Довольно часто на территории бывшего СССР находят старинные монетовидные жетоны. Они попадают и в коллекции музеев, и в частные собрания. Интерес к ним отнюдь не случаен. Во-первых, они привлекают изяществом или весьма примечательной стилизацией своего оформления. Во-вторых, монетовидные жетоны чрезвычайно разнообразны. Выявлено множество вариаций, различимых по размеру, материалу, изображениям, надписям, а также по наличию или отсутствию аксессуаров для крепления. В-третьих, на жетонах европейского производства, как правило, присутствуют метки выпустивших их мастеров. Следовательно, эти артефакты можно датировать [46; 47; 48]. Так что они интересны как археологам, так и этнографам. Однако в силу неофициальности выпуска – напомним, что их изготавливали частные мастерские по заказам игорных домов и купеческих контор[1] – жетоны довольно долго не становились объектами нумизматического изучения. И это вполне объяснимо – проблем с их атрибуцией, как правило, не возникает. Правда, интересно было бы установить период использования их разновидностей. Но эту задачу исследователи стараются не поднимать[2], т.к. справедливо находят ее крайне сложной и окончательно не разрешенной даже для ординарного монетного материала[3].

Однако дискуссионные моменты все же присутствуют. Дело в том, в регионах бывшего СССР находят жетоны местного производства. Так, первая монография по истории монетовидных жетонов Украины вышла в свет только в 1970 г. Речь идет о труде И.Г. Спасского «Дукати і дукачі України. Iсторико-нумiзматичне дослідження» [24]. И это при том, что, по словам Самуила Велычко, В.В. Голицын будто бы был подкуплен крымским ханом, приславшем ему «подарунку шесть бочалков червоних золотых, которые будто наполнены были фальшивими червоними, то есть личманами, а только по концах бочалок были заличкованы правдывими златниками» [5, С. 73], а Ф. Пискунов в своем «Словаре» повторяет эту фразу почти дословно [15, С. 82]. Так что на Украине они были широко распространены и хорошо известны.

Следующим важным шагом в изучении монетовидных жетонов стал выход в свет монографии Л.И. Рославцевой, изучившей этнографию крымских татар [19]. Исследователь установила, что в Крыму в XVII–XVIII вв. мониста являлись непременным элементом женского костюма[4] [19, С. 52] (рис. 2). Причем, кроме местных выпусков, на украшение шли биллоны османского чекана. С начала XVIII в. для этой цели стали использовать даже крупные серебряные и золотые монеты. Мода на такие украшения привела к появлению у тюркских народов обычая дарения женихом невесте материала на платье и денег специально для составления таких ожерелий [19, С. 52]. Так как важным элементом оформления турецкой женской одежды являлось именно монисто, то у большинства крымских народностей сохранилась мода на подобные украшения, составленные из подражаний османским монетам, некогда поступавшим на полуостров. На ожерелья шли и европейские монетовидные жетоны. Вполне возможно, что при оформлении монист им придавалось лишь декоративное значение, а определенных требований к изображениям на них не предъявлялось.

Изучение монетовидных жетонов, находимых в нашем регионе, началось уже в середине XX в. В 1951 г. вышла в свет статья И.Г. Спасского, посвященная атрибуции счетных пфеннигов, доставленных в Сибирь первопроходцами [23, С. 130–138]. Исследование было активно продолжено в последние годы. Речь идет о статьях и тезисах докладов Э.Р. Ахуновой [1, 55–58], А.Г. Еманова [6, 188–189], О.А. Милищенко и его соавторов [8, 110–121; 12; 14, C. 9–14], Л.Д. Макарова и С.Е. Перевощикова [11, C. 137–140], А.С. Пержаковой [14, С. 217–219], А.В. Полеводова и М.А. Корусенко [16, С. 193–202], А.А. Пушкарева и А.И. Бобровой [2, 348–350; 17, С. 131–134; 18, С. 152–159], М.А. Рудневой [20, С. 355; 21, С. 350–352], А.В. Харинского [27, С. 273–276], С.Г. Сивцева [22, С. 183–184], а также о диссертации А.А. Богордаевой [3]. В них приведена статистика находок, а также соображения по поводу причин появления и характера использования жетонов европейского чекана в Сибири. Так, стоит отметить вывод, сделанный А.Г. Емановым, по мнению которого жетоны могли использоваться как средства платежа [6, С. 189]. Действительно, их клали в могилу вместе с монетами [1, С. 56; 8, С. 117; 12; 14, С. 217–219; 16, С. 193–202; 17, С. 131–134; 22, С. 183–184; 27, С. 273–276], приносили в жертву [11, С. 139], а также украшали ими одежду [27, С. 273–276] (рис. 3). Так что вопрос о характере обращения монетовидных жетонов европейского производства можно считать решенным. Однако, как мы уже заметили выше, в Сибири находят не только привозные европейские жетоны, но и местные выпуски, которые, к сожалению, пока не изучены [34, С. 9–13]. Проблема в том, что не на всех из них есть явные эмиссионные обозначения. Причем большая группа жетонов российского производства – так называемые лубочные, в основном анепиграфные или же с нечитаемыми, стилизованными под латинские, надписями, что, безусловно, затрудняет задачу их атрибуции[5]. Несколько лучше обстоит ситуация с репликами восточных монет, в частности – турецких (рис. 1). На них различимы пусть искаженные, но все же разбираемые легенды. Полагаем, что на данном этапе исследования вполне достаточно будет рассмотреть вопрос атрибуции одной из разновидностей таких реплик (рис. 1). Речь идет о подражаниях турецким золотым монетам, получившим из-за своего оформления название хайрие алтын[6].

Мы выбрали их отнюдь не случайно. Дело в том, что они хорошо известны и в Крыму, где выделено восемь их разновидностей. Не менее важно и то, что в нумизматическом собрании Нижневартовского краеведческого музея им. Т.Д. Шуваева[7] хранится, с нашей точки зрения, уникальная имитация хайрие алтын, выполненная в технологии, не свойственной ординарным таврическим сериям.

Первым делом приведем краткую справку о турецкой монете, послужившей образцом для заинтересовавшего нас подражания. В 1823 г. – на пятнадцатом году царствования Махмуда II (1808–1839) в Османской империи была проведена очередная денежная реформа, пятая за период правления этого государя. Она должна была стабилизировать турецкую валюту, ослабленную при Махмуде II резкими и глубокими девальвациями. В ходе реформы вес куруша – основной османской серебряной монеты – был увеличен с 5,50 г до 6,15 г, а его проба была поднята с 465-й до 730-й. Преобразования затронули и стопу золота. Взамен прежних выпусков в обращение поступил новый алтын, весом 1,6–1,7 г (рис. 4).

Чтобы сделать новые золотые монеты привлекательными для населения, на них стали помещать религиозные тексты. Первоначально были выпущены сурре алтын – специальные монеты для паломников в Мекку. В следующем году началась чеканка золотых монет серии «Адли» (от араб. «справедливый») того же веса. В 1828 г. были выпущены хайрие алтын. Именно такая монета (рис. 4) и стала образцом для заинтересовавшей нас реплики. Как пример, приводится такая монета двадцать второго года правления Махмуда II.

На лицевой стороне в центре в окружности размещена тугра султана:

دائمًا المظفر الحمېد عبد ابن محمود خان – «Хан Махмуд сын Абд аль-Хамидла, победоносный навеки».

Правее тугры читается почетное прозвище правителя عدلى – «Адли».

Вокруг в трех картушах:

На реверсе в центре в окружности:

Вокруг этой надписи в картушах:

Перейдем к жетону из Нижневартовского краеведческого музея (рис. 1). Это диск латуни диаметром 2,5 см и толщиной 1 мм. Вес изделия – ок. 3 г. В поле близ краев пробито четыре отверстия диаметром ок. 2 мм. Судя по рваным краям, они были проделаны уже в процессе эксплуатации, вернее всего, гвоздем. Причем, похоже, также фабричного производства. Учитываем то, что он оставил круглые отверстия, а не четырехгранные, как кованые гвозди XVIII – начала XIX вв. [10, С. 206–208]. Судя же по наличию этих отверстий, жетон был приспособлен для пришивания к одежде, причем не в качестве пуговицы – уж очень близко к краю подходят упомянутые отверстия. Вернее всего, его крепили к шкуре, чем и можно объяснить частоту и значительный диаметр отверстий. Допускаем, что он был элементом украшения хантыйского костюма (рис. 3).

Далее попытаемся установить технологию чеканки. Сразу же заметим, что при его производстве не был задействован традиционный для европейских жетонов вальцевальный станок³⁶. Судим по тому, что счетные пфенниги, оформленные с его помощью, слегка выгнуты, а изображения на них, как правило, вытянуты. Это было вызвано самой технологией чеканки, при которой лист металла протаскивался между двумя валами с врезными или со сменными штемпелями [4]. Но следов этого процесса на нашем жетоне не наблюдается. Его выбили с помощью пресса, причем, в таком случае, до чеканки. Столь же примечательно и то, что на нем различим только оттиск штампа лицевой стороны, а оборотная была сформована аверсом уже отчеканенной монеты, по-видимому, застрявшей в штемпеле. То есть наблюдается инкузный брак. В результате изображение на реверсе вдавленное. Заметим, что этот вид брака, довольно широко распространенный в эпоху античности и средневековья, с изобретением специальных машин для чеканки стал крайне редок. Причем подобные монеты, как правило, не попадали в обращение. Основываясь на этом, заключаем, что ее отчеканили на весьма, по тем временам, технологичном производстве, хотя и крайне неумело.

Считаем нужным обратить внимание читателя на следующее обстоятельство. Дело в том, что чеканка с использованием монетного пресса была масштабным производством, т.е. давала значительно больше продукции, чем мог себе позволить выпустить фабрикант жетонов. Предполагаем, что наша мониста была выбита с помощью молотового снаряда, активно использовавшегося в XV–XVIII вв. [26, С. 157]. К слову, эта технология чеканки допускала повторный удар для лучшего прочеканивания изображений и, следовательно, вполне могла вызвать и инкузный брак.

Столь же интересны и легенды. Заметно, что они искажены, однако все же узнаваемы. Очевидно, что в центре поля была размещена тугра, а в картушах – вполне определимые: زمان, محمود и خان. В тоже время лакаб عدلى был заменен на цветочный орнамент.

Перейдем к датировке нашего жетона. Учитывая довольно высокую технологичность вырубки заготовки при крайне низком качестве работы резчика и чеканщика, допускаем, что наша мониста могла быть выпущена на сравнительной небольшой фабрике, работники которой не имели узкой специализации, необходимой для выполнения довольно редких и ответственных операций, в частности, изготовления качественных штемпелей. Похоже, что отсутствовала и служба отбраковки некачественных жетонов. Основываясь на этом, предполагаем, что мониста могла быть выбита в период, когда, во-первых, в России еще помнили о золоте Махмуда II, и, во-вторых, наблюдался дефицит рабочей силы. Вернее всего, она была выпущена в период существования крепостного права и последующего введения временнообязанного состояния крестьян, но, в любом случае, до периода массового отхожего промысла (1880–90-е гг.) [7, C. 472–475; 9, C. 113–116]. Интерес же к подобному оформлению монисты мог быть вызван событиями Восточной войны (1877–1878). Что же касается ареала, а также времени изготовления и использования этого подражания, то мы считаем возможным допустить, что, с учетом места обнаружения жетона, он мог быть отчеканен в одном из западносибирских городов. Период же его использования установить нумизматическими методами вряд ли удастся – это уже задача этнографов.

Полагаем, что нам не только удалось атрибутировать этот, к слову, достаточно интересный жетон, но и привлечь внимание исследователей к подобным артефактам российского производства, и, в частности, к тем их разновидностям, которые представляют собой реплики восточных монет.

1. Ахунова Э.Р. Коллекции Музея археологии и этнографии Омского государственного университета по культуре сибирских татар как источник для археолого-этнографических параллелей // Интеграция археологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. Ч. 1 / Отв. ред. М.Л. Бережнова, С.Н. Корусенко, Р.С. Хакимов, Н.А. Томилов (гл. ред.). Казань, 2010.
2. Боброва А.И., Пушкарев А.А. Счетные пфенниги XVII в. в Нарымском Приобье // Традиционные культуры и общества Северной Азии с древнейших времен до современности: Материалы XLIV Региональной (с международным участием) археолого-этнографической конф. студентов и молодых ученых. Кемерово, 2004. С. 348–350.
3. Богордаева А.А. Традиционный костюм обских угров: Классификация, функции, развитие: Дис. … канд. ист. наук. СПб., 2005.
4. Бойко-Гагарин А.С. Матрица для изготовления монетовидных имитаций из Чуфут-Кале. URL: http://www.academia.edu/5195651/Матрица_для_изготовления_монетовидных_имитаций_из_Чуфут-Кале.
5. Величко С. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII в. Киев, 1833. Т. III.
6. Еманов А.Г. Нюрнбергский счетный пфенниг в Сибири // Европа: международный альманах. Вып. VIII. Тюмень, 2008. С. 188–189.
7. Карышев Н. Отхожие промыслы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона: В 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1897. Т. XXII: Опека–Оутсайдер. С. 472–475.
8. Корусенко М.А., Милищенко О.А. Счетные пфенниги из памятников в низовьях р. Тары // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Новосибирск:, 2002. Т. 5. С. 110–121.
9. Лактюнкина Т.Э. Отхожие промыслы как фактор разложения феодально-крепостнического уклада экономики России (на материалах Оренбургской и Уфимской губерний) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и востоковедение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2012. № 2 (16): В 2 ч. Ч. II. С. 113–116.
10. Лермантов В., Сибичевский В. Гвозди // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 т. (82 т. и 4 доп.). СПб., 1892. Т. VIII: Гальберг–Германий. С. 206–208.
11. Макаров Л.Д., Перевощиков С.Е. Воткинск: археологическое наследие второй половины XVIII – первой половины ХХ в. // Интеграция археологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. Ч. 1. С. 137–140.
12. Милищенко О.А. Монеты и жетоны как датирующий инвентарь позднесредневековых поселений и могильников (На примере бассейна реки Тары). Омск, 2004.
13. Милищенко О.А., Селезнева И.А., Селезнев А.Г. Монеты и монетовидные знаки как элемент украшения (из материалов коллекций Западной Сибири XVII–XX вв.) // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2012. Ч. II. С. 9–14.
14. Пержакова А.С. Украшения из бурятских погребений Приольхонья (XVIII–XIX вв.) // Археология, этнология, палеоэкология Северной Евразии и сопредельных территорий: Материалы XLVII Региональной (III-й всероссийской с международным участием) археолого-этнографической конф. студентов и молодых ученых Сибири и Дальнего Востока (г. Новосибирск, 3–4 апреля 2007 г.). Новосибирск, 2007. С. 217–219.
15. Пискунов Ф. Словарь живого народного, письменного и актового языка русских южан Российской и Австро-Венгерской империй. Киев, 1882.
16. Полеводов А.В., Корусенко М.А. «Обол Харона» на юге Западной Сибири // Сибирский сборник. Кн. I: Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. СПб., 2009. С. 193–202.
17. Пушкарев А.А. Датировка западноевропейских счетных жетонов // Интеграция археологических и этнографических исследований. Омск, 2003. С. 228–230; Пушкарев А.А. Западноевропейские счетные жетоны из погребальных археологических комплексов Сибири: историографический обзор // Вест. Томского гос. ун-та. История. 2013. № 6 (26). С. 131–134.
18. Пушкарев А.А. Методика датировки погребений с нумизматическими находками из могильников Западной Сибири // Вестник Томского гос. ун-та. История. 2012. № 2 (18). С. 152–159.
19. Рославцева Л.И. Одежда крымских татар конца XVIII – начала XX в. М., 2000.
20. Руднева М.А. Женские украшения Приольхонских бурят начала XIX в. по материалам захоронения в пади Ханей-Бус // Истоки, формирование и развитие Евразийской поликультурности. Культуры и общества Северной Азии в историческом прошлом и современности. Иркутск, 2005. С. 355.
21. Руднева М.А. Роль украшений в жизни ольхонских бурят (по материалам погребений XIX в.) // Традиционные культуры и общества Северной Азии с древнейших времен до современно­сти: Материалы XLIV Региональной (с международным участием) археолого-этнографической конф. студентов и молодых ученых. Кемерово, 2004. С. 350–352.
22. Сивцев С.Г. Погребальный комплекс местности Алаас Эбэ // Археология, этнология, палеоэкология Северной Евразии и сопредельных территорий. С. 183–184.
23. Спасский И.Г. Счетные жетоны // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII в. Л.; М., 1951.
24. Спасский І.Г. Дукати і дукачі України. Iсторико-нумiзматичне дослидження. Київ, 1970
25. Старые жетоны из наших коллекций. URL: mdrussia.ru/ index.php/topic/9203-старые-жетоны-из-наших-коллекций
26. Фенглер Х., Гироу Г., Унгер В. Словарь нумизмата. М., 1982.
27. Харинский А.В. Счетные жетоны и монеты в погребениях приольхонских бурят XVIII–XIX вв. // Древняя и средневековая история Восточной Азии. К 1300-летию образования государства Бохай. Владивосток, 2001. С. 273–276.
28. Козлов А.П., Чореф М.М. Якушечкин А.В. К вопросу об атрибуции медных монет серии «القوه قريم» // МАИАСК. Вып. 4. Севастополь; Тюмень. 2012. С. 253–256.
29. Чореф М.М. Денежная реформа Михаила III и переход к эмиссии таврических фоллисов // МАИАСК. Вып. 4. Севастополь; Тюмень, 2012. С. 243–252.
30. Чореф М.М. История византийской Таврики по данным нумизматики. Тюмень; Нижневартовск, 2015 (МАИАСК. Suppl. 1).
31. Чореф М.М. История византийской Таврики по данным нумизматики: дисс. … канд. ист. наук. Тюмень: Тюменский государственный университет, 2013.
32. Чореф М.М. К биографии Асандра: путь к престолу // МАИАСК. Вып. 6. Севастополь; Тюмень. 2014. С. 456–487.
33. Чореф М.М. К вопросу о возможности эмиссии золота в византийском Херсоне // // МАИАСК. Вып. 3. Севастополь; Тюмень. 2011. С. 327–358.
34. Чореф М.М. К вопросу о наличии денежного обращения в Сибирском ханстве // Вест. Сургутского гос. ун-та. 2014. Вып. 4. С. 9–13.
35. Чореф М.М. К вопросу о номиналах бронз раннесредневекового Херсона // МАИАСК. Симферополь, 2008. Вып. 1. С. 117–130.
36. Чореф М.М. К вопросу о периоде функционирования монетного двора г. Кырк-Йера // МАИЭТ. Симферополь, 2007. Вып. XIII. С. 375–382.
37. Чореф М.М. К вопросу о периодизации денежного обращения Таврики периода римского господства // Stratum plus. № 4. СПб.; Кишинев; Одесса; Бухарест, 2013. С. 191–215.
38. Чореф М.М. К вопросу об административном устройстве ранневизантийской Таврики по данным нумизматики // Вестник Нижневартовского государственного университета. № 4. Нижневартовск, 2015. С. 78–89.
39. Чореф М.М. К вопросу об обращении иностранной монеты в Крыму в XVI–XIX вв. // МАИАСК. Вып. 3. Севастополь; Тюмень, 2011. С. 359–370.
40. Чореф М.М. Монетное дело Херсона в первой половине VIII в. // МАИАСК. Вып. 2. Севастополь; Тюмень. 2010. С. 192–198.
41. Чореф М.М. Надчеканки на медных монетах боспорского архонта Асандра // МАИАСК. Вып. 7. Севастополь; Тюмень; Нижневартовск. 2015. С. 279–299.
42. Чореф М.М. О составе денежного обращения в Крымском ханстве в XVII в.: по материалам клада из Центрального музея Тавриды // Европа. Тюмень. Т. XIV. № 1-2(1-2). Тюмень, 2014. С. 63–71.
43. Чореф М.М. Становление византийской Таврики: по данным нумизматики // МАИАСК. Вып. 5. Севастополь; Тюмень. 2013. С. 166–186.
44. Чореф М.М., Яшаева Т.Ю. Клад серебряных монет из пещерного комплекса в округе Херсона // МАИЭТ. Вып. XIV. Симферополь, 2008. С. 434–449.
45. de Pauly T. Description ethnographique des peuples de la Russie. СПб., 1862.
46. Eklund O.P. The Counters of Nuremberg // The numismatist. 1926. Vol. 39. P. 164–169.
47. Gebert C.F. Die Nurnberger Rechenpfennigschlagen. Munich, 1918; Mitchener M. Jetons, medallets and tokens. Vol. I: The Mediaeval period and Nuremberg. Seaby, 1988.
48. Neumann J. Beschereibung der bekanntesten Kupfermunsen. Prag, 1886. Bd. V.

Все статьи автора «Андриевский Денис Вадимович»