Многочисленные и быстрые изменения глобального и локального характера во всех сферах общественной жизни, что носят преимущественно негативный окрас (социальная нестабильность, экологические кризисы, военные и политические конфликты, усиления отчуждения и одиночества человека в больших городах) порождают необходимость поиска новых подходов к познанию личности. Результаты данного поиска дадут возможность определить собственное место и роль отдельной личности в данных процессах, нахождении смысловых ориентиров в отношении к себе и к Другому, достижениям разных культур, к миру в общем.
Важным эвристическим потенциалом для такого поиска, по нашему мнению, владеют попытки представителей философии диалога I половины XX ст., что использовали диалогический подход в исследовании сущностной природы человека. Среди ряда научных разработок в границах диалогизма мы остановимся в данной статье на подходе к познанию личности, что предложил М. М. Бахтин.
Диалогическая философия М. М. Бахтина является предметом изучения многих исследователей. В частности, В. С. Библер рассмотрел идею всеобщности гуманитарного мышления и идею культуры в бахтинском диалогизме [1]. Н. К. Бонецкая исследовала соотношение философии и филологии в трудах русского философа, что дало возможность подчеркнуть самобытность идей М. М. Бахтина в сравнении с творческим наследием представителей философии диалога [2]. Исследовательница Л. В. Озадовская рассмотрела взгляды М. М. Бахтина в границах варианта обоснования парадигмального статуса диалога в современном мышлении [3].
Научные выводы, полученные из публикаций названных авторов, дали нам возможность поставить перед собой цель: раскрыть особенности предложенного М. М. Бахтиным диалогического подхода к познанию личности.
Исходным тезисом нашего анализа является то, что философ четко отличал познание вещи от познания личности. Так, в парадигме естественнонаучной рациональности, вещь – объект познания, личность – субъект, что активно познает и действует. Тут отношения между объектом и субъектом носят однонаправленный характер. Вещь не проникает в субъект, она мертва по отношению к нему. Но этот субъект может раскрыть ее односторонним актом познания. Философ пишет, что избавленная от собственного ядра вещь может быть только предметом практического интереса [4, с. 7]. Поскольку, границей познание вещи есть ее «внешность», то она не имеет сущности, с ней невозможен диалог. Отметим, что философ критикует применение к личности такого односторонне-объектного, монологического подхода, что овеществляет, про что более подробно речь будет идти дальше.
М. М. Бахтин не единственный, кому важно различать вещь и личности. Л. А. Гоготишвили отмечает, что определенные терминологические аналогии данной пары применялись (с разными, в том числе и негативными коннотациями) во всех важных для М. М. Бахтина философских направлениях. Исследовательница предполагает, что, возможно, важную роль в выборе М. М. Бахтиным противопоставления вещи и личности в качестве средства для описания специфики гуманитарных наук отыграло именно разделение наук В. Дильтеем на науки про природу и науки про дух [5, с. 390].
Таким образом, на первый взгляд, можно утверждать, что М. М. Бахтин резко разграничивает естественные и точные науки, что являются монологическими и должны изучать «вещь», от наук гуманитарных, что являются диалогическими и изучают личность. В частности, на это указывает исследовательница Л. В. Озадовская. Поставив вопрос о возможности применения достижений философии диалога не только в сфере гуманитарных наук, но и в сфере естественнонаучного познания, исследовательница считает, что ответ на этот вопрос у М. М. Бахтина отрицательный, что у него «диалогический контур в сфере естественнонаучного познания не возможен». Таким образом, философ «категорически разграничил гуманитарное и естественнонаучное познание, соответственно диалогическое и монологическое» [3, с. 96 ]. Но, по нашему мнению, про отсутствие тут кардинального разграничения может свидетельствовать тезис самого М. М. Бахтина «Одни наши акты (познавательные и моральные) стремятся к пределу овеществления, никогда его не достигая, другие акты – к пределу персонификации, до конца его не достигая» [6, с. 391]. Во многих случаях человек может быть рассмотрен как вещь среди других вещей. Или же любая вещь под другим углом зрения может проявлять личностные свойства. Философ пишет, что полностью мертвой вещи не существует, что она является абстрактным элементом (условным); любое целое (природа и все ее явления, что отнесенные к целому) в определенной мере личностно [4, с. 7]. Методологическим результатом такого взгляда может быть определенная гуманитаризация естественных наук, что приводит к требованию в любой области познания относиться к предмету исследования не только как к материалу собственной активности, ни и как к адресату (собеседнику), когда объект в процессе общения с ним превращается в субъект. Для М. М. Бахтина недопустима ситуация, когда не только к человеку, но и к миру в целом «не обращаются с вопросами», когда тот, кто изучает, задает вопросы не познаваемому, а сам себе. Эта мысль М. М. Бахтина приобретает особенного значения в современных условиях, когда все чаще говорят про необходимость субъект-субъектного взаимодействия не только между человеком и человеком, но и между человеком и другими живыми существами, человеком и природой.
Следовательно, приведенный нами тезис М. М. Бахтина, что любое целое, в том числе природа, является личностным, отрицает радикальность противопоставления гуманитарного и естественнонаучного познания у автора. Но заметим, М. М. Бахтин интересуется преимущественно гуманитарными науками, поэтому дальнейших рассуждений относительно «диалогизации» в естественнонаучном мышлении мы у философа не найдем.
В познании вещи и личности, по мнению М. М. Бахтина используют разные критерии. Критерий познания вещи – «точность познания», что необходима для «практического овладения» ею [4, с. 7]. В познании вещи важно общее, внешнее, а индивидуальное не имеет значения.
К познанию личности философ подошел с другой стороны. Личность – это бытие, что самостоятельно раскрывается, оно свободно, а значит не может гарантировать нам точности, поэтому «критерий тут не точность познания, а глубина проникновения» [4, с. 7]. «Внутреннее ядро» личности, которое не возможно поглотить, использовать, можно познать в результате «двустороннего акта познания-проникновения» и направленности «к индивидуальному».
В вышеупомянутом контексте, современный исследователь философии диалога Я. А. Клочовский также обосновывает принципиальную и фундаментальную разницу между познавательным отношением человека к вещи и к другой личности: «В отношениях с вещью у нас есть нечто от властности и владения. Когда я не знаю о данном объекте, когда не знаю, как он надо мной функционирует, этот объект имеет надо мной власть…» [7, с. 28]. То есть, как и М. М. Бахтин Я. А. Клочовский указывает на то, что познание вещей направленно на практическое овладение ими, с целью подчинения. Другой является ситуация с познанием человека: «Принципиальное различие состоит в том, что не только я имею осознание того, что кого-то познаю, но и он имеет осознания своего бытия познаваемым» [7, с. 29]. Тут познавательные результаты могут противостоять тому, кто познавался, войти в конфронтацию с ним, быть им запрещенными. Таким образом, условие познания личности является несколько парадоксальным, поскольку требует разрешить Другому быть. Автор отмечает, что это разрешение означает принятие Другого в его единственности, неповторимости и уникальности [7, с. 29]. На что в своих роботах обращал внимание и М. М. Бахтин.
Раскрывая специфику познания личности, философ показывает несостоятельность двух подходов для такого познания. Так, один из них указывает на то, что душу Другого можно познать путем вживания в нее. Исследователь О. Б. Демидов демонстрирует, что данный подход М. М. Бахтиным отклоняется [8, с. 92]. Но, по нашему мнению, философ не считает, что метод вживания является несостоятельным полностью. Для М. М. Бахтина вживание – это первый, но не достаточный шаг для познания Другого. Он нужен для того, чтоб через отказ от самого себя частично познать Другого в его отличии, и узнать самого себя в своей «Другости». Философ отмечает, что способность к эмпатии не дает полностью пережить все психические состояния данного человека. Если бы это было возможно, то личность бы растворилась в Другом. Видеть переживания Другого можно не как свои (концепция вживания в традиционном виде), а как его собственные. Для познания нужно не слияние всех в одно, а напряжение своей вненаходимости. М. М. Бахтин отмечает, что в процессе вживание следует увидеть и узнать, что переживает другой человек, стать на его место, так сказать, совпасть с ним, усвоить его жизненный кругозор [9, с. 106]. Но, чистое вживание невозможно, потому что, как считает М. М. Бахтин, если бы не было возврата в себя после вживания, то произошло б патологическое явление проживания чужих чувств как своих собственных [9, с. 107].
Вживаясь в страдания Другого, Я переживает их именно как страдания Другого, в категории Другого. Я реагирует на эти страдания не криком боли, а словами утешения и помощи. То есть, вживание должно происходить в единстве с объективацией, отделением Другого от себя, потому что путь чистого вживания, характерный для философии жизни ведет к потере позиции вненаходимости, что нужна для познания и самопознания личности. Таким образом, вживание никогда не бывает полным.
Другой метод познания личности, наоборот, состоит в овеществлении человека, в однонаправленно-объектом, или монологическом его познании. Философ указал на ограниченность такого подхода к человеку. Потому что, в таком случае, у объекта познания не спрашивают, хочет он или нет стать объектом познания, и до какой грани, к нему не обращаются с вопросами, а тот, кто экспериментирует и изучает, задает вопросы не ему, а про него сам себе или третьему. В научном познании обнаруживается «монологическая односубъектность мира», а в жизни, в обществе – «монологическое овеществление человека», что может проявиться в разных формах отчуждения и видах насилия.
Недостатки объектного, монологического анализа Бахтин находит в двух основных аспектах. Во-первых, он минует самое существенное в человеке – его свободу, незавершенность [8, с. 106]. Став предметом объективирующего познания, человек перестает быть «единственным, бесконечным и незавершенным миром», каким он является, в первую очередь для самого себя («я-для-себя»). Человек как будто выпадает из своего конкретного времени, теряет свое Я, поддается унификации и стандартизации.
Эта позиция М. М. Бахтина перекликается с выводом О. Розенштока-Хюсcи. По его мнению, вопрос о человеке может быть поставлен в двух вариантах: кто такой человек? и что есть человек? Второй вопрос использует естественнонаучный исследователь, мыслитель, для которого дух стал всего лишь объективным свойством предмета под названием «человек» [10, с. 79].
Первый вопрос «Кто такой человек?» раскрывает человека как личность, что способна произнести Я, владеет именем и речью.
Во-вторых, недейственными являются попытки изучать человека с позиции, уже упомянутого нами, равнодушного «сознания вообще». Согласно М. М. Бахтину, основным признаком монологизма есть то, что его сторонники, опираясь на такие понятия как «абсолютное я» и «сознание вообще», тем самым игнорируют действительное множество индивидуальных сознаний в эмпирической реальности [11, с. 105]. По мнению мыслителя, «одно-единственное сознание», или же «сознание вообще» создано искусственно. Философ пишет, что укреплению и проникновению монологического принципа во все сферы идеологической жизни в Новое время способствовал европейский рационализм с его культом одного и единственного ума и особенно эпоха Просвещения [11, с. 59]. В ранних работах этот принцип обозначался автором как «фатальный теоретизм» или же «гносеологизм» последних веков Европы [12]. Для данного принципа все, что является индивидуальным, что отличает одно сознание от другого для познания не существенно. Любое истинное суждение не закрепляется за личностью, а принадлежит определенному единому системно-монологическому контексту. Философ считает, что такое игнорирование является ложным и непродуктивным. Ложность состоит в том, что «сознание вообще» невозможно. Любой исследователь – «живой человек», что крепко связан со своим индивидуальным бытием. Претендовать на отстраненное видение мира и другого человека, можно лишь отвлекаясь от того, что каждый из нас может видеть мир своими собственными, человеческими, «участными» глазами.
По мнению философа, каждый человек является центром, с которого только можно видеть мир; а «сознание вообще», что не привязано к личности не возможно.
Указывая на монологическую сущность естественнонаучного рационализма и его неспособность познавать личность, М. М. Бахтин в качестве альтернативы предлагает перейти к диалогическому подходу в познании. Чужие сознания невозможно наблюдать, анализировать, определять как объекты, как вещи, – с ними можно лишь диалогически общаться. Думать про них – значит говорить с ними, иначе они оборачиваются к нам своей объектной стороной: они замолкают, закрываются в свои завершенные образы. Следовательно, в роботе «Проблемы творчества Достоевского» М. М. Бахтин пишет, что изобразить внутреннего человека можно лишь общаясь с Другим [11, с. 156]. Только в общении, в процессе взаимодействия человека с человеком раскрывается «человек в человеке», как для других, так и для себя самого. М. М. Бахтин считает, что быть – значит общаться диалогически. Когда диалог заканчивается, то заканчивается все. Поэтом диалог, по сути, не может и не должен заканчиваться [11, c. 156].
Что же имеет в виду автор, когда использует понятие «диалог»? Следует отметить, что обычно диалог понимают как одну из форм речи, как поочередный обмен репликами между двумя людьми; другая форма – монолог, что является речью одного человека. Бахтинское видение диалога несколько отличается от данного понимания. Философ в своих работах указывал на то, что обмен репликами в реальном времени может быть самым простым и зримым видом диалогических отношений, но сами диалогические отношения не сводятся к таким репликам – они намного шире и разнообразнее. Отдаленные друг от друга во времени и пространстве два высказывания могут взаимодействовать в диалогических отношениях, если они имеют частичную общность темы, точки зрения, мысли. Раскрывая особенности понимания диалога М. М. Бахтиным, исследовательница Л. В. Озадовская замечает, что если М. Бубер, Э. Левинас и П. Рикер отказались от монологического принципа на пользу диалогического, опираясь на религиозное обоснование, то русский философ М. М. Бахтин дает антропологическое объяснение диалога. Он утверждает, что человек формируется как человек, потому что имеет абсолютную нужду в другом человеке. «Находясь среди других людей и общаясь с ними диалогически, Я стает самим собой, только раскрывая себя для Другого, через Другого и с помощью Другого» [3, с. 24]. Диалог у М. М. Бахтина, пишет В. О. Лекторский, – это не внешняя сеть, в которую попадет индивид, а единственная возможность самого существования индивидуальности, то есть то, что задевает ее внутреннюю сущность [13, с. 17]. На универсальность и человекомерность диалога указывает также А. Б. Демидов. Автор пишет, что диалогические отношения у М. М. Бахтина – «не просто «одно из» проявлений их бытия, а явление, что пронизывает всю человеческую речь (и сознания), все отношения и проявления человеческой жизни, все, что имеет смысл и значение» [8, с. 104].
По мнению К. Фридриха, для раскрытия индивидуальности человека важны три аспекта в определении диалога М. М. Бахтиным. Это: 1) равноправие партнеров и их точек зрения; 2) незавершенность диалога; 3) отсутствие априорного завершения категориальной системы, что означает то, что Другой в диалоге может изменить и улучшить любую идею или действие [14, с. 101].
Диалог у М. М. Бахтина, как убеждает белорусский исследователь А. А. Демидов, можно разделить на «микродиалог» и «большой диалог».
Микродиалог – это внутренний диалог человека, при котором его внутренний голос соотноситься с другими голосами, перебивается, соглашается либо борется с ними [8, с. 109]. Микродиалог происходит и тогда, когда реального собеседника нет. Другой присутствует незримо, его слова не звучат, но можно заметить сильный отпечаток этих слов, что определяют слова говорящего.
Мы чувствуем, что это разговор двоих, хотя говорит один, и разговор этот напряжен, потому что каждое слово реагирует на невидимого собеседника, отзывается.
Макродиалог – это диалог в «большом времени», диалог культур, монолитных культурных блоков, что в состоянии постоянно обновлять свой смысл. Макродиалог разворачивается сознанием у качестве микродиалога [1]. То есть, в словах микродиалогов звучат голоса большого диалога.
Итак, мы можем подчеркнуть, что в системе убеждений М. М. Бахтина диалог выступает как универсальный способ человеческого бытия и познания. Такое диалогическое понимание человека, по мнению В. О. Лекторского имеет ряд важных следствий. Изучая человека, невозможно сделать его подобным вещи, объекту манипулирования и экспериментирования. Становиться очевидным, что гуманитарные науки ориентируются не на создание способов контроля над поведением, а на диалог с человеком [13, с. 29-30].
Что касается понятия «монолог», что чаще всего используется как определенный антитезис понятию «диалог», то его М. М. Бахтин рассматривает под двумя углами зрения. В первом случае монолог «вливается» в диалог. Каким бы, на первый взгляд, не было монологическим высказывание, оно всегда является ответом на сказанное кем то. Структура диалога формирует монолог. Монолог – «это подвид диалога» [15, с. 105].
В другом случае речь идет про так называемую монологическую познавательную активность, то есть про познание объектов как вещей, что свойственно естественнонаучной рациональности Нового времени.
Следовательно, личность невозможно раскрыть ни как объект нейтрального анализа, ни с помощью вживания. М. М. Бахтин не только критикует названные подходы, но и предлагает применить диалогический подход к познанию личности, ведь она не бывает завершенной и имеет свой внутренний центр, какой можно раскрыть только в процессе взаимодействие. А критика М. М. Бахтиным упомянутого нами монологизма, что распространяется и на трактовку проблемы истины у философа, побуждает в следующих работах нас детальнее исследовать его диалогическую концепцию истины.
Библиографический список
- Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М.: Прогресс, 1991. 176 с.
- Бонецкая Н.К. М. Бахтин в двадцатые годы // М.М. Бахтин: pro et contra. Творчество и наследие М.М. Бахтина в контексте мировой культуры. Т. II. СПб.: РХГИ, 2002. С. 132–201.
- Озадовська Л. В. Парадигма діалогічності в сучасному мисленні. К.: Вид. ПАРАПАН, 2006. 118 с.
- Бахтин М. М. К философским основам гуманитарных наук // Собрание сочинений: в 7 т. – Т. 5: работы 1940-х – начала 1960-х годов – Языки славянской культуры, Русские словари, 1997. С. 7–10.
- Гоготишвили Л.А. Послесловие и комментарии к работе «К философским основам гуманитарных наук» // Бахтин М. М. Собр. соч. Т. 5. М.: Русские словари, 1997. С. 386–401.
- Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. С. 181–193.
- Клочовський Ян. А. Філософія діалогу. К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2013. 224 с.
- Демидов А. Б. «Диалоговединие» М. М. Бахтина // Феномены человеческого бытия: учеб. пособие. Минск: ЗАО Издательский центр «Экономпресс» – 1999. С. 90–121.
- Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Собрание сочинений: в 7 т. – Т. 1: Философская эстетика 1920-х годов. М.: Языки славянской культуры, Русские словари, 2003. С. 69–263.
- Розенштох-Хюсси О. Что есть человек?: в защиту неспециалиста // Язык рода человеческого. М. – СПб.: «Университетская книга», 2000. С. 77–88.
- Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского // Собрание сочинений: в 7 т. – Т. 2: Проблемы творчества Достоевского. Статьи о Толстом. Записи курса лекций по истории русской литературы. М.: Языки славянской культуры, Русские словари, 2000. С. 6–175.
- Бахтин М. М. К философии поступка // Собрание сочинений: в 7 т. – Т. 1: Философская эстетика 1920-х годов. М.: Языки славянской культуры, Русские словари, 2003. С. 7–68.
- Лекторський В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 256 с.
- Фридрих К. Идея открытой этики у М. М. Бахтина и Ханны // От Я к Другому: проблемы социальной онтлологии в постклассической философии: Сб. докл. – Мн.: «Пропилеи», 1998. С. 97–104 с.
- Радзиховский Л. А. Проблема диалогизма сознания в трудах М.М.Бахтина // Вопросы психологии. 1985. – № 6. С. 103–116.