Столкновение правительственных сил и мятежных гвардейских частей, выведенных на Сенатскую площадь декабристами, безусловно, является одним из наиболее изученных сюжетов отечественной истории. Гораздо менее изучены связанные с этими событиями отношения в императорской семье, а также личный взгляд на все произошедшее Николая I. На протяжении своего царствования он стремился утвердить такую трактовку 14 декабря, которая подчеркивала политическое отщепенство и чуждый духу русского общества, злонамеренный характер действий горстки повстанцев.
Такая выхолощенная картина 14 декабря представлялась в заказном труде барона М. А. Корфа «Восшествие на престол императора Николая I-го»1 по сути положившего начало официальной историографии декабризма. В качестве руководства придворному историографу августейший заказчик составил мемуарные записки, содержавшие необходимый фактический материал и суждения. Безусловно, в своем описании царь постарался обойти все «острые углы», включая и весьма непростые отношения в царской семье, оказавшие влияние на ход междуцарствия. Тем не менее, записки писались по горячим следам событий, когда живая непосредственная реакция еще проступала сквозь строки текста. Это позволяет восстановить предпосылки и историю 14 декабря1825 г. – так, как их воспринимал царственный автор.
Данную возможность открывают метод нарративной грамматики, разработанный американской исследовательницей В. Ленерт. Предложенная ею методика резюмирования повествовательных текстов опирается на концепцию структур убеждений Р. Абельсона и «концептуальных зависимостей» П. Шенка. Она представляет собой довольно простую, хотя и весьма трудоемкую, процедуру преобразования всего набора описанных событий (даже точечных) в сжатые фабульные структуры, максимально приближенные к логике усвоения и передаче информации рассказчиком. Вначале выделяются элементарные сюжетные единицы, отражающие различные смысловые связи (мотивация, актуализация, завершение, эквиваленция) между эмоциональными реакциями лиц, действующих в рассказе. Далее подобные элементарные сюжеты объединяются в более сложные конфигурации, отражающие мотивы, направленные действия и взаимоотношения субъектов. Следующим шагом является переоформление полученных результатов в графы. На этой основе строится новый пересказ текста с акцентами, которые позволяют вскрыть реальные впечатления и убеждения автора, даже если автор их пытался завуалировать для читателя 2. Описанный алгоритм преобразования текста был применен к четырем отрывкам с описанием событий, предшествующих 14 декабря. (Тетради вторая, третья и начало четвертой записок Николая I, описывающие развитие событий до рассказа о начале следствия по делу декабристов). Итоги проделанных операций мы приводим ниже в виде кратких «резюме», переложенных с первого на третье лицо.
В дополнение к изложенной процедуре записки анализируются при помощи лингвистического аппарата, что дает возможность увеличить информативную отдачу текста. Опыт лингвистического изучения речи (включая и письменный текст) показывает, что всегда остается зазор между ее желаемым и действительным оформлением, проявляющийся на разных уровнях: отборе конкретных слов, построении фраз, связывании между собой фрагментов в последовательном рассказе. Именно этот зазор и представляет собой важнейший предмет наблюдения исследователя, нацеленного на реконструкцию реальных представлений и эмоциональных переживаний автора документа.
1818 г.
Гвардия, протестующая против курса великого князя Николая Павловича на ужесточение дисциплинарного режима, понесла ощутимый урон в ходе проведенной им операции по чистке ее рядов от предполагаемых участников заговора. Реакция пострадавших вылилась в создание самой дурной репутации великому князю и восстановление против него многих влиятельных военных и гражданских чинов.
Отрывок отражает резкий старт службы Николая Павловича в должности командира Гвардейской бригады в1818 г. Он попытался поднять дисциплину и избавиться от неблагонадежных лиц среди подчиненных. Однако эти старания сильно повредили его отношениям с гвардейскими кругами и привели к его диффамации в среде сановной элитой.
1819 г.
Николай Павлович пересмотрел свое негативное отношение к плану Александра I передать ему престол после предполагаемого отречения только тогда, когда получил от брата заверения в благополучии наследства, которому предстояло отойти под его власть.
Отрывок, относящийся к1819 г., выводит на передний план тему передачи верховной власти: именно тогда Александр I конфиденциально сообщил брату Николаю Павловичу о своем желании в неотдаленном будущем отречься от престола и передать ему корону (в обход Константина Павловича, который категорически не желал царствовать). Как утверждал Николай Павлович, его первым побуждением было уклониться от этой чести. Передумал он только после того, как брат заверил в благоустроенности государства, которому предстояло перейти под его власть.
Фальшь этого объяснения выдают зарисовки беспорядка и развала в государственном управлении и военной службе, которые сделал сам Николай Павлович. Из них явствует, что великий князь крайне критично оценивал внутреннее положение России по завершении эпохи наполеоновских войн. («Порядок службы, распущенный, испорченный до невероятности с самого 1814 г., когда … гвардия осталась в продолжительное отсутствие государя под начальством графа Милорадовича; «Без того уже расстроенный 3-годичным походом порядок совершенно разрушился»; Дозволена была офицерам носка фрака»; «Подчиненность исчезла и сохранялась едва только во фронте»; «Уважение к начальникам исчезло совершенно»; «Служба была одно только слово»; «Не было ни правил, ни порядка»; «Все делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы жить со дня на день»; «военное распутство»).
Напрашивается логический вывод: соглашение братьев заключалось на перспективу. При этом творцом благополучия, которое должно было установиться на момент воцарения Николая Павловича, предстояло стать ему самому. Иными словами, речь шла о своеобразной сделке: в обмен на утверждение в правах официального наследника престола Николай был поставлен перед необходимостью оказания услуги: подтягивания гвардии и искоренения из нее неблагонадежных элементов.
Как следует из отдельных обмолвок автора, АлександрI всячески подстегивал его энергичную деятельность. В частности, зная магическое воздействие своей похвалы на младшего брата, не скупился на поощрение его служебного рвения. Так, после проведенных учений гвардейской бригады, как свидетельствовал Николай, «удостоился я … милостивого слова моего благодетеля, которого один благосклонный взгляд вселял бодрость и щастие. С новым усердием я принялся за дело». Во время их последнего свидания в 1825 г. в общей оценке усилий брата император также «был… снисходителен до крайности».
Правда, вследствие этой одобряемой императором активности великого князя непрерывно ширилась полоса отчуждения между ним и подчиненными ему гвардейскими массами, а также связанными с теми высокими гражданскими чинами. Текст записок показывает, что Николай Павлович трезво оценивал свое положение и винил в нем брата: «при … вступлении в службу, где мне наинужнее было иметь наставника, брата Благодетеля,
оставлен я был один»*. И все же, в ожидании обещанной награды Николай продолжал выполнять предписанную ему роль усмирителя гвардейского мятежного духа. Однако шло время, а официальное утверждение его в статусе наследника все откладывалось. В затягивании драматической неопределенности с этим важнейшим вопросом Николай Павлович с течением времени стал усматривать лицемерную игру Александра I, который «в разговорах намекал нам про сей предмет, но, не распространяясь…»**.
Итак, в имплицитных смыслах рассказа вырисовываются контуры политической интриги Александра I, втянувшей младшего брата и распознанной им. За внешним фасадом предельной лояльности императора, как полагал Николай Павлович (хотя и не говорил в записках об этом прямо), таилась злая и расчетливая политическая комбинация. Пользуясь современной системой понятий, ее можно было бы определить как переадресовку антиправительственной оппозиции в элитных воинских частях на замещающий объект. Именно в этом качестве по мере увязания в конфликте с гвардейцами, утверждался великий князь Николай Павлович.
При неизвестных (или частично известных) императору данных о локализации, численности, персональном составе всех тайных обществ, провоцирующая тактика с «подставленной» фигурой имела под собой вполне веские основания. Во-первых, она побуждала скрытых заговорщиков к саморазоблачению. Во-вторых, направляла их активность в русло углубляющегося конфликта с великим князем, сужая тем самым фронт
* Глагол – каузатив «оставлять» ясно указывает на указывает на АлександраI как на первопричину дискомфорта, испытанного автором.
**Глаголы речевого действия приведенной цитаты строятся на однозначно- отрицательной коннотации. Эта черта свойственна глаголам, описывающим способ говорения, которые не принадлежат к разряду наиболее употребительных (частотных). Негативная оценка различной степени силы изначально встроена в семантическую структуру таких глаголов. (Для сравнения можно привести другие, наиболее типичные глаголы - «говорить», «сообщать», «рассказывать», не обладающие отрицательным смысловым оттенком. Такой оттенок, напротив, свойственен нетипичным) 3.
противостояния действующей власти. В-третьих, взаимно истощая противников, ослабляла мощь анти-режимных сил и экономила ресурсы специальных государственных ведомств.
Выстроенная на основе записок версия объясняет удивлявшую сотрудников императора и последующих историков его индифферентную реакцию на донесения о тайных обществах. В частности, на сообщение в конце мая 1821 г. командира гвардейского корпуса генерала И.В. Васильчикова о Союзе благоденствия тот произнес фразу, поставившую приближенного в тупик: «… Не мне подобает их карать» 4
В свете реконструированных «показаний» Николая заявленная Александром I позиция не выглядит как устранение от всякой борьбы с заговором. Однако решающий этап этой борьбы был впереди. Он наступил после того, как в конце ноября1825 г. в Петербурге были получены известия о смертельной болезни, а потом и о кончине Александра I (или инсценировки кончины?) Не вдаваясь в подробности известной легенды о старце Федоре Кузьмиче, заметим, что в свете проделанной реконструкции гипотеза о добровольном уходе Александра I из суетного мира не представляется неправдоподобной.
Как это видно из помещаемых ниже результатов обработки авторского текста, Николай Павлович был убежден в преднамеренном создании властного вакуума членами его семьи: скончавшимся в Таганроге (или самоустранившимся?) Александром I, не решившим вопроса престолонаследия при жизни, Константином Павловичем, не желавшим царствовать и в то же время отказывавшимся приехать из Варшавы для личного подтверждения своей воли, либо, в крайнем случае, прислать Манифест, а также Михаилом Павловичем, принявшим его сторону. Выталкивая его на передний край борьбы с активизировавшимися заговорщиками, братья, как считал Николай I, выступили в роли «душеприказчиков» ушедшего императора.
При таких условиях его столкновение с заговорщиками, которым покровительствовали высокие чины, становилось неотвратимым. Тем более, что о его категорическом неприятии в качестве главы государства гвардейской и бюрократической верхушкой Петербурга прямо высказался военный губернатор столицы гр. М.А. Милорадович в разговоре 25 ноября. Мало того – Милорадович проигнорировал предупреждение Николая Павловича об активизировавшихся смутьянах и тем самым фактически позволил им беспрепятственно завершить подготовку мятежа, приуроченного ко дню пере- присяги Николаю I 14 декабря.
Ниже приводятся два «резюме» рассказов Николая I о судьбоносных для него и государства событий ноября-декабря1825 г. Они вскрывают реальные представления рассказчика о пружинах и лицах, определивших драматические обстоятельства его вступления на престол.
1825 г., ноябрь.
С тем, чтобы преодолеть спровоцированную старшими братьями - императором Александром I и цесаревичем Константином Павловичем ситуацию безвластия, благоприятствовавшую планам заговорщиков, Николай Павлович попытался оказать давление на Константина. В этих целях он потребовал от него официального подтверждения отказа от трона и признания собственных правомочий наследника, а также выслал доверенное лицо Константина – великого князя Михаила Павловича - из Петербурга. Одновременно он замкнул на себя все распорядительные полномочия и информацию, поступающую на имя главы государства. Ответом на эти действия явился окончательный отказ Константина удовлетворить требования брата, уклонение Михаила Павловича от просьбы выступить в Государственном Совете свидетелем готовности Константина передать права наследования Николаю, а также саботирование генерал – губернатором Петербурга М.А. Милорадовичем поручения Николая изолировать известных участников военного заговора.
1825 г., декабрь.
Враждебная позиция гвардейского и гражданского начальства Петербурга, выразившаяся в ложном заверении М.А. Милорадовича в подконтрольности столичной обстановки, а также нарастающий хаос безвластия заставили Николая, опираясь на поддержку верных частей, пойти на открытые боевые действия. В ходе решительной войсковой операции было приостановлено дальнейшее отложение войска, защищен дворец, окружены позиции мятежников и обезврежены скрытые противники нового императора. Одержанная победа над восстанием обеспечила признание его как венценосца со стороны Государственного Совета.
Как видно из резюмирования третьего и четвертого отрывков воспоминаний, решающими факторами своей победы над явными и скрытыми противниками Николай I считал самодержавный образ действий, которого он держался с самого начала сложившейся патовой ситуации. Этот властный ресурс, хотя и присвоенный им без формального права, позволил собрать надежный войсковой костяк и в лобовом столкновении с мятежниками отстоять свои политические прерогативы. Вслед за тем уже в роли триумфатора он смог подчинить своей воле Государственный Совет, который ранее, 27 ноября, присягнул Константину Павловичу.
Окончательному укрощению строптивых сановников способствовало выступление НиколаяI на заседании Государственного Совета в ночь с 14 на 15 декабря после подавления восстания. Приведем фрагмент из текста записок, рассказывающий об этом событии:
«Там в коротких словах я объявил настоящее положение вещей и истинную цель того бунта, который здесь принимал совершенно иной предлог, чем был настоящий; никто в Совете не подозревал сего; удивление было общее, и, прибавлю, удовольствие казалось общим, что Бог избавил от видимой гибели».
Лексика, на которой строится это описание, отображает крайнее волнение оратора. Его отпечатком служат определения эмоциональные реакции присутствующих, образованные при помощи номинализации (свертки) простых предложений (типа «все удивились и, казалось, были довольны). Номинализации такого рода в лингвистике определяются как событийные: они фиксируют прежде всего осмысление происшествия через призму ощущений субъекта в отличие от так называемых пропозитивных (фактуальных) номинализаций, ориентированных в большей степени на анализ ситуации и ее последствий. Чем более предметно-событийная сфера воздействует на психическое состояние рассказчика, тем дальше субъект отстоит от пропозитивной семантики и тем больше тяготеет к событийной.5
Помимо вывода о чрезвычайном напряжении, с которым Николай вступил в разговор с сановниками, из отрывка проясняется и та коммуникативная тактика, которая обеспечила их конечное «усмирение». Это – помещение событий в новые (для слушателей) рамки, так называемое рефреймирование.6 Николай не приводит содержания своей речи, обращенной к сановникам, а только фиксирует впечатление, которое она произвела. Тем не менее, судя по охарактеризованному эмоциональному состоянию слушателей, можно догадаться, что оратор не пожалел красок для изображения масштабов и разрушительности замысла мятежников, собравшихся на Сенатской площади. Именно эти акценты обусловили перелом, произошедший в настроениях членов Государственного Совета. Характерно, что он непосредственно запечатлелся в лексической структуре отрывка, насыщенной дейктической лексикой. Классическими дейктическими словами являются: здесь – там, сейчас – тогда, этот-тот, сегодня – вчера – завтра, текущий – прошлый – следующий и т.п. Эта категория слов объединяет различные временные и пространственные ориентиры человека, отражающие его отношение к объектам и субъектам окружающего мира. Дейктическая лексика эгоцентрична. В основе ее лежит оппозиция своего (освоенного, ближнего) ареала и чуждого (дальнего, потенциально или реально враждебного) социального или физического пространства.7 Наиболее существенным признаком использования дейксиса в рассматриваемом отрывке являются случаи кореферентного (то есть имеющего одно и то же понятийное вхождение) использования ближнего (проксимального) и дальнего (экстремального) дейксиса. Так, в рамках первого предложения отрывка используются сразу два таких слова – «там» и «здесь», имеющих общий антецедент – Государственный Совет, а также противоположные дейктические определения к трактовке событий 14 декабря («того бунта, который здесь принимал совершенно иной предлог, чем был настоящий»).
Таким образом, непроизвольное словоупотребление автора можно рассматривать как своеобразный оттиск реально произошедшей в беседе с сановниками перестройки отношений, в ходе которой «там» закономерно превращается в «здесь», а «иной» подход к мятежу – в его «настоящее» истолкование с осознанием «истинной цели». Благодаря тому из-под ног дворцовых заговорщиков была выбита почва и появилась основа для консолидации враждующих сторон. Под давлением непреложных фактов сановники из лагеря противников перекочевывают в лагерь союзников императора.
Приведенный отрывок фиксирует ситуацию абсолютного реванша, по всем статьям одержанного Николаем над группой его антагонистов из высших эшелонов власти. Впрочем, присутствующая в тексте оппозиция «быть – казаться», относящаяся к реакциям сановников, указывает на условный, неустойчивый характер такого перестроения в восприятии Николая. Следовательно, на ближайшее время для него актуализировалась задача удержания ненадежных высокопоставленных чиновников в орбите неусыпного контроля.
Она выразилась в нескольких аспектах практической деятельности. Во-первых, в рассекречивании всех далеко идущих целей декабристских обществ, конкретизирующих образ сокрушительной политической силы. В этом плане без больших натяжек Николая I следует признать наиболее заинтересованным лицом в выявлении последовательной революционности декабристов, если даже не в ее завышении. Во-вторых, в навязывании чувства вины высоким сановникам, покровительствовавшим молодым фрондерам и вольнодумцам. Недвусмысленно дав понять, что именно их беспечность позволила разгореться революционному пламени, он фактически продиктовал им единственно возможный способ самооправдания - активное участие в следственном процессе и вынесении сурового окончательного вердикта участникам 14 декабря. В – третьих, во всемерном укреплении самодержавия, пропаганде «традиционных начал» России – иными словами, в создании глубоко эшелонированной в обществе охранительной системы, которая, по представлениям Николая I, могла в дальнейшем уберечь страну от повторения прецедента 14 декабря и от усвоения западных революционных учений.
Библиографический список
- Записки Николая 1(тетради 2-я, 3-я, 4-я). // 14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М.,1994. С. 317-341.
- Lehnert W. G. Plot Limits. A Narrative Summarization Strategy. // Strategies for Natural Language Processing. Ed. by W. G. Lehnert and M. H. Ringle.London, 1982.
- Зализняк Анна А. Глагол говорить: три этюда к словесному портрету. //Язык о языке. Под ред.Н.Д. Арутюновой. М.,2000. С. 397.
- Экштут С.А. В поиске исторической альтеранативы. АлександрI и его сподвижники. М., 1994.С. 72.
- Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.,1998. С. 445
- О Коннор Дж. Сеймор Д. Введение в нейролингвистическое программирование. Челябинск,1998. С. 151
- Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т.2.М..1995. С. 630-631.