Возникновение науки принято датировать VI-IV веками до н. э., когда в Древней Греции появилась рационализированная форма мировоззрения – философия. Тогда же первыми учёными-философами были сформулированы основные понятия науки и выбраны векторы её развития, в качестве которых выступили представления об идеальных и материальных аспектах бытия. Исследование обозначенных ориентиров предполагалось осуществлять с помощью соответствующей методологии как комплексе способов изучения различных сфер бытия – природной, социальной, политической, культурной и других.
Данная установка, благодаря Аристотелю, разделившему науки на теоретические, практические и продуктивные, позже нашла выражение в методике Г.Галилея, предложившего трёхэтапное построение научно-исследовательского процесса, схема которого сохранилась до нашего времени, усовершенствовалась и успешно применяется в современной научно-исследовательской работе. Теоретический этап как чисто мыслительный, то есть логический процесс, требует своего осуществления посредством теоретических методов исследования. Практический этап предполагает применение эмпирического материала и методов исследования, часто нацелен на вопросы подтверждения теории практикой. Продуктивный как завершающий научно-исследовательский этап основан на решении вопросов применения знания, полученного на предыдущих этапах.
В наше время понятие «наука» определяется как система достоверных (истинных) знаний о природе, обществе, мышлении, достигаемых путём познания. Также наука понимается как социальный институт. К числу основных критериев научности знания сегодня относят: 1) систематизированность знания, 2) его обоснованность и достоверность, достигаемые теоретически и эмпирически, 3) объективность знания.
Современные учёные, занятые исследованием историко-методологических аспектов научного знания, в его эволюции выделяют следующую последовательность: классическая наука, неклассическая наука, постнеклассическая наука. Разделение осуществлено по таким признакам как: 1) тип системной организации исследуемых объектов, 2) понимание идеалов и норм исследования, 3) изменение философских оснований науки [1]. В связи с чем, согласно В.С. Стёпину, классическая наука занята изучением простых систем; в качестве условий объективности знания признаёт то, что не относится к средствам и операциям деятельности познающего субъекта; процесс познания не детерминирован ничем, кроме способностей человека к познанию. Неклассическая наука изучает сложные саморегулирующиеся системы, учитывает роль средств и операций научно-исследовательской деятельности, выступающих в качестве посредника между разумом и объектом. В рамках постнеклассической науки исследуются сложные саморазвивающиеся системы; присутствует соотношение внутринаучных и вненаучных ценностей по причине социальной детерминированности любой деятельности, в том числе научной [1, 81-82].
На протяжении всего развития науки велись и до сих пор продолжают вестись поиски способов достижения максимально достоверного, истинного знания. В постклассической философии эти поиски выразились в идеях представителей позитивизма, основным принципом которых стал постулат О.Конта о понимании научного знания как позитивного, что значит «основанного на опыте». В процессе обоснования этого положения представители позитивизма сначала пришли к выводу о том, что подлинно научным знание может быть в том случае, если исключить из него весь субъективизм, содержащий оценки и мнения об объекте, которыми он не обладает (Э.Мах, Р.Авенариус). В качестве основной методики исследования выступила верификация научных высказываний на предмет их объективности. То есть, научно то знание, которое объективно. Но при попытке обоснования этой идеи выяснилась неустранимость субъективизма из человеческого опыта (М.Шлик и Венский кружок). Наиболее продуктивное направление в решении этой проблемы было выбрано впоследствии К.Поппером, предложившем понимать под научным знанием то, которое допускает проверку, вне зависимости от того является ли оно объективным или субъективным. Этот принцип получил название «принцип фальсифицируемости» [2], основная цель применения которого – выявление ложного знания из теории или научного высказывания путём их проверок и создание (на основе полученных в результате проверок результатов) нового более истинного знания. «Поскольку логической формой теории является строго универсальное высказывание, постольку попытка её верификации ведёт к проблеме индукции, обсуждение которой привело Поппера к фальсификационизму как методологии науки» [3]. Согласно этому принципу, например, астрология, ненаучна, так как принципиально не проверяема.
Идеи К.Поппера поставили перед следующим представителем постпозитивизма Т.Куном [4] вопросы о формах организации научного знания, исследование которых привело его к понятию «парадигма» как типу построения научного знания, достигаемого в процессе его коллективного научного обсуждения. Если с полученным знанием согласны представители научного мира, то такая модель его достижения становится парадигмой. То есть, парадигма – это научная конвенция. Но смог ли Т.Кун таким образом ответить на вопрос об истинности парадигмального знания? Тем более в ситуации методологического анархизма, описанного П.Фейерабендом [5]? Попробуем разобраться с этим вопросом.
Т.Кун, учтя социально-психологические факторы формирования научного знания, в некоторой степени может считаться предвосхитителем постнеклассической науки. Согласно Т.Куну, парадигма социально детерминирована, что приводит нас в плоскость социальной эпистемологии как «философском учении, стремящемся понять знание в его социокультурном контексте» [6]. Вместе с этим необходимо иметь ввиду представление первого позитивиста О. Конта об основной функции науки, состоящей в выявлении закономерностей природы, общества, мышления; но объяснение этих закономерностей не должно входить в задачи науки [7]. Данные убеждения основателя позитивизма легли в основу его представлений о науке социологии, построенной на обобщении фактов социального опыта. Точку зрения О.Конта разделяют многие современные исследователи, согласно которым, «социальное устройство, характеризующееся недостатком общественного согласия и отсутствием достоверной информации о положении вещей» может быть источником социальных рисков [8, с. 129]. То есть достоверность представления научной информации напрямую связана с процессом формирования парадигмы знания. Каким же образом современная наука представляет информацию о научных фактах?
Практически весь массив выявленных учёными научных знаний представлен в дискурсивной форме. Традиционно под понятием «дискурс» понимается логический порядок высказывания; в более современных интерпретациях дискурс выступает в качестве символического способа конструирования знания; почти все исследователи отождествляют дискурс с языком, речью. Если большая часть знаний естественных и точных наук транслируется с помощью искусственного языка в виде формул, алгоритмов и осуществляется с помощью субъектно-нейтральной методологии (эмпирические методы счёта, измерения и др.), то знания социально-гуманитарного характера получены и сформированы преимущественно с помощью теоретических методов, которые во избежание их субъективной трактовки требуют эмпирической проверки. Но почти все методы эмпирического исследования социальных процессов на сегодняшний день не обладают субъектно-нейтральными характеристиками.
Например, основная методика социологических исследований – это опрос, представленный в различных вариантах (анкетирование, интервью) с последующим документированием дискурсов респондентов. Данная методика применяется, исходя из того, что основной источник знания о социуме – это его представители. Но намеренно или нет, в результатах таких исследований вероятно присутствие большой доли недостоверной информации по следующим причинам: 1) респонденты отвечают не правдиво (по разным причинам), 2) интервьюер мог вообще не проводить опрос, а заполнить анкету самостоятельно – «как будто опросил», тем самым симулировав исследование. В связи с чем итоговый анализ полученных дискурсивным способом данных, скорее всего, не будет соответствовать исследуемой социальной реальности.
Ситуация с симулированием информации, в том числе научной, на наш взгляд обусловлена также и современными социальными отношениями, которые интенсивно интеллектуализируются по причине интеллектуализации труда, результат которого – символические продукты: искусство, идеи управления и регулирования отношениями как основе менеджмента, юриспруденции и других сфер продажи услуг. То есть сегодня мышление человека – это не только инструмент познания, но также и зарабатывания средств к существованию. Поэтому к преобладавшим традиционно целям мыслительных практик (поиск истины, понимание окружающего мира) добавился прагматический аспект – получение выгоды. Это обстоятельство прагматизировало интеллектуальную деятельность вплоть до манипулирования интеллектуальной собственностью [9] и фальсификации знания, что отразилось в том числе и в науке [10].
Как видим, в науке преобладает традиционная дискурсивная форма фиксации и транслирования знания, которая имеет вероятность при фиксации выявленных в исследовании закономерностей параллельно их интерпретировать, то есть представлять их так, как человек понял или захотел представить выявленные факты. Методологическая ситуация постнеклассической науки, основанная на принципах релятивизма, полифундаментальности, синергизма и индивидуализма, субъективирует процесс познания и ведёт к индивидуализации истин. «Коммуникация многих истин, многих Я задаёт определённую социально-коммуникативную реальность» [11]. Процесс выявления информации о фактах и знание фактов взаимообусловлены данными методологическими позициями. В результате получаем субъективированное знание как синергетический эффект познания. В то время как «информация и знание – понятия отнюдь не тождественные… Знание предполагает опыт, а информация – чаще всего нет» [12, с. 189]. «Знание может меняться в свете новой информации, но содержание первого чётко отличается от второго пониманием взаимосвязей и поведенческих аспектов, то есть знание зависит от контекста его формирования и развития» [13, с. 169]. Как считает М.С. Климов, с одной стороны, информация составляет содержание знания, с другой – форму его передачи [14]. Из этого следует информационная специфика факта современной науки.
Исследованию факта науки и его детерминации посвящены фундаментальные исследования профессора С.Ф. Мартыновича [15], согласно которому «по содержанию научный факт представляет собой отражение объективного и действительного (в противоположность субъективному и возможному) существования вещи, свойства, отношения на уровне явлений, которые относятся к предметной области научной теории» [16, с.19]. Но «по способу получения факт – это эмпирическое знание, возникшее на основе практики (наблюдения, эксперимента, измерения), обобщения эмпирических данных. Эмпирическое знание обязательно включает теоретическую интерпретацию наблюдаемых характеристик. Фак является смыслом истинного высказывания, полученного эмпирическим путём» [16, с.19-20]. Как выясняется, часто способ получения факта и способ его фиксации и есть причины научного субъективизма, то есть препятствия в достижении объективного знания. Это обусловлено дискурсивным креном парадигмального знания. Следовательно, для чистоты эмпирических исследований социальных процессов необходима методика, далёкая от вероятности получения недостоверной, субъективно фиксируемой и симулированной информации. Тем самым стало бы возможным, если не достижение, то приближение к позитивистскому идеалу научного знания О. Конта.
Каким же образом следует фиксировать фактическую информацию, чтобы она не была искажена? Возможно, ответ на этот вопрос можно найти в сфере исследования социального взаимодействия, так как знание – это понимание информации, понимание обусловлено особенностями личности, которые в свою очередь во многом определяются социальным контекстом.
Наиболее адекватной концепцией, объясняющей социальное взаимодействие сегодня, на наш взгляд, можно считать её структуралистское объяснение в интерпретации П.Бурдье, согласно которому социум структурирован посредством практик. В основе социальной структуры лежат два уровня социальных взаимодействий – институция и габитус. Габитус происходит из повседневного жизненного опыта людей, регулируется нерефлексивными нормами – обычаями, традициями. Институция второстепенна по отношению к габитусу, так как представляет собой делегированную форму габитуса. Её основная функция состоит в организации социума посредством рефлексивных регуляторов, то есть посредством правовой системы в качестве легитимной, что подтверждается принятием властных решений не своевольно, а делегатом, представляющим интересы габитуса [17]. В качестве основной стратегии социальных взаимодействий П.Бурдье выделяет символический капитал как «капитал чести и престижа, который производит институт клиентелы, в той же мере, в какой сам производится ей» [18, с. 231]. Клиентелой П.Бурдье назвал «социальные отношения зависимости» [17, с. 272].
Именно доверие названо Пьером Бурдье и не только им, а также Н.Луманом, Э.Гидденсом, Ф.Фукуямой, П.Штомпкой и другими исследователями конца ХХ – начала ХХI веков основной стратегией современного социального взаимодействия. Причина, видимо в том, что актуальным явление становится тогда, когда оно представляет проблему. Сегодня же в процессе глобализации и, как следствие, вольного или невольного межкультурного взаимодействия доверие выступает в качестве лакмусовой бумаги для определения возможностей сотрудничества. Часто оно затруднительно, что свидетельствует о нарастании социального недоверия не только на локальном, но и глобальном уровнях.
Возьмём на себя смелость и попробуем развить концепцию П. Бурдье в отношении объяснения нарастающего социального межкультурного недоверия с позиций культурно-цивилизационного подхода.
В отличие от других исследователей проблемы социального доверия, П. Бурдье назвал его «символическим капиталом». На наш взгляд, данное понятие является во многом отражением преемственности и продолжением развития некоторых идей немецкого философа-неокантианца Э.Кассирера, основной труд которого «Философия символических форм» [19] посвящён анализу символа как функции мышления, представленной в ряде символических форм – мифе, языке и науке. В одной из своих последних работ «Миф о государстве» [20] (1945 г.) Э.Кассирер указал на большой манипулятивный потенциал символических форм, выраженный, например, в манипулировании общественным сознанием, осуществляемый с их помощью.
В современных социальных отношениях данная тенденция проявилась настолько, что целое направление в философии – постмодернизм, посвятило себя исследованию вопросов симулирования реальности, взаимоотношения реального и виртуального. Осуществляются они в основном в плоскости исследования мышления человека. Мы же обратимся к данным аспектам с социально-философских позиций.
Если понимать социум в интерпретации П.Бурдье, то есть как систему отношений, структурирующих себя, то считаем институцию и габитус двумя составляющими единого целого, регулируемого социальными практиками на основе жизненного опыта. Он зафиксирован в знании и представлен символически. Поэтому у социума есть форма (символическая) и содержание (материальное), которые представлены идеальным и реальным уровнями. Они взаимосвязаны. На идеальном уровне содержится социальная память, включающая в себя ценности, нормы, события. На реальном уровне она воспроизводится в практиках повседневной жизни.
С позиций культурно-цивилизационного подхода, институция как технологическая часть социума олицетворяет собой цивилизационный (или искусственный) аспект развития общества; габитус как центр социальных действий, формирующий ценности, цели, идеалы олицетворяет собой культурный (или естественный) уровень развития социума. Разность культур обусловлена разностью условий существования и детерминации габитуса.
Согласно концепции целостности, в основе которой лежит структурно-функциональный подход, для нормального функционирования системы необходима когерентность (соответствие) всех уровней системы друг другу [21]. В нашем случае оно обеспечивается связью между формой и содержанием социума, то есть знанием о социальных фактах и самими фактами. Традиционно оно осуществляется в дискурсивной форме, как было выявлено нами ранее. Но именно она часто является причиной недоверия к фактам. А это нарушает социальную связь, так как минимизируется доверие к знанию.
Считаем, что дискурсивный парадигмальный крен социального знания может быть уравновешен рекурсивной парадигмой социального знания, восстанавливающей социальное доверие. Она обратна дискурсивной, так как основана на принципе, согласно которому не действия порождаются сознанием, а, наоборот, мышление и поведение возможны, благодаря фактической деятельности индивидов.
Рекурсивный (от лат. recursio – «возращение») – «возвращающий к прошлому, к предшествующему» [22]. «Рекурсивный принцип — это принцип самовоспроизведения и одновременного усложнения системы» [23, с.23]. Понимание движения рекурсивности в социальных системах позволяет понять процессы смыслообразования социальных действий, то есть фактов. В современной науке понятие «факт» имеет несколько значений: «1) объективное событие, результат, относящийся к объективной деятельности (факт действительности), либо к сфере знания и познания (факт сознания); 2) знание о каком-либо событии, явлении, достоверность которого доказана (истинна); 3) предложение, фиксирующее знание, полученное в ходе наблюдений и экспериментов» [24, с. 122-123]. Но, несмотря на справедливость данной классификации, любые «факты всегда даны в свете теоретических понятий, которые преобразуют экспериментальные данные в неиндуктивные символические конструкции» [25, с.159]. Поэтому ключевым принципом рекурсивной парадигмы социального знания является соответствие знания о факте наличию самого факта, удостоверяющего в своей реалистичности. Механизмом, на наш взгляд, позволяющим достичь подобного доказательства является субъектно-нейтральная фактофиксация. Это обусловлено тем, что главная функция документа как посредника социального регулирования — информирование о факте. Оно осуществляется в знаково-символической форме. Придание социальной значимости информации осуществляется людьми, её воспринимающими и взаимодействующими и на институциональном, и на габитусном уровнях общества. Поэтому социальная информация может быть рефлексивной и нерефлексивной. Более того, она может фиксироваться рефлексивно и нерефлексивно.
Нерефлексивная фактофиксация осуществляется посредством личного участия человека в процессе фактофиксации и отличается в большей степени субъективной оценкой социальных фактов. В связи с этим она обладает манипулятивным потенциалом: распространением слухов о событии или даже его придумыванием, намеренным или ненамеренным субъективным искажением информации о факте для достижения определённой цели.
Рефлексивная фактофиксация максимально объективна в том случае, если осуществляется безлично (например, компьютерными программами или другими техническими субъектно-нейтральными способами), поэтому не содержит субъективных оценок, мнений. Безличная фактофиксация в бОльшей степени обеспечивает подлинность представляемой информации. Такая система минимизирует возможности осуществления манипуляций информацией и, соответственно, повысит уровень доверия к владельцу информации.
Таким образом, в отличие от дискурсивной формы парадигмального знания, чреватой неоднозначностью понимания интерпретируемых событий по причине пренебрежения опорой на факты и доказательства реальности событий, явлений и процессов, рекурсивная парадигма социального знания в первую очередь основана на социальной реальности. Главный инструмент реализации такой модели — субъектно-нейтральная (автоматизированная) фактофиксация социальных событий, процессов. Ключевым принципом рекурсивной парадигмы социального знания является соответствие знания о факте наличию самого факта, удостоверяющего в своей реалистичности. Такая парадигма ориентирована на восстановление доверия к знанию как связи между элементами социальной системы с целью сохранения её целостности.
Библиографический список
- Стёпин В.С. Особенности научного познания и критерии типов научной рациональности // Эпистемология и философия науки. 2013. Т. XXXVI. № 2. С. 78-91.
- Поппер К. Логика научного исследования. М., 2005. 447 с.
- Мартынович С.Ф. Методология науки: к рациональной реконструкции концепции К.Поппера // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия. Философия. Психология. Педагогика. 2015. Т.15. Выпуск 1. С. 39-43.
- Кун Т. Структура научных революций. М., 2009.
- Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
- Касавин И.Т. Социальная онтология и социальная эпистемология // Эпистемология и философия науки. 2014. Т. XL. № 2. С. 74-84.
- Конт О. Общий обзор позитивизма. М., 2012.
- Петрова Г.Н., Малкина С.М. Обзор выступлений на региональной конференции «Общество риска: цивилизационный вызов и ответы человечества» // Известия Саратовского университета. Серия: Философия. Психология. Педагогика. 2006. Т.6. № 1-2. С. 126-131.
- Помазанов В.В. Патентный троллинг: теперь и в России // Инициативы ХХI века. 2013. № 4. С. 39-42.
- Тутаринова Ю.О. Фальсификация как предмет научного исследования // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2013. № 4. С. 315-320.
- Мартынович С.Ф. Коммуникативное самоопределение философии интерсубъективности // Философия социальных коммуникаций. Волгоград. 2006.№ 2. С. 18-35.
- Гайденко П.П. Информация и знание // Философия науки. Вып.3: Проблемы анализа знания. М.: ИФ РАН, 1997. С.185-190.
- Катькало В.С. Управление знаниями как концепция и как функция // Российский журнал менеджмента. 2004 № 2.
- Климов С.М. Интеллектуальные ресурсы общества. СПб., 2002.
- Мартынович С.Ф. Факт науки и его детерминация. Саратов. 1983.
- Мартынович С.Ф. Философский анализ научного факта: Автореф. дис. … канд. филос. наук. Саратов. 1974.
- Бурдье П. Социология социального пространства. М., 2007.
- Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001.
- Кассирер Э. Философия символических форм. В 3-х т. 2003.
- Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1990. № 2.
- Каган М.С. Системность и целостность // Вопросы философии. 1996. № 12.
- Савченко В.Н., Смагин В.П. Начала современного естествознания. Ростов-на-Дону. 2006.
- Зайченко М.А. К проблеме присутствия рекурсивного принципа в феноменах-конструктах философии // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2010. Т.4.№ 4. С. 23-26.
- Кохановский В.П. Философия и методология науки. Ростов н/Д., 1999.
- Мартынович С.Ф. Структура научного знания // Темы философии науки. Саратов, 2010. С. 153-169.