Третье следствие есть «обязательное общественное и государственное призрение лиц беспомощных и неспособных трудиться…».[67]

По Новгородцеву, полное осуществление права на достойное человеческое существование было бы одновременно и разрешением социального вопроса.[68]

Надо сказать, что установление права на достойное человеческое существование было важным шагом на пути трансформации классического либерализма в социальный либерализм (неолиберализм). Роль Новгородцева в развитии либерализма в социальном отношении отмечается многими исследователями. Так, во вступительной статье к сочинениям Новгородцева М.А. Колеров и Н.С. Плотников отмечали, что идею дополнения принципа свободы  правом на обеспечение достойного существования «впервые высказанную В. Соловьёвым, Новгородцев сформулировал как правовую проблему (её конкретную юридическую разработку см. в работах И.А. Покровского).[69] Тем самым было положено начало «социальному либерализму», или неолиберализму, – политической теории, сменившей в ХХ веке классический либеральный индивидуализм».[70]

Таким образом, в ходе анализа возникновения и эволюции идеала правового государства Новгородцев определил этапы генезиса идеала правового государства: исходной точкой кристаллизации идеала правового государства явилось представление о едином суверенном светском государстве (Боден, Гоббс), которое постепенно дополнилось теориями неотчуждаемых прав личности (Дж. Локк), разделения властей (Ш. Монтескье), народного суверенитета (Ж.-Ж. Руссо). Третья фаза эволюции идеала правового государства определяется формулированием новых определений прав личности, равенства и свободы, в духе идей социального либерализма, к становлению которого П.И. Новгородцев имел прямое отношение, а в хронологическом плане, – это рубеж ХІХ и ХХ вв.

Библиографический список

1. Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. М., 1903.
2. Новгородцев П.И. Мораль и познание.// Вопросы философии и психологии. 1902. Кн. 62.
3. Новгородцев П.И., Покровский И.А. О праве на существование. М., 1911.
4. Новгородцев П.И. Сочинения. М., 1995.
5. Из лекций П.Г. Редкина по истории философии права в связи с историей философии вообще. Т.1. СПб., 1889. С. 395.
6. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 7. М., Л., 1935. С. 26.
7. Штаммлер Р. Сущность и задачи права и правоведения. М., 1908 ( изд. на нем яз. в 1906 г.);   (Charmont.La renaissanse du droit naturel. Paris, 1910.)
8. Соловьёв В.С. Оправдание добра. Нравственная философия // Его же. Сочинения в 2-ух тт. Т. 1. М., 1988.
9. Колеров М.А., Плотников Н.С. Павел Иванович Новгородцев // Новгородцев П.И. Сочинения. М., 1995.
10. Колеров М.А., Плотников Н.С. Примечания // Новгородцев П.И. Сочинения. М., 1995. С. 444.
11. Осипов И. Новгородцев П.И. // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 383.
12. Нерсесянц В.С. Политические учения Древней Греции. М., 1979. С. 86.
13. Нерсесянц В.С. Право и закон. Из истории правовых учений. М., 1983. С. 310; Кузнецов Э.В. Философия права в России. М., 1989. С. 24.
14. Кузнецов Э.В. Философия права в России. М., 1989. С. 64.
15. Поляков А.В. «Возрождённое» естественное право в России (критический анализ основных концепций). Автореф. дисс. канд. юр. наук. Л., 1987.

---

Все статьи автора «Бажов Сергей Иванович»