Творчество Вадима Шарапова разворачивается на наших глазах: это весьма активный сетевой писатель [1], с недавних пор начавший издавать и бумажные варианты своих книг [2]. Изучать написанное современными авторами не очень популярно у филологов. В науке принято дожидаться, когда книги пройдут проверку временем, и лишь затем выяснять, почему они её прошли или не прошли. Однако именно анализ современного, актуального, активно читаемого художественного текста способен дать представление о состоянии, динамике и перспективах как литературного процесса, так и русского языка, посредством этого текста развивающегося. Тем более что современная литература очень интересна и достойна изучения. Многие современные филологи отмечают наличие у сегодняшней отечественной литературы потенциала, верной направленности: «Поиск настоящего, попытка постичь, осознать и выразить истину, возвращаются в литературу как доминанта и как мейнстрим» [3, с. 12]. Анализируется и приверженность современных авторов к фантастике, которую можно понимать «как вечное и в то же время современное явление художественного творчества» [4, с. 40].
Мы уже обращали внимание на один из аспектов художественного мира В. Шарапова [5], в данной статье попытаемся описать различные аспекты творчества писателя, содержательные, стилистические, языковые, которые составляют основу его художественного метода и характеризуют автора как явление современной литературы.
Основной жанр, в котором пишет В. Шарапов, – жанр маленького рассказа. Писателю удаётся открыть что-то новое, своё в этом традиционном для русской литературы жанре. Это новое хочется обозначить как сочетание необычности содержания со стилистикой обыденности. Обыденным тоном, с минимумом стилистических и выразительных средств, автор повествует о небывалых событиях: «Известие о том, что в ливневой канализации завёлся гигантский аллигатор, жители городка Красный Перегон восприняли спокойно» («Скучная жизнь»), «За огородным тыном, чуть подальше старого курятника, где ещё вечером в тумане высились ели угрюмого урмана, теперь поднималась стена джунглей» («На охоту»).
Фантазия автора в изобретении «обыденных чудес» безгранична: «За рекой, у бабульки Авдотьи, в погребе завелись ангелы. Маленькие, светлые и крылатые» («Лето»), «Последней каплей (во всех смыслах) стал случай, когда обнаглевшая летучая мышь отняла у местного алкоголика Сидорова, мужика тихого и безответного, початый флакон лосьона “Огуречный”. Отняла – и тут же, на глазах у Сидорова, флакон тот в одно поганое рыло и употребила» («Скучная жизнь»), «Перестали бузить в подвале общественной бани девятихвостые лисы-оборотни» («Человекомышь») и под. Точность, детальность описания необычных событий только усиливают их будничность и ординарность.
Основой сюжетов В. Шарапова становится тесное переплетение реальности и фантазии, даже сказки. К примеру, герой рассказа «На посошок» сантехник Мишаня, рассказывает о своих снах, а потом просто и обыденно, выпив на посошок, уходит в их мир, где «битва предстоит, улады бесятся». Русские и зарубежные народные сказки тоже не обойдены автором: он пересказывает их на свой лад. Сказки «Колобок» и «Репка» в одноимённых рассказах вдруг становятся ужастиками. Аналогична судьба сказки «Красная шапочка» в рассказе «На ночь глядя». А вот Василиса и Кощей Бессмертный в рассказе «Игла» неожиданно оказываются любящими супругами. А затем писателю словно не хватает уже известных сказок, и он сочиняет новые, герои которых – дракон и кузнец («Кузня у дороги»), нежить и десантник («Человекомышь»), джинн и солдат, выбирающий патроны, а не жизнь («Лампа»), простой опер и ангелы («Бутылка шампанского»), а спецназ сражается против нечисти («Пришлый»). Не обходит вниманием Шарапов и легенды, иногда переиначивая их, делая обыденными описываемые в них события. И выясняется, что «Летучий голландец» – это подлодка: «Потоки воды стекали с огромной, хищно закруглённой рубки, пенясь, выливались через шпигаты в длинном корпусе подводной лодки» («Как обмануть ангелов»). Иногда же основной смысл легенды остаётся классическим, и Одиссей просто очень хочет домой («Настоящий путь домой»), а ногу Ахиллеса поражает отравленная стрела («Кривая стрела»). Встречаются среди рассказов писателя и вариации на библейские темы («Бродяги Господа»), в том числе любимый сюжет – о конце света. Причём в России конец света – столь обыденное явление, что его могут просто не заметить: «Если конец света случается, когда ты едешь в метро, – возможно, не случается ничего» («Конец верхнего света»).
Привлекает внимание разнообразие тем и жанров в рассказах В. Шарапова. Кажется, что писатель стремится охватить всё, попробовать себя во всех ипостасях современного писателя-фантаста. Помимо сказочных сюжетов и переосмысления легенд, в том числе христианских, отметим рассказы из жанра зомби-апокалипсиса, например, «Пришёл солдат домой», рассказы об инопланетянах: «Наблюдатель», апелляции к детским страшилкам со всеми обязательными для данного жанра героями: гробом на колёсиках, красным пятном на обоях, чёрным автобусом, зелёными шторами, чёрным пианино («Всё как всегда»). Основной стилистической чертой рассказов писателя является, по нашему мнению, постмодернизм, проявляющийся в обилии аллюзий и интертекстуальности. Отсылая к интертексту, писатель обычно рассчитывает, что текст узнаваем и его потенциальный читатель сможет найти в своём культурном фонде нужную параллель. Для Шарапова, это, кажется, необязательно. Его параллели иногда не читаемы, потенциально не разгадываемы. Например, в рассказе «Танец», явно апеллирующем к какому-то интертексту, выяснить, к какому именно, может не всякий читатель, или это вообще невозможно.
Однако при этом Шарапову удаётся быть оригинальным, найти своё в многообразии литературных сюжетов, жанров и форм. Например, рассказ «На всех фронтах», повествующий о параллельном фантастическом сражении – маршала со смертью и страны – с захватчиками, сложно встроить в систему интертекстуальных параллелей. Здесь автор вполне оригинален.
В центре обыденного повествования о необычном стоит соответствующий герой – типичный «наш человек», привычный ко всему, которого никто и ничто не может удивить. Это и сантехник Мишаня («На посошок»), и плотник Василий Игнатьев, который решил набить морду Сатане («В пятницу на Патриках»), и каменщик Степан Петрович Семикондратов, диктующий свои условия самой Смерти («Два года»), и путешествующий между мирами стеклодув первого разряда Степан Ирмеев («Стеклянная роза»), и разведчик Николай Кузнецов, достойно беседующий с архангелом Михаилом («Террорист»), и сантехник Саша Петров, спокойно разобравшийся с нечистью («Всё как всегда», «Экспедиция»). У них простые имена, простая речь, это вообще простые люди. Однако с помощью их образов Шарапову удаётся создать интересный мотив, проходящий через практически все рассказы, – чувство уважения к простым людям, людям труда, умеющим делать что-то своими руками, искусным умельцам, не владеющим красивой речью, но богатым душой.
Несомненно, это образ «маленького человека», типичный для русской литературы, получивший реализацию в произведениях А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, А.И. Куприна, В.М. Шукшина и других писателей. В рассказах Шарапова представлена новая реализация данного типичного образа, понимаемая писателем по-своему. Его маленький человек – честный трудяга, не тратящий зря слов, мастер своего дела. И – неожиданно в современной отечественной литературе – в рассказах Вадима Шарапова мы видим пропаганду труда, достойной жизни в скромных условиях, на своём месте, без погони за несуществующим и несущественным. Труд выступает более значительной ценностью, чем деньги. Маленький человек Шарапова отличается от маленького человека, изображавшегося в литературе ранее; он – носитель вечных человеческих ценностей (любовь, дружба, взаимовыручка, честность, трудолюбие, достоинство) он полон силы, самодостаточен, чувствует себя на своём месте, любит свою работу. Сам же автор в этой связи выступает как продолжатель лучших традиций отечественной литературы.
Простые герои составляют контраст с необычными событиями, с чудесами. Контраст, оксюморонное противопоставление, к примеру, сантехников и фантазийного мира (Короли, вампиры и под.), с которым они сталкиваются, выполняя свою работу, должны, как кажется, разрушить атмосферу обыденного рассказа, но ровный тон, безэмоциональность повествования их уравнивают. Сантехники полны достоинства, но не спесивы, они честно выполняют свою работу, хотя рассуждения и выводы их порой полны парадокса: «Так что, мужики, сантехником быть – это вам не в шахматы играть. Тут иногда и головой думать приходится» («Головой думать надо»).
Встречаются в рассказах В. Шарапова и загадочные герои, живущие среди нас. Понять суть некоторых из них из рассказа вообще невозможно («Рыбак»), относительно других автор держит нас в неведении и недоумении до самого финала рассказа, и только потом мы узнаём (или догадываемся), кем является герой. Например, в рассказе «Один такт музыки» девушка оказывается ангелом, а в конце рассказа «Время ждёт. Я – нет» читатель узнаёт, что повествующий об эпохе разрешённых самоубийств герой – это Смерть. Писатель умеет интриговать, заставляет задуматься, захотеть догадаться, о чём или о ком идёт речь. Очень интересно вместе с автором искать разгадку и странно её порой не находить, когда писатель словно забывает сообщить читателю, о ком он всё же писал. Таков рассказ «Тридцать пятый». Пусть сами догадываются…
При этом героев и события Шарапов может поместить в необычные условия, создать «нездешний» антураж: американский в рассказах «Болезнь Хряка Томсона» и «Абсолютное лекарство», английский в рассказе «Подарок друга», ирландский в рассказах «Помянем Мика Малоуна» и «Человек пришёл», даже японский («Пробуждение в месте покойном»). Декорации могут быть географическими и национальными, а также историческими («Навсегда»). Вадим Шарапов может построить даже целый фантазийный мир для одного небольшого рассказа, к примеру, «Кузня у дороги». Автор, придумывая невероятные сюжеты, словно намеренно пытается разрушить созданную им самим атмосферу обыденности повествования, но те детали, которые должны были, казалось, этому способствовать, только оттеняют и усиливают ощущение обычности описываемых событий.
Стремление обыденно писать о необычном, возможно, связано у В. Шарапова с тем, что писатель, как кажется, испытывает постоянное удивление от того, что он наблюдает в окружающем мире. Его глаз не «замылен», свеж, и автор хочет создать такие сюжеты и обстоятельства, чтобы читатель тоже взглянул на жизнь новым, свежим взглядом, как бы со стороны. Это может быть взгляд инопланетянина, не понимающего ценности для героя полкового знамени: «Я не понимаю. Значение этого символа – просто отличительный знак военного подразделения. Зачем его так беречь?» («Наблюдатель»), или взгляд архангела с того света в рассказе «Террорист».
Желание создать нарочито обыденное повествование проявляется, конечно, не только на уровне выбора героя. Вадим Шарапов использует с данной целью и языковые приёмы. К примеру, название рассказа «Когда кончился свет» является интерпретацией библейской фразы «конец света», причём небольшая языковая игра (подбор однокоренного слова) полностью меняет стилистическую окраску фразы – с высокой на сниженную. Даже конец света у Шарапова – обычное, не заслуживающее высоких слов событие.
Одним из излюбленных стилистических средств Вадима Шарапова является сравнение, демонстрирующее владение автором разными способами построения сравнительной конструкции. Это сравнения в форме творительного падежа: «Все спешили высказать свои обвинения, их голоса резали воздух – и над всем этим ржавой пилой визжала жена старшего внука» («На всех фронтах»); союзные конструкции, в которых автор предпочитает использовать не традиционный союз как, а более редкий, выражающий ирреальное сравнение словно: «Того била дрожь, словно загнанную клячу» («Бутылка шампанского»); сравнения с помощью глагольных форм: «Старухи сидели как прежде, напоминая стаю сов» («Всё как всегда») и т. п.
При этом чаще всего автор вводит сравнение в текст в самый важный момент сюжета. Например, когда Смерть берётся за своё привычное дело: «Мир вокруг меня, как всегда, стал тягучим, словно кленовый сироп; гильза, кувыркаясь, зависла в воздухе, багровые капли неподвижным веером разлетелись вокруг» («Время ждёт. Я – нет»). Автор в фантастическом рассказе явно испытывает удовольствие при описании отвратительных подробностей, и сравнительные конструкции – один из способов передачи кошмарных деталей: «Бледное, словно брюхо рыбы, покрытое всё той же отвратительной жидкостью, оно словно бы проходило стадию окончательного завершения, и кожа в некоторых местах этого лица кипела и пузырилась, вздуваясь, словно манная каша» («Подарок друга»).
Среди других стилистических средств, используемых Шараповым, можно отметить игру слов, тесно связанную с сюжетом, служащую его развитию. Например, в рассказе «На всех фронтах» обыгрывается слово «приступ» как феномен физического состояния героя и как военный приступ, что вписывается в повествование о параллельно проводимых сражения: маршала – за жизнь, его армии – с врагом.
В тексте рассказов мы находим доказательства осознанного отношения писателя к стилю своих произведений, например, к конструированию сравнений, отбору образов для них: «Солнце уже садилось. Красное, как кровь. Кровь. Такое же свежее сравнение, как распятие Христа, но больше ничего не приходило в голову» («Время ждёт. Я – нет»). Мы уже отмечали ранее, анализируя стиль Леонида Каганова, что за нарочитой небрежностью стиля у современного писателя может скрываться хорошее знание языка и литературы, умение и желание работать над словом [6].
Стремясь к переплетению чуда и обыденности, Шарапов нередко прибегает к приёму стилистического контраста – языкового объединения в пределах одного предложения слов с различной стилистической окраской. Яркий пример – первое предложение рассказа «Бутылка шампанского»: «Ночью у круглосуточного ларька убили ангела». Фраза подобного типа демонстрирует настолько тесное объединение высокой (ангел) и низкой (круглосуточный ларёк) лексики, что они действительно сливаются и перестают ощущаться как по-разному стилистически окрашенные. Парадокс становится естественным, само собой разумеющимся, скрытым и от этого, естественно, более эффективно влияющим на читателя. Использованный в начале рассказа, стилистический контраст создаёт мощный энергетический посыл, влияет на восприятие всего произведения.
При этом и для стиля писателя характерно разнообразие. Шарапов действительно умеет писать по-разному. Детализированные описания кошмарных превращений сменяются классической по стилистике, удивительно тихой и спокойной экспозицией к рассказу о солдате-зомби, пришедшем домой проведать семью: «Когда пришла весна и снег растаял даже в самых глубоких лесных оврагах, в Федотовку начали возвращаться демобилизованные. Оно и понятно – война закончилась, победили немца, а тут как раз пришло время пахать да сеять» («Пришёл солдат домой»). Это ещё одно из проявлений стилистического контраста в произведениях писателя.
Итак, для художественного метода современного писателя Вадима Шарапова характерно тесное переплетение обыденного и реального, повествование о чудесах как о чём-то естественном, обычном. Герой Шарапова – новая интерпретация классического в русской литературе образа «маленького человека» – человек труда, искусный умелец, честный, достойный представитель рабочей профессии. Язык рассказов полон стилистических контрастов.
Библиографический список
- Leit [Электронный ресурс] // Livejournal (Живой журнал) [Сайт]. Режим доступа: URL: http://leit.livejournal.com/. 28.09.2014.
- Шарапов В.В. Нездоровый смех: рассказы. Москва: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. 317 с.
- Ермолин, Е.А. Трансавангард как парадигма современной литературы // Филологический класс. 2011. № 25. С. 12-14.
- Неёлов, Е.М. Фантастический мир как категория исторической поэтики // Проблемы исторической поэтики: Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. 1990. № 1. С. 31-40.
- Крылова М.Н. Авторская символика чисел в рассказах Вадима Шарапова / М.Н. Крылова // Филология и литературоведение. 2014. № 10 [Электронный ресурс]. URL: http://philology.snauka.ru/2014/09/950. Дата обращения: 02.10.2014.
- Крылова М.Н. Леонид Каганов: наброски к портрету нового российского писателя // Материалы III Всероссийской научно-практической конференции (с международным участием) «Актуальные проблемы филологии и культурологии» (17 декабря 2012 – 17 января 2013 года). Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2013. С. 43-48.