ПЕРВАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ОБРАЗОВАНИЕ ПАРТИЙ РОССИЙСКИХ ПРОМЫШЛЕННИКОВ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ В ОСВЕЩЕНИИ АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований («Русский либерализм конца ХIХ – начала ХХ века в зеркале англо-американской историографии»), проект № 12-01-00074а.

Модернизационные процессы, ускорившие стремительные перемены в российской социально-экономической, политической, культурной и духовной жизни на рубеже XIX–ХХ вв., не обошли стороной российских промышленников и предпринимателей, резко ускорив в их среде процессы классообразования, выработки современного политического сознания и, как итог, – создания политических партий.

Российские промышленники, бывшие традиционно довольно аполитичным элементом общества, начинают включаться в политическую жизнь на рубеже XIX–ХХ вв. В первую очередь их не устраивала политика правительства в области развития промышленности и решения рабочего вопроса. Они все чаще используют легальные возможности для пропаганды своих взглядов, в особенности – избрание гласными в органы городского самоуправления. Так, в 1893 г. в Московскую городскую думу были избраны видные московские предприниматели А.С. и В.С. Вишняковы, А.А. и Н.А. Найденовы, Н.И. Четвериков и др.; в 1901 г. –  А.С. и В.С. Вишняковы, А.А. и Н.А. Найденовы, Г.А. Крестовников, С.И. Четвериков и др., в 1905 г. – А.С. и Н.П. Вишняковы, А.В. Бурышкин, П.П. Рябушинский и др. Также накануне революции 1905–1907 гг. промышленники начинают сближаться с земским движением. К примеру, 30 ноября 1904 г., следуя в русле постановлений общероссийского земского съезда (состоявшегося 6–9 ноября 1904 г.) 74 гласных Московской городской думы передали городскому  голове В.М. Голицыну заявление с требованием реформ. Эту резолюцию поддержали органы самоуправления ряда других городов[1].

Революционные события 1905 года многократно ускорили процесс политического самоопределения российской буржуазии. После драматических событий Кровавого воскресенья лидеры московского предпринимательского мира послали (по инициативе и в редакции С.И. Четверикова) телеграмму Николаю II, осуждающую действия властей. 14 января 1905 г. на заседании Московской городской думы была единогласно принята резолюция из 11 пунктов, содержавшая требования к правительству относительно отношений с рабочими. Известный московский предприниматель С.Т. Морозов составил «Программную записку» по рабочему вопросу, содержавшую в том числе и общеполитические требования (равноправие, свободы, всеобщее школьное обучение, участие всех слоев населения в принятии законодательных решений). 10–11 марта 1905 г. в Москве по инициативе С.Т. Морозова прошло представительное совещание предпринимателей России, постановившее обратиться в МВД с запиской о необходимости привлечения промышленников и торговцев к составлению законопроекта об участии населения в выработке и обсуждении законодательных предположений. Польский представитель В.В. Жуковский также внес предложение о создании организации для защиты предпринимательских интересов – «Съездов представителей промышленности». Эти два вопроса (об участии промышленников и торговцев в будущем народном представительстве и создании собственной организации) проходят красной нитью через деятельность российской буржуазии в 1905 г.[2]

По инициативе В.И. Ковалевского 4 июля 1905 г. в Москве открылся учредительный съезд по созданию всероссийской организации промышленников. На съезде произошел раскол. Большинство участников съезда (во главе с П.П. Рябушинским и А.А. Вишняковым) одобрило призыв к созданию законодательного народного представительства; Н.А. Найденов  и его единомышленники из состава Московского биржевого комитета (МБК) выступили против самой постановки вопроса, считая, что съезд должен ограничиться обсуждением «исключительно экономических и общественных нужд промышленников и биржевиков». Кроме того, Найденов побывал у московского генерал-губернатора А.А. Козлова и заявил, что промышленники уклонились «от надлежащего рассмотрения вопроса», вследствие чего дальнейшие работы съезда были запрещены. Дальнейшие занятия съезда проходили в доме П.П. Рябушинского. Так разошлись пути консервативных предпринимателей (Н.А. Найденов, Г.А. Крестовников, В.С. Баршев, А.А. Бобринский и др.) и предпринимателей-либералов (П.П. Рябушинский, А.С. Вишняков, С.И. Четвериков и др.). Последние одобрили лозунги всеобщего равенства перед законом, демократических свобод, неприкосновенности личности и создания двухпалатного законодательного собрания. Также сторонники Рябушинского постановили в августе созвать в Москве Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли. Собрания оппозиционных промышленников проходили в августе 1905 г. в Петербурге и Нижнем Новгороде; участники нижегородского совещания выразили возмущение поведением Н.А. Найденова и его сторонников. Спустя месяц начинается процесс организации политических партий российских промышленников и предпринимателей[3].

В основном эти партии имели локальный характер, были немногочисленны и существовали весьма недолго. Локальность и недолговечность была отличительной чертой и сравнительно крупных партий российских промышленников и предпринимателей: ни одна из них не пережила революции 1905–1907 гг., впоследствии распавшись или слившись с «Союзом 17 октября», «Союзом русского народа» и другими умеренно-либеральными или консервативными партиями. Крупнейшими из российских предпринимательских партий, ведших самостоятельное политическое существование в период первой русской революции, были образованные в Петербурге Прогрессивно-экономическая партия (ПЭП), Всероссийский торгово-промышленный союз (ВТПС), Партия правового порядка (ППП), а также организовавшиеся в Москве Торгово-промышленная партия (ТПП) и Умеренно-прогрессивная партия (УПП). Процесс их складывания пришелся на период сентября 1905 – января 1906 гг. Если ПЭП объединяла в своих рядах крупных петербургских предпринимателей, ВТПС был в основном прибежищем петербургских купцов, торговавших на городских рынках, УПП  объединяла в основном московскую либеральную буржуазию во главе с братьями В.П. и П.П. Рябушинскими, то состав ППП и ТПП был более представителен, они имели достаточно широкую сеть местных организаций. Пожалуй, наиболее известной из этих партий была ТПП, объединявшая в своем составе около 70 комитетов в Москве, Костроме, Вятке, Харькове, Пензе, Орле, Калуге, Петропавловске, Акмолинске и др. и насчитывавшая в своих рядах, очевидно, несколько десятков тысяч человек (только в Москве на январь 1906 г. – 15 тыс. чел.). На выборах в I Государственную думу ТПП тесно взаимодействовала с «Союзом 17 октября», а многие ее лидеры (Г.А. Крестовников, В.П. и П.П. Рябушинские) были одновременно и членами ЦК партии октябристов[4].

В настоящей статье мы предпримем попытку анализа построений современных американских историков, посвященных оценке влияния первой русской революции на «политическое пробуждение» российских предпринимателей, а также образованию, составу, программе и деятельности  партий российских промышленников и предпринимателей.

Рост недовольства и политической активности российских предпринимателей (в особенности – московской «бизнес-элиты»), отмечает американская исследовательница Джо Энн Ракмен, приходится на конец 1904 – начало 1905 гг. Первыми признаками этого процесса стало сближение таких лидеров московских промышленников, как П.П. Рябушинский и С.Т. Морозов с деятелями земско-городского движения. В это же время в московских деловых кругах начинается формирование группировок Г.А. Крестовникова – Н.А. Найденова и С.Т. Морозова – П.П. Рябушинского. Это было как деление предпринимателей на консерваторов и либералов, так и деление поколений. По сути, считает Ракмен, проблемы у них были общие, но старшее поколение оказалось поддерживать политическую фронду молодых. «Старшие» предпочитали традиционные формы отношений с самодержавием, «молодые» же примкнули к либеральной оппозиции. «Молодые» стремились также создать особый представительный орган российских предпринимателей. Усилия эти летом 1905 г. не увенчались успехом. Торгово-промышленный союз в итоге создали петербургские предприниматели. Москвичи присоединились к ним, но заявили, что организация должна рассматривать также политические вопросы и даже при необходимости служить орудием политического давления на правительство (в то время как петербуржцы стояли за ограничение деятельности новой организации экономическими вопросами)[5].

Современный американский историк Томас Оуэн, в центре внимания которого находится социальная история московского купечества от 1855 до 1905 г., ведет отсчет начала оппозиционности московских предпринимателей с несколько более раннего времени, чем Ракмен. Еще к 1890-м годам, пишет Оуэн, относится оживление контактов московского купечества с московским  земством (в том числе на почве общих усилий в борьбе с голодом 1891–1892 гг.); Н.И. Гучков и М.В. Челноков в 1899–1905 гг. участвуют в собраниях земско-либерального кружка «Беседа». Это было показателем спорадического участия московских купцов в «политической оппозиции режиму». Движение «в направлении оппозиции» в более широком масштабе в среде московских предпринимателей наметилось с началом русско-японской войны. К примеру, будущий лидер октябристов А.И. Гучков, побывав на театре военных действий, убедился в том, что армия и флот «были преданы некомпетентной бюрократией в Петербурге». А.И. и Н.И. Гучковы разочаровались в царском режиме быстрее, чем их собратья по сословию. С.Т. Морозов стал спонсировать социал-демократическую «Искру»; Н.И. Гучков и тот же С.Т. Морозов стали членами московской группы радикально-либерального «Союза освобождения». «Публичное выражение либеральных идей русскими промышленниками и торговцами» было «едва ли не самым заметным политическим явлением революции 1905 года». Но «не менее эпохальным» явлением было слаженное участие московских промышленников в подавлении забастовок в 1905 г. В этот год московские промышленники вели двойную борьбу: против упорствующей власти и «неуправляемых рабочих». Это вело московских промышленников к более четкому осознанию общих интересов. В результате этого процесса к концу 1905 г. ведущая часть московского купечества стала полноценной буржуазией. События 1905 г., считает Т. Оуэн, могут быть поняты только в свете возникновения новой буржуазной идеологии. Причем идеология эта имела как либеральную, так и консервативную грани: последняя возобладала к концу 1905 г.[6]

Большое внимание уделяют американские исследователи эволюции политических взглядов и началу процесса складывания собственных организаций российских предпринимателей в 1905 году.

Под влиянием событий 1905 года, пишет американский исследователь Альфред Рибер, автор книги «Купцы и предприниматели в императорской России», купеческое сословие радикально поменялось. Если до 1905 представители купечества добивались уступок для своего сословия, «работая за закрытыми дверями канцелярий и правительственных комиссий», то в 1905 г. «олигархическая политика» была обречена. Революция стала также сильным ударом по единству купечества. Чтобы выступать единым фронтом, ему нужно было преодолеть «этнические и региональные различия»; предстояло также бороться со «скрытой враждебностью» в отношении коммерческой деятельности со стороны поместного дворянства и интеллигенции. Предпринимателям предстояло избавиться и от «презрительного безразличия» в отношении мещанства, поскольку без массовой опоры в городах сложно было думать о каких-то политических достижениях. Вскоре после «кровавого воскресенья» группа заводчиков (около 200 чел.) приняла в Москве обращение к властям, указывающее на отсутствие в России законности и засилье бюрократии и содержащее призывы к введению всеобщего равенства перед законом, неприкосновенности личности и жилища, всеобщего обязательного начального обучения, свободы слова и прессы, а также к созданию всесословного народного представительства в форме земского собора. Однако, этот несомненный сдвиг в политическом сознании московской буржуазии А. Рибер оценивает довольно критически: «Даже после 35-летнего опыта во всесословной Московской городской думе торгово-промышленники не могли сделать ничего лучше, как вызвать призраки представительства через сословные группы допетровского периода!» Оценивая работы июльского всероссийского съезда промышленников в Москве, А. Рибер отмечает особую позицию руководства МБК во главе с Н.А. Найденовым относительно совещательной Государственной думы. Во-первых, пишет Рибер,  эта позиция сделала ясным, что разрыв по вопросу о дальнейшем развитии российской государственности в среде московских промышленников слишком глубок. А во-вторых, руководство МБК несет главную ответственность за то, что, возможно, единственный шанс для организации российского  купечества в качестве единой политической силы был упущен. Основной тактической задачей российских предпринимателей в 1905 г. стало преодоление политической изоляции и налаживание связей с либеральным дворянством и интеллигенцией. Однако, эти круги не спешили приглашать представителей бизнеса в либеральные партии. У этого недоверия, считает А. Рибер, были вполне реальные экономические объяснения. Либеральные земцы хотели вернуться к «довиттевской» модели экономики и переложить основное податное бремя с сельского хозяйства на промышленность – в форме прогрессивного подоходного налога, а также понизить налоги на сельскохозяйственные машины и чугун. По сути, это было показателем стремления либеральных дворян-землевладельцев отказаться от тотальной индустриализации и вернуться к экономике, ориентированной на аграрный сектор. Кроме того, существовала и проблема психологическая: разница в социальном положении дворянства и купечества в России все еще была велика[7].

В январе – мае 1905 г., считает Т. Оуэн, как особое политическое течение зарождается буржуазный либерализм. По сути, к «структурным реформам» в начале 1905 г. стремились и либеральное, и консервативное крыло московского купечества. Большей же политической активностью отличалось «молодое» либеральное крыло предпринимателей-москвичей. «Молодые» изложили свои взгляды в меморандуме 27 января 1905 г., содержавшем требования даровать населению гражданские права, свободу собраний и союзов, улучшить систему образования, принять меры по улучшению положения низших сословий. Авторы меморандума смогли подняться от защиты сословных интересов до осознания общегосударственных проблем. С другой стороны, оставалось и впечатление «идеологического замешательства» московских промышленников, вынужденных прибегать к славянофильской риторике. Ссылки на европейский и американский опыт свидетельствовали о «новой оценке промышленниками современных капиталистических и либеральных принципов, хотя провокационное слово конституция (курсив автора – Н.М.) избегалось». Упоминание же о «прочном правовом порядке», напротив, обозначало стремление к правовому государству. В итоге этот документ отличала «идеологическая двойственность», под знаком которой и протекала политическая деятельность московской буржуазии в первой половине 1905 г. В мае–октябре 1905 г. «молодые» все больше склоняются к признанию системы конституционной монархии, но  рост недовольства рабочих (сентябрь-октябрь) заставил и их вспомнить о «репрессивной силе государства». И консервативное, и либеральное крылья московского делового сообщества еще до издания Манифеста 17 октября делали все от них зависящее, чтобы прекратить забастовку (к примеру, С.И. Четвериков планировал использовать на предприятиях штрейкбрехеров, которые могли бы возобновить подачу воды и газа; В.П. Рябушинский допускал использование оружия против забастовщиков и пр.). После издания Манифеста в МБК царило «общее удовлетворение обещанием конституционной реформы» и благодарность царю, выраженная в единодушной телеграмме на его имя от 19 октября 1905 г.[8i]

Одной из наиболее болезненных проблем для российских предпринимателей в 1905 г. был рабочий вопрос. А. Рибер считает, что в целом российские предприниматели стремились в этом вопросе к защите своих узко-материальных интересов, отличаясь неспособностью к «широкому социальному видению». Даже подход прогрессивных промышленников, допускавших право рабочих организовываться и бастовать, был «очень осторожным», если сравнивать его с позициями лидеров российского либерального движения[9].

В целом это мнение разделяет и Т. Оуэн. Установка правительственных кругов, в том числе «комиссии Коковцова» на «немедленные экономические уступки рабочим с целью избежать общеполитических реформ рассердила как «молодую группу», так и консерваторов …» Комиссия МБК по рабочему вопросу под руководством С.И. Четверикова (февраль–март 1905 г.) в первую очередь стремилась оградить интересы предпринимателей[10].

Иную позицию занимает Дж. Э. Ракмен. Позиция «молодых» предпринимателей, отстаивавших свободу организации рабочих союзов, право забастовок, а также общую политическую реформу, по ее мнению, приводила в ужас «стариков». Такие требования, конечно, были свидетельством «разительной перемены», произошедшей в настроениях московской бизнес-элиты за довольно короткое время. С другой стороны, многие подходы к решению рабочего вопроса свидетельствовали, что промышленники Москвы не были готовы поступиться своими профессиональными интересами. Апрельский (1905 г.) отчет комиссии по вопросам труда МБК показал, что промышленники соглашались сократить рабочий день для трудящихся только до 11 часов; установление уровня минимальной зарплаты они считали невозможным, как и допуск рабочих к решению вопросов заработной платы; многие другие вопросы, поставленные рабочими, просто игнорировались. Подробно рассматривался вопрос о стачках. Стачку комиссия МБК предлагала рассматривать не как уголовное преступление, но как нарушение договоров рабочих с предпринимателями. Применение же насилия в ходе стачки рассматривалось как уголовно наказуемое деяние. Вопросу о рабочих союзах МБК не уделял большого внимания; решение его свидетельствовало о том, что рабочие рассматривались в первую очередь как частные лица, заключающие договор с предпринимателями. Союзы рабочих определялись как сообщества, позволяющие совместно обсуждать общие нужды и вырабатывать общую точку зрения для представления ее администрации предприятий. При этом оба поколения московской бизнес-элиты не доверяли правительству (игнорируя «комиссию Коковцова») и полагались на собственные силы в решении рабочего вопроса. В итоге в 1905 году, пишет Дж.Э. Ракмен, московская бизнес-элита проделала большой путь в направлении от старого русского сословия к современной буржуазии, но путь этот не был довершен, поскольку не была отменена сама сословная система[11].

Буржуазия, отмечает автор монографии о партиях кадетов, октябристов и их политических союзниках Теренс Эммонс, политически сорганизовалась в России одной из последних социальных групп. Перед ней в 1905 г. стояла двойная задача: «требовать реформ от  правительства и противостоять требованиям рабочих». Однако, внутренние расхождения, наличие в среде московской бизнес-элиты консервативного крыла (группа Найденова – Крестовникова), и оппозиционной группы под руководством П.П. Рябушинского не позволили ей оформиться в единую партию. Добавил расхождений и Манифест 17 октября. Москва была характерным примером того, что политическое объединение промышленников приобретало форму локальных малых организаций. Каковы же были причины политических расхождений, не позволявшие русской буржуазии создать единую партию? – задается вопросом Т. Эммонс. Основной такой причиной он считает возрастной признак. На примере московской буржуазии особенно ясно видно, что более возрастные деятели составляли костяк консервативной группировки, а более молодые тяготели к либерализму. По сословному и профессиональному признакам, отмечает Эммонс, «молодые» не отличались от группы Найденова – Крестовникова. Но большинство руководителей «молодых», как и большинство лидеров партии кадетов, в основном родились в 1860-е гг. (единственное исключение – С.И. Четвериков – 1853 года рождения). Они больше полагались на собственную инициативу, а не на правительственную подпитку своего бизнеса. Они в целом были лучше образованы, лучше знали мир по личному опыту, были более европеизированы, более заинтересованы в социокультурных контактах за пределами купечества, чем их старшие оппоненты. Многих представителей старшего купеческого поколения (к примеру, Г.А. Крестовникова) также нельзя было считать традиционалистами в чистом виде. Но они, гораздо больше младшего поколения, были связаны своим отношением «подобострастия и почтения в отношении правительственной власти»[12].

В октябре – декабре 1905 г., отмечает Т. Оуэн, российские промышленники и предприниматели сформулировали несколько различных политических программ и основали несколько партий. Если главная беда российской буржуазии до 1917 г. состояла в отсутствии у нее единства, то основные контуры этой проблемы проявились уже в конце 1905 г. С другой стороны, «травма 1905 года» стала определяющим моментом в идейно-политическом развитии российских предпринимателей, сформировав из них зрелую буржуазию с полноценным классовым самосознанием[13].

Среди привилегированных социальных групп России, считает Джеймс Уэст, ни одна не была затронута событиями 1905 года сильнее, чем купечество. «Вступив в XX век членами привилегированной касты, промышленники и купцы с первых дней революции оказались на передовой линии конфликта между трудом и самодержавием, продемонстрировав свою незащищенность и уязвимость». Они смогли за короткий период обрести некоторые черты современного общественного класса: ощущение общих интересов; решимость противостоять требованиям и рабочего класса, и правительства; организационный опыт, необходимый для создания собственных политических партий. Однако, подобно А. Риберу, Уэст утверждает, что оставался открыт вопрос о том, насколько скоро промышленники смогут преодолеть последствия «многовековых внутренних раздоров», насколько успешно они смогут влиться в состав «просвещенного общества»[14].

Пожалуй, наибольшее внимание образованию, составу, программе и деятельности  партий российских промышленников и предпринимателей в 1905–1906 гг. уделяет в своей монографии Теренс Эммонс. Партия правового порядка (ППП), пишет Эммонс, была наиболее тесно связана с крупным бизнесом и крупным капиталом. Но она была очень разношерстна: в состав ее помимо предпринимателей входили чиновники, дворяне, лица свободных профессий, священники. Многие из них принимали одновременно участие и в партии октябристов. Но в ней присутствовало и крыло с «демагогическими и шовинистическими» склонностями, что тревожило лидеров октябристов. В своих программных установках ППП, как и остальные «партии центра», делала упор на государственном единстве России; при этом в ее программе не было положений, специально адресованных российскому «деловому сообществу». В социально-экономическом блоке программы не было и положений, выражающих интересы землевладельцев. Программа ППП по рабочему вопросу выражала самые общие пожелания (улучшение условий труда, уменьшение рабочего времени, страхование и др.), а по крестьянскому – содержала положения о защите частной собственности на землю, возможности расширения крестьянских угодий за счет помещичьих. На своем первом собрании (15 октября 1905 г. в здании Петербургской городской думы) инициаторы создания ППП провозгласили необходимость создания «конституционной партии с определенной программой». По сути, организовываться они начали в противовес сентябрьскому земскому съезду, противостоя его федералистским устремлениям, выдвигая лозунг сохранения «единой и неделимой» России (при этом не отстаивая националистических устремлений), сильной государственной власти. Как кадеты и октябристы, организаторы ППП заявили, что не отстаивают каких-либо классовых интересов. Программные установки ППП были, по Эммонсу, «смесью национализма, критики режима и одобрением прав, обещанных Октябрьским Манифестом». Инициатива создания партии исходила от столичной технической интеллигенции, работающей в сфере государственной службы и в промышленности, а также некоторых предпринимателей, скептически настроенных в отношении создания классовых «партий бизнеса». На выборах в I Государственную Думу ППП в основном сотрудничала с октябристами, но в нескольких случаях шла против них в союзе с правыми. Например, во время предвыборной кампании в Курске местные лидеры ППП заявляли, что октябристы стоят в ряду сил, стремящихся продать страну иностранцам и евреям, и в этом городе отношения октябристов и ППП были даже враждебными. С октябристами, отмечает Эммонс, ППП чаще вступала в предвыборные альянсы там, где ее собственные позиции были слабы (Тверь, Дон, Казань). Напротив, в местностях, где позиции ППП были сильны, они избегали альянса с октябристами (Архангельск, Киев, Курск, Херсон). ППП существовала дольше других «партий центра»: известно и об ее участии в кампании по выборам во II Думу, когда она блокировалась с монархистами. Это, впрочем, привело к ее дальнейшему распаду: часть ППП вошла в партию октябристов, часть (правые) – главным образом, в Союз русского народа[15].

Всероссийский торгово-промышленный союз (ВТПС) относился, по мнению Т. Эммонса, к смешанному типу организации, сочетавшей черты политической партии и представительского объединения, отстаивавшего интересы бизнеса перед правительством. Социальную основу ВТПС составляли торговцы, мелкие промышленники и некоторые служащие в сфере частного бизнеса. ВТПС был основан в прямой связи с октябрьскими событиями 1905 г. Его участники были очень озабочены скорейшим созывом Государственной Думы – из страха, что до этого правительство может предпринять репрессивные меры в отношении торговли и промышленности. В своем обращении и комментариях к программе ВТПС проявил свой критичный настрой в отношении правительства и требовал скорейшего полномасштабного осуществления обещаний Манифеста. Руководство организации настаивало на приоритете Государственной Думы в политической системе страны и требовало, чтобы правительство было сформировано думским большинством. «Социальной» программы у ВТПС не было, поскольку он не намеревался быть массовой организацией. Зато присутствовала детально разработанная экономическая программа (по вопросам о том, как улучшить состояние торговли и промышленности – с упором на торговлю; выражалось недоверие синдикатам, поддерживаемым правительством). Создается впечатление, пишет Эммонс, что ВТПС был вызван к жизни именно новой конъюнктурой, сложившейся для промышленности и торговли после издания Манифеста 17 октября 1905 г. Вскоре после выборов в I Думу ВТПС был распущен[16].

Роберт Маккин называет ВТПС аполитичной организацией, показательной в том плане, что часть российских предпринимателей и после издания Манифеста 17 октября продолжала оставаться в стороне от политических дел[17].

Прогрессивно-экономическая партия (ПЭП) во главе с М.Н. Триполитовым оценивается Т. Эммонсом как «чисто капиталистическая» партия, созданная петербургскими промышленниками. Основной их интерес состоял в защите собственных классовых интересов от притязаний рабочих и социалистов, а также кадетов. Даже у «Союза 17 октября» к ПЭП было не самое положительное отношение: так, октябрист И.С. Клименко предрекал, что ПЭП получит клеймо «партии плутократов, партии капиталистов». С другой стороны, в целом программа ПЭП была умеренно-либеральной и  мало отличалась от программы октябристов. Только по экономическим вопросам ПЭП стремилась к всемерному торжеству частнопредпринимательской инициативы. Но были в ее программе и иные моменты, свидетельствующие о стремлении к защите интересов имущих классов: понятие всеобщего избирательного права было определено нечетко, отчуждение помещичьих земель не допускалось. С другой стороны, программа ПЭП по рабочему вопросу была либеральной: признавалось право стачек, ограничение рабочего времени для женщин и подростков, страхование рабочих, «и другие усовершенствования условий труда». Требование «единой и неделимой России» ставило ее в один ряд центристскими и консервативными партиями. ПЭП активно участвовала в избирательной кампании в I Думу, активно вербовала сторонников (по собственным оценкам, на конец 1905 г. в партии состояло приблизительно 4 000 членов). ПЭП также выпускала газету, обращенную к рабочей аудитории. В целом между ПЭП и октябристами, считает Эммонс, было мало программных отличий, и с образованием «Союза 17 октября» члены ПЭП стали активно вступать в него. В Петербурге ПЭП активно, вместе с октябристами, участвовала в «конституционно-монархическом блоке»[18].

Образование, программа и деятельность Торгово-промышленной партии (ТПП) достаточно детально анализируются в работах нескольких американских ученых. Первой из них по времени была монография А. Рибера. ТПП характеризуется Рибером как партия «недолговечная и бессильная», история которой была характерна для московского купечества, изолированного от остальной страны (что, на наш взгляд, неверно, поскольку ТПП была, наоборот, наиболее представительной среди прочих российских буржуазных партий[19]). Главным принципом ТПП, провозглашенным Г.А. Крестовниковым (избранным председателем МБК 8 ноября 1905 г.),  отмечает А. Рибер, было стремление к всемерной поддержке правительства в воплощении принципов Манифеста 17 октября, сохранении единства России, введении свобод в дозволенных законом рамках. В аграрном вопросе ТПП стремилась к разрушению общины, поддержке частнособственнического крестьянского хозяйства и недопущению «обязательного отчуждения» земель. Хотя идейные установки ТПП и «Союза 17 октября» были схожи, от программы октябристов идеологию ТПП отличала программа по вопросам развития промышленности – с ее особым акцентом на недопущении введения 8-часового рабочего дня и ограничений труда для мужчин, а также с особым упором на необходимости форсированной разработки природных ресурсов России. Провозгласив свои принципы, МБК, где произошло зарождение ТПП, кажется, не знал, что делать дальше – кроме того, чтобы отвергнуть сотрудничество с петербургскими промышленными кругами. «Политический вакуум на вершине партии» был заполнен В.С. Баршевым – хорошо образованным промышленником, имевшим опыт работы в земстве и происходившим из семьи известных московских криминологов – «вряд ли типичным московским купцом». Под его руководством партия организовала 19 местных комитетов – все в великорусских губерниях и в Сибири, а также, где возможно, оформив политические блоки с другими партиями – в первую очередь, с «Союзом 17 октября». Несмотря на эти усилия, на выборах в I Думу партия потерпела «сокрушительное и унизительное поражение». Особенно это было обидно в том отношении, что ни в одном крупном городе, включая Москву, ТПП не получила ни единого места в Думе: например, Баршев был избран в Думу от Московской губернии. Партия, претендовавшая на лидерство среди великорусского купечества, проиграла выборы, да и всего великорусских купцов в Первую думу было избрано всего 9 человек (двое от ТПП, двое от кадетов, один от партии демократических реформ, один от Умеренно-прогрессивной партии, 2 октябриста, и 1 беспартийный). Напротив, окраины империи прислали в Думу 7 представителей купечества (еврея, немца, 2 мусульман, 3 поляков). Социальная опора ТПП, помимо купечества, в основном была представлена крестьянством, связанным с торгово-промышленной деятельностью. Главным препятствием на пути сближения купечества с торгово-промышленным крестьянством было сохранение на селе «докапиталистических экономических форм». Еще одной потенциальной силой для ТПП были купеческие приказчики – «органическая часть партиархальной фамильной фирмы». Но «квази-феодальный» характер их зависимости от хозяев и относительные выгоды контрактной системы труда отнюдь не сближали их с ТПП. Еще более проблематично было добиться поддержки от интеллигенции. По сути, заключает А. Рибер,  массовой поддержки у ТПП никогда не было. Призывы к расширению социальной базы партии, периодически раздававшиеся от рядовых ее членов, руководством игнорировались. Отношение к «соседям» по политической арене – например, кадетам, – было у руководства ТПП «открыто враждебным». С другой стороны, ТПП выступала и против правых партий. Единственно приемлемыми политическими союзниками для Баршева и Крестовникова были октябристы, ППП и УПП. «Безжизненный» общероссийский съезд ТПП в феврале 1906 г. и патриархальное позиционирование руководства предопределили скорую политическую смерть партии. Да и масштаб ее был не таков, чтобы иметь успех на поприще «большой политики»:  ТПП выражала лишь интересы части купечества Центра России[20].

Т. Эммонс отмечает, что две главных буржуазных партии Москвы (ТПП и УПП) образовались позже, чем ППП, ВТПС и ПЭП в Петербурге. ТПП, по мнению Эммонса, подхватила петербургскую инициативу, а УПП была в свою очередь реакцией на создание ТПП. ТПП аттестуется Эммонсом как партия консервативного большинства московских буржуазных кругов. Возможно, больше всех остальных это была именно та «партия бизнеса», которая была заинтересована в скорейшем восстановлении порядка в стране и подавлении революционного движения, не слишком сильно при этом настаивавшая на реализации обещаний Манифеста 17 октября. Более того, 13 октября 1905 г. сторонники ТПП призвали московского генерал-губернатора к введению военного положения в Москве. В это же время «молодые» московские предприниматели считали, что всеобщая стачка приведет к ожидаемым реформам. Однако, с углублением революционного движения в стране «молодые» (УПП) составили единый фронт с ТПП. Главными программными положениями ТПП были: полное сотрудничество с правительством в деле реализации Манифеста 17 октября, а также восстановления законности и порядка; сохранение единства России; регулирование прав и свобод, обещанных в Манифесте, специальными законами, гарантирующими охранение прав граждан и единство страны; «созидательная деятельность Государственной думы». В специальном дополнении к программе партия заявляла, что не будет сотрудничать с политическими силами (особенно революционными), выступающими против Манифеста, стремящимися к созыву Учредительного собрания или автономизации окраин России, а также с теми политическими силами, которые выступают за 8-часовой рабочий день на предприятиях. Кроме того, ТПП не стремилась даже напрямую сотрудничать даже с конституционно-монархическими партиями, очевидно, видя себя в роли главных представителей интересов торговцев и промышленников. Тем не менее, политическое бытие ТПП было недолговечным: в конце 1906 г. она распалась, а наиболее активные ее деятели присоединились к «Союзу 17 октября»[21].

Т. Оуэн отмечает, что хотя ТПП и проповедовала приверженность реформам и поддержку октябрьского Манифеста, «ее первостепенной заботой была политическая стабильность». Экономическая программа ТПП «отражала явный классовый уклон» партии. В вопросах рабочего законодательства партия отстаивала европейскую модель. С другой стороны, в разделе партийной программы по рабочему вопросу говорилось, что наём на предприятие  должен остаться предметом договора рабочего и предпринимателя; категорически отвергался 8-часовой рабочий день (иначе, считали идеологи ТПП, российская промышленность погибнет из-за заграничной конкуренции). ТПП гораздо сильнее настаивала на «восстановлении порядка», чем, к примеру, УПП[22].

Те же ученые уделяют в своих работах внимание недолгой истории Умеренно-прогрессивной партии (УПП). А. Рибер пишет, что толчком к ее созданию стал крах надежд создать всероссийское объединение промышленников, после чего «молодое поколение» московских предпринимателей сосредоточилось на задаче создания УПП.  Несмотря на недолгую жизнь УПП, ее идеалы были впоследствии востребованы в новых формах: в думском Прогрессивном блоке (1915–1917 гг.) и политике Временного правительства. В противоположность ТПП, УПП заявила о себе рядом смелых и точных деклараций. В декларации о создании партии (из 17 пунктов) всё говорило об УПП как «современной политической партии». Программа сближала УПП с кадетами, кроме положений по национально-территориальному и рабочему вопросам («единая и неделимая» Россия, в которой допускалось только местное самоуправление; недопущение 8-часового рабочего дня, выведение фабричной инспекции из-под государственного контроля). УПП предпринимала попытки расширения, но октябрьская стачка положила им конец. С.И. Четвериков превратил рабочую комиссию МБК фактически в орган борьбы против стачек (хотя и противостоял предложениям Н.А. Найденова ввести военное положение). А.И. Коновалов, В.П. и П.П. Рябушинские и И.А. Морозов подписали обращение, в котором возлагали вину за беспорядки на революционные партии и призывали создать предвыборный блок против них. «Ясно, что теперь московские предприниматели были больше напуганы рабочими, чем правительством, и резко сдвинулись на контрреволюционные позиции», – пишет А. Рибер. Призывая вместе с другими представителями купеческого сословия к помощи правительству в деле водворения порядка, руководители УПП повели себя «как члены капиталистического имущего класса, столкнувшиеся лицом к лицу с рабочей революцией». Менее ясен, пишет Рибер, вопрос о том, насколько лидеры УПП были готовы к взаимодействию со своими политическими соперниками. УПП не оказала поддержки октябристам на выборах в I Думу. Лидеры УПП прекрасно сознавали, что для них не было места в организации «с преобладанием дворян-землевладельцев». Коновалов, П.П. Рябушинский и Четвериков, состоявшие до конца августа 1906 г. в «Союзе 17 октября» вышли из него в связи с известными демаршами А.И. Гучкова в поддержку репрессивной столыпинской политики. Однако, найти нужную политическую нишу для бывших лидеров УПП было непростой задачей. В итоге целых 6 лет понадобилось лидерам московских буржуазных либералов, чтобы создать новую жизнеспособную организацию – партию прогрессистов[23].

Т. Эммонс считает, что УПП не выдвигала в своей программе каких-то «классовых» требований на первый план; ее программа в целом мало отличалась от кадетской – кроме пунктов об автономии окраин и по рабочему вопросу. Характер программы УПП отдалял ее не только от партий бизнеса, но и от октябристов. Тем не менее, когда УПП раскололась, а к концу 1905 г. исчезла с политической арены как самостоятельная единица (первой из партий промышленников), ее основные силы присоединились именно к «Союзу 17 октября»[24].

Т. Оуэн также отмечает, что программа УПП была наиболее либеральной среди буржуазных партий. Партия объединила в основном «молодых» представителей МБК: П.П. Рябушинского, А.И. Коновалова, виноторговца В.И. Горнунга и др. Программа ее была схожа с кадетской в отстаивании либеральных реформ, но позиции по национальному и рабочему вопросам были традиционными «буржуазными» местами в идеологии УПП, мешавшими ее  объединению с «надклассовой» кадетской партией. С другой стороны, УПП была «слишком либеральной» для большинства московских промышленников, и потому была малочисленна[25].

Таким образом, современные американские историки А. Рибер, Т. Эммонс, Дж.Э. Ракмен, Т. Оуэн и др. достаточно подробно анализируют в своих работах процессы, связанные с «политическим пробуждением» российской (в первую очередь – московской) буржуазии и зарождения ее собственных политических партий и организаций. Надо отметить, что выводы всех упомянутых исследователей достаточно убедительны, будучи основанными на изучении большого комплекса источникового материала (в том числе архивного) и обширной библиографии вопроса. Все ученые, работы которых анализировались в настоящей статье, едины во мнении о том, что политической деятельностью российская буржуазия стала заниматься лишь в первые годы ХХ века (хотя отдельные проявления этого процесса, по Т. Оуэну, восходят к 1890-м годам). 1905 год стал переломным для политических настроений российской буржуазии (в ее среде четко выделяются либеральный и консервативный фланги), он же сыграл определяющую роль в выработке ее классового самосознания. Однако, масштабы этих процессов оцениваются американскими историками по-разному: если, к примеру, Т. Оуэн делает вывод о том, что к концу 1905 г. в России сформировалась полноценная буржуазия с достаточно структурированным классовым самосознанием, то А. Рибер считает, что и после революционных событий она оставалась в переходном положении «между кастой и классом», а прежние сословные, региональные, этнические противоречия мешали ей оформиться в полноценную современную социальную группу. По этой причине российским промышленникам и предпринимателям не удалось создать единую политическую партию. В политике в начале ХХ в. участвовала лишь достаточно небольшая часть российских предпринимательских кругов, и даже их политическая деятельность носила на себе в годы первой русской революции черты провинциализма, не позволившего им осознать свои общие интересы и политически объединиться в общероссийском масштабе.  Поэтому политические партии российских промышленников и предпринимателей, созданные на волне революционных событий в 1905–1906 гг., оказались недолговечными и быстро распались, сойдя с политической сцены не позже 1907 г. (ППП).

Все статьи автора «Макаров Николай Владимирович»