ПУШКИНСКИЙ «КАМЕННЫЙ ГОСТЬ» В КОНТЕКСТЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ

Шнюкова Виктория Александровна
Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова
студентка 3 курса направления подготовки 44.03.01 Педагогическое образование, профиль «Литература»

Аннотация
В центре внимания статьи «Каменный гость» А.С. Пушкина. Через сопоставление этого произведения с «Дон Жуаном» Мольера автор работы стремится раскрыть проблему своеобразия мотивов поступка русского литературного героя, что и определяет актуальность и новизну исследовательской задачи. Различие мотивов поступка обусловлено различием ключевых ценностных представлений, лежащих в основе художественной картины мира русского и французского авторов.

Ключевые слова: А.С. Пушкин, Ж.-Б. Мольер, компаративистика, литературный герой, поступок, художественная антропология


«THE STONE GUEST» BY A.S. PUSHKIN IN THE CONTEXT OF EUROPEAN LITERARY TRADITION

Shnyukova Viktoriya Aleksandrovna
Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov
Student

Abstract
The focus of attraction of this article is the A.S. Pushkin’s «The Stone Guest». Comparing this work with Moliere’s «Don Juan», author tends to solve the problem of identity of motives of Russian literary character, that makes research work contemporary. The contrast of the motives of the act is determined by the diversity of the key axiological notions, accounting for artistic worldview of Russian and French authors.

Рубрика: Литературоведение

Библиографическая ссылка на статью:
Шнюкова В.А. Пушкинский «Каменный гость» в контексте европейской литературной традиции // Гуманитарные научные исследования. 2016. № 6 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2016/06/15415 (дата обращения: 03.03.2024).

«Каменный гость» А.С. Пушкина безусловно связан с большой европейской традицией обращения к вечному образу распутного, порочного персонажа. К образу Дона Жуана обращались Корнель, Гольдони, Мольер, Гофман, Байрон и другие. Близкие к пушкинской версии мотивы объяснения в любви находят в пьесе Шекспира «Ричард III»: «Сцены Дон Жуана с Донной Анной, – писал еще Шевырев, – напоминают много сцену в Ричарде III между Глостером (Ричардом III) и леди Анной, вдовой Эдуарда, принца Валлийского, даже до подробности кинжала, который Дон Жуан, как Глостер, употребляет хитрым средством для довершения победы» [1].

При всем многообразии трактовок пушкинского образа больше всего нитей связывают его с произведением Мольера «Дон Жуан». В.Е. Багно в своих исследованиях указывает на связь произведения Пушкина, как с комедией Мольера, так и с оперой Моцарта, созданной по ее мотивам: «О пьесе Тирсо де Молины Пушкин, бесспорно, знал по комментариям к Мольеру и пересказам Вольтера, Ж.-Ф. де Лагарпа и А.В. Шлегеля, но само произведение не читал. Основные фабульные ходы пьесы Мольера у Пушкина отсутствуют, однако совпадает с ней ряд деталей. Взяв эпиграф к «Каменному гостю» из либретто оперы Моцарта, Пушкин тем самым указал на нее как на несомненный источник своей «маленькой трагедии». Среди пушкинских заимствований из оперы Моцарта – имя Лепорелло, возможно, имя Доны Анны, устранение «двойного приглашения» (как у Да Понте, Дон Гуан гибнет при первом посещении статуи)» [2].

На разницу в сюжете и трактовке образа между Доном Жуаном Мольера и Доном Гуаном Пушкина уже обратили  внимание критики. Различия В.Е. Багно связывает, прежде всего,  с мотивом мести из ревности, введенным Пушкиным для описания порочного характера Дона Жуана: «То, что нередко воспринималось как особая дерзость и рискованность пушкинского замысла, свидетельство особой извращенности его героя, – приглашение Дон Гуаном Командора, превращенного Пушкиным из отца в мужа Доны Анны, позволило ввести в пьесу мотив мести из ревности, коль скоро статуя разъединяет влюбленных. Мотив мстящей статуи, разлучающей влюбленных в «Каменном госте», оказывается особенно рельефным в связи с тем, что при расплате присутствует именно Дона Анна, а не Лепорелло (как у Моцарта) или Сганарель (как у Мольера)» [2].

А. Ахматова акцентирует внимание на создании Пушкиным качественно нового образа. Она подчеркивает в пушкинском Доне Гуане дар поэта: «Внимательно читая «Каменного гостя», мы делаем неожиданное открытие: Дон Гуан – поэт. Его стихи, положенные на музыку, поет Лаура, а сам Гуан называет себя «Импровизатором любовной песни» [3].А. Ахматова считает, что Дон Гуан перед смертью произносит имя Доны Анны не случайно, он испытывает любовное чувство к ней: «…он действительно переродился во время свидания с Донной Анной и вся трагедия в том и заключается, что в этот миг он любил и был счастлив…» [3]. По мнению Г.П. Макагоненко Пушкин противопоставил своего Дона Гуана романтическим Донам Жуанам Байрона и Гофмана.

Он указывает на важную деталь, отличающую произведение А.С. Пушкина от предшественников: приглашение статуи командора к вдове, а не в свой дом, тем самым он исключает любовную интригу в этом эпизоде. По его мнению, Дон Гуан если бы любил по-настоящему, то никогда не решился бы на такой низкий поступок: «Статуя должна быть свидетелем любовного торжества Дон Гуана! Желание это не столько кощунственно, сколько безнравственно. Оно оскорбляет и женщину, которую любит Дон Гуан, и само чувство. Да и не может истинная любовь допустить возможности появления такого желания» [4].

На фоне этих рассуждений нам представляется возможным обратить внимание на то,что особенность пушкинского Дона Гуана не в отношении к своей возлюбленной, а в концепции порока, как поступка героя [5].

А.С. Пушкин дважды проводит своего героя через любовную сцену в присутствии покойника. Он как бы подчеркивает принципиальную значимость для своего героя появления поверженного соперника в откровенных любовных сценах. Причем, в сцене с Лаурой труп Дона Карлоса просто находится рядом. Готовя свое триумфальное свидание с Донной Анной, Дон Гуан приглашает статую убитого мужа к вдове:

Я, командор, прошу тебя прийти

К твоей вдове, где завтра буду я,

И стать на стороже в дверях. Что? будешь? [6].

Заметим, что для Мольера порочность Дона Жуана состоит в его безграничной вере в свою безнаказанность, в чем раскрывается его безбожность. Дон Жуан видит смысл существования в земных наслаждениях. Зная, но отбрасывая «на потом» размышления о расплате: «Ей-богу, надо исправиться. Еще лет двадцать-тридцать поживем так, а потом и о душе подумаем» [7].

Его своеволие и безнаказанность не имеют границ в пределах земной жизни. Он чувствует себя верховным судией не подвластным никакому земному суду: «А если меня накроют, я палец о палец не ударю: вся шайка вступится за меня и защитит от кого бы то ни было. Словом, это лучший способ делать безнаказанно все, что хочешь. Я стану судьей чужих поступков, обо всех буду плохо отзываться, а хорошего мнения буду только о самом себе» [7].

Но стоит ему перейти некую мистическую грань как наказание высшего судии незамедлительно настигает его. Все это укладывается в простую схему представления о жизни и смерти, их смыслах и неизбежности наказания за прегрешения, актуальных еще для средневекового сознания с его пониманием «внутреннего человека» [8].

На первый взгляд пушкинская версия как бы не противоречит этой концепции, но в ней появляются весьма важные новые детали, уточняющие его модель мира.

Пушкинский герой и в сцене с Лаурой, и в сцене с Донной Анной стремится прервать связь земных человеческих отношений с вечностью. Вмешиваясь по своему произволу в земные связи людей, его Дон Гуан тем самым разрушает их возможное продолжение за чертой смерти. Он чувствует себя властителем того, что произойдет за этой чертой и наслаждается этой своей безгранично властью.

Вдовствующая Дона Анна, верная своему супругу, верит в невидимые нити, соединяющие ее с ним после смерти. Актуальность этих связей в ментальном пространстве русской литературы конца XVIII – начала XIXстолетия уже обращала на себя внимание современных исследователей [9].

Пушкинский герой наказывается провидением как посягнувший на эту божественную предустановленную связь. И наказание это строится в крайне жестокой разрушительной для его модели мира форме.

Мнимый победитель в ситуации любовного треугольника в земной его версии втянут рукой статуи командора в пространство, где условия треугольника становятся непреодолимыми. И трагедия этой непреодолимости звучит в последней реплике Дона Гуана:

Я гибну – кончено – о Дона Анна! [6].

Пушкинский герой, неспособный совершить замысленный им поступок, вполне укладывается в вектор литературных поисков своей эпохи [10].


Библиографический список
  1. Алексеев М.П. Пушкин и Шекспир // Алексеев М.П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования / АН СССР; Ин-т рус.лит. (Пушкинский Дом). Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. С. 240–280.
  2. Багно В. Е. Дон Жуан // Пушкин: Исследования и материалы / РАН. Институт русской литературы (Пушкинский Дом). СПб.: Наука, 2004. Т. XVIII/XIX: Пушкин и мировая литература. Материалы к «Пушкинской энциклопедии». – С. 132–138.
  3. Ахматова А.А. «Каменный гость» Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Институт русской литературы. (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. 2. С. 185–195.
  4. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (1830–1833). Л.: Художественная литература, 1974. 376 с.
  5. Николаев Н.И. К вопросу об уточнении понятия «Литературный герой» // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2012. №3. С.100–104.
  6. Пушкин А. С. Каменный гость // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977-1979. Т. 5: Евгений Онегин. Драматические произведения. Л., 1978.  С. 316-350.
  7. Мольер Ж.-Б. Дон Жуан или Каменный гость // Мольер Ж.Б. Собрание сочинений в двух томах. Т. 2. М., ГИХЛ, 1957. URL: http://lib.ru/MOLIER/molier2_1.txt.
  8. Николаев Н.И. К вопросу об уточнении понятия «внутренний человек» «внутренний мир человека» // Philologica: Ученые записки Северодвинского филиала Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Архангельск, 2002. С. 147-150.
  9. Николаев Н.И., Швецова Т.В. К вопросу о точности перевода («Они любили друг друга…» М.Ю. Лермонтова) // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2014. №4. С. 87-92.
  10. Николаев Н.И., Швецова Т.В. Русская литература 30-40-х гг. XIX в. «Ожидание героя» // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2014. №3 (29). С. 125-142.


Все статьи автора «Швецова Татьяна Васильевна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: