ХХІ век всё чаще заставляет говорить о десекуляризационных процессах. «В последние десятилетия ХХ столетия религия перестала рассматриваться как что-либо, способное вообще не существовать, — отмечает крупнейший украинский религиовед, — речь идет лишь о том, как она будет изменяться (если будет) и как будет изменять мир и человека» [Єленський 2013:14]. Секуляризационный проект Западной Европы сегодня скорее понимают как исключение, подтверждающее правило: современность, сформированная средствами (массовой) коммуникации [Маклюэн 2003], содержит неотчуждаемый религиозный компонент.
И если мы говорим о специфике гомилетики (церковного красноречия) в информационном обществе, то о специфике в сравнении с чем? Постсоветское пространство состоит из постатеистических стран. Теперешнее состояние их церковной сферы обусловлено двумя предыдущими периодами: а) (мифологизируемой с разным знаком) массовой религиозностью Российской и Австро-Венгерской империй и б) воинствующей светскостью советского строя. Подчеркнем особенности церковного красноречия, ставшие заметными в постсоветское время.
«Очевидно, что основными конфессиями украинского народа являются православие и протестантизм» [Лункин 2014:2], и специфику церковного красноречия мы рассмотрим на материале выступлений русскоязычных православных и протестантских проповедников — в первую очередь, проживающих в Украине.
Гомилетика есть проповедническое искусство. Проповедь — это наставление, призыв священника / служителя / церковного активиста к тем, кто, по его мнению, в этом наставлении нуждается. Нуждается осознанно либо, как считает гомилет, по факту своего нахождения вне церковных врат. Кроме желания проповедника говорить, для такого наставления нужно основание, повод, авторитет. И для православных, и для протестантов это некий сверхъестественный источник: чудо (мироточивая икона, схождение Благодатного огня либо харизматический пастор как носитель уникального помазания). На более рациональном, «приземленном» уровне для православных это авторитет церкви, для протестантов — богодухновенный характер Библии.
Практически разделить социальный и скриптуральный источники авторитета в христианской проповеди невозможно. Для массового православного сознания ближайший батюшка воплощает голос вселенского православия, а Священное Писание практически не рассматривается как эталон религиозной жизни. Несмотря на декларации веры «в Библию, как она есть»* протестантские конфессии являются «герменевтическим сообществом» [Popov 2010] — редактором и рамкой индивидуального восприятия библейского текста. В уникальной в европейском контексте поликонфессиональной ситуации Украины [Взгляд 2013] новое, «свое» ви́дение сакрального текста, понимание религиозных мотивов может быть (и бывает) поводом сменить конфессию. Акцентируя такой авторитет, проповедник представляется аудитории как посредник, даже посланник во имя этого авторитета: он либо представитель священноначалия в православии, либо знаток библейского текста или даже пророк, «уста» Святого Духа — в протестантстве.
В нашем эссе будем иметь в виду скорее проповедь произносимую, звучащую, нежели писанную. Произносимая проповедь задействует больше каналов восприятия аудитории, более спонтанна, эмоциональна и психологически нагружена.
Наиболее значимы две особенности гомилетики в информационном обществе: 1) технологическая оснащенность / опосредованность проповеди и 2) соревнование проповедников за внимание аудитории.
Медиатизация — технологическая опосредованность — современной христианской гомилетики заметна в том, что особенно в протестантском контексте [Балаклицький 2011] проповедники стремятся записывать свои «живые» выступления для распространения среди тех, кто не входил в число их непосредственных слушателей. Происходит виртуализация, расслоение аудитории: «эта проповедь не только для тебя». Слушатель может увидеть, что в своем участии в служении, восприятии такой информации и определенной реакции на нее он не одинок. У него есть единомышленники, которые и засвидетельствуют качество его действия, и поддержат его аналогичным ответом на услышанное. Проповедник может предложить аудитории поделиться с другими людьми не только впечатлениями от его выступления, но и растиражированными копиями этой речи. Так проповедь пересекает физические рамки культового помещения. Недостаток записанной гомилии состоит в меньшей настоятельности вести: «эта проповедь адресована не мне». Особенно текстовый ее вариант может показаться невзрачным осколком драматического театрализованного действа, пережитого непосредственным слушателем.
Уже не кафедра (амвон), а микрофон предстает священным артефактом, дающим право вещать от имени Всевышнего. Звукоусиление предстает здесь и в символическом смысле: как аналог небесного глагола. Работающий видеооператор в еще большей степени трансформирует подачу материала. Гомилет сталкивается с потребностью «работать на камеру». Возникает «внутреннее позирование». Вопреки популярному мнению, это не обязательно манерничание, лицемерие. Скорее священник осознаёт потенциал дополнительной, вторичной аудитории и пытается, как в папских энцикликах, обращаться urbi et orbi — и к Городу, и к миру.
Исследователи говорят о трех эпохах медиатизации [Балаклицький 2014]. Первая эпоха — письменность, вторая — книгопечатание. Третья эпоха — эфирная, потоковая коммуникация радио и телевидения. В третью эпоху постсоветские церкви вступили в начале 1990-х годов.
Можно дискутировать, в какой мере с тех пор страны постсоветского пространства стали информационным обществом. С большей уверенностью отметим, что с конца ХХ века здешние церкви получили доступ не только к печати (среди конфессий на советской территории до конца 1980-х мизерные, скорее декоративные тиражи периодики и книг были почти исключительным уделом Русской православной церкви), но и к теле- и радиоэфиру, внешней рекламе, интернету и возможности проводить массовые собрания за церковной оградой.
В результате беспрецедентная по советским меркам аудитория посредством этих коммуникационных каналов получила обобщенное, мимолетное представление об особенностях литургии и гомилетики православных и протестантских церквей. Подчеркнем: не воцерковилась, не пережила (вопреки чаяниям религиозной эйфории 1990-х) нравственного возрождения, а получила обобщенное, мимолетное представление. Состоялся акт коммуникационный, даже журналистский, а не религиозный, церковный. За умножение аудитории пришлось «заплатить» качеством ее восприятия гомилетической вести [Балаклицкий 2013].
Вторая особенность церковного красноречия в информационном обществе — соревнование проповедника за аудиторию. Внимание аудитории более не подразумевается. Слушателя надо привлечь и удержать. Физически удаленную, медиатизированную аудиторию надлежит создать. И каждый раз (вос)создавать заново. У проповедника, богослова в постатеистическом контексте нет наперед определенной зоны действия и влияния. Богословие находится «в гостях» [Черенков 2010:92-93]. Определяющее внимание имеет не лояльность слушателя или потраченное им время, а его внимание и(ли) даже воображение.
Исторически православие и протестантизм следовали одной из двух описанных в Библии литургических парадигм. Первая парадигма — служение в иерусалимском Храме, вторая — синагогальные собрания, восходящие к поствавилонским реформам Ездры. Как и католицизм, православие усвоило «доктрину о замещении» — учение Августина Аврелия о церкви как «Новом Израиле», когда поместная община стремится организовать культовое помещение и служение в нём по образцу иерусалимского Храма: батюшка — аналог древнееврейского первосвященника, евхаристия — аналог жертвоприношения и т. д. В свою очередь исторические волны протестантства — классический протестантизм (англиканство, лютеранство, кальвинизм), радикальная Реформация (баптизм, адвентизм), спиритуализм (пятидесятничество и харизматическое обновление) — движутся от образа церкви как «религиозного профессионала в особом здании» к парадигме синагоги — неиерахического интерактивного собрания верующих.
Состязание гомилета за внимание слушателя развертывается по одной из этих двух траекторий. Либо это попытки (вос)произвести уникальное действо, сделать проповедь частью некоего таинства (не слышал / не отреагировал правильно — не спасен), либо стремление сделать это влияние как бы косвенным («вроде бы проповедь, а вроде и нет»), сделав ставку на построение (иллюзии) отношений со слушателем.
У отдельных проповедников эти парадигмы порождают причудливые переплетения. Признаки ритуализации («храмовой традиции») в протестантской проповеди таковы: облачение проповедников (колоратка у позднепротестантских гомилетов, нашейный крест поверх сорочки, перстень), надписи в богослужебном зале, стилизованные под церковно-славянское письмо, прорезаемый софитами полумрак, свечи (популярен семисвечник, призванный ассоциироваться с храмовой Менорой), негромкая музыкальная импровизация в начале проповеди и особенно в конце.
В свою очередь, можно отметить черты секуляризации (протестантизации) проповеднической манеры у православных гомилетов: современный русский язык без византийщины и церковнославянизмов, огрубелые выражения** [Богохульник 2011; Протоиерей 2014], подчеркнуто эмоциональная подача, побуждение аудитории к обратной связи, реакции, (квази)диалогу, подчеркнутая актуальность вести (особенно политической проблематики), стилизация: а) под молодежный сленг, б) национальные стереотипы (массовые представления о конкретных этносах) в) субкультуры социальных слоев (уголовники), язык тела — в первую очередь размашистые жесты.
У талантливого (медиа)проповедника выступления не сводятся к произнесению слов. Он не «читает тему», а играет спектакль — в основном одного актера. Пытается обратиться к разным каналам восприятия.
Как в любом умении, мастерство церковного красноречия отличает кажущаяся легкость подачи материала. Медиатизированная проповедь «прямого эфира», эры сиюминутности испытывает неизбежную дефилологизацию, тяготеет ко «второй устности» [Ong 1982]. Опираясь на письменность, рациональную подготовку, священник стремится создать впечатление импровизации, отсутствия такой подготовки.
Манера «свойского разговора» особенно характерна для гомилетов молодых протестантских конфессий. Здесь выступление (как будто) экспромтом может подаваться как признак инспирации, руководства Святым Духом. Это посткнижная траектория: сначала без кафедры, затем без миниатюрной / прозрачной подставки, а то и без экземпляра Библии в руках. Зачастую и без отсылки к священному тексту. Тогда остается лишь опыт — последний оплот постмодерного человека.
Проповедь может вообще представать как нечто нерелигиозное: семинар, лекция, консультация. Но жанровая и стилевая мимикрия проповеди не обязательно влечет выхолащивание ее сути. Это попытки преодолеть инерцию восприятия, сломать шаблон, стереотип.
Таким образом, технические средства сулят умножение аудитории церковной проповеди. В свою очередь, доступ к новой аудитории вынуждает проповедника прикладывать больше усилий в том, чтобы формировать ее мотивацию (вос)принять услышанное.
Примечания
* Для сравнения: сетевой сборник видеопроповедей одесских баптистов называется «чистоПисание» (chistopisanie.com). «Чисто» здесь призвано указывать и на чистоту, и на целостность, идеологическую монолитность представленных гомилий.
** «Никакого ада нет». Ну как же нет, когда ты живешь в аду. Не веришь? Ну подойди к зеркалу, посмотри на свою мрачную рожу. Разве может венец творения, высшее создание Божие иметь такую мрачную харю? Почему тебе так плохо, если ты вообще такой умный, такой прям весь свободный, тебе вот на всё начхать, ты сам всё знаешь… Чего же у тебя такая рожа-то несчастная? Потому что ты в аду, сынок. Ты не знаешь радости. Ты мертв. Тебе тяжело. Тебе противно. Тебя всё мучит. (…) Ты хочешь от этого уйти, нажраться, наколоться, уснуть… Голубчик, ты давно в аду. Из которого выход только один — к Богу» (протоиерей РПЦ Димитрий Смирнов).
Библиографический список
- Балаклицкий Максим. Ограничения массовой коммуникации (на материале протестантских церквей Украины) // Гуманитарные научные исследования. – Март, 2013 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://human.snauka.ru/?p=2444
- Балаклицький Максим. Медіатизація протестантизму в Україні 1991-2010 років. — Х. : Харківське історико-філологічне товариство, 2011. — 379 с.
- Балаклицький Максим. Медіатизація українського протестантизму доби книжкової культури // Вісник ХНУ ім. В. Н. Каразіна. Серія “Соціальні комунікації”. Вип. 5. — Х., 2014. — С. 5-8.
- Богохульник, матерщинник и хулитель православных людей Кураев должен предстать перед церковным судом. Заявление ИФ МАМИФ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.mamif.org/19.08.11.htm [19.08.2011].
- Взгляд со стороны: религиозная система Украины напоминает американскую [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.bbc.co.uk/ukrainian/ukraine_in_russian/2013/06/130626_ru_s_jose_casanova_int [26.07.2013].
- Єленський Віктор. Велике повернення: релігія у глобальній політиці та міжнародних відносинах кінця ХХ — початку ХХІ століття. — Львів: Видавництво Українського католицького університету, 2013. — 504 с.
- Лункин Роман. Украинская революция и христианские церкви // Восток-Запад. Вестник служений и церквей. — Т. 22, № 3. — Лето 2014. — С. 2-13.
- Маклюэн Маршалл. Понимание Медиа: Внешние расширения человека. – М. : Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2003. – 464 с.
- Протоиерей Андрей Ткачев о нашумевшей проповеди: «Я согрешил в том, что говорил об этом с амвона» [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://orthodoxy.org.ua/data/protoierey-andrey-tkachev-o-nashumevshey-propovedi-ya-sogreshil-v-tom-chto-govoril-ob-etom-s [6.02.2014].
- Черенков Михаил. Культура влиятельного меньшинства. – Симферополь : ДИАЙПИ, 2010. – 204 с.
- Ong Walter. Orality and literacy. The technologizing of the Word. — Routledge, 1982. — 179 p.
- Popov Alexander. The Evangelical Christians-Baptists in the Soviet Union as a hermeneutical community: examining the identity of the All-Union Council of the ECB (AUCECB) through the way the Bible was used in its publications. Thesis for the degree of Doctor of Philosophy. University of Wales. – Prague : International Baptist Theological Seminary, 2010. – 360 p.