ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Бажов Сергей Иванович
Институт философии Российской Академии Наук
кандидат философских наук, старший научный сотрудник сектора истории русской философии

Аннотация
В статье рассматривается проблематика методологии историко-философского исследования, уточняется базовая схема анализа историко-философских феноменов и вопрос о соотношении различных методологических подходов в истории философии, рассматривается тезис об истории философии как истинной философии. В связи с анализом соотношения знания общефилософского и историко-философского затрагиваются общие проблемы философии.

Ключевые слова: Методология историко-философского исследования


PROBLEMS OF METHODOLOGY OF HISTORICO-PHILOSOPHICAL RESEARCH

Bazhov Sergey Ivanovich
Institute of Philosophy of Russian Academy of Sciences
Ph.D., Senior Researcher, Department of History of Russian Philosophy

Abstract
The article considers the problems of the methodology of historical and philosophical studies, the basic scheme of the analysis of historical and philosophical phenomena and the question of the relationship of different methodological approaches in the history of philosophy, discusses the thesis on the history of philosophy as the true philosophy. In connection with the analysis of the relation of knowledge general philosophical and historical-philosophical affected by the general problems of philosophy.

Keywords: Methodology of historical-philosophical research


Рубрика: Философия

Библиографическая ссылка на статью:
Бажов С.И. Проблемы методологии историко-философского исследования // Гуманитарные научные исследования. 2012. № 10 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2012/10/1648 (дата обращения: 21.02.2024).

Для историков философии важно обсуждать не только привычный набор методологических и содержательных дисциплинарных проблем, но и вопросы более широкого порядка: это и сомнения в научном статусе дисциплины история философия, и проблема соотношения знания философского и историко-философского, в том числе и тезис об истории философии как истинной философии.

Соответственно могут быть намечены две группы вопросов. С обсуждения второй группы более общих и принципиальных вопросов и целесообразно начать разговор, который, возможно, позволит наметить принципиальные подходы к правильному решению этих вопросов, а далее уже можно уделить внимание проблемам первой группы.

Говоря о сомнениях в научном статусе дисциплины история философии, в первую очередь отметим, что философам не чуждо понимание продуктивности сомнения, если последнее методически выверено и  ведёт к получению нового знания. Однако в рассматриваемом случае, очевидно, речь идёт о сомнениях иного рода, здесь фактически утверждается, что дисциплина история философии не является научной дисциплиной, т.е. не соответствует критериям дисциплинарного научного знания.

Возможно, одним из оснований такого скептического взгляда на дисциплину историю философии являются сомнения в научном статусе философии. В самом деле, существует широко известная проблема статуса философского знания – чем является философия – наукой, искусством, мифологией и т.д. И в том случае, когда отрицается научный статус философии, характеристику целого могут переносить и на одну из философских дисциплин.

Однако если сомнения по поводу научного статуса философии оправданы теми чертами сущностного своеобразия философского знания, которые делают философию лишь частично похожей на стандартное дисциплинарное научное знание, то иначе обстоит дело с сомнениями в научности дисциплины истории философии.

Проясняя ситуацию, сравним объектно-дисциплинарную связку «философия – история философии» с соотношением языка и языковедения, искусства и искусствознания, литературы и литературоведения и т.п. Даже если философия не просто не вполне наука, а, к примеру, рационализированное мировоззрение (кстати говоря, вопрос о соотношении знания научного и мировоззренческого – важный, интересный и, как представляется, недостаточно разработанный, но рассматривать его здесь по существу нет возможности), или даже совсем не наука, а, предположим род литературы, все эти характеристики философии, включая и последнюю, нисколько не влияют на научный статус дисциплины истории философии, подобно тому, как не научность языка, литературы или искусства в целом нисколько не умаляет научности языковедения, литератруроведения или искусствознания.

Не зря среди историков философии бытует мнение, что понимание сущности философии – это, быть может, вопрос дискуссионный, но в отношении понимания дисциплинарного статуса истории философии царит полная ясность и определённость. И часть специалистов с философским образованием для своих профессиональных занятий избирают именно историю философии как определённо научную дисциплину.

От аргументов по аналогии можно обратиться к рассмотрению соответствия характеристик историко-философского знания критериям научного дисциплинарного знания, в ходе которого несложно будет показать, что в историко-философских исследованиях в принципе выполняются все конституитивные принципы научного дисциплинарного знания, такие как  предметность, проблемность, обоснованность, непротиворечивость, верифицируемость и опровержимость, интерсубъективная проверяемость, системность и др. в силу чего история философии в составе комплекса философских наук, наряду с теорией познания, логикой, этикой, эстетикой, философской антропологией и др., входит в гуманитарный цикл современного научного знания.

Правда, тут возникает вопрос о соотношении упомянутого комплекса философских наук и философии: не превратилось ли традиционное философское системотворчество в специализированные исследования в рамках упомянутого комплекса наук и т.д.?

Разумеется, здесь нет возможности рассматривать этот вопрос в полном объёме, но необходимо осветить соотношение философии (общефилософской рефлексии) и истории философии помимо упомянутого уже объектно-дисциплинарного его аспекта.

Следует сразу же обратить внимание на различие парадигмальных форм рефлексии философской (общефилософской) и историко-философской. Если первая представляет собой рационализированное мировоззрение, которое, как особая философская разновидность мировоззренческой рефлексии не совпадает с логикой построения научного знания и представляет собой рефлексию о целом бытия, то история философии, воплощающая в себе парадигмальную форму научного (научно-философского) дисциплинарного знания с точки зрения отдельного  исследователя есть аналитическое описание фрагмента историко-философского процесса с учётом специализации исследователя.

Дивергенция этих парадигмальных форм обуславливает риск утраты историком философии внутренней связи с общефилософским (философско-мировоззренческим) дискурсом, замещения внутренней вовлечённости в философский дискурс «внешним» объектно-исследовательским к нему отношением, что соответственно сказывается на глубине понимания историком философии объекта исследования.

Поэтому для историка философии особенно важна общефилософская эрудиция, что позволит избежать если не возникновения, то, по крайней мере, широкого распространения парадокса, когда историк  философии не вполне понимает объект своих исследований, что особенно актуально в свете концепций философского дискурса, аналогичных учению М.К. Мамардашвили, утверждавшего вслед за Р. Декартом и Э. Гуссерлем, что философия может постигаться только в опыте личного усилия, разумения и риска её «возобновления», «производства» философствующим, строящим своё мировоззрение, философско-мировоззренческую систематику. В противном случае историк философии будет выступать в роли, исследователя фактов, без достаточного опыта собственной философской рефлексии.

Впрочем, не следует нигилистически относиться к такого рода исследованию, ибо именно в ходе историко-философских, источниковедческих, архивных, биографических, библиографических, филологических, историко-культурных и прочих изысканий обнаруживаются новые источники, новые биографические и др. данные.

Таким образом, оснований сомневаться в научности дисциплины истории философии не больше, чем оснований для сомнений в научности гуманитарных наук, т.е. в сущности, для скепсиса в отношении научной значимости истории философии нет никаких особых оснований.

Более значимыми представляются либо внутридисциплинарные историко-философские проблемы как методологические, так и содержательные, либо проблемы, относящиеся к профессиональному самоопределению специалиста в области философии, избирающего стезю философии, либо истории философии.

Принципиальная важность последнего разделения объясняется тем, что специализированная частно-научная историко-философская рефлексия не есть традиционный философский дискурс, ориентированный на построение определённой философской системы (систематики), соответственно, при определённых условиях профессионал в области философии может оказаться перед выбором, какую же специализацию предпочесть. Но, повторяю, это проблема индивидуальной ориентации, никак не связанная с вопросом о научном статусе дисциплины история философии.

И последнее. Иногда в среде историков философии можно  услышать мнение, что история философии и есть истинная философия. Признаться, мнение это  странное и малопонятное, т.к. в нём выражается неправомерная претензия историков философии на общефилософскую роль, ибо совершенно неясно как дисциплинарно специализированный, т.е. частнонаучный историко-философский дискурс может собой заменить философскую систематику.

Избегая чрезмерных претензий, следует признать, что история философии наряду с другими философскими дисциплинами играет свою важную и незаменимую роль, в общей системе философского знания, в которой, как уже отмечалось выделяются два уровня: 1) частно-дисциплинарный научно-философский – комплекс философских наук и 2) общефилософский – построение философско-мировоззренческих систем  (систематик) для которого дисциплины первого уровня служат полезным материалом.

Далее обратимся к рассмотрению первой группы проблем, а именно, вопросов связанных с определением предмета, методов и общей цели историко-философского исследования.

Общая цель историко-философского исследования может быть определена как эмпирическая и аналитическая реконструкция идейно-философских феноменов. Раскрывая значение этой формулировки следует в первую очередь сказать о специфике реконструкции исторического феномена. При обращении к изучению прошлого, задача исследователя не ограничивается эмпирическим, фактографическим воспроизведением исторической действительности, что впрочем, при определённых условиях само по себе может рассматриваться как важная самостоятельная задача исследования, но предусматривает также и аналитическую интерпретацию этой прошлой действительности, характеристику генезиса её основных форм, объяснение её существенных черт,  этапов трансформации (эволюции) и т.д. Именно сочетание двух указанных исследовательских императивов – эмпирической реконструкции и объяснения историко-философских феноменов и есть существо данной выше формулировки цели историко-философского исследования.

При изучении прошлого философской и общественной мысли в зависимости от конкретного аспекта исследования могут относительно преобладать различные аспекты двуединой исследовательской задачи. Так, если в распоряжении исследователей мало материалов, относящихся к творчеству какого-либо мыслителя, вопросом первостепенной важности становится выяснение возможностей более полной эмпирической реконструкции творчества упомянутого мыслителя, его биографии, контекста творчества и т.д. По мере того как будет решаться задача всё более полной эмпирической реконструкции жизни и творчества мыслителя, исследователи могут также обратиться и к аналитическому изучению предмета.

Таким образом в самой природе изучаемых историко-философских объектов и в содержании цели исследования есть основания для различения, (но не для противопоставления) эмпирического и аналитического  аспектов историко-философского исследования.

Вместе с тем, выделение двух стороны указанной центральной историко-философской задачи создаёт возможность для разрыва этих сторон исследования, хотя такой разрыв, конечно, нельзя не признать искусственным и ошибочным.

Размышления о причинах такого возможного разрыва приводят к заключению, что основаниями деформации исследовательской деятельности являются не только субъективные факторы, но и определённое общественное влияние на исследовательскую практику.

Здесь имеется в виду отсутствие права на свободу слова  и вмешательство политической власти, руководствующейся определённой официальной идеологией в научную жизнь. Примеры такого рода можно взять из недавнего советского прошлого, когда официальная коммунистическая идеология рассматривалась как истина в последней инстанции, как грандиозный догматический фонд выводов всех возможных гуманитарных исследований.

Как эти политико-идеологические императивы влияли на практику исследовательской работы, на историко-философские исследования? Поскольку любой историко-философский материал должен был даваться в сопоставлении с марксистско-ленинской философией, то те историки философии, которые не могли работать в духе официальной идеологии искали способы в максимальной мере уклониться от официоза. Надо уточнить, что сама возможность подобных маневров в более или менее заметном масштабе возникла только после эволюции советского политического режима от классического сталинского тоталитаризма к половинчатым хрущевским реформам и к непоследовательному брежневскому их отрицанию.

Одной из возможностей ухода от идеологического «теоретизирования» было ограничение работы рамками эмпирического материала. Прочно усвоенные навыки работы с эмпирическим материалом при оправданном нигилистическом отношении к идеологической схоластике и уже неоправданным забвением теоретического аспекта исследования вели к соответствующим эмпирико-центристским деформациям.

Нередко можно встретить исследователей, которые, скорее всего под влиянием навеянных позитивизмом представлений о значении факта в научном исследовании, разделяют своеобразный «культ факта» и практикуют поклонение факту как таковому. Несомненная истина, что фундамент опытных наук состоит из эмпирического материала превращается в демонстрацию узости исследовательской идеологии тогда, когда первое утверждение сопрягается с отрицанием или недооценкой необходимости осмысления фактов.

Ясно, что развитию отмеченных узких исследовательских воззрений способствовало не только широкое распространение однобокой философии эмпиризма, но и примеры неправомерной недооценки значения эмпирического материала.

Очевидно, что картина субъективных оснований упоминавшегося разрыва в исследовательском мышлении была бы неполной без указания на противоположную крайность – на фигуру «теоретика», усвоившего манеру рассуждения поверх фактов, без сколько-нибудь основательного к ним обращения, с преимущественной опорой на расхожие актуальные, например, политико-идеологические схемы. Эта позиция, хотя и содержательно иная, столь же ошибочна, как и первая.

Таким образом, для полноценного историко-философского исследования (соразмерно с его общей целью) очень важна сбалансированность двух сторон историко-философских изысканий – эмпирической и аналитической реконструкции.

Естественно, могут быть выделены как частные, так и общие историко-философские исследования. Когда предмет исследования оказывается достаточно сложным, исследовательское движение осуществляется по этапам, соответствующим изучению частей предмета исследования. Здесь важно указать на необходимость выделения различных уровней тематического описания, от макро уровня – глобальное описание историко-философского процесса (всемирная история философии) до менее крупных единиц членения объекта исследования – национальная история, эпоха, направление, отдельная философская систем, проблема и т.д.

Вместе с тем, для каждого уровня тематического описания, для каждой единицы членения объекта исследования, существенными является вопросы об эмпирической полноте охвата объекта исследования. Но, поскольку, в конечном счёте, подобно любой другой научной дисциплине, история философии ориентирована в идеале на полное постижение объекта исследования как в смысле тематической и эмпирической полноты, так и в смысле полноты аналитической реконструкции предмета исследования, то для целей исследования существенное значение имеет  не только различение в тематической и эмпирической структурах предмета исследования частей и целого, но и выделение схемы полного аналитического описания (аналитической реконструкции) объекта исследования.

Соответственно выражение «всестороннее изучение историко-философского феномена» включает и значение «полнота аналитической реконструкции историко-философского феномена», алгоритм которого будет дан ниже.

В соответствии с двуединой задачей историко-философской реконструкции методы историко-философского исследования могут быть разделены на две группы – эмпирические и аналитические. Это деление основывается на выделении преобладающего класса задач реконструкции, на решение которых ориентирован метод – либо  эмпирических, либо теоретических.

Эмпирические методы историко-философского исследования это по преимуществу методы исторических и архивных разысканий, источниковедческого анализа, биографических исследований и т.д. В составе эмпирической фазы историко-философского исследования видимо целесообразно выделить две составляющие – собственно источниковедческие разыскания и обзорное изложение основных учений мыслителя. Впрочем, обзорное изложение основных учений того или иного философа должно совмещаться с исследованием по схеме аналитической реконструкции историко-философского феномена, поскольку в противном случае будет иметь место реферативно-обзорное изложение воззрений философа, которое, прада, в целом ряде случаев может иметь самостоятельное значение. Так, общий обзор творчества философа, либо целостное освещение значимой для него проблематики вполне оправданны в рамках историко-философского исследования. Уязвимым для критики реферативный обзор становится тогда, когда он исследовательски бесполезен и дублирует имеющиеся работы.

Может быть, несколько сложнее обстоит дело с трактовкой методов аналитической реконструкции историко-философских феноменов, вследствие того, что они менее чётко определены. В связи с вопросом о методах аналитической реконструкции историко-философских феноменов значимым представляется полное аналитическое описание историко-философского феномена, поскольку целостная схема аналитической реконструкции историко-философского феномена как раз соответствует понятию полного аналитического описания историко-философского феномена.

Как известно, первые шаги исследования это рассмотрение источников и научной литературы по теме.

На эмпирическом и аналитическом этапах историко-философского исследования, при обсуждении всех выше перечисленных вопросов, естественно, учитывается имеющаяся исследовательская историко-философская литература по предмету и аргументировано обсуждаются все дискуссионные вопросы реконструкции и интерпретации творческого наследия того или иного философа.

Понятно, что историографическую часть историко-философской работы совсем необязательно дробить по фазам полного цикла историко-философского исследования (включая и эмпирическую фазу), но можно выделить в отдельный подраздел работы наряду с источниковедческим, биографическим, библиографическим и др. подразделами.

Что же собой представляет цикл аналитического  (теоретического) рассмотрения такого базового историко-философского феномена как философская система (философское учение)? Каким образом в историко-философских исследованиях принято рассматривать историко-философскую систему после того, как собран необходимый эмпирический материал для её аналитической реконструкции?

Как правило, прежде всего, рассматривается вопрос об идейных источниках и  предпосылках философского учения. Может возникнуть вопрос о различии, помимо номинального, представлений об идейных источниках и предпосылках. В виду имеются различные аналитические ракурсы.

В первом случае указывается необходимость выделения идейных образований, послуживших основанием формирования проблематики воззрений рассматриваемого мыслителя.

Во втором – речь идёт о логико-методологическом анализе, призванном выделить в структуре предпосылок учения предпосылки различных видов – ценностные, теоретические, методологические и т.д. Здесь же рассматриваются культурные влияния и социокультурный контекст идейно-философского творчества интересующего нас мыслителя.

В контексте всей этой проблематики, естественно, рассматривается и вопрос о генезисе философского учения.

Вслед за рассмотрением социокультурных, ценностных и идейно-теоретических предпосылок философского учения и вопросов его генезиса, следует рассмотрение посылок учения, т.е. собственно уже совокупности содержательных положений учения.

При этом не только выявляется содержательно-логическая композиция учения, но и выделяется аргументация каждого положения учения с целью  дальнейшей критики тогда, когда это будет уместно в соответствии с общей схемой историко-философского исследования.

Плодотворным шагом также может быть сопоставление данного философского учения с родственными, однотипными учениями для формулирования новых видовых характеристик учения, выявления его оригинальных сторон, уточнения содержательной структуры и т.д.

Необходимо также рассмотреть эволюцию учения, если она имела место.

Следующий важнейший вопрос  – о влиянии данного учения на другие идейные образования.

Наконец, наступает очередь и вопроса о теоретической оценке данного учения. Эта оценка учитывает и историческое, и современное значение учения.

Аргументированные ответы на все перечисленные выше вопросы и будут означать полную аналитическую реконструкцию историко-философского феномена.

Методологические схемы историко-философского исследования аналогичные вышеприведённой можно построить и в отношении таких понятий как «философское направление», «философская эпоха», «историко-философский процесс в целом». Но, принимая во внимание, что решение такой задачи выходит за рамки небольшой статьи, а также то, что описание вышеназванных макро уровней объекта историко-философского исследования в сравнение с рассмотренным выше историко-философским описанием представляет собой аналогичную конструкцию, здесь можно ограничиться лишь замечанием о подобии основных методологических схем.

Каким образом соотносятся рефлексия общефилософская и историко-философская? Достаточно ли формального структурного уточнения об имеющейся здесь связи целого и части? Надо указать на содержательную связь, которая должна быть определена с учётом представления об относительной самостоятельности этих идейных образований.

Важно уточнить, что здесь обсуждается не научный статус историко-философского знания, а вполне определённые аспекты предложенной выше методологической схемы историко-философского исследования. В самом деле, как бы ни определялось существо философско-мировоззренческой рефлексии, а именно, как научно-философской, или же как подобной вненаучным формам сознания (искусству, мифу и т.д.), научный статус историко-философского знания при этом остаётся бесспорным.

Действительно, идёт ли речь о философии как о знании научного типа, либо о вненаучном, история философии неизменным образом может рассматриваться как научная дисциплина, изучающая свой объект присущими ей методами. По аналогии, научный статус литературоведения, таких его разделов как теория и история литературы никоим образом не страдает оттого, что предметом изучения этой дисциплины является не научное знание ( как, к примеру, в науковедении и истории науки), а вненаучная форма сознания – литература.

Итак, то или иное решение вопроса о типологической специфике философии никак не влияет на научный статус истории философии. Именно этот момент и учитывается в выводах тех историков философии, которые считают целесообразным противопоставление бесспорной научности историко-философского дискурса, имеющего объективный предмет рассмотрения в виде совокупности текстов, биографических фактов и т.д., менее определённому для них предмету общефилософской рефлексии.

Акцентировать внимание на схеме анализа собственно философского феномена как идейного образования тем более важно, что сегодня историко-философская рефлексия развёртывается, в частности, на фоне интеллектуальной традиции советского марксизма, господствовавшей в стране на протяжении большей части ХХ века.

Разумеется, против самой методологической политики поиска объяснений историко-философских феноменов ничего возразитть нельзя.

Более того, социальное объяснение историко-философских феноменов укладывается в парадигму социологии знания и, вне всякого сомнения, способно обогатить фонд историко-философского знания. А в более широком плане следует отметить, что обогатить наше знание об историко-философских феноменах могут различные объяснительные теории. В этой связи важно избегать методологического монополизма.

Проблема и в другом, а именно, в тех искажениях, которыми сопровождалось применение метода анализа социальной детерминации историко-философских феноменов в советском марксизме. Эти искажения, по сути, приводили к своеобразному социально-политическому редукционизму в объяснении историко-философских феноменов, при котором постижению теоретико-мировоззренческого существа историко-философских феноменов уделялось явно недостаточно внимания.

В связи с анализом историко-философского дискурса нам осталось только обсудить бытующее в кругах историков философии мнение о том, что истинной философией является история философии. К такому мнению нельзя относиться иначе как к одностороннему увлечению, ибо в действительности историко-философский дискурс представляет собой один из дисциплинарных разделов философского знания.

В этой связи уместно остановиться более подробно на вопросе о соотношении знания историко-философского и общефилософского, предполагающего также и рассмотрение по существу феномена философского (общефилософского) знания.

Соответственно, вопрос о статусе философско-мировоззренческой рефлексии интересует нас отнюдь не сам по себе, а связи с указанными выше аспектами методологической проблематики историко-философского исследования.

В свете интересующего нас вопроса проблема заключается в родовой специфике философского содержания, демонстрирующего больше черт сходства либо с наукой, либо с вненаучными формами сознания.

Начать видимо следует с вопроса о существенном многообразии «формально» однородного философского знания. Действительно ли можно говорить о существовании единого в своих принципиальных основаниях философского дисциплинарного знания, или речь должна идти о многообразии, подобном многообразию мировоззрений, различных вер и т.д., т.е. о многообразии унифицированном скорее формально, номинально и институционально, нежели содержательно?

Этот вопрос действительно серьёзный повод для скептический раздумий.

Собственно говоря, проблема заключается в том, что в философии, которая трактуется здесь в общем смысле, в значении философско-мировоззренческого знания, проблема многообразия знания очевидным образом не похожа на аналогичную проблему в науке, где также отнюдь нередки случаи выдвижения различных теорий одной предметной области, приводящие порой к затяжной конкуренции между этими теориями.

Можно попытаться определить отличие феномена многообразия знания, его мультипарадигмальности в философии от аналогичной ситуации в науке путем указания на различие соотношения в философии и в науке таких компонентов дисциплинарного знания как знания широко признанного дисциплинарным научным сообществом и знания, носящего принципиально дискуссионный характер, и делящего научное сообщество на группы дискутирующие и даже полемически враждующие.

Речь идёт о различном удельном весе выделенных компонентов дисциплинарного знания в науке и философии. Если в науке знание первого типа, т.е. широко признанное в научном сообществе, относительно преобладает над знанием второго типа, носящим принципиально дискуссионный характер, то в философии по видимости – всё наоборот. И отсюда вполне правомерные вопросы, что это за наука среди представителей которой нет согласия ни относительно предмета исследования, ни относительно метода исследования, ни относительно базовых концепций и т.д.

Но дело не только во внешней (по источнику происхождения) критике философии. Существует также и позитивистская самокритика философии, инициирующая попытки растворить специфическое знание философское в сфере чисто научного.

Насколько оправданы эти оценки и попытки?

Прежде всего, необходимо сказать, что предстояние философии перед судом разума – явление вполне нормальное. Кстати, не только философия, но и наука, в сущности, в аналогичном положении. И, кстати, не столь безосновательны предположения, что любые возможные исходы этих двух «судебных процессов» могут оказаться идентичными. Но дело не только в этом. Ясно, что феномен философии не может быть закрыт для рациональной критики.

Серьёзный аргумент в пользу вышеприведённого образа философии как  лишённого интеллектуальной респектабельности идейного содержания это указание на мультипарадигмальность философского знания, на многообразие, лишённое общей предметной и теоретико-методологической основы, на дефицит концептуального согласия среди философов.

С эпохи предвозрождения, если не ранее, в произведениях европейской литературы расхожим стало пожелание найти хотя бы двух философов, которые бы могли сойтись во мнении относительно хоть одного вопроса. Иными словами, широко распространённое мнение таково, что философы спорят между собой практически обо всём, при этом под спором имеется в виду не плодотворное обсуждение предмета, но обнаружение фактически неустранимых противоречий во взглядах на предмет, метод и содержание философского дискурса.

Соответственно речь должна идти о  безысходно само противоречивом дискурсе.

В действительности всё это не так. Для философского дискурса вполне могут быть указаны общие теоретико-методологические основания. Так, можно утверждать, что большинство философов согласны с определением философского мышления как понятийного мышления. У отрицающего значимость понятийного мышления философа есть только один способ философски обосновывать недостаточность понятийного мышления, а именно, с помощью рассуждения в соответствии с принципами понятийного мышления.

По поводу принципиальных оснований метода философской рефлексии не возникает особых споров среди представителей различных рационалистических течений в философии (философия науки, неопозитивизм, аналитическая философия и т.д.).

Пожалуй, несколько особняком стоят доктрины представителей философского интуитивизма. Но и в этом нет особой проблемы, поскольку и Э. Гуссерль, и его последователи также как Н.О. Лосский и С.Л. Франк по преимуществу трактовали интуицию как интеллектуальную интуицию. По многим характеристикам интеллектуальная интуиция близка к понятийному мышлению. Кроме того, мотивы интуитивистский рассуждений у названных философов вполне ясны и поддаются разумному анализу и критике. А. Бергсон также выдвинул аргументы  в пользу тезиса о приоритете интуитивистского познания над интеллектуальным, что сформировало широкое поле для рациональной дискуссии. Характерно и то обстоятельство, что интуитивистская философия на протяжении ХХ века в значительной мере утратила свои позиции.

Таким образом, можно говорить о достаточно широком фактическом согласии философов относительно основ метода философской рефлексии.

Некоторые философы, а вслед за ними и «внешние» критики философии говорят о философии как о «поэзии метафизических понятий». Не переходя здесь к обсуждению философской проблемы метафизики, необходимо отметить, что понятийное мышление по определению подчиняется законам формально-логического мышления и движение философии, если и не всегда основывается на теоретическом разуме, но всегда с ним соизмеряется.

Но здесь, пожалуй, следует вспомнить о факте существования религиозной философии. Каким образом это направление в философии соответствует указанным стандартам научности философского знания.

Представляется, что правильный ответ на этот вопрос зависит от верного определения самого феномена религиозной философии. Что такое религиозная философия? Одно из возможных определений может заключаться в указании на то, что религиозная философия представляет собой философское (научно-философское) размышление о феномене религиозной веры, о её предметах и т.д.

Но здесь можно сразу сказать, что в приведенном определении религиозная философия отождествляется с религиоведением, т.е. наукой о религии. Естественно, что такое отождествление ошибочно, поэтому приведённое определение должно быть откорректировано указанием на то, что религиовед в качестве исследователя только изучает средствами своей научной дисциплины предметную область религии, в то время как религиозный философ стремиться привести верифицируемые аргументы в пользу религии, религиозной практики и т.д., что, разумеется, никак не отменяет признания иррационального существа веры.

Здесь, правда, может быть задан вопрос о существовании теоретических оснований для рациональной аргументации в пользу религии. Фактически парадигму такого рода аргументации предложил ещё Вольтер, использовав аргументы практического плана – политические, социальные, этические, психологические и т.д.

Таким образом, по идее религиозный философ в качестве философа использует отнюдь не всецело религиозно-метафизическую аргументацию, но ту, которая вполне рационально проверяема.

В отличие от учёного-религиоведа религиозный философ занят не столько аналитическим изучением религии, сколько разработкой аргументов в её пользу, рационально-философским содействием усилению позиций религии.

Другое дело, что авторы религиозно-философских произведений нередко совмещают роли религиозного философа и богослова (теолога). Поясним, что в отличие от религиозного философа, полемизирующего на поприще светского научно-философского знания в защиту религии, богослов выступает в роли систематизатора догматики вероучения (религиозного знания), заимствуя у светского научного знания только форму научной дисциплины и формально-логический метод для предметно-тематического и логического упорядочивания содержания религиозных доктрин.

Можно даже утверждать, что в любой фактически существующей религиозной философии исследователь обнаруживает не один класс суждений, а именно тот, о котором шла речь выше, т.е. рациональные суждения о пользе религии, но два класса суждений, во второй входят суждения религиозно-метафизического и теолого-догматического плана. Естественно, что и рассматриваются эти два класса суждений в философской рефлексии различным образом. Бесспорно, что религиозный философ может вести себя непоследовательно и выступать в роли богослова. Но это уже вопрос к конкретному автору, а не вопрос о дисциплинарной границе.

Аналогичным образом, т.е. не столь безнадёжно как представляется на первый взгляд, в философии обстоит дело и с трактовкой предмета исследования. За внешним разнообразием различных формул предмета исследования прослеживается общность смыслового ядра – значительная часть философов признают, что общим предметом философского исследования является категория бытия в значении совокупности реальности как целого. Философское представление о целом, бытии выражается в полностью развёрнутой систематике философско-мировоззренческого знания.

Всякая философская рефлексия, если она философски аутентична, есть рефлексия о целом или находится в эксплицитной связи с целым. Но возможно и замещение, в ходе которого происходит переориентация с рефлексии о целом на способ полагания целого, присущий обычному сознанию в его просвещённом варианте, в сочетании с переориентацией на дисциплинарный вариант философской рефлексии – историко-философский, этический, эстетический  и т.д. по модели гуманитурного частнонаучного знания.

 

Высказанные соображения о концептуально-методологическом единстве философского знания позволяют говорить о дискуссиях в философии, а не о бесконечном иррациональном, если так можно выразиться, «скандале» разнообразия в философии.

В связи с определённым акцентированием черт научности философского знания правомерным представляется вопрос о возможности «растворения» философии в имеющемся (и формирующемся) научном дисциплинарном знании. Например, можно утверждать, что предмет философии человека относится к компетенции психологии, социальной философии к теоретической социологии, философии культуры – культурологии, философии политики к политологии, гносеологии к методологическому разделу науковедения, эстетики к теоретическому разделу искусствознания, истории философии к истории науки  и т.д.

Впрочем, относительно всех разделов философского знания нельзя ставить вопрос о дублировании философского и научного знания, ибо такие дисциплины как гносеология, онтология, этика не имеют «внефилософского» научного аналога, но с этим обстоятельством можно было бы смириться, признав за этими дисциплинами, вслед за логикой возможность превращения в самостоятельные научные дисциплины.

Есть и другое, менее радикальное предложение по «сближению» философского и научного знания, а именно, наделение философии функцией синтеза научного знания в научную картину мира. Кстати говоря, нельзя не признать, что в случае полной и одновременной реализации обоих названных предложений никакого ущерба философскому знанию не было бы нанесено, поскольку содержание философского знания полностью было бы воспроизведено в содержании отдельных научных дисциплин, а синтез этих научных дисциплинарных знаний в глобальную научную картину бытия полностью бы соответствовал идее философского описания бытия.

Возможно, что в будущем такое сближение философского и научного знания произойдёт, но в наши дни философия существует в составе знания как самостоятельная дисциплина, имеющая свой предмет исследования.

Несмотря на то, что философия имеет много черт сходства с научным знанием, у философии есть свой предмет познания, несводимый к предметам других научных дисциплин – это мир в целом или бытие. Основание для выделения такого предмета исследования это присущее разумному человеку стремление к универсальному осмыслению миро бытия, заставляющее философа, по словам Канта, задумываться и о звёздном небе над головой и об идеальном законе в нас, и, добавим, о возможности такого сочетания.

Таким образом, у нас нет никаких серьёзных оснований для поддержки скептических заключений относительно теоретических возможностей общефилософской рефлексии, а также для признания целесообразной экстраполяции скептических заключений в сферу историко-философского дискурса.

В то же время отметим, что столь же неправомерными как и выше отвергнутые, являются разделяемые некоторыми философами и историками философии выводы о целесообразности противопоставления бесспорной научности историко-философского дискурса, имеющего объективный предмет рассмотрения в виде совокупности текстов, биографических фактов и т.д., «туманному» предмету общефилософской рефлексии. Суждения последнего рода могут рождаться в головах лишь тех философов и историков философии, которые разочаровались в возможностях общефилософской рефлексии.

Кратко обрисованная достаточно оптимистическая картина положения дел в сфере философского знания вовсе не означает полного отсутствия каких-либо проблем.

Применительно к философскому знанию можно говорить о широко распространенном сегодня нарушении адекватной композиции философского знания, когда в структуре знания на первом плане оказываются либо его модернизированные фрагменты, не складывающиеся в целое философско-мировоззренческого знания, либо в противовес этой тенденции предпринимается попытка возродить безнадёжно устаревшие формы философской мысли.

Кроме того, если говорить о философии в связи с актуальными проблемами нашей страны, то можно сказать и о том, что философы наряду с другими представителями гуманитарного знания недостаточно влияют на интеллектуальную жизнь страны, уступая в этом отношении как представителям точных наук, так и (даже в большей мере) других сфер общественного сознания.

Наиболее яркий пример связан с затяжными кризисными явлениями в обществе, которые в немалой степени объясняется неспособностью научной гуманитарной элиты страны разработать программу продуктивной политики и стратегии для общества.

Другая проблема – это общее падение авторитета научного знания в обществе, и связанная с этим активизация носителей вненаучных форм сознания. Впрочем,  необходимо уточнить, что указанный феномен падения авторитета научного знания в современном мире может истолковываться различным образом. Так, здесь может идти речь о рациональной самокритике научного знания, заключающейся в отказе от абсолютистских притязаний науки и от несбыточных ожиданий, которые связывались с прогрессом научного и технического знания и т.п., либо о таком падении авторитета науки в современном мире, которое может существенно содействовать смене господствующего сегодня типа цивилизации.

Можно указать и на иные проблемы как внутри философские, так и из области взаимоотношения философии и общества. Но, говоря о проблемах принципиально важно помнить, что указание на проблемы не есть нечто самодостаточное, но и заявление о необходимости их решения, и призыв к поискам конкретных путей их решения.

Нужно подчеркнуть, что в решении указанных задач подразумевается участие не только философов, но и представителей гуманитарных наук. Что же касается вклада собственно философии, то здесь следует особое внимание обратить на роль философии в мировоззренческой сфере жизни общества.


Библиографический список
  1. Абрамов А. И., Коваленко А. В. Историко-философская преемственность в русской философской мысли XVIII века // Философская и социологическая мысль. Киев, 1989. № 6. С.49-61.
  2. Ванчугов В. В. Очерк истории философии «самобытно-русской». М., 1994.
  3. Каменский З. А. О понятиях «метод историко-философского исследования» и «рациональная реконструкция историко-философского процесса»: Императивно-целевая концепция методологии историко-философского исследования // Историко-философский ежегодник, 2001.- М.: Наука, 2003.- С.135-143.
  4. Каменский З. А. История философии как наука./ Отв. ред. В. М. Богуславский; РАН. Ин-т философии. М., 1992.-123 с.
  5. Мамардашвили М. К. К проблеме метода истории философии // Вопросы философии. 1965.№ 5.
  6. Мотрошилова, Н. В. Рождение и развитие философских идей. — М., 1991.
  7. Ойзерман Т. И. Философия как история философии. СПб., 1999.-447 с.
  8. Соколов В. В. История философии и формализация // Философские науки. 1988. № 10.С.33-40.
  9. Соловьев Э. Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования // Вопросы философии. 1981 № 7,9.
  10. Солопова М.А. Выявляя стереотипы в историко-философских исследованиях вообще и антиковедении в частности // Философия в диалоге культур: материалы Всемирного дня философии. М.: Прогресс-Традиция. 2010. С. 184–205.


Все статьи автора «Бажов Сергей Иванович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: