В наши дни проблема самоубийства является одной из фундаментальных проблем человечества. По данным официальной статистики ежегодно в мире совершается около 1 100 000 суицидальных попыток, из которых более 30 000 самоубийств выпадает на долю россиян (что составляет больше 20 попыток на 100 000 населения). Однако, в наши дни на передний план вышел не просто вопрос суицидального поведения, а тот факт, что возраст первичных попыток становится все более ранним. Действительно такие явления, как детские и подростковые попытки самоубийства уже не являются единичными. За последние 10 лет количество попыток покончить жизнь самоубийством среди подростков выросло в 3 раза и достигло критически высокого уровня среди мировых показателей (превышает среднемировой показатель более чем в 2,5 раза). Приведенные данные не могут не повергать в шок ни профессионалов, работающих в сфере психологии и медицины, ни простых людей, которые осознают уровень вероятности столкнуться с этим страшным явлением среди их родных и близких.
Множество ученых уже ни один десяток лет бьется над вопросом объяснения причин суицидального поведения. Существует множество теорий, пытающихся истолковать, что подталкивает человека на этот шаг…? Где та грань, между страхом смерти и добровольным лишением себя жизни…? Что и когда должно случиться в жизни человека, чтобы этот шаг стал дня него возможным…?
Задумавшись над этими вопросами, мы стали искать какой-то фактор, объединяющий все эти случаи между собой, но оказалось, что ни психологические травмы, ни социальные ситуации, ни психические нарушения не объединяют всех людей, пытавшихся покончить жизнь самоубийством. Но если никакие условия взрослой жизни не являются основной причиной суицида, то, вероятнее всего, нужно искать механизм, запускающий суицидальное поведение, в детстве. Опираясь на эту мысль, нам пришла в голову идея изучить особенности детско-родительских отношений в семьях суицидентов и проанализировать представления лиц, совершивших попытки самоубийства, о своих родителях. Не случай нами было принято решение опрашивать самих суицидентов, а не их родителей, т.к., на наш взгляд, принципиальным в данном вопросе являются именно их самоощущения, а не точность родительских оценок.
Для того, чтобы изучить этот вопрос, мы решили использовать методику ADOR («Подростки о родителях») модифицированную под задачу. Данный опросник позволяет описать отношения с родителем по наиболее общим проявлениям: доброжелательность, враждебность, автономия, директивность и непоследовательность родителя.
Экспериментальную группу составили 30 человек (10 мужчин и 20 женщин), совершивших одну или несколько суицидальных попыток, без эндогенных патологий психики, проходящих лечение в кризисном стационаре 20-ой клинической больнице или находившихся на учёте в психоневрологическом диспансере №10. Возраст испытуемых от 19 до 60 лет. Давность совершения последней попытки не более года.
В контрольную группу вошли 30 респондентов (10 мужчин и 20 женщин), не имеющих суицидальных попыток и не склонных к суицидальному поведению, в возрасте от 19 до 60 лет.
Нами была выдвинута гипотеза о том, что существуют значимые различия между представлениями о родительско-детских отношения суицидентов и лиц без суицидальных попыток по таким шкалам, как директивность, непоследовательность, позитивный интерес, враждебность и автономность.
В ходе анализа результатов мы выявили, что существуют значимые различия в представлениях о стилях воспитания отцов контрольной и экспериментальной групп по шкалам «директивность», «враждебность» и «непоследовательность». Также мы выяснили, что есть значимые различия в представлениях о стилях воспитания матерей суицидентов и людей без суицидальных попыток по таким шкалам, как «враждебность» и «непоследовательность».
Также мы показали ряд специфичных только для суицидентов значимых корреляций между представлениями о стилях воспитании их родителей. Первое, что мы смогли отметить, это то, что, по мнению лиц, совершивших суийцидальные попытки, чем больше позитивный интерес у их отцов, тем меньше непоследовательность и наоборот. По отношению к сыновьям позитивный интерес рассматривается как отсутствие грубой силы, стремления к нераздельной власти и каких-либо проявлений конформизма. Психологическое принятие сына отцом основано, прежде всего, на доверии. В случае с дочерьми психологическое принятие характеризуется отсутствием резких перепадов от вседозволенности к суровым наказаниям, т. е. доминируют теплые дружеские отношения с четким осознанием границ того, что можно и чего нельзя. Именно такое отношение к детям, по мнению суицидентов, не может пересекаться с непоследовательностью, выражающейся, как абсолютная непредсказуемость поведения отца по отношению к ребенку любого пола.
Нами было выявлено, что в группе матерей суицидентов присутствуют 2 взаимосвязи, не наблюдающиеся в представлениях о матерях контрольной группы:
- Чем больше директивность, тем больше непоследовательность и наоборот. Директивность матерей по отношению к дочерям выглядит как жесткий контроль с их стороны, тенденция к легкому применению своей власти, основанной на амбициях и, не приветствуя при этом выражения собственного мнения дочери. Сыновьям же директивные матери навязывают им чувство вины по отношению к ней для контроля их поведения. Непоследовательность у матерей выражается в виде чередования полярных психологических тенденций в отношениях с ребенком любого пола.
- Чем больше автономность, тем меньше непоследовательность и наоборот. Автономность у матерей выглядит как отрицание каких-либо форм заботы и опеки по отношению к дочерям, снисходительность, нетребовательность, отсутствие внимания к воспитанию. По отношению к сыновьям материнская автономность проявляется в виде диктата, полного упоения властью, даже некоторой маниакальности в этом отношении, не признающей никаких вариаций. Материнская непоследовательность уже была описана нами выше.
Нам представляется интересным тот факт, что было получено представление о стилях воспитания, присутствующее только в контрольных группах отцов и матерей. Мы показали, что, по представлению лиц без суицидальных попыток, чем больше директивность, тем больше враждебность и, наоборот, у обоих родителей. Это представление, по нашему мнению, может быть рассмотрено, как компенсаторное в группе людей, не склонных к суицидальному поведению.
Сравнивая взаимосвязи между представлениями суицидентов о стилях воспитания отца и матери, мы выявили одну корреляцию, а именно, чем больше непоследовательность у матерей, тем больше непоследовательность у отцов. Т.е. при возрастании чередования полярных психологических тенденций в отношениях с ребенком любого пола у матери, возрастает непредсказуемость в поведении отца по отношению к ребенку любого пола.
Полученные нами результаты, подтверждают выдвинутую вначале гипотезу, о наличие значимых различий в представлениях о родительско-детских отношениях суицидентов и лиц, не имеющих склонность к суицидальному поведению, в связи с чем, мы считаем возможным, расценивать найденные нами различия, как факторы, инициирующие суицид.
Результаты данного исследования позволят расширить знания о причинах суицидальных попыток, а значит, они могут быть использованы для оптимизации помощи людям, совершивших суицидальную попытку, а также для разработки новых программ по профилактике данного явления.
В связи с полученными в ходе исследованиями данными, нам кажется разумным распространить их среди населения для того, чтобы, при помощи профилактических бесед психолога с родителями, сократить число самоубийств у детей и подростков, а также предотвратить формирование в детстве устойчивых черт личности, инициирующих суицидальное поведение во взрослом возрасте. Мы считаем, что если психологам удастся заставить родителей хотя бы задуматься над тем, а как они воспитывают своих детей и поискать в своем поведении те черты воспитания, которые свойственны родителям суицидентов, то это будет уже огромный шаг на встречу борьбе с таким явлением, как детский и подростковый суицид.