Роман  «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д. Сэлинджера (1919 – 2010) изучается в американских школах, популярен у российских подростков[1]. Роман представляет собой повествование молодого человека, семнадцатилетнего Холдена Колфилда. А. Аствацатуров отметил в качестве особенности романов Сэлинджера использование фигуры наивного рассказчика, не способного «художественно» оформить свой текст, что необходимо автору для реализации феноменологической по сути установки, когда «субъект предстанет взору в своем первозданном смысле»[2]. Исповедальная проза (здесь понимаемая широко – как повествование о себе, содержащее самооценку, подведение некоторых итогов) всегда была интересна подросткам, особенно если она приближена к современной им действительности, так как позволяет находить ответы на актуальные вопросы, позволяет сравнивать себя, свое поведение, мысли, ощущения с персонажами[3,4].

Сопоставление жизни автора и судьбы героя позволяет говорить об автобиографизме этого художественного произведения. Как и герой романа, Сэлинджер плохо учился и часто менял школы, а затем вузы, так и не получив высшего образования. Вследствие этого Джером имел напряжённые отношения с родителями, серьёзно рассорился с отцом. Герою Холдену Колфилду также не удается выстроить свои отношения с родителями. Холден мечтал об уединённой жизни; эту мечту воплотил сам Сэлинджер после публикации романа[5].

Самое начало повествования содержит отсылку к традициям автобиографического и воспитательного романа, от следования которым рассказчик как бы отказывается: ему «неохота … копаться» в «давидкопперфилдовской мути»[6]. Однако упоминание романа Ч. Диккенса не случайно и на авторском уровне актуализирует англоязычную литературную традицию, с которой роман Сэлинджера коррелирует не только в части повествовательной стратегии, но и организации художественного времени и пространства.

В завязке уточняется, что Холден исключён из очередной престижной школы (Пэнси) в самый канун Рождества, ассоциирующегося с чудесами, волшебством, обновлением. Возникают аллюзии на рождественскую прозу (к которой относится проза Ч. Диккенса, считающегося родоначальником жанра святочного рассказа[7]). В соответствии с жанром рождественского рассказа ждет чудес, обновления и Холден.

Семантика сюжетного времени романа была отмечена профессором Чикагского университета Дж. Миллером-младшим, автором монографии «Дж. Д. Сэлинджер» (1965): канун рождества символизирует «смерть и воскресение»[8]. И действительно, мотивная пара «смерти-воскресения», синонимичная уходу и возвращению, исчезновению и появлению, забвению и воспоминанию[9], прослеживается в повествовании. Уже в завязке, разговаривая с учителем[10] накануне отъезда из очередной школы, герой с неприязнью реагирует на нравоучительную реплику: «Зачем он так говорил – будто я уже умер? Ужасно неприятно» (курсив наш – Е.Б., Е.П.).

Интересно, что и все престижные школы и колледжи воспринимаются героем как что-то притворное, неистинное, где невозможно настоящее существование. Лживость директоров, несовпадение реклам и реальной жизни в этих учебных заведениях, не принимаемая подростком система ценностей, в парадигме которой воспитывают молодое поколение (на первом месте социальное благополучие и достаток), – всё это обусловливает восприятие Холденом мира престижных школ как пространства неподлинного существования, псевдо-жизни: «…клянусь, меня в эти аристократические колледжи никакими силами не заманишь, лучше умереть, честное слово» (курсив наш – Е.Б., Е.П.).  Юноша желает выйти из лживого социального мира и жить уединённо, лишь на Рождество и Пасху принимая гостей – своих родных (сестру, брата). Однако уход не осуществляется: скорбь сестры из-за возможного расставания удерживает его.

В целом время событий, предшествующих помещению героя в лечебницу, составляет три дня (суббота, воскресение и понедельник). Можно увидеть определенную символику в днях недели: суббота, наполненная воспоминаниями, аккумулирует прошлую жизнь, в воскресенье он исповедуется перед сестрой Фиби и ему дается шанс на воскрешение, а понедельник воспринят им как новый этап жизни: именно в понедельник он хочет уехать далеко-далеко и начать новую жизнь. Ретроспекция расширяет хронологические границы повествования, а  горизонт взгляда Холдена (социальный мир Америки от высших чиновников до самых низов) позволяет выйти за границы только психологического романа, поставить проблемы нравственных ориентаций поствоенного общества конца 1940 – начала 1950-х годов. Тем не менее, в фокусе изображения – судьба и внутренний мир одного подростка.

Особо значим в романе хронотоп дороги. М.М. Бахтин писал: «”Дорога” – преимущественное место случайных встреч. <…> Здесь своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней… Это точка завязывания и место совершения событий»[11]. Герой романа Сэлинджера – это герой дороги, который находится в движении и пространственно, и ментально. Сам процесс письма-воспоминания является метафорой дороги. Его поведение в дороге (месте случайностей и случайных встреч) служит значимой характеристикой персонажа: по пути на соревнования по фехтованию он забывает в вагоне поезда шпаги (что свидетельствует о малой ценности этого рода занятий и самого состязания для Холдена); следуя из школы Пэнси домой, в вагоне он встречается с мамой одного из воспитанников школы, и рассказывает ей о её сыне как хорошем человеке, при этом презирая его (это указывает на способность ко лжи для поддержки другого человека).

Колфилд не желает вписываться в общество, ценности которого презирает, но при этом он не асоциален: оценивая поведение людей как фальшивое, он идёт на контакт, который оказывается дискомфортным и даже травмирующим. Поэтому он без сожаления покидает места и людей,  но при этом он не имеет никаких четких планов на будущее. Об этом свидетельствует диалог с сестрой; она допытывается у него, кем бы он хотел быть. Герой не может определиться с профессией: «Адвокатом, наверно, неплохо, но мне все равно не нравится…». И ему приходят на ум слова песенки, в которых он заменяет одно слово, произнося «Если ты ловил кого-то вечером во ржи…». Фиби, его сестра, поправляет, цитируя Бёрнса: «Не так! Надо “Если кто-то звал кого-то вечером во ржи”».

Стихотворение Р. Бёрнса представляет любовный этюд, завершающийся четверостишьем: «И какая нам забота, // Если у межи // Целовался с кем-то кто-то // Вечером во ржи!..». В сознании Холдена лирический сюжет любовной встречи, связанной с приближением к нарушению границы (межи), не актуализируется, но возникает пространственный образ ржаного поля, скрывающего опасность – пропасть.  Он признается сестренке: «Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. <…> А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть».

Мотив ловли, семантически связанный с целеполаганием и охотой, заслуживает отдельного исследования. Интересно отметить такую деталь, как красная охотничья шапка Холдена. Она и выделяет его из толпы (по своей шапке он сразу опознаёт сестру, надевшую её), соответственно, подчёркивает его индивидуальность, которую он подчёркивает головным убором. Но охотничья шапка и контрастирует с внутренним миром подростка: охотник чётко ориентирован на какую-то цель, а Холден не знает, чего он хочет, пока не возникает мысль о спасении детей, с которыми нет желания общения, а есть цель оградить их от падения («звать» в стихотворении Бёрнса заменяется им глаголом «ловить»). Ориентация на спасение детей – важная характеристика персонажа. С детьми Холден почти не пересекается (чаще наблюдает их со стороны), однако именно детские игры на лоне природы (во ржи) представляются ему символом чего-то настоящего, противоположного фальши социального мира взрослых, но потенциально опасного.

Не принимая социальную жизнь мегаполисов, Холден (важна семантика его имени – «живущий в глубокой долине», содержащая значения глубины и отъединённости) видит только один способ разорвать связи с окружающим миром – побег. Он фантазирует, что мог бы притвориться глухонемым, чтобы не общаться с людьми (опять поддерживается мотив немоты, заданный в эпизоде подмены глагола «звать» на «ловить»); уединится вдали от всех и жить естественной жизнью, где не будет  лжи. Но сбежать из Нью-Йорка Холдену не удаётся. С одной стороны, его держит любовь к младшей сестрёнке Фиби, решившей отправиться в путь вместе с ним; с другой – в нём не хватает решимости, опыта, взрослости. Как отметила И.Л. Галинская, «Холден Колфилд находится в «бегстве» и в «поисках», хотя бежать ему некуда, а поиски героя приводят его обратно домой»[12].

К окружающим его взрослым Холден испытывает сложные чувства. Многие демонстрируют алчность и корысть (директор школы), неспособность понять поведение, не соответствующее их представлениям о должном (учитель истории Спенсер, отец). Сложны и отношения со сверстниками, так как школьники – порождение той же социальной системы, где действует жестокость, продажность, ранжирование не по личным  (отвага, доброта, отзывчивость и пр.), а внешним (привлекательность, ухоженность), в том числе социальным (одежда, достаток) качествам. Воспитание подростка в романе сводится к навязыванию образовательных и жизненных целей, для достижения которых нужно успешно учиться, поэтому забота родителей выражается в переводе Холдена из одной престижной школы в другую. Но социальная самореализация не мотивирует Холдена, так как представляется ему чем-то внешним, не отражающим подлинное существование, истинные цели: «Если стать адвокатом, так будешь просто гнать деньги … и ходить этаким франтом …, словом, как в кино, в дрянных фильмах».  Поэтому он формулирует не социальную, а экзистенциальную цель – стать «ловцом детишек», играющих рядом с пропастью: «…я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. <…> Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему», – признается он.

Холден упрекает окружающих в фальши, но и о себе многократно говорит, что он враль. Параллель фальшь / ложь провоцирует разобраться, чем отличается Холден от окружающих. И оказывается, что его ложь гуманна, направлена на поддержание другого человека, а главное лишена корысти, выгоды: так он сочиняет героическую историю о своём жестоком однокласснике для его матери: «С матерями всегда так – им только рассказывай, какие у них великолепные сыновья». Другие ситуации лжи связаны с самозащитой, являются способом выйти из неприятных обстоятельств: он врёт учителю истории, чтобы освободиться от нравоучительного разговора; врёт проститутке, не желая вступать с ней в отношения. Эпизод с последней проявляет, что, во-первых, защитить он себя не может, во-вторых, в пограничной ситуации он требует справедливости, опасно честен. Так, он готов заплатить проститутке за не оказанные услуги, но не собирается переплачивать (это при том, что он не алчен, легко расстаётся с деньгами, отдавая их на благотворительность, например). То, что у него всё равно забирают лишние пять долларов, вызывает слёзы, Холден плачет. Плач как знак невзрослости героя, его чувствительности и одновременно неспособности совладать с эмоциями, справится с обстоятельствами, повторяется как минимум дважды.

Жанровый канон рождественского рассказа «предполагает нравственное преображение героя», что, как правило, находит отражение и в повествовании, и в специфике художественного хронотопа[13]. Герой рассказывает о произошедших с ним событиях спустя год, находясь в санатории, где с ним беседуют психоаналитики: «…расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством. А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхать и лечиться» (курсив наш – Е.Б., Е.П.). Он словно пережил символическую смерть, «упав в пропасть», и теперь имеет шанс на возрождение. Однако, оставляя финал открытым, Сэлинджер следует не диккенсовской, а более поздней традиции рождественского рассказа, где возможность чуда ставится под сомнение. Желание счастливого (святочного, чудесного) финала понятно, однако в романе наряду с мотивом Рождества и Пасхи реализуется мотив карусели.

В финальных строках своих записей герой описывает, как Фиби каталась на карусели: «И тут начало лить как сто чертей. Форменный ливень, клянусь богом. Все матери и бабушки – словом, все, кто там был, встали под самую крышу карусели, чтобы не промокнуть насквозь, а я так и остался сидеть на скамейке. <…> Охотничья шапка еще как-то меня защищала, но все-таки я промок до нитки. А мне было все равно». Возникает ассоциация карусели с жизнью, с вращающейся землей. Карусель противоположена дороге как замкнутый маршрут, определённость неизвестности индивидуального пути; как коллективное движение – персональному. Кроме того, карусель содержит семантику развлечения, того, что не связано с серьёзным. Холден наблюдает вращение карусели со стороны, не спасаясь вместе со всеми под крышей аттракциона, даже когда начался ливень.  Он остается один, отстраняясь от толпы, от окружающих, наблюдая их со стороны (даже любимую им Фиби, которую, стоит заметить, он отказывается брать с собой в «новую жизнь», понимая, что это не выход, а побег и тупик). Образ карусели амбивалентен: с одной стороны, он связан с возвращением, головокружительной радостью, с другой стороны, он  имеет и семантику вечного повторения, безальтернативного движения по замкнутому кругу. Настойчивые вопросы Холдену – будет ли он прилежно учиться в новой (повторяющей все прежние) школе, оставлены без ответа: «…меня спрашивают, буду ли я стараться, когда поступлю осенью в школу. По-моему, это удивительно глупый вопрос. Откуда человеку заранее знать, что он будет делать? <…> Мне кажется, что буду, но почем я знаю?».

Лечение не изменило сознание подростка, болезненно воспринимающего столкновения в социальной жизни и не способного примириться с фальшью и несправедливостью, с тотальным  несовершенством мира. Однако процесс письма, в котором он восстановил в памяти утраченные (по разным причинам) связи, способствовал пересмотру отношения к окружающим: люди несовершенны, но всё же ценны. Писательство становится средством преодоления отчуждённости. Это подросток понимает только в конце, завершив повествование. Через исповедальное письмо он не только больше понял про себя, но и осознал ценность отношений: «…мне как-то не хватает тех, о ком я рассказывал. <…> Иногда кажется, что этого подлеца Мориса и то не хватает. Странная штука. И вы <…> расскажите про всех – и вам без них станет скучно».

Писательство примиряет подростка с окружающей его действительностью, позволяет осуществить поиск себя. Финальный ливень символичен: с одной стороны, это стена, отгораживающая его от людей, и знак печали, а с другой, – символ возможного очищения или хотя бы примирения. Погружение в прошлое – это путь Холдена к себе, в конце которого он все-таки продолжает противопоставлять себя миру, но не исключает и сближения с ним.

1. Чернявская Ю.О., Колмаков С.Ю. Литературный контекст в романе В. Липатова «И это все о нем» // Русская литература в современном культурном пространстве. Сб. статей по мат. VII Всероссийской науч. конф. 30-31 октября 2015. / Отв.ред. М. А. Хатямова. Томск: Изд-во ТГПУ, 2015-2016. С. 164 – 172.
2. Аствацатуров А. Нехватка бытия: загадка Джерома Сэлинджера и американской литературы. [Электронный ресурс]. URL: http://theoryandpractice.ru/posts/8609  (дата обращения: 1.03.2016).
3.  Липовка В. О., Полева Е. А. Изучение читательских интересов и потребностей семиклассников по результатам анкетирования // Научно-методический электронный журнал «Концепт». – 2014. – № 7 (июль). – С. 81–85. – URL: http://e-koncept.ru/2014/14189.htm. ;
4.    Брякотнина Е.Б., Полева Е.А. Изучение круга чтения подростков как педагогическая проблема // Научно-педагогическое обозрение. 2016. № 2.
5.   Борисенко А. Дж. Д. Сэлинджер: классик и современник // Сэлинджер Дж. Д. Над пропастью во ржи: Роман. Повести. Рассказы. М.: Эксмо, 2007. С. 16.
6.   Сэлинджер Дж. Над пропастью во ржи. [Электронный ресурс]. URL:  http://readbooks.me/books/?name=nad-propastiy-vo-rji  (дата посещения 27.04. 2016).
7. Козлова Г.А. Нравственная парадигма Ч. Диккенса в «Рождественских рассказах» (проблемы изучения творчества Ч. Диккенса в школе) // Козлова Г.А. Зарубежная литература в контексте христианской мысли: сб. науч. статей. Армавир, АГПА, 2011. [Электронный ресурс]. URL: http://www.rummuseum.ru/portal/node/2897  (дата обращения: 12.05.2016).
8.  Галинская И.Л. Философские и эстетические основы поэтики Дж. Д. Сэлинджера. [Электронный ресурс]. URL: http://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/galinskaya-irina-ljvovna/filosofskie-i-esteticheskie-osnovi-poetiki-dzh-d-selindzhera  (дата обращения: 04.05.2016).
9.   Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997.
10.  Львова И. В. Ф.М. Достоевский и американский роман 1940-1960-х годов. Автореф. дисс. … д.ф.н. Великий Новгород, 2010
11.  Бахтин М. М.  Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. [Электронный ресурс]. URL: http://www.chronos.msu.ru/old/RREPORTS/bakhtin_hronotop/hronotop10.html (дата обращения: 12.01. 2016).
12.  Галинская И.Л. Дж. С. Сэлинджер и М. Булгаков в современных толкованиях. [Электронный ресурс]. URL: http://www.rumvi.com/products/ebook/12d4e1ad-fb94-4827-9ece-05094805b26e/preview/preview.html  (дата обращения: 12.04.2016)
13.  Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб, 1995; Николаева С.Ю. Пасхальный текст в русской литературе. М.; Ярославль, 2004

Все статьи автора «BrykotninaElena»