ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ Г. Ф. МИЛЛЕРА И СИБИРСКИЕ НАРОДЫ В XIX В. В СХЕМЕ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Вторая Камчатская, или Великая Северная, экспедиция (1733—1743 гг.) стала одной из крупномасштабных экспедиций в истории комплексного исследования природы и населения России. «Академический отряд» экспедиции возглавил академик Г. Ф. Миллер. Материалы, собранные путешественниками во многом способствовали формированию у государственных деятелей и научной общественности специфического взгляда на историю и этнографию народов Сибири. Именно их подходы легли в основу отечественного народоведения «эпохи просвещения и науки». Из-за несхожести духовной жизни и социокультурной организации сибирских народов с европейскими в XVIII в. появились государственные и философско-антропологические воззрения об их культурной неполноценности.

Идеи просветителей стали широко распространены в России в середине XVIII века. С эпохой просвещения в России связывают правление Екатерины II, сторонницы идей просвещенного абсолютизма. Она активно интересовалась устройством и богатствами своей империи, в том числе и её историческими и этнографическими ресурсами. Императрица серьезно стала заниматься проблемой изучения обычаев инородцев и законодательного регулирования их жизни. Идея комплексного и систематического исследования страны возникла у Екатерины II после завершения ее собственного путешествия по Волге от Твери до Симбирска. В дальнейшем реализуются идеи долговременных систематических экспедиций с исследовательскими и практическими целями («академические экспедиции»). В частности, экспедиция-путешествие под руководством академика Г. Ф. Миллера.

Участниками экспедиции был собран огромный массив ценнейших разноплановых материалов в т.ч. по истории, демографии, археологии, этнографии и языкам сибирских народов. За 10 лет Г. Ф. Миллер посетил все уральские и сибирские уезды, скопировал множество документов по истории Сибири и т.д. Минусинскую котловину Г. Ф. Миллер и участник экспедиции И. Г. Гмелин посетили в конце лета и осенью 1739 г. Маршрут их поездки совпал в основном с маршрутом Д. Г. Мессершмидта. Путь экспедиции проходил сначала из Красноярска в Томск. У р. Соксы они повернули на юг и по р. Сереж вышли к оз. Ужур.

Несмотря на огромный вклад в науку о противоречивой оценке роли Г. Ф. Миллера в историографии Сибири и общерусской историографии писали ряд исследователей (1:153).

В данной работе мы не будем акцентировать внимание на теории Г.Ф. Миллера о норманнском происхождении руссов. Как известно, Миллер отверг известие летописи о призвании варягов, характерное для русской историографической традиции средневековья и XVIII в., он высказал мысль о завоевании варягами русских земель, что было в традиции западноевропейской исторической науки. М.В. Ломоносов выступил против новой версии русской истории.

Как отмечает А. Х. Элерт, этнографические труды Миллера отличают непредвзятость и доброжелательность к описываемым народам. … у ученого не было высокомерной снисходительности, а тем более презрения к народам, столь отличным от его собственного. Особо привлекательными в сибирских народах он считает такие черты, как гостеприимство, взаимопомощь, сострадание, честность, отсутствие стремления к наживе…. (2).

Высокие нравственные качества аборигенного населения отмечали почти все исследователи Сибири, подчеркивая «простоту и милостливость», «в разных промыслах трудолюбивость», «странноприимчивость», честность иноверцев (3: 23, 24;137).

Но основываясь на идеях Просвещения, Миллер считал необходимым преодоление ими некоторых проявлений дикости. С середины XVIII в. под влиянием идеи А. Фергюсона впервые стала складываться первая научная стадиальная концепция развития человечества. А. Фергюсон разделил всю историю человечества на 3 стадии, по состоянию частной собственности: дикость, варварство и цивилизация. Каждый народ занимал на лестнице этой иерархии определенное место в соответствии с выделенными критериями.На верхней ступеньке находились европейские народы, именно культура этих народов была образцом цивилизованности. Низшую ступень истории человечества занимало неевропейское человечество(4:95-96). В этой иерархии сибирские народы занимали самую низкую ступень.

В первой четверти XIX в. коренные народы Сибири были разделены на три разряда. Деление на разряды было оформлено в законодательном акте «Устав об управлении инородцев». Устав стал составной частью Сибирской административной реформы 1822 г. Основные положения документа вошли в состав Свода законов Российской империи. Устав регулировал жизнь коренных сибирских народов в административном, правовом, социально-экономическом отношении.

Согласно Уставу коренное население Сибири подразделялось на оседлых, кочевых и бродячих. К категории оседлых были отнесены сибирские «обыватели не российского происхождения», занимающиеся земледелием и постоянно проживающие в городах и селениях. В основном это были сибирские татары и бухарцы.

Кочевыми признавались инородцы, которые меняли свое место жительства в зависимости от времени года («занимающие определенные места, с течением года переменяемые»). По классификации автора и руководителя проекта Сибирской административной реформы М.М. Сперанского, к таковым относились «кочующие земледельцы» (большинство забайкальских бурят), «южные скотоводы и промышленники» (большинство прибайкальских бурят и эвенков, южносибирских тюрков) и «северные скотоводы и промышленники» (ханты, манси, якуты).

Бродячими считались «охотники-ловцы, переходящие с одного места на другое по рекам и урочищам» (коряки, юкагиры, эвены и прочие народы Севера).

Четкие инструкции для определения в тот или иной разряд отсутствовали. Критерии категорий отличались расплывчатостью и противоречивостью. Главными критериями деления на разряды выступала степень развития земледелия – его полное, частичное отсутствие и получение ясака. Практика отношений с коренным населением Сибири строилась почти исключительно на принципах получения ясака.

Принадлежность к определенному классу зависела от «главного промысла», «гражданского образования» или «образа жизни» в целом, относительной «простоты» и «особенности» обычаев, трудностей коммуникации, возможности продавать продукцию, наличия денег или даже места проживания, как в случае тех инородцев, которые жили среди русских или работали на них по найму (такие позже были классифицированы как оседлые) (5: 400).

Разрядная система инородцев была гибкой и открытой. Устав предусматривал переход из разряда в разряд, т.е. постепенную смену разряда из бродячих в кочевые и из кочевых в категорию оседлых. В итоге кочевники «сравняются в правах и обязанностях», а вместе с тем и в организации управления с русскими. Таким образом, сибирские кочевники составили особое сословие, сходное с крестьянским, но имевшее некоторые отличия в управлении («управляются по степным законам и обычаям, каждому племени свойственным») (6).

Местные чиновники должны были следить за их прогрессом. Полномочия по ранжированию инородцев были предоставлены также местным чиновникам. Разработчики Устава предостерегали от спешки и от насильственного перевода инородцев из одной категории в другую.

Конечной целью «Устава» был перевод всех «инородцев» на оседлость. Лучших хлебопашцев власти награждали похвальными листами. Так, в 1855 г. за распространение земледелия четырем хакасам Аскизской степной думы были выданы похвальные листы. В том же году по предписанию Минусинского окружного начальника Койбальская степная дума представила к награде похвальными листами восемь человек из тридцати хлебопашцев, посевы которых достигали от 10 до 20 десятин земли. В числе лучших хлебопашцев, по сведениям 1856 г., в Аскизской степной думе числились 25 хозяйств (7: 40).

Нужно отметить, что административные меры в целом сыграли небольшую роль в распространении земледелия. В большинстве случаев «заботы» администрации в распространении земледелия начинались, а оканчивалась строгими предписаниями. Интерес к земледельческому хозяйству у хакасов возрос под влиянием спроса на рынке. Лучшими земледельцами среди них были те, которые жили вперемешку с русскими и, особенно в русских деревнях. В связи с этим многие из них переходили в крестьянское сословие.

Показателем степени развитости являлась близость этносоциальной, податной группы к русскому крестьянскому образу жизни. Оседлые инородцы сравнивались с крестьянами во всех податях и повинностях, кроме рекрутской.

Сибирские инородцы согласно «Уставу об управлении инородцев» 1822 г. освобождались от воинской повинности. Эти специфические сословные особенности или так называемые сословные привилегии были закреплены в законе после сибирских реформ первой четверти XIX в. А после военной реформы 1874 г. — от службы в армии по призыву.

Но в определенных военных и государственных кругах освобождение “сибирских инородцев” от воинской повинности подвергалось резкой критике. Они считали, что при таком положении русский человек, отбывающий воинскую повинность, никакого расового преимущества перед аборигенами не ощущает. В результате у инородцев якобы утрачивается представление о мощи великой России (8: 83).

Царское правительство при обсуждении практических мероприятий проявляло сдержанность. Решения о необходимости привлечения или не привлечения тех или иных народов к натуральной воинской повинности принимались в зависимости от политической благонадежности, пригодности к военной службе, чувства принадлежности к общей родине.

Решения принимались осторожно, поскольку “попытки формировать на окраинах туземные части приводят к одному и тому же результату: эти части приходится расформировывать, как только на данной окраине обостряется национальный вопрос” (9: 5).

Правящие круги считали, что введение воинской повинности приведет к росту этнического самосознания, что в свою очередь могло стать причиной усиления национальных движений и, в конечном итоге, могло угрожать безопасности и территориальной целостности государства (10: 263).

Введенное М. Сперанским ранжирование по схеме общественного развития «от низшего к высшему»: бродячие, кочевые, оседлые и предоставление привилегии в виде освобождения от воинской службы явно занижало уровень народов Южной Сибири, переносило на них черты дикости и варварства.

Тюрки Южной Сибири имели традицию государственности, входили в государственные образования Центральной Азии. Так одним из крупнейших государств раннего средневековья было государство енисейских кыргызов, образовавшееся на территории Хакасско-Минусинской котловины в VI в.

В IX–X вв. енисейские кыргызы смогли подчинить обширные просторы Центральной Азии и создать огромное государство, которое в мировой и тюркской историографии известно как Кыргызский каганат. Государство отличалось высокой политической, военной, художественной культурой и т.д.

В IX в. кыргызский правитель провозгласил себя каганом, бросив вызов уйгурам в борьбе за господство над номадами Центральной Азии. В результате длительной войны кыргызы завоевали Туву, Монголию, Забайкалье, Восточный Туркестан, подчинив все кочевые племена (11).

После распада каганата каждое княжество имело свои военные отряды и собственную систему управления. После завоевания Южной Сибири монголами кыргызское население утратило государственную самостоятельность, и было включено в состав улуса Джучи, а затем империи Юань. Кыргызские князья стали вассалами монгольских ханов и служили в монгольской армии вплоть до присоединения Южной Сибири к России (12).

В начале XVII века енисейские кыргызы, как правящая политическая сила, имели конфедерацию четырёх княжеств — улусов, получивших в русских источниках название «Киргизская землица». Енисейские кыргызы и их потомки южносибирские (минусинские, ачинские, абаканские) инородцы, именованные так в XIX в., прошли долгий путь исторического и этнического развития. Имели успешный опыт государственного строительства.

Россия, согласно Миллеру, является частью цивилизованной Европы и ее историческую миссию он видел в распространении европейской культуры на восток, в приобщении аборигенов Сибири к достижениями цивилизованных наций. В отношении тех народов, которые отстаивают свое право оставаться дикими, проявляют “упрямство” и не желают подчиняться, для их же блага допустимо применение военной силы (13).

О том, что Г.Ф. Миллер высокомерно относился к енисейским кыргызам как «разбойничьим народом» говорили ряд исследователей писавшие о Сибири XVII в. (И. Е. Фишер, П. А. Словцов, В. В. Радлов, В. К. Андриевич, Н. В. Латкин, В. И. Огородников, К. Г. Копкоев) (14). Миллер оправдывает жесткие, насильственные методы включения аборигенного населения в состав Российского государства, а енисейских кыргызов считает разбойниками, поскольку они оказывали упорное сопротивление. Политика покровительствования местным князьям, должна была стать одним из мирных методов вхождения туземного населения Сибири в подданство России. Выражая взгляды «просвещенного абсолютизма», Г. Ф. Миллер положительно оценивает процесс присоединения Сибири к России. Но обращает внимание на негативные последствия вхождения сибирских народов в состав России. По его словам, находясь в составе России, многие народы пришли, “во всеконечное убожество”, сократилась их численность. Многочисленные восстания коренных жителей против русской власти он расценивает как акты отчаяния людей, измученных произволом, поборами и откровенными грабежами со стороны представителей русской администрации. Тем не менее, Миллер превыше всего считал интересы государства, промышленности и торговли, чем интересы аборигенного населения(15: 312). С. В. Бахрушин считал, что «научная деятельность Миллера должна была обслужить интересы государства» (16:25).

По мнению Ю. Г. Белокобыльского, за этими народами признавали смену культур, но происходила она не в результате внутренних процессов саморазвития, а под воздействием внешних обстоятельств (переселение народов, культурные заимствования). Г. Ф. Миллер выделил два крупных культурно-исторических этапа в древней истории Южной Сибири — медный и железный, причём более древним отмечался первый. Рассуждениями о «бедных» и «богатых» могилах Г.Ф. Миллер констатировал наличие в прошлом двух соответствующих этапов в развитии общества, отражавших развитие внутренней социальной дифференциации в древнем обществе. Вместе с тем нельзя не отметить, что исторический процесс на территории Южной Сибири представлялся Г.Ф. Миллеру менее сложным, чем Д. Г. Мессершмидту и Ф. И. Страленбергу. В частности, он считал, что «древние татары» — первые, по его представлениям, и единственные представители населения, оставившего могильники и каменные изваяния, — прошли в своём развитии лишь два этапа — домонгольский и монгольский. Что касается памятников письменности Южной Сибири, то они, по его убеждению, появились под влиянием уйгуров или, же непосредственно были оставлены ими(17: 10-31).

Г. Ф. Миллер отрицал древность наскальных рисунков, считая их продуктом шаманской идеологии, возникшей под влиянием религии «саманеян», весьма скептически оценивал возможность извлечь при изучении их что-либо значительное для характеристики сложного духовного мира древних обитателей Сибири. Не имея возможности из-за языкового барьера достаточно глубоко познать культурные достижения коренного населения севера Азии, Г. Ф. Миллер переносил свои поверхностные впечатления также и на древности азиатской части России(18: 537-539).

В описании быта, нравов, социального устройства выказывает презрение к их «дикости», «заблуждению и беззаконствию», неопрятности, «тупости ума», не обходительности, склонности к пьянству и пр¹¹. По мнению Е. Коваляшкиной, таким образом, формируется образ неопрятного, опустившегося, пьяного, неграмотного инородца, который укоренится, как стереотип, в XX в.(19:11-13; 33-36).

В правовых актах XIX в. проявились новые философско-антропологические воззрения оценочной окраски: не только «безгласные», «бедные и беззаступные», но «дикие», «грубые», «легкомысленные» «иноверцы»(20). Как замечает Н.А. Миненко, не без влияния правительственных указов и предписаний, преисполненных меркантильной заботой о ясачных народах, порождало у русских сибиряков снисходительно-покровительственное отношение к ним ка к «бедным и легкомысленным людям», которых «изобидеть» предосудительно, как беззащитного ребенка (21:129-130).

Идеология Просвещения, воспринятая, в том числе и через концепцию «просвещенного абсолютизма», давала моральное и рациональное обоснование государственного патернализма. Это открывало перед государством самые широкие возможности произвольного вмешательства в исторически сложившиеся формы жизнедеятельности народов России (22: 16). Покровительство сибирским народам вылилось в разработку «Устава об управлении инородцев». А принципы устройства сибирских аборигенов, подходы, определяющие их взаимоотношения с властью, во многом базировались на идеях эпохи Просвещения.

1. Мирзоев В. Г. Основные направления Историографии Сибири домарксистского периода // Доклады 1-й межвузовской научной конференции по историографии Сибири. Кемерово, 1969.
2. Элерт А. Х. Народы Сибири в трудах Г. Ф. Миллера [Электронный ресурс]: автореф. дис. д-ра ист. наук. Новосибирск, 2000. URL: http://cheloveknauka.com/narodysibiri- v-trudah-g-f-millera
3. Зуев В.Ф. Описание живущих в Березовском уезде иноверческих народов Остяков и Самоедов // Зуев В.Ф. Материалы по этнографии Сибири (1721-172 гг.). М.; Л., 1947. С. 23, 24.; Радищев А.Н. Описание Тобольского наместничества // Полн. Собр. Соч. М.; Л., 1952. Т. 3.
4. Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. М., 2000.
5. Слезкин Ю. Л. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера. М., 2008.
6. Полное Собрание Законов, т. XXXVIII, № 29126, § 71.
7. Мохова Г.А. Социально-экономический очерк истории Хакасии. Абакан, 1958.
8. Дамешек Л. М. Мобилизация сибирских инородцев на тыловые работы в годы Первой мировой войны // Известия Иркутского государственного университета. 2014. Т. 7. Серия «История». С. 79–87.
9. О привлечении к отбыванию воинской повинности некоторых частей населения освобожденного от нее до настоящего времени / Военный министр по Главному штабу. Отдел пенсионный и по службе нижних чинов. Отделение 12. Санкт-Петербург, 1915.
10. Дамешек Л.М. Сибирские инородцы в имперской стратегии власти // Современное историческое сибиреведение XVII — начала XX вв.: сб. ст. / под ред. Ю.М. Гончарова. Барнаул, 2005. С. 262-270.
11. Худяков Ю.С. Сабля Багыра: вооружение и военное искусство средневековых кыргызов. СПб., 2003.
12. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. – М., 1997.
13. Элерт Х.А. Народы Сибири в трудах Г. Ф. Миллера……
14. Миллер Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов яко Черемис, Чувашей, Вотяков. – СПб., 1791.; Элерт А.Х. Г.Ф. Миллер о взаимоотношениях между русским и аборигенными народами Сибири // Региональные процессы в Сибири в контексте мировой истории. – Новосибирск, 1998. С. 33-36.
15. Миллер Г. Ф. Описание Сибирского царства. СПб., 1750.
16. Бахрушин С. В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири // Миллер Г. Ф. История Сибири: в 2 т. 2-е изд., доп. М., 1999. Т. 1.
17. Белокобыльский Ю.Г. Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири. История идей и исследований (XVIII — первая треть XX в.). Новосибирск, 1986.
18. Миллер Г. Ф. История Сибири…; Белокобыльский Ю.Г. Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири. История идей и исследований….
19. Миллер Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов яко Черемис, Чувашей, Вотяков. С. 11-13, 29.; Элерт А.Х. Г.Ф. Миллер о взаимоотношениях между русским и аборигенными народами Сибири. С. 33-36.
20. Коваляшкина Е. П. «Инородческий вопрос» в Сибири в концепциях госу­дарственной политики и областнической мысли: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Томск, 1999.
21. Миненко Н.А. Северо-Западная Сибирь в XVIII – первой половине XIX в.: Историко-этнографический очерк. Новосибирск, 1975.
22. Коваляшкина Е. П. «Инородческий вопрос» в Сибири в концепциях госу­дарственной политики и областнической мысли.

Все статьи автора «Самрина Елена Васильевна»