ОБРАЗОВАНИЕ «СОЮЗА 17 ОКТЯБРЯ» В ТРУДАХ АНГЛО-АМЕРИКАНСКИХ ИСТОРИКОВ

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований («Русский либерализм конца ХIХ – начала ХХ века в зеркале англо-американской историографии»), проект № 12-01-00074а

1905 год был особым периодом в развитии русского либерализма. Размежевание, начавшееся в либеральном лагере в предреволюционный период, становится в связи с событиями первой русской революции необратимым. Радикально-либеральное большинство, организационно оформившееся в октябре 1905 г. в Конституционно-демократическую партию, окончательно расходится с «меньшинством», основу которого составили умеренные деятели земского и городского самоуправления (во главе с Д.Н. Шиповым, А.И. Гучковым и др.), а также родственные им по политическим воззрениям представители дворянства, предпринимательских кругов, интеллигенции, чиновничества. Ориентация на базовые либеральные ценности, дополненная стремлением к сохранению монархии и единства России, проведению реформ в разных областях жизни содействовали организационному сближению умеренно-либеральных элементов. Несмотря на обилие возникавших в 1905–1907 гг. партий, союзов, профессиональных организаций и др., основная часть умеренно-либеральных сил объединилась в конце 1905 – начале 1906 гг. в партию «Союз 17 октября» (октябристов). Данная статья посвящена оценкам, даваемым новообразованному «Союзу 17 октября» – его организационной структуре, социальной базе, программе и тактике – в трудах англо-американских историков.

Образованию и роли «Союза 17 октября» в политических событиях России в 1905–1906 гг. англо-американские исследователи уделяют внимание достаточно давно. Еще классик английского россиеведения Бернард Пэйрс (1867–1949), рассматривая «Союз 17 октября» в ракурсе первой российской революции, характеризовал его как партию «консервативных реформаторов», партию «Шипова и его друзей». Партию октябристов Пэйрс противопоставлял подлинным, на его взгляд, носителям либерального идеала в России – кадетам. С другой стороны, считает Пэйрс, позиции октябристов и кадетов по некоторым вопросам были близки. Так, представители обеих партий были солидарны в своем нежелании участвовать в правительстве С.Ю. Витте[1].

Известный и влиятельный в западной советологии середины ХХ века американский исследователь Дональд Тредголд в свой книге «Ленин и его соперники: борьба за будущее России (1896–1906)» характеризует октябризм как политическое направление, программа которого в целом базировалась на «лояльности» существующему политическому режиму. Лояльность была основой политических взглядов таких лидеров октябристов, как, к примеру, Д.Н. Шипов и Н.А. Хомяков, которые, будучи по убеждениям славянофилами, стали после издания Манифеста 17 октября «конституционалистами по высочайшему повелению». Однако, основная партийная линия «Союза 17 октября» была представлена А.И. Гучковым. Сила партии заключалась в принадлежности к ней богатых дворян-землевладельцев, и в еще большей степени – крупных промышленников и торговцев из столиц и других больших городов. Буржуазия сыграла большую роль в организационном оформлении «Союза». Поскольку попытки создания открыто буржуазных партий большого успеха не принесли, буржуазия нацелилась на создание «более широкой политической группировки». Поэтому малые буржуазные партии во время кампании по выборам в I Думу в основном слились с октябристами. Политическое кредо октябризма выражалось в стремлении партии к конституционному порядку, единству России (в смысле недопущения национальных автономий) и «сильному правительству». Хотя партия и провозгласила стремление к «социальным реформам», оно было скорее уступкой конъюнктуре. На самом деле сокровенной целью октябристов был «внутренний порядок, а не новое законодательство»[2].

Несколько иначе оценивает социальный состав и идеологию «Союза 17 октября» Ричард Шарк. Основу партии, пишет он, составили умеренные земцы, дополненные небольшими группами либеральных коммерсантов и бюрократов. Эту точку зрения развивает американский исследователь Хью Сетон-Уотсон.  Он пишет о трех источниках поддержки октябризма, которые составили: правое крыло земского движения (во главе с Д.Н. Шиповым и М.А. Стаховичем); «деловой класс» – особенно в Петербурге и Москве (где представители буржуазии создали собственные организации, многие из которых влились в «октябристское движение») и либеральная бюрократия, выступавшая против как кадетов, так и крайне правых. Октябристы, пишет Р. Шарк, были искренними приверженцами либеральной модели развития России, убежденными сторонниками политических свобод, народного представительства и конституционной монархии. С другой стороны, их экономические и классовые интересы также играли большую роль в партийной идеологии. Октябристы были практичными людьми и понимали, что парламентаризм в России невозможен. Они выступали как убежденные оппоненты кадетов. Будучи русскими националистами, они критиковали кадетскую национальную платформу. Выступали октябристы и против кадетской аграрной программы, считая, что крупные поместья необходимы для аграрного сектора российской экономики. К концу первой российской революции октябристы эволюционировали в направлении поддержки одновременно и монархии, и «классовой версии конституционной идеи», приняв «двойственную посредствующую роль между правительством и оппозицией»[3].

Значительное внимание в своей монографии уделяет генезису мировоззрения будущих лидеров октябристов, связанных с поместным землевладением, профессор Бостонского университета Роберта Маннинг. Книга «Кризис старого порядка в России: Дворянство и правительство»[4] написана с использованием большого массива материалов отечественных архивов. Автор делает значительный акцент на роде занятий, социальном статусе и личностных характеристиках землевладельцев – будущих октябристов. Многие октябристы, как и лидеры кадетов, отмечает Маннинг, были выходцами из земских кругов (М.А. Стахович, М.В. Родзянко, Н.А. Хомяков, гр. П.А. Гейден, «старейшина нарождающегося земского оппозиционного движения» – Д.Н. Шипов и др.). Зачастую при этом политические различия между будущими лидерами кадетов и октябристов коренились лишь в различиях их темпераментов. Но корни этого явления, в свою очередь, лежат в социально-экономической действительности. Поместья будущих кадетов, отмечает Р. Маннинг, чаще подвергались раздроблению. Поэтому лидерам кадетов в жизни недоставало определенности, и это объединяло их с интеллигенцией. Количество же будущих лидеров октябристов, занятых в сельском хозяйстве, было относительно невелико, но зато они рассматривали его более традиционно – «как источник дохода и образ жизни, а не как арену для коммерческих устремлений, – как делали многие кадеты». В период аграрных беспорядков лета – осени 1905 г. октябристы-землевладельцы, кажется, пишет американская исследовательница, пострадали меньше, чем землевладельцы-кадеты. Очевидно, объяснение этого состоит в том, что землевладельцы-октябристы, стоявшие на «государственной» точке зрения, были готовы «подчинить свои сельскохозяйственные интересы своей публичной политической ответственности», делали вовремя «необходимые экономические уступки» (в отличие от своих «более коммерчески настроенных коллег»), умели достигать компромисса с окрестными крестьянами. В то же время октябристы, имения которых были ориентированы на рынок, испытали покушения крестьян на свою собственность (например, поместья С.И. Шидловского и В.М. Петрово-Соловово). Немалую роль в политическом самоопределении лидеров октябристов играла и профессиональная составляющая. Они зачастую имели юридическое образование (примерно половина руководства – в сравнении с 1/3 у кадетов и 1/5 среди лидеров монархических партий). Большинство будущих октябристов прошло школу гражданской службы. Особенно часто служили они по юридической и экономической части. Наравне с другими земскими лидерами они оставляли гражданскую службу зачастую из-за неприятия «бюрократических нравов». Больше представителей других политических течений они оставались верны традиционным представлениям о дворянской службе, которая была для них «моральным императивом». Даже находясь на службе по выборам и ориентируясь на защиту интересов местного общества, будущие октябристы считали себя «ответственными перед центральным правительством», «глубоко почитали» царя, не допускали мысли о политической конфронтации с властями. Их политическим кредо чаще всего была та или иная форма «либерального славянофильства», а  главным политическим стремлением – «не столько перестройка российского политического порядка, сколько примирение государства и общества». Но были среди будущих октябристов и те, кто не разделял славянофильских взглядов. Они стремились к разумному компромиссу между правительственной политикой и пожеланиями общества (в первую очередь земства). Призывы свои они в основном адресовали лишь провинциальному дворянству, не увлекаясь, как кадеты, альянсами с интеллигенцией[5].

Большую роль в политическом генезисе октябризма Р. Маннинг отводит «новому меньшинству» земско-городских съездов во главе с А.И. Гучковым (в отличие от «старого меньшинства» Д.Н. Шипова), оформившемуся на съезде 12–15 сентября 1905 г. Вопрос об областной автономии и принципах национальной политики (в первую очередь – касательно Польши), ставший на съезде яблоком раздора, решался будущими октябристами с традиционных для них «государственнических» позиций. Для представителей «нового меньшинства» вопрос о федерализации Империи был серьезным вызовом. Благодаря своему профессиональному опыту и сложившимся представлениям они были склонны разделять многие ценности «хорошо образованных, просвещенных правительственных администраторов». «Для таких людей [как Гучков и его сторонники] перспектива национальной автономии, децентрализации и федерализма казалась несущей семена расчленения и распада Российской империи и, как следствие, ослабления власти и престижа Русского государства, служить которому они почитали за честь». Прения по национально-территориальному вопросу, дополненные  призывами Н.А. Хомякова и Д.Н. Шипова к земским деятелям не отдавать «знамя земского движения» в руки конституционалистов, способствовали началу организационного оформления «Союза 17 октября»[6].

Самым пристальным вниманием к начальной истории партии октябристов отличается работа профессора Стэнфордского университета Теренса Эммонса. Ученик прославленного российского историка П.А. Зайончковского, взявший на вооружение многие научные приемы своего учителя, Эммонс написал на богатом архивном материале монографию, посвященную образованию двух главных русских либеральных партий (кадетов и октябристов) и их участию в «первых общенациональных выборах в России» (в I Государственную думу)[7]. В книге также большое внимание уделяется социальным силам, служившим опорой либеральным партиям. Анализируя состав партии октябристов – этой, словами автора, «разношерстной компании», – Эммонс приходит к выводу, что по сути, до середины 1905 г. элементы, поддерживавшие будущих октябристов, были связаны почти исключительно с земством. Только во второй половине 1905 г. к умеренным земским либералам присоединяются городские элементы: «деловые организации», а также органы городского самоуправления и лица свободных профессий. Большое внимание при рассмотрении генезиса октябризма Т. Эммонс уделяет Д.Н. Шипову и его политическим единомышленникам. Первые их попытки организоваться в самостоятельную политическую группу Эммонс относит к весне 1905 г. и связывает их с инициативой Шипова объединить «меньшинство» земских съездов, а также с изданием в  апреле 1905 г. брошюры с изложением взглядов на народное представительство («К мнению меньшинства частного совещания земских деятелей 6-8-го ноября 1904 года». М., 1905). С другой стороны, осенью 1905 г. «меньшинство» было вынуждено пересмотреть свои взгляды, поскольку народное представительство по Манифесту 17 октября становилось законодательным. Шиповцы становились «конституционалистами по высочайшему повелению». Манифест давал и желанную возможность остановить революцию. Начало консолидации и разработки программы будущего «Союза 17 октября» Эммонс связывает с земским съездом 12–15 сентября 1905 г. и усилением роли А.И. Гучкова в этом процессе. 8 ноября на обеде, организованном Гучковым и его сторонниками, было зачитано «Воззвание» будущего «Союза», излагающее основы его идеологии и тактики. Уже тогда среди лидеров будущей партии обнаружились некоторые разногласия (по вопросам политической амнистии, отмены смертной казни, чрезвычайного положения, автономии Польши и др.). Программные положения будущего «Союза 17 октября» Эммонс оценивает достаточно критически. Прямота и стремление к немедленному воплощению принципов Манифеста 17 октября, свойственные кадетской программе, пишет он, у октябристов отсутствовали. У октябристов доминировала опора на традицию сильной государственности, сложившуюся в России. Они выступали за реформы только «сверху». «Всеобщее» избирательное право в их понимании не подразумевало прямых выборов. Полномочия народного представительства широко не перечислялись (как было в программе кадетов). В аграрном вопросе возможность отчуждения помещичьей земли хотя и признавалась, но она была лишь «последней возможностью», – если все другие средства были уже исчерпаны. Примеси народничества, присутствовавшей в кадетской аграрной программе (положения о трудовой норме, государственном земельном фонде и др.), у октябристов не было. В рабочем вопросе, как и кадеты, октябристы признавали право рабочих на стачки и организацию профсоюзов, но их программа была во-первых, загромождена лишними подробностями, во-вторых, не содержала стремления к сокращению рабочего дня трудящихся. Кроме того, говорилось, что рабочий вопрос не может быть решен без учета интересов промышленности (т.е. самих промышленников). В вопросах начального образования больших расхождений между кадетами и октябристами не было, но октябристы обходили молчанием вопросы академической свободы, университетской автономии, студенческих организаций. В целом, пишет Т. Эммонс, позиции октябристов при разработке программы можно обозначить как «умеренно-прогрессивные»: хотя ими признавалась необходимость конституционного ограничения самодержавия, проведения реформ, но в ней отразились в первую очередь стремления «дворян-землевладельцев и предпринимателей»[8].

Руководство партии октябристов, по Эммонсу, было неоднородно. Пытаясь выявить «родовые черты» октябристов в столицах, автор пишет, что «типичным октябристом» в Москве был земец, не привязанный напрямую к «свободным профессиям», а в Петербурге – член совета директоров крупного банка или крупного промышленного предприятия с инженерным образованием, активный в городском самоуправлении. «Московская земская традиция и петербургский большой бизнес были двумя довольно несхожими полюсами инициативной группы Союза 17 октября …». «Возрастной ценз» лидеров октябристов был достаточно высоким (так, П.А. Гейден, Н.С. Волконский, П.Л. Корф были уже в преклонных летах, остальные – рождены в основном в 1850-е, и только 4 человека – в 1860-е годы). Крупные провинциальные лидеры партии были чаще всего связаны с земством (М.В. Родзянко, В.В. Савельев, А.Н. Наумов, В.М. Петрово-Соловово и др.), а менее известные – с городским самоуправлением, предпринимательством, государственной службой (земские начальники), «свободными профессиями»[9].

Отношение октябристов к правительству, не спешившему проводить обещанные реформы, пишет Т. Эммонс, постепенно меняется. «Основа октябристской стратегии – совмещать поддержку реформ с поддержкой правительства – … стала неосуществимой, что привело к напряжению внутри Союза». Если, например, М.В. Красовский, П.С. Чистяков и др. полностью поддерживали правительство, то Д.Н. Шипов и его единомышленники  стремились побудить его к реформаторской политике.  Эти расхождения проявились с новой силой на первом партийном съезде (8–12 февраля 1906 г.). Если А.И. Гучков стремился провести демаркационную линию «налево» (с кадетами), то другие московские лидеры партии резко критиковали правительство. С другой стороны, в «Союз» входили провинциальные правые группы, из-за которых он мог потерять лицо конституционной организации. Тактика руководства лишь скрывала обилие течений внутри «Союза»[10].

Острой была для «Союза 17 октября» и проблема выбора союзников. Изначально, по Эммонсу, в поле зрения «Союза» было 5 организаций (в основном представлявших интересы предпринимателей), с которыми возможно было блокироваться на предстоящих думских выборах: Торгово-промышленная партия, Умеренно-прогрессивная партия, Прогрессивно-экономическая партия, Всероссийский Торгово-промышленный союз и Партия правового порядка. Проведенный автором анализ их программ и деятельности привел его к выводу о том, что «Союз 17 октября» был наиболее представительной и устойчивой партией в своем политическом сегменте. Состав «Союза», пишет Эммонс, не позволяет считать его исключительно партией бизнеса или помещиков, либо простой комбинацией этих двух элементов. Даже после того, как в 1906-1907 гг. большинство предпринимательских партий влилось в «Союз», он не стал партией бизнеса. Это было неким оправданием претензии октябристов быть «внеклассовой» партией: как и кадеты, они старались не отождествлять себя напрямую ни с какой социальной группой и действовать в интересах всей страны. При проведении предвыборной кампании октябристами  выдерживался главный принцип: не блокироваться с кадетами (как с «политическими оппортунистами, тайными республиканцами и демагогами»). Местные группы заключали предвыборные союзы, пользуясь фактически полной свободой. Союзниками октябристов в предвыборной кампании были в основном умеренно-конституционные партии и группы. По терминологии времени это были партии центра: силы, которые «сочетали прирожденный консерватизм с преданностью конституционной реформе». Это был в первую очередь торгово-промышленный элемент; в несколько меньшей степени – земцы и профессионалы. Главным партнером октябристов стала Торгово-промышленная партия (ТПП), во многих местах являвшая собой «ответвление октябристской организации». С группами же Партии правового порядка (ППП) отношения были не столь гладкими, а порой даже враждебными (как, к примеру, случилось в Курске, где лидеры ППП причисляли октябристов к силам, стремящимся «продать страну иностранцам и евреям»). С другой стороны, к примеру, в Вологде октябристы вступили в блок, включавший не только ППП, но и Союз русского народа. В Московском уезде в землевладельческой курии октябристы сотрудничали с Монархической партией, в Вильно участвовали в блоке «русских партий», направленном против местного еврейского предвыборного союза. С другой стороны, в Киеве октябристы отказались сотрудничать с альянсом ТПП и ППП, выступившим под лозунгом, «Бог, царь, народ, закон и порядок» и показавшимся им слишком правым. А в Можайске и Туле были даже случаи объединений октябристов с кадетами (!)[11].

Природа такой «широты» предвыборных альянсов «Союза 17 октября», по Эммонсу, состоит в том, что он был не единой партией, а «скоплением местных групп», «образующих партий» и альянсов, лишь слабо объединенных несколькими весьма общими лозунгами: «конституционная монархия, нераздельность империи, восстановление порядка». Поэтому под «зонтом октябризма» и собралась достаточно разная публика, интерпретировавшая все вышесказанное по-разному. Как показала дальнейшая история «Союза», он был довольно «хрупким образованием». Если Ю.Н. Милютин и А.И. Гучков хотели сделать партию массовой – с четкой системой членства, четкой программой, постоянной оргструктурой, то были и другие лидеры (особенно Д.Н. Шипов), представлявшие себе «Союз 17 октября» скорее как аморфное объединение единомышленников, чьей главной задачей должна была стать подготовка к выборам («кадровая партия») – без централизованной организации, формальных правил членства и пр. В итоге, по мнению Т. Эммонса, «Союз 17 октября» и стал «гибридом кадровой и массовой партии»[12].

К последнему утверждению Эммонса близок другой американский исследователь – Алфред Рибер. Он даже заостряет этот тезис: «Союз 17 октября» изначально был «широкой коалицией, держащейся ни чем иным, как страхом перед социальной революцией»[13].

Биограф лидера октябристов А.И. Гучкова, американский профессор Уильям Глисон пишет, что партия октябристов изначально появилась на политической арене России как конституционно-монархическая, имея одной из главных задач примирение власти и общества. Октябристы хотели положить конец религиозной нетерпимости, расширить местное самоуправление, усовершенствовать российскую систему образования (особенно начального), постепенно модернизировать политическую и социальную структуру. Проблемам развития промышленности они уделяли сравнительно мало внимания. Кончено, октябристы не считали, что Россия навсегда останется аграрной страной: просто они рассматривали аграрный вопрос как базовый для установления социального мира в стране. Хотя октябристы изначально были партией сторонников великорусского национализма, противников национальных автономий, по этому признаку их нельзя объединять с правыми экстремистами. Национализм октябристов имел «народную» составляющую –стремление предоставить больше прав простым людям (в первую очередь крестьянам). Также важную роль в этом вопросе играло их желание поддерживать статус России как великой державы. По структуре «Союз 17 октября» был «немногим более, чем сборищем разнородных богатых групп, решивших объединиться на основе октябрьского манифеста». Социальную основу его составили представители «средних и высших классов»: богатые предприниматели, небольшое число чиновников из центра и провинции, прослойка умеренных дворян, прошедших земскую школу. При этом «предпринимательский» сегмент в руководстве партии был невелик: например, среди октябристов-депутатов Второй Думы было около 1/3 московских и петербургских бизнесменов. С другой стороны, конечно, облик октябристов был непохож на облик традиционной российской элиты. Но при этом по самой своей природе октябристы зависели от доброй воли правительства, его решимости проводить реформы. С мая 1907 г. (времени II партийного съезда) А.И. Гучков ориентировал «Союз» на более четкое политическое самоопределение. Октябристам, считал их лидер, следовало отделиться как от тех, кто «заигрывает с революцией», так и от тех, кто стремится к сохранению самодержавия[14].

Профессор университета Нью-Йорка, американский исследователь Абрахам Эшер, в первом томе своей фундаментальной «Революции 1905 г.», называет «Союз 17 октября» главной организацией российского консервативного либерализма. При этом более точно, считает Эшер, «Союз» было бы называть «политической ассоциацией», нежели партией. У октябристов никогда не было массовой поддержки. Его опорой были в первую очередь представители торгово-промышленных кругов в городах и «умеренно-консервативное дворянство» в сельской местности. Вожди октябристов проявили не самые выдающиеся организационные способности, оказавшись не в силах до 1906 г. даже разработать структуру партии. Тем не менее, в основных политических принципах октябристы были едины. В отличие от кадетов, они твердо отстаивали монархический принцип, который являлся для них символом как политической власти, так и национального единства. В гораздо большей степени, чем кадеты, октябристы одобряли применение репрессивных мер против революционеров. Они допускали право рабочих на организацию профсоюзов и стачек, но выступали противниками забастовок по политическим мотивам. «Ключевым элементом в политическом мировоззрении октябристов был национализм», – считает Эшер. Любой проект, хотя бы «отдаленно» напоминавший октябристам реализацию принципа федерализма, был для них неприемлем (особенно это касалось их лидера А.И. Гучкова). В конце 1905 – начале 1906 гг. у октябристов, считает Эшер, было слишком мало массовой поддержки для того, чтобы они могли играть какую-то серьезную политическую роль. К тому же, само основание их партии ослабило российский либеральный лагерь[15].

Особое внимание уделяет А. Эшер октябрьским переговорам (1905 г.) лидеров будущих октябристов (А.И. Гучкова, Д.Н. Шипова, М.А. Стаховича и др.) с С.Ю. Витте о возможном вхождении общественных деятелей в правительство. Эшер оценивает их итог как «фиаско». Даже октябристы (не говоря уже о кадетах) не хотели понизить свою репутацию в глазах общества и народа: им было ясно, что принципиальных новаций в государственном строе России кабинет Витте вводить не станет[16].

Большое внимание этому сюжету уделяет в своей монографии американский биограф С.Ю. Витте Сидни Харкейв (1916–2008). Он считает, что намерения Витте включить общественных деятелей в состав правительства были серьезны. Но всё-таки позиции лидеров умеренных либералов и Витте были разными: если первые хотели реального изменения государственного строя в духе Манифеста 17 октября, то новый председатель Совета министров стремился лишь к тому, чтобы сделать свое правительство популярным благодаря участию в нем «общественников». Уже на начальном этапе переговоров стало ясно, что они ни к чему не приведут. Дополнительные затруднения внесли расхождения по фигуре П.Н. Дурново как кандидатуре на пост министра внутренних дел[17].

К поздней осени 1905 г., пишет А. Эшер, русские умеренные либералы попали в сложную ситуацию. Это проявилось, к примеру на общероссийском земском съезде 6–13 ноября. П.А. Гейден, не называя прямо Витте, говорил здесь о таких как он, как о «конституционалистах поневоле», идеалы которых «ретроградны». Это была, по Эшеру, твердо-либеральная, центристская позиция. Предложения же «правых» – наподобие А.И. Гучкова, М.А. Стаховича, кн. Н.С. Волконского (двухступенчатые выборы в Думу, неприятие принципа федерализма, осуждение революционного террора и др.) – собрали на земском съезде лишь незначительное меньшинство голосов. «В целом, – считает А. Эшер, – съезд был триумфом центристской группы». Под влиянием Московского вооруженного восстания либеральное движение стало более осмотрительно и всё более дистанцировалось от революционеров. Но все-таки в стане октябристов оценки революции разнились. Одни из  них считали, что «анархия» является главной угрозой стране, и потому первостепенное внимание уделяли восстановлению «законности и порядка». Другая часть предупреждала правительство против слишком жестких преследований агитаторов и участников революционного движения[18].

Новая правительственная политика, сочетавшая реформы с репрессиями, была достаточно неудобна для октябристов.  Витте стремительно терял поддержку. На заседаниях ЦК партии 8–9 января 1906 г. критика курса правительства была порой столь резка, что лишь «мольбы» Д.Н. Шипова заставили участников не настаивать на немедленной отставке Витте. Октябристы «резко расходились» также по вопросам состава и повестки своего первого общероссийского съезда. Так, Шипов хотел созвать возможно более широкий съезд и избегать на нем обсуждения острых программных вопросов. Достаточно, говорил он, сосредоточиться на вопросах думских выборов. Наоборот, Гучков и большинство участников заседаний ЦК 8–9 января хотели на будущем съезде как можно резче выявить «физиономию» октябризма и обсудить на нем важнейшие пункты программы партии. Исход заседания «не устроил ни Гучкова, ни Шипова». Эшер, повторяя точку зрения Т. Эммонса, пишет, что между руководством и рядовыми членами партии октябристов существовали довольно серьезные разногласия: рядовые члены партии в основном были настроены консервативнее столичных лидеров. Пока обсуждение касалось «общих тем» (реализация обещаний Манифеста или скорейший созыв Думы), среди делегатов царило относительное единодушие. Но когда были поставлены вопросы об отношении к правительству, о чрезвычайных мерах борьбы с революцией и др., «… съезд оказался глубоко разделен, и как следствие этого, по сути ни один вопрос решен не был». «Союз 17 октября» остался «безнадежно разделенным на две широкие фракции», одна из которых настаивала на «сильных мерах» против анархии, а другая – на ускорении воплощения пунктов Манифеста 17 октября 1905 г. В любом случае, отмечает А. Эшер, на этот момент «Союз» находился «на пути превращения в гораздо более консервативное движение, чем было при его основании»[19].

Автор фундаментального труда о революции в России английский историк Орландо Файджес называет октябристов «наиболее значимой из либеральных групп», возникших в период осени 1905 г. Манифест 17 октября в их представлении был конституционным документом, который мог стать основой для сотрудничества между правительством и общественностью. Те социальные слои, которые стали опорой октябризма (землевладельцы, бизнесмены, чиновники), отстаивали курс на умеренные реформы. Для обозначения места октябристов в политическом спектре России этого времени, пишет О. Файджес, их можно назвать «консервативно-либеральной» партией[20].

Известный современный ученый Питер Уолдрон в статье «Позднеимперский конституционализм» рассматривает партию октябристов в контексте реформирования законодательной власти в России. «Союз 17 октября», пишет П. Уолдрон, как   центристская партия, наряду с кадетами стремился использовать законодательное собрание для проведения базовых реформ, но «Дума оказалась неадекватным форумом для этих целей». Кроме того, на заре русского парламентаризма октябристы стремились продемонстрировать свои «особые связи с правительством Столыпина», но это не убедило рядовых членов партии в необходимости выступать единым фронтом в поддержку правительства и впоследствии привело к расколу партии. В целом генезис партии продемонстрировал ее преданность зарождавшемуся конституционному строю: октябристы стремились использовать новые учреждения для проведения реформ, зачастую не останавливаясь и перед критикой правительства[21].

Один из ведущих современных американских исследователей политической деятельности российской буржуазии Томас Оуэн в своей последней монографии отмечает (в противовес, например, У. Глисону), что большинство требований «Союза 17 октября» были созвучны политическим настроениям большинства московских промышленников, «партий Рябушинского и Крестовникова» (т.е. Умеренно-прогрессивной и Торгово-промышленной партий). При этом «Союз 17 октября» не был никогда «чисто купеческой партией». Главный упор в его программе делался на политическую стабильность и национальное единство. Как бы ни оценивать, к примеру, политическую эволюцию А.И. Гучкова или Г.А. Крестовникова, оба они всегда поддерживали основания Манифеста 17 октября и никогда не выступали за неограниченную власть монарха, старый сословный строй или антисемитизм. Самостоятельность лидеров октябристов показали и октябрьские (1905 г.) переговоры их с С.Ю. Витте, выявив, что они не хотят быть «пешками премьер-министра»[22].

Все статьи автора «Макаров Николай Владимирович»