Проблема перевода поэтического текста напрямую связана с воссозданием стилистического эффекта в тексте перевода и сохранением образа, поскольку поэтический текст является носителем, прежде всего, оценочной и эстетической информации, заключённой в семантической структуре тропов. Неотъемлемой частью семантической структуры каждого средства является его контекстуальное значение, которое может варьироваться в зависимости от стилистической установки всего текста, т.е. от того, какой образ и какая ассоциация выводятся автором на первый план. В процессе перевода необходимо, прежде всего, отталкиваться от семантики слов в их переносном значении и затем сопоставлять лексические значения слов в тексте оригинала и в тексте перевода, добиваясь максимального совпадения ассоциаций и образов. При этом поэтический текст представляет ряд дополнительных сложностей, связанных с сохранением стихотворной формы, вследствие чего сохранение стилистически значимых лексических единиц может стать невозможным при воплощении текста в другом языке. Иными словами, «переводчик должен создать новый поэтический текст, эквивалентный оригиналу по его концептуальной и эстетической информации, но использующий по необходимости совсем иные языковые, а порой и стиховые формы» [1].
Процесс перевода ассоциативно-образных средств в поэтическом тексте представляет особый интерес именно с точки зрения их взаимодействия в контексте, где семантическая и стилистическая многогранность каждого отдельного тропа может раскрывать бесконечное количество вариантов интерпретации, что, в свою очередь, предполагает сложности стилистических трансформаций в переводе, меняющих характер ассоциативно-образных связей. В анализируемых нами поэтических текстах А.А.Ахматовой мы выделили ряд наиболее часто употребляемых тропов и выявили способы их сочетаемости, обозначив выделенные группы средств блоками. Например, количество эпитетов в текстах оригинала составляет 1092 на 110 печатных страницах, а в текстах перевода – 1326 на 110 печатных страницах, при этом эпитет выстраивает ассоциативно-образные связи посредством формирования блоков «эпитет + метафора», «эпитет + метонимия» и т.д. Уже в процессе выявления указанных блоков и сопоставления текстов оригинала и перевода на английский язык стали очевидны случаи изменения их стилистического содержания через замены одних тропов другими. Вопрос состоит в том, каким образом изменение ассоциативно-образных связей в результате стилистических трансформаций влияет на сохранение семантической основы тропа. В процессе анализа текстов перевода нами отмечено, что стилистические трансформации нацелены, прежде всего, на добавление тропов, что приводит к расширению их семантического поля. Так, при сопоставлении поэтических текстов выявлено, что текст перевода содержит в 1,2 раза больше эпитетов и в 1,4 раза больше метафор. Например, в стихотворении1914 г. читаем следующее описание взгляда:
«Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!» [2, с. 64]
“Silent stood my host before me:
How serene, how clear his gaze!” [2, с. 65]
В данном случае можно говорить об изменении экспрессивной информации образа через семантическое расширение поля текста: добавление эпитета “serene”, который связан с предшествующим эпитетом “silent” и последующим эпитетом “clear” семой тишины и безмятежности, является как бы связующим звеном в построении образа: «безмятежный, ясный, прозрачный; спокойный, невозмутимый» [3, т.3, с. 199].
В стихотворении «Любовь» (“Love”) автор даёт характеристику любви, которая уводит человека «от радости и от покоя» [2, с. 30]. Переводчик О. Шарц добавляет эпитет: “away from simple joys and peace of mind” [2, с. 31]. В другом стихотворении в переводе предложения «Я мертвенных дней не считаю» [2, с. 77] этот же переводчик применяет добавление эпитета: “The deadly black days I don’t count” [2, с. 77]. В стихотворении 1915 г. А.Ахматова упоминает «бессолнечные, мрачные сады» [2, с. 78], которые описываются в переводе уже посредством трёх эпитетов: “the sunless, gloomy, magicallylovely gardens” [2, c. 79]. Во всех приведённых примерах переводчик учитывает контекстуальное влияние на образ и, соответственно, применяет усиление экспрессивности через утверждение определённых семантических границ ассоциативно-образного поля эпитета. Тут нельзя не заметить функционирование эпитета на уровне нескольких строф, поскольку, если во втором примере появление эпитета “black” («страшный, ужасный, мрачный, унылый, зловещий» [3, т.1, с. 237]) обосновано его тесной семантической связью с эпитетом “deadly” («убийственный, страшный, ужасный» [3, т.1, с. 517]), то в первом случае связь эпитета “simple” c объектом “joy” не столь очевидна в рамках одного словосочетания. На уровне всего текста читатель связывает сему простоты с антонимичной ей семой коварства и хитрости, с которой действует любовь, заставляя человека мучиться. В третьем случае с добавлением эпитета “magically lovely” О. Шарц утверждает образ города – невесёлого, холодного, но бесконечно притягательного для героини стихотворения. Введённый в конце стихотворения, данный эпитет является замыкающим в ассоциативно-образном блоке, выполняя оценочную функцию как итоговую для всего текста. Подобным образом переводчик С. Рой добавляет эпитет “good” в конце поэтического текста, посвящённого прощанию с эпохой благополучия и началу бесконечных потерь:
«…Начали песни слагать…
О нашем бывшем богатстве» [2, с. 66].
“…And we began making up songs…
And the wealth of the good old days” [2, с. 67].
Наблюдается также добавление эпитетов в границах строфы, последний из которых – оценочный по отношению ко всему метафорическому образу превращения аромата в слово:
«Шиповник так благоухал,
Что даже превратился в слово…» [2, с.176]
“So strong smelled eglantine, so sweet,
Scent turned to word, incredibly…” [2, с.177]
В данном случае экспрессивная функция эпитета уступает оценочной функции как основной, поскольку акцентирует внимание не на образном переносе качеств и свойств, а на их положительной или отрицательной коннотации, причём понимаемой в пределах нескольких строф или всего текста. Примечательно, что ассоциативно-образные блоки здесь формируются через подбор метафорических эпитетов в сочетании с логическими (например, “strong, sweet, incredibly”; “sunless, gloomy, magically lovely”), из которых один несёт основную оценочную нагрузку всего блока (“incredibly”; “magically lovely”).
В связи с этим не менее интересны случаи усиления экспрессивности через стилистическую трансформацию с появлением метонимии в структуре эпитета. В большинстве случаев это связано с необходимостью привязать чувства героини к окружающим её предметам, которые служат, таким образом, отражением её внутреннего мира. В данном случае переводчики в 1,28 раз меньше обращались к метонимии, используя стилистические трансформации, хотя в ходе анализа были выявлены обратные примеры трансформации логического или метафорического эпитета в метонимию. Рассмотрим один из таких примеров в стихотворении от 1915 г., где героиня описывает праведно-чистый образ жизни «под крышей промёрзшей пустого жилья» [2, с.76]. Своё метафорическое значение данные эпитеты получают в контексте: оба определения символизируют холод и пустоту одиночества. Переводчик О. Шарц заменила определяемые слова «крыша» и «жильё» на «стены»: “within these empty, frozen walls” [2, с.77]. Как следствие – смещение стилистического значения, причём именно в эпитете «пустой», который в оригинальном варианте соотносится с понятием «дом», а в тексте перевода – с понятием «стены»: пустой дом – пустые стены.
В других случаях наблюдаем ряд лексических и грамматических трансформаций, приведших, соответственно, к стилистическим трансформациям и замене метонимии в составе эпитета на стилистически нейтральное слово. В стихотворении 1913 г. читаем:
«Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий –
Вся любовь утолена» [2, с. 62].
Эпитеты «постылый» и «томительные» выступают здесь как метонимические: ассоциация чувств героини с одинокими ожиданиями у окна и встречами с любимым. Переводчик О. Шарц выстраивает семантически точную связь между «постылым окном», «томительными свиданиями» и состоянием самой героини, которая переживает равнодушие и скуку:
“I do not have to wait and mope
Beside my window, stay awake
All night to dream of you and hope –
My thirst for love has been quite slaked” [2, с. 63].
Оба метонимических эпитета опущены, так что весь ассоциативно-образный блок «метонимический эпитет + метонимический эпитет» заменён на стилистически более нейтральное слово – глагол “mope” («хандрить, быть в подавленном состоянии, быть ко всему безразличным» [3, т.2, с.472]). Ассоциативно-образное содержание сужено, так как переводчик использовал прямое значение слова без его привязки к параллельно используемому в тексте существительному “window” или “night”, однако семантическая основа образа сохранена точно и смысловое содержание соответствует подлиннику.
Метонимия без смежного с ней эпитета также может опускаться в тексте перевода, причём без стилистической компенсации утраченного образа, как в указанном случае с эпитетом:
«И уже не празднует тело
Годовщину грусти своей» [2, с. 86].
“You won’t be observing
The year of tristesse” [2, с. 87].
Переводчик до последней строфы сохранил в местоимении “you” обращение героини к своему любимому, в отличие от текста оригинала, где автор словно отвлекается от образа того, вокруг кого выстраивается всё ассоциативно-образное поле текста, и метонимией предполагает двойственность интерпретации: тело любимого – тело героини.
Появление метафоры в тексте перевода в большинстве случаев связано с трансформацией сравнения, эпитета или стилистически нейтрального слова или словосочетания. В стихотворении «Сожжённая тетрадь» (“A Burnt Notebook”), являющимся примером олицетворения, функционирующего на уровне всего текста (тетрадь, сосны, вёсны представлены в образе людей), переводчик добавляет метафорический эпитет, чьё появление обусловлено контекстом – ассоциативно-образным блоком олицетворений. Автор пишет о тетради, сгорающей в костре: «…и под тобою угольки костра» [2, с.174]. С. Рой вводит метафорический эпитет “live”: “…And underneath, live coals are glowing red” [2, с.175]. Для усиления метафорической образности в другом стихотворении в структуру ассоциативно-образного блока олицетворения вводится метафорический эпитет “rudely”:
«Лишь ветер каменного века
В ворота чёрные стучит» [2, с.92].
“The wind alone – a Stone Age blast –
Raps rudely on the rotting shutter” [2, c.93].
В данном случае переводчиком закреплено семантическое значение образа эпохи – грубость, жестокость, беспощадность, в результате чего экспрессивность информации становится ярче.
Наиболее интересными примерами стилистических трансформаций являются примеры замены сравнений метафорами. Частота употребления сравнения в переводе в 1, 11 раз ниже текста оригинала, хотя это не говорит о снижении степени экспрессивности или утрате образности в тексте перевода, поскольку метафоричность оригинала и перевода остаются тождественными. Так, в стихотворении1914 г. находим пример сравнения с эпитетом «чудесный» в основании:
«Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок божий – так чудесен» [2, с.56].
В тексте перевода ассоциативно-образный блок «сравнение + эпитет» трансформируется в блок «эпитет + метафора» при сохранении семантического содержания составляющих слов и всего образа:
“And because the air was not like ours,
It was so wonderful – a gift divine…” [2, c.57].
Трансформация сравнения в развёрнутую метафору в тексте перевода предполагает увеличение степени образности текста благодаря влиянию структурной природы самой метафоры, которая снимает чёткость сопоставления субъекта и объекта, свойственного сравнению, и, тем более, лишена того самого основания сравнения, помогающего выстроить ассоциативно-образную связь. Метафора заявляет свой образ с большей «нелогичностью» сопоставления, что предполагает больше возможных объяснений такого сопоставления, а значит – более широкую образность текста:
«А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад…» [2, с. 154].
“Each reader’s a treasure-trove hidden
In fathoms of earth…” [2, c. 155].
В тексте оригинала сравнение, выраженное через союз «как», сразу позволяет воспринять смежность субъекта «читатель» и объекта «клад» как воображаемую, и сам указанный союз «подготавливает» читателя к этому. В переводе подобного аналога нет: метафора связывает компоненты образа без ассоциативно-образной «подготовки». Можно предположить, что в тексте оригинала те сравнения, где объект ставится, согласно правилам русского языка, в творительный падеж, могут приближаться по своему стилистическому эффекту к метафоре, поскольку падежные окончания не столь очевидны в восприятии структуры сравнения, как союзы, и могут сохранять «размытость» ассоциативно-образных связей.
В переводе стихотворения «Любовь» (“Love”) можно проследить один из интереснейших процессов преобразования сравнения, выраженного творительным падежом, в развёрнутую метафору:
«То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует [2, с.30].
“It snakes into your heart and, coiling up,
Its poison works with subtle skill,
Or else it coos the whole day as the dove
That pecks the breadcrumbs on your window-sill” [2, с. 31].
Переводчик расширил границы семантической информации сравнения, применив развёрнутую метафору, чья экспрессивность может восприниматься выше за счёт добавления новых семантически связанных образов: “poison”, “breadcrumbs”. С другой стороны, нельзя не согласиться, что выбор стилистической трансформации оправдан, поскольку метафорическое сравнение в оригинале не обозначено союзами и формально уподобляется развёрнутой метафоре.
Таким образом, стилистические трансформации, осуществляемые наряду с лексико-грамматическими, особенно влияют на ассоциативно-образные связи в поэтическом тексте и, следовательно, на степень экспрессивности текста перевода в тех случаях, где наблюдается добавление эпитета, метонимии или метафоры. Эпитеты, введённые переводчиком в конце ассоциативно-образного блока, осуществляют оценочную функцию ярче экспрессивно-эмоциональной, служа ориентиром в отношении героини к описываемому объекту. В отношении метонимии также может применяться опущение тропа с заменой на стилистически нейтральное слово без компенсации утраченного образа, но с сохранением семантического содержания. Сравнения, выраженные в тексте оригинала через творительный падеж, трансформируются в метафору в тексте перевода через смежность их ассоциативно-образного построения – без очевидного разграничения субъекта и объекта сравнения.
Библиографический список
- Гончаренко С.Ф. Поэтический перевод и перевод поэзии: константы и вариативность // Журнал «Самиздат». 2012. URL:http://samlib.ru/w/wagapow_a_s/poetic-transl.shtml.
- Ахматова А. А. Стихотворения. М.: Радуга, 1988. 274 с.
- Апресян Ю.Д., Медникова Э.М. Новый большой англо-русский словарь: В 3 т. М., 2000.
Количество просмотров публикации: Please wait