ИСПОВЕДАЛЬНОСТЬ И РЕФЛЕКСИЯ В СТРУКТУРЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ТЕКСТА: ПАРАДИГМА ВЗАИМООТНОШЕНИЙ И ПУТИ ЕЕ ИЗУЧЕНИЯ

Ибатуллина Гузель Муртазовна
Башкирский государственный университет, Стерлитамакский филиал
доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской и зарубежной литературы

Аннотация
В статье рассматриваются проблемы исследования исповедальности и рефлексии как разнонаправленных модусов творческого сознания в литературе. Автор приходит к выводу, что решение обозначенных задач дает возможность теоретического объяснения одного из парадоксов текстопорождения в искусстве: искусство, будучи энергонаправленностью творческой интуиции художника, и предполагает исповедальность, и разрушает ее, поскольку глубинная исповедальная интенция девальвируется в результате опосредования ее рефлексийно-моделирующими формами мышления.

Ключевые слова: , , , , , , , , ,


Рубрика: Литературоведение

Библиографическая ссылка на статью:
Ибатуллина Г.М. Исповедальность и рефлексия в структуре литературного текста: парадигма взаимоотношений и пути ее изучения // Гуманитарные научные исследования. 2020. № 2 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2020/02/26397 (дата обращения: 23.02.2024).

Исследование разных форм и модусов человеческого сознания  непосредственно связано с аксиологическими доминантами современной культуры, где проблема сущности, функций и возможностей сознания становится одной из ключевых. Данный круг вопросов оказывается местом диалогической встречи и разных культурных сфер (искусства, науки, религии), и ряда научных дисциплин: философии, психологии, культурологии, филологии, герменевтики, генологии и т.д. В этом плане особую актуальность приобретают пути изучения природы и закономерностей бытия литературно-теʹкстового[1] сознания в названных «пограничных» исследовательских ракурсах. Основная цель нашей статьи – обозначить наиболее существенные смысловые векторы в парадигме взаимоотношений рефлексийного и исповедального типов сознаний в структуре литературного текста. Данная парадигма при этом интерпретируется нами как выражение фундаментальных оснований, первичных интенциональных энергий процессов текстопорождения в целом. Разумеется, нашей задачей здесь является постановка проблемы, а не ее решение, поскольку последнее требует более масштабных исследований; в рамках этой небольшой работы могут быть намечены лишь основные пути решения заявленных задач.

Предварительно следует отметить, что проблемы рефлексийного сознания и его функций в литературе и культуре неоднократно рассматривались нами в предшествующих работах, поэтому здесь ограничимся кратким обзором состояния исследований в данной области и сосредоточимся на диалектике взаимодействий[2] рефлексийного и исповедального начал в процессах образотворчества и смыслопорождения,[3] а также на природе, сущности и функциях исповедальных интенций в литературном тексте, поскольку последнее остается менее изученным в контекстах современного гуманитарного знания.

Говоря в данной работе о тексте и связанной с ним проблематике, мы рассматриваем его прежде всего как онтологический, культурологический и генологически-духовный феномен, как одну из гипостазированных форм самовыражения человеческого сознания, а не только как чисто семиотическое или лингвистическое явление. Знаковая и языковая структура текста достаточно активно изучается наукой XX – XXI столетий, в то время как философия текста представлена гораздо меньшим кругом работ. Методологической  основой исследования вопросов, связанных с природой и структурой текста, с функциями дискурсивно-текстового сознания и знакового мышления, семиотическими проблемами языка, текста, повествования являются для нас идеи и концепции, развиваемые в трудах М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, В.В. Иванова, Б.М. Гаспарова, Ю.С. Степанова, Р. Барта, Ж. Дерриды, Ж. Женнета, В.И. Тюпы, В. Шмида и др.

Понятие рефлексии в контексте наших исследований предполагает особое содержание, более широкое, чем принято в современной психологии: это не только субъектно-психологические акты, но любые процессы образно-смысловых взаимоотражений – внтурисубъектные, межсубъектные, субъектно-объектные, в том числе и между такими феноменами, как художественный образ, жанр, сюжет, стиль. Именно в данной интерпретации термин «рефлексия» и его производные, как, например, определение «рефлексийно-диалогические отношения», употребляются нами здесь и в ряде предшествующих работ, см., например: [2], [3]. Поэтому используемое прилагательное «рефлексийный» отлично по форме и семантике от прилагательного с другой принятой формой написания – «рефлексивный»: говоря о рефлексивных актах, как правило, подразумевают прежде всего личностные субъектно-психологические акты рефлексии.

Феномен рефлексии стал предметом особенно активного научного внимания в последней трети ХХ века. В этот период возникла одна из известных научных школ, ставящих своей целью изучение рефлексии и понимания как основных функций человеческого сознания, в том числе в литературе и искусстве, – школа, созданная профессором Г.И. Богиным; материалы этой школы нашли отражение не только в работах самого Г.И. Богина [4], [5], но и в публикациях созданного им журнала «Hermeutics in Russia». В эти же годы, и даже чуть ранее, развивает активную деятельность по изучению проблем рефлексии и интеллектуально-логических систем в целом новосибирская школа И.О. Ладенко [6], [7]. «В 1986-96 гг. Ладенко и его научной школой разрабатывались логические, методологические, социологические, кибернетические, семиотические, психологические и другие аспекты проектирования, изучения, развития и освоения интеллектуальных систем с рефлексией. Сначала (1973) он использовал рефлексию как один из объяснительных принципов организации интеллектуальных систем. Затем рефлексия выступает не только предметом специального изучения, но и как методологическое основание для анализа других школ, изучающих рефлексию (Г.П. Щедровицкого, В.А. Лефевра, В.В. Давыдова, Н.Г. Алексеева, И.Н. Семенова, В.И. Слободчикова, А.А. Тюкова, О.С. Анисимова); наконец, используется как конструктивное средство интеллектуальной культуры современного специалиста (1990-97)», – пишет И.Н. Семенов [8]. В российской и западной философии и культурологии теоретические модели, описывающие и объясняющие феномен рефлексии, оригинальное воплощение получили также в трудах Ю.А. Шрейдера [9],  [10], М.К. Мамардашвили [11], [12], А.М.  Пятигорского [13].

Как уже было сказано, в отечественной и мировой науке второй половины ХХ – начала ХХI века возрастание интереса к исследованиям рефлексии в разных ее аспектах отчетливо проявилось не только среди психологов и философов, но также среди лингвистов, искусствоведов, культурологов, литературоведов. Одним из основоположников создания данной научной парадигмы в филологии и культурологии можно назвать М.М. Бахтина, труды и концепции которого положили начало исследованию диалогизма и полифонии в художественно-эстетическом и общекультурном сознании, в том числе и в литературе, а также актуализировали ряд проблем, связанных с феноменами сознания и понимания в целом: [14], [15]. Диалогизм и полифонию в бахтинском их определении мы рассматриваем как формы проявления рефлексийного мышления и как механизмы о-сознания, генерирующие процессы текстопорождения в литературе, искусстве, культуре, – наряду, как мы уже говорили, с исповедальными текстопорождающими интенциями, а также с мифотворческими – о чем будет сказано ниже. Отметим, что М.М. Бахтиным были первично описаны и исповедальные начала творческого акта: «Исповедь как ценностно-смысловую позицию подробно рассмотрел М.М. Бахтин в работе «Автор и герой в эстетической деятельности, – пишет М.В. Михайлова. – Бахтин настаивает на внеэстетичности самоотчета-исповеди как «акта принципиального и актуального несовпадения с самим собой (нет вненаходящейся силы, могущей осуществить это совпадение – ценностной позиции другого), чистого ценностного прехождения себя, изнутри себя самого чуждого оправданного конца»[4], противящегося эстетическому завершению» [16].

Среди первых собственно литературоведческих работ, посвященных функциям рефлексии, следует отметить статью В.И. Тюпы и Д.П. Бака «Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики» [17], а также книгу Д.П. Бака «История и теория литературного самосознания: Творческая рефлексия в литературном произведении» [18]; тематика этих исследований связывает проблемы эволюции художественного сознания с функциями рефлексии в литературном произведении и литературном процессе[5]. Исследования рефлексии продолжаются в современном литературоведении. В ряде литературоведческих трудов рассматриваются общие проблемы художественного сознания и связанных с ним форм рефлексийного мышления: [20], [21], в других – вопросы рефлексийной поэтики в творчестве писателей и поэтов  XIX-XX веков: [22], [23], [24]. В докторской диссертации и одноименной монографии М.А. Хатямовой [25] дан обстоятельный обзор литературы по проблеме; помимо уже названных нами выше работ В.И. Тюпы и Д.П. Бака, автор отмечает среди значимых в истории вопроса исследования М.Н. Липовецкого [26], Н.С. Бройтмана [27], Д.М. Сегала [28] и др. Актуализация потенциалов рефлексийного мышления происходила практически во всех сферах и на всех уровнях российского и западного культурного самосознания, начиная с середины XX века; своеобразным спонтанно-радикалистским выражением этих процессов явилась культура постмодернизма – как в собственно художественной, так и гносеологической своей ипостаси. В научном дискурсе зарубежной филологии и эстетики в конце XX – начале XXI века проблематика, связанная с рефлексийным миропониманием и его релятивистскими функциями, проявила себя в идеях постструктуралистов:  Р. Барта, М. Фуко, Ж. Дерриды, Ж. Делеза, Ю. Кристевой.

Постмодернизм стал логическим завершением процессов, актуализированных уже на протяжении двух последних столетий. Пробуждение внутреннего самосознания и соответственно внутренней рефлексии как механизма самоосознания – один из определяющих смысловых векторов литературы и культуры XIX-XX веков, заявивший о себе еще в самом начале постромантической эпохи. Романтизм в этом плане можно назвать явлением переходным, поскольку, оставаясь в целом последним монологически замкнутым типом художественного мышления, он уже включает в себя рефлексийные установки и тенденции, пытаясь  понять природу, сущность, происхождение, ценностные доминанты и свои собственные, и искусства как такового. Однако романтическое самоосознание остается рефлексией философского и психологического порядка, не перерастая в рефлексию художественную – то есть актуализированную в самих принципах организации художественного текста и выраженную на языке образов, а не суждений. Рефлексия художественного образа, направленная на самое себя и генерирующая такие феномены, как «образ образа» (или «образ жанра», «образ стиля»), в рамках общелитературных и общеэстетических процессов (а не отдельных индивидуально-творческих открытий) рождается на принципиально новом витке становления европейского культурного самосознания. Это качественно «другой» шаг в развитии художественного сознания и мышления, определяемый общей тенденцией культуры к развитию и утверждению принципов диалогизма, многополярности и релятивизма, усложнению степеней рефлексийности во всех сферах деятельности человеческого духа. Внутренняя амбивалентность нового типа сознания, по сравнению с предыдущими его стадиями, приобретает более заостренный и внешне выраженный характер, особенно в рамках оппозиций «созидательное – разрушительное», «абсолютное – относительное».

Новый модус сознания – в определенном смысле и кульминационный, и итоговый, если речь идет о высших его достижениях в искусстве и культуре XIX-XX веков, и в то же время – грозящий кризисом эстетики в ее традиционных европейских формах, если иметь в виду периферийно-декадентские или вторично-эпигонские его манифестации, редуцирующие и выхолащивающие суть «многополярности» и «относительности»: все равно – в рамках декаданса начала XX века или постмодерна конца XX-го столетия. Не случайно подобной остроты самовыражения достигла амбивалентная суть рефлексии в культуре, искусстве, литературе именно XX века.  Элементы самоосознающей поэтики мы найдем в литературе любой эпохи, но именно в XX веке создание рефлексирующих и саморефлексирующих художественных систем стало, с одной стороны, аксиологической доминантой, с другой – начало превращаться в искусственно выстраиваемую самоцель. Искусство, рефлексийно направленное на самое себя, оказывается на опасной грани между самоосознанием и саморазрушением; выразительной иллюстрацией к этой ситуации могут служить многие явления и факты постмодернизма, постструктурализма и деконструктивизма и т.п.  На наш взгляд, одна из причин подобных саморазрушительных тенденций – нарушение равновесия между рефлексией и исповедальностью как равнозначимыми текстопорождающими интенциями творческого сознания. Доминанта рефлексийности приводит к редуцированию исповедальной природы слова – логоса авторской души и, как следствие,  не только к «смерти автора» (Р. Барт) и невозможности достичь «нулевой степени письма» (Р. Барт), но и во многом к «смерти» самого искусства.

Именно поэтому сейчас, когда культура подводит итоги своего развития  в прошлом столетии и живет поиском возможностей своего внутреннего обновления, особенно важно осмыслить основные пути и принципы текстопорождения в искусстве и литературе – одновременно в их синхронических (типология) и диахронических (традиция) аспектах, в онтогенезе и филогенезе (в соотношении индивидуально-авторских и универсальных закономерностей художественного творчества).

Базовой текстопорождающей парадигмой в искусстве, на наш взгляд, можно считать интенциональную триаду: мифотворчество – рефлексия – исповедальноть. Миф при этом понимается и как первичная[6] форма мироощущения и бытия человека (в согласии с концепциями А.Ф. Лосева: [29], и как протожанровая миромоделирующая форма сознания в искусстве и литературе. Монистически замкнутый, целостный универсум мифа и само мифологическое сознание разрушаются с актуализацией механизмов рефлексии и возникновением дифференцированных моделей реальности, в том числе, и жанровых моделей мира в литературе и искусстве. На следующей стадии развития художественного мышления различающиеся жанровые картины реальности вступают в отношения взаимоосознания, порождая тенденцию к диалогической интеграции разнонаправленных принципов миромоделирования. Литература стремится к восстановлению целостной картины универсума, но при этом сохраняет смысловую дистанцию по отношению к аксиологической тотальности мифа, что становится возможным благодаря механизмам рефлексийного осознания множественных жанровых мирообразов.

Проведенное нами исследование образотворческих функций мифопоэтического первоязыка (языка архетипов и мифологем) и способов его рефлексийно-отраженного воссоздания в произведениях И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова, А.И. Куприна, М.М. Зощенко, М.И. Цветаевой, Б.Л. Пастернака (см.: [2], [3] и др.) свидетельствует о типологической общности принципов развития различных художественно-эстетических систем, как индивидуальных, так и общезначимых. Логика этого развития в рамках современной культуры определяется диалектическим единством двух разнонаправленных процессов: демифологизации сознания и непрерывно возрождающегося мифотворчества. Рефлексия является одним из главных механизмов смыслопорождения в парадигме взаимодействия  названных двух процессов. От мифа к рефлексии, и от рефлексии вновь к живому мифу (через исповедальное самопогружение в смысл и отрешение от рефлексийной дистанции к смыслу) – такова диалектика движения текстопорождающих интенций автора-художника.

Миф как онтологически укорененный феномен равномасштабен жизни и бытию в целом, поэтому «смерть мифа» и его полная деконструкция невозможны; но невозможны и простая реконструкция или «реставрация» (термин С.М. Телегина: [30]), «клонирование» и т.п. мифа, предполагающие спонтанное воспроизведение первичных мифологем. Поэтому русская литература XIX-XX веков, как и культура Нового времени в общем, стремится сделать акт воскресения мифа не имманентно бессознательным, а осознанно-творческим. В результате преодолевается противоречие, лежащее в основе дихотомии миф – рефлексия, и художественное сознание, воплощенное в классических явлениях русской литературы, приобретает особый характер, который можно определить как трансмифологический, то есть не разрушающий миф, но и не погруженный в миф.

Исповедальное сознание, наряду с мифотворческим и рефлексийным, является, согласно нашей концепции, интенциональной основой текстопорождения. При этом текстопорождение (в искусстве вообще и в искусстве слова в частности) определяется как двунаправленный процесс: с одной стороны, здесь действуют рефлексийные и моделирующие функции творческого сознания, формирующие текст как систему знаков; с другой – глубинные исповедальные интенции авторского сознания, направленные на преодоление «заданности» дискурсивного и текстово-оформленного слова. Наиболее отчетливо диалектика этих процессов проявлена в лирических жанрах, однако дихотомийное противоречие между исповедальной и дискурсивной природой слова характерно для текстопорождения в литературе в целом. (На уровне реализованных повествовательных парадигм это противоречие становится, например, основой создания диалогизированных образов, диалогизированного сознания и слова в художественной системе Ф.М. Достоевского.) Анализ лирических произведений Б.Л. Пастернака и А.А. Ахматовой в обозначенном аспекте и типологические параллели к проблеме исповедального сознания в повести А. Камю «Посторонний» (см.: [3]) демонстрируют, что для русской литературы доминантной является ориентация на исповедальную природу слова, а для западной – на дискурсивно-текстовую.

Природа художественного образа, как и природа дискурсивно рожденного слова, требует трансгредиентности (М.М. Бахтин) авторского сознания, большей или меньшей степени вненаходимости его относительно слова, образа, смысла. Подобная дистанцированность сознания необходимым образом предполагает «включение» его рефлексийных интенциональных энергий, которые вступают в диалектически-амбивалентные отношения единства-противоположности, взаимопроникновения-взаимооспоривания с двумя другими базовыми началами художественного мышления: мифотворческим и исповедальным.

Исследование поэтики русской литературы XIX – XX веков (см. указанные выше наши работы) обнаруживает, что в диаде «миф-рефлексия» преобладает диалектика взаимоинтеграции и функционального единства, так как оба этих начала выполняют миромоделирующие функции. В отношениях же рефлексийного и исповедального сознаний доминируют взаимооспоривание и противоборство, обусловленные разнонаправленностью, даже противоположностью, их интенциональных векторов: рефлексия (даже направленная человеком на самого себя) невозможна без смысловой дистанции к объекту рефлексии; исповедальность же, во-первых, предполагает преодоление всяческих дистанций, в том числе и между субъектом и объектом, и вхождение в сферу чистой смыслопорождающей субъектности; во-вторых, выполняет функции демоделирования сложившихся неадекватных или ограниченных образов-моделей «Я» и ее отношений с реальностью путем осознания-преодоления субъектно-объектного моделирующего мышления.

Рефлексия исключает непосредственность и чистоту исповедальных интенций и превращает Исповедальное Слово-логос, Слово-смысл в дискурс, в текст, где в словах актуализируется в первую очередь не столько смысл, сколько значение. Именно эта дистанция между смыслом, сознанием и словом отделяет, например, Покаянную исповедь от исповеди-признания, исповеди как особого жизненно-гносеологического литературного жанра, от художественно воссозданного образа исповеди, которые являются формами исповедального дискурса или текстами, отражающими состояние исповедальности. Эта же дистанция обуславливает специфику различных «речевых архетипов» («архетипических дискурсов»), или, говоря словами М.М. Бахтина, «первичных речевых жанров», ориентированных либо на текстопорождение и предполагающих рефлексию, либо на исповедальное самовыражение творческой индивидуальности.

Если вопросы рефлексии достаточно активно и продуктивно изучаются в разных сферах научного знания (о чем мы говорили выше), то проблемы исповедального сознания и форм его выражения в литературе и искусстве нередко остаются на периферии внимания ученых. Исследований в этой области не так много (мы не имеем в виду классические труды русских философов и мыслителей XIX – первой половины XX века[7] или труды чисто богословского характера), среди наиболее значимых были уже упомянуты работы М.М. Бахтина. Из публикаций последних десятилетий следует отметить сборник материалов международной конференции «Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова» (Санкт-Петербург, 26-27 мая 1997 г.), материалы размещены на сайте кафедры философской антропологии СПбГУ [31]; работы М.С. Уварова [32], [33]; существует также ряд исследований (как литературоведческой, так и философско-культурологической направленности), касающихся проблем исповедального начала в творчестве отдельных  писателей и поэтов, исповеди как литературного жанра.

Несмотря на значимость для процессов текстопорождения инвариантной триады мифотворчество – рефлексия – исповедальность, можно констатировать, что существующие  на сегодняшний день концепции еще достаточно далеки от создания четко оконтуренных теоретических моделей, описывающих данную триаду. В том числе мы не имеем исчерпывающего описания рефлексии и ее роли в становлении культуры, искусства, литературы; практически открытым остается вопрос о взаимодействии рефлексии с другими формами сознания, участвующими в актах текстопорождения. Поэтому представляется актуальным и значимым теоретический вектор исследований, связанный с типологическим анализом двух онтологически равноценных и разнонаправленных модусов творческого сознания в литературе: исповедальности как центростремительной силы текстопорождения и рефлексии как центробежной энергии данного творческого акта. Это в свою очередь предполагает описание: сущности исповедального сознания и различных форм исповедальных высказываний (Покаянная исповедь, исповедь как литературный жанр, словесно-художественные образы исповеди); природы и структуры текстового сознания (его хронотопичности, «завершенности», моделируемости и т.д.); взаимодействий рефлексийного и исповедального типов сознаний как базовых интенциональных начал в дискурсивно-текстовой организации литературного произведения. Соответственно, анализ произведений русской классической литературы XIX-XX веков с точки зрения принципов воплощения в них исповедальности и рефлексии как разных форм и модусов человеческого сознания  (на уровне автора, героя, читательской рецепции, на уровне эстетической организации и художественного строя произведения, на уровне его проблематики) – еще один значимый исследовательский вектор. В этом отношении особую актуальность, как нам кажется, приобретает изучение функций данной диады в системе художественного текста с точки зрения пограничных исследовательских ракурсов, на стыках таких научных дисциплин, как литературоведение, лингвистика, культурология, философия сознания и др.


[1] Слово «текстовый» мы используем с ударением на первом слоге.

[2] Курсивы здесь и далее принадлежат автору статьи.

[3] О соотношении процессов образотворчества и смыслопорождения в литературе и искусстве см. в статье В.А. Зарецкого  «О  взаимодействии  смыслопорождения  и  образотворчества  в  литературном  произведении»  [1].

[4] Цитируемый автор дает следующую ссылку на работу М.М. Бахтина: Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 203.

[5] Автор данной работы приступил к научным изысканиям по той же проблематике практически одновременно и автономно от названных ученых (см.: [2], [19]); подобное совпадение, на наш взгляд, не случайно и свидетельствует об объективно назревшей потребности в исследовании сущности и функций рефлексии как одного из принципов саморазвития художественного сознания и одной из базовых текстопорождающих энергий творческого процесса.

[6] Естественно, первичность здесь подразумевается не в хронологическом, а в архетипическом плане.

[7] Библиографию этих работ можно найти, например, на сайте anthropology.ru (web-кафедра философской антропологии).


Библиографический список
  1. Зарецкий В.А. О взаимодействии смыслопорождения и образотворчества в литературном произведении // Проблемы диалогизма словесного искусства: сб. науч. тр. Стерлитамак: Изд-во СГПА, 2007. С. 140-145.
  2. Валиева (Ибатуллина) Г.М. Рефлексия как основа образотворчества в системе чеховской прозы: дис. … к. филол. наук. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1992. 202 с.
  3. Ибатуллина Г.М.  Художественная рефлексия в поэтике русской литературы XIX-XX веков: дис. … д. филол. н. Ижевск: УдГУ, 2015. 564 с.
  4. Богин Г.И. Художественность как мера пробужденности рефлексии // Рефлексивные процессы и творчество: тез. докл. и сообщ. Всесоюз. конф. Новосибирск, 3-5 апреля 1990 г. / ред. И.О. Ладенко.  Новосибирск: ИИФФ СО АН СССР, 1990.  Ч. 1. С. 225-228.
  5. Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста. Тверь: Изд-во ТвГУ, 1993. 137 с.
  6. Ладенко И.С. Мысли о мыслях. Т. 1: Рефлексивное мышление и творчество. Ч. 2: Проблемы рефлексии в решении творческих задач / И.С. Ладенко и др. Новосибирск: НИИПК, 1996.
  7. Проблемы рефлексии: Современные комплексные исследования / отв. ред. И.С. Ладенко. Новосибирск: Наука, 1987. 234 с.
  8. Семёнов И.Н. Ладенко Иосиф Семенович [Электронный ресурс] // ММК в лицах: методологическое и игротехническое движение / сост. М.С. Хромченко. М.: Фонд «Институт развития им. Г.П. Щедровицкого», 2006.  436 с. URL: https://www.fondgp.ru/mmk/persons/ (дата обращения 25.08.2019)
  9. Шрейдер Ю.А. Человеческая рефлексия и две системы этического сознания // Вопросы философии. 1990. № 7. С. 32-41.
  10. Шрейдер Ю.А. Формальные модели рефлексивных структур // Проблемы передачи информации. 1999. № 35(1). С. 90-99.
  11. Мамардашвили М.К. Сознание и цивилизация. Тексты и беседы. М.: Логос, 2004. 272 с.
  12. Мамардашвили М. К. Формы и содержание мышления. СПб.: Азбука – Азбука-Аттикус, 2011. 288 с.
  13. Пятигорский А.М. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1996. 592 с.
  14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 504 с.
  15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 445 с.
  16. Михайлова М.В. Молчание и слово (таинство покаяния и литературная исповедь) // Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова // Материалы международной конференции (Санкт-Петербург,  26-27 мая 1997 г.). СПб.: Изд-во Института Человека РАН (СПб Отделение), 1997. C. 9. URL: http://anthropology.ru/ru/text/mihaylova-mv/molchanie-i-slovo-tainstvo-pokayaniya-i-literaturnaya-ispoved (дата обращения 25.08.2019)
  17. Тюпа В.И., Бак Д.П. Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики: межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. В.И. Тюпа. Кемерово: Изд-во КГУ, 1988. С. 4-15.
  18. Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: Творческая рефлексия в литературном произведении: учеб. пособие. Кемерово: Изд-во КемГУ, 1992. 82 с.
  19. Валиева (Ибатуллина) Г.М. «Жанровая рефлексия» в «Черном монахе» А.П. Чехова  // Проблемы художественной типизации и читательского восприятия литературы: тезисы докл. межвуз. научн.-практ. конф. литературоведов Поволжья, 25-28 сентября 1990 г. / ред. колл.: А.С. Акбашева, Г.М. Валиева, В.А. Зарецкий и др. Стерлитамак: Изд-во СГПИ, 1990. С. 126-127.
  20. Едошина И.А. Художественное сознание модернизма: Истоки и мифологемы: дис. … д. культурологии. Кострома, 2002. 350 с.
  21. Турышева О.Н. Прагматика художественной словесности как предмет литературного самосознания: дис. … док. филол. наук. Екатеринбург, 2011. 375 с.
  22. Житенев А.А. Онтологическая поэтика и художественная рефлексия в лирике И. Бродского: дис. … к. филол. н. Воронеж, 2004. 158 с.
  23. Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 6: Формы саморефлексии литературы XX века: метатекст и метатекстовые структуры / ред. Т.Л. Рыбальченко. – Томск: Изд-во Томск. гос. ун-та, 2004. – 235 с.
  24. Скобелев Д.А. Эстетическая рефлексия Ю.П. Анненкова: (на материале художественных и публицистических произведений): автореф. дис. … канд. филол. наук. Воронеж, 2009. 18 с.
  25. Хатямова М.А. Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века. М.: Языки славянской культуры, 2008. 328 с.
  26. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1997. 317 с.
  27. Бройтман С.Н. Историческая поэтика: учебное пособие. М.: Изд-во РГГУ, 2001. 420 с.
  28. Сегал Д.М. Литература как вторичная моделирующая система. Литература как охранная грамота // Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. М.: Водолей Pablishers, 2006. С. 11-49.
  29. Лосев А.Ф. Диалектика мифа / Сост., подг. текста, общ. ред. А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. 558 с.
  30. Телегин С.М. Ступени мифореставрации. Из лекций по теории литературы. М.: Компания Спутник, 2006. 376 с.
  31. Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова. Материалы международной конференции (Санкт-Петербург, 26-27 мая 1997 г.). СПб.: Изд-во Института Человека РАН (СПб Отделение), 1997 // URL: http://anthropology.ru/ru/edition/metafizika-ispovedi-prostranstvo-i-vremya-ispovedalnogo-slova  (дата обращения 25.09.2019)
  32. Уваров М. С. Текст как исповедь  // Язык и текст: онтология и рефлексия (Silentium. 1992. Вып. 2: специальный) / гл. ред. Л. Морева. СПб.:  ФКИЦ «Эйдос», 1992. С. 1-12.
  33. Уваров М.С. Архитектоника исповедального слова. СПб.: Алетейя, 1998. 256 с.


Все статьи автора «Ибатуллина Гузель Муртазовна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: