Вводные замечания

Некоммерческие организации (НКО) – это динамично развивающийся институт современного российского общества. На сегодняшний день в России зарегистрировано 226,5 тыс. различных некоммерческих организаций, из которых 138,2 тыс.¹ – это общественные организации, фонды, движения, а также некоммерческие партнерства и ассоциации общественных объединений [1].

Количество незарегистрированных общественных инициатив не поддается подсчёту, и такой формат становится всё более популярным в самых различных сферах деятельности – от благотворительности до научно-прикладных исследований. Каждый третий взрослый житель страны индивидуально участвует в добровольческой деятельности [2].

На протяжении последних десятилетий некоммерческий сектор в России интенсивно развивается и профессионализируется (что соответствует тенденциям в других странах [4; 6]). И не смотря на жёсткие рамки государственного регулирования (особенно в последние четыре-пять лет), он уже сегодня играет существенную роль в сферах социальной поддержки, экологии, правозащиты, образования и прочих.

В 2011 году занятость в российском некоммерческом секторе составляла 1,1% экономически активного населения [3]. Этот показатель существенно ниже, чем в таких странах, как Израиль (11,2%), Австрия (8,5%) или США (7,7%) [4], однако вполне сопоставим с другими посткоммунистическими странами Восточной Европы [5].

В связи с этим представляет интерес изучение специфики занятости в НКО, мотивации и перспектив тех, кто выбирает такую карьеру. В исследованиях российского некоммерческого сектора последних лет представлен анализ структурных характеристик и институциональной среды [3; 7], социально-демографических характеристик, мотивации и ценностей сотрудников и добровольцев НКО [5].

Авторское исследование дополняет имеющуюся картину данными о бассейнах рекрутирования в некоммерческий сектор, т.е. о тех социальных группах, которые являются основными «поставщиками» сотрудников в НКО.

Методологический комментарий

Эмпирической базой исследования являются нарративные профессионально-биографические интервью с представителями российского некоммерческого сектора (n=34; женщины – 24, мужчины – 10; возрастной разброс от 27 до 80 лет). Для сбора данных использовалась интенсивная выборка, то есть отбирались информационно богатые случаи.

Отсюда основным критерием формирования выборки был возраст респондентов: предпочтение отдавалось людям старшего среднего и пенсионного возраста, профессиональную биографию которых можно оценить как состоявшуюся. Дополнительно в выборку были включены более молодые участники от 27 до 35 лет (n=4), что при анализе позволило отразить различия и сходства разных поколений занятых в НКО.

Вторым критерием формирования выборки была географическая принадлежность респондентов. Для того, чтобы избежать смещения в сторону столичных городов с более развитым некоммерческим сектором, целенаправленно подбирались респонденты из российских регионов. В итоге данные охватили, помимо Москвы и Санкт-Петербурга, такие города, как Барнаул, Екатеринбург, Кемерово, Нижний Новгород, Нижний Тагил, Петропавловск-Камчатский, Саратов, Ярославль.

Наконец, третьим критерием формирования выборки был тип организации труда и структура финансирования НКО, с которой (в прошлом или настоящем) были аффилированы респонденты. В итоговой выборке представлены независимые низовые локальные группы, окологосударственные общественные структуры и независимые профессионализированные экспертные организации, а по сферам деятельности – организации правозащитного, социального и рекреационного плана.

При отборе респондентов учитывался любой опыт работы в некоммерческой сфере, безотносительно продолжительности и срока давности. Тем не менее, на момент интервью только двое респондентов не работали в НКО.

Анализ проводился путём открытого и осевого кодирования по методу обоснованной теории [8; 9] с помощью компьютерной программы ATLAS.ti. Это позволило в обширном массиве качественных данных выделить сквозные темы, одна из которых отражает источники социальной мобильности (или бассейны рекрутирования) в российский некоммерческий сектор.

«У меня были планы заниматься наукой и преподаванием…»: рекрутирование в НКО из образовательно-академической среды

Первым и основным бассейном рекрутирования в российский некоммерческий сектор является образовательно-академическая среда. Многие респонденты окончили аспирантуру (часто в гуманитарно-педагогических ВУЗах), имели опыт работы в образовательных учреждениях различного уровня или в научно-исследовательских институтах различного профиля. Это характерно для респондентов разных поколений, что указывает на сохранение актуальности данного бассейна рекрутирования на протяжении длительного времени.

Социально-профессиональная мобильность из образовательно-академической среды в некоммерческий сектор в период Перестройки и в первые постсоветские годы была во многом связана с активизацией различных общественных движений:

«…В 1988-1989 годах …по всей стране начали создаваться “Мемориалы”²; …на этой волне и мы [на базе объединения молодых историков] решили создать “Мемориал”…» (муж., 1952 год рожд.)

«…После начала 1990-х годов НИИ стал для меня рутиной, и когда началось женское движение, я как-то больше в нём начала “крутиться”…» (жен., 1957 год рожд.)

Немаловажным мотивом социальной мобильности являлись и финансовые сложности в сфере образования и науки в тот период:

«…В те годы зарплата в НИИ была до такой степени ничтожной… А в НКО на тот момент я зарабатывала приличные деньги…» (жен., 1957 год рожд.)

«…Я работал в своём НИИ, но там закончились деньги, заказы… И я, как и большинство людей моего поколения, искал что-то ещё. И попал я в [только что созданную НКО]…» (муж., 1959 год рожд.)

В целом, совмещение академической или преподавательской карьеры с работой в НКО является типичной практикой. Тем не менее, в определённый момент некоторым респондентам пришлось делать выбор в пользу некоммерческого сектора:

«…Я всё больше и больше занимался [работой в НКО] и в какой-то момент обнаружил, что де-факто я уже работаю [не в НИИ, а в НКО]…» (муж., 1959 год рожд.)

«…[Уйти с кафедры] было довольно сложное решение, потому что это предполагало уход из профессии, но было нужно выбирать, и я выбрала некоммерческую сферу…» (жен., 1972 год рожд.)

Нужно отметить, что в 2000-е годы мотивация выбора некоммерческой деятельности работниками образовательно-академической среды содержательно изменилась. В данный период такую карьерную траекторию можно идентифицировать как протестную реакцию на стандартизацию и тенденциозность, а также стремление к реализации проактивной профессиональной позиции:

«…В начало 1990-х годов в образовании был очень бурный рост инноватики: применялись новые методики, создавались новые школы… И вот в конце 1990-х годов начали всё это сокращать, стандартизировать этот процесс. А я к тому времени уже заразилась идеей развития, и мне стало тесно в системе образования…» (жен., 1965 год рожд.)

«…[В середине 2000-х] я решил не продолжать академическую практику в стенах университета, потому что изоляционистская позиция меня не устраивала. Пришло понимание, что я должен заниматься социальной работой, а не академическими исследованиями, потому что это сейчас важнее…» (муж., 1983 год рожд.)

«…В 2009 году я ушёл из преподавания, из науки… У меня возникло ощущение бесперспективности этой деятельности: то, что мне было интересно, не было интересно больше никому […] Появился внутренний кризис по поводу востребованности того, чем я занимаюсь – не только в науке, но и в образовании: стало понятно, что система движется совсем не в ту сторону, …возвращается на какие-то “советские” рельсы…» (муж., 1974 год рожд.)

В целом, полученные данные о специфике рекрутирования в российский некоммерческий сектор из образовательно-академической среды соотносятся с результатами других исследований. Так, ранее было показано, что в работу российских НКО (как по найму, так и в качестве добровольцев) наиболее активно вовлекаются люди именно с высшим образованием [5].

Важно ещё раз подчеркнуть сохранение актуальности данного бассейна рекрутирования на протяжении длительного (более трёх десятков лет) периода времени, не смотря на трансформацию мотивов такой социальной мобильности.

«Где-то внутри меня сидел общественный темперамент…»: рекрутирование в НКО из среды общественных активистов и добровольцев

Стремление к проактивности ещё более ярко выражено в случае со вторым бассейном рекрутирования в российский некоммерческий сектор – средой общественных активистов и добровольцев.

Данные исследования показали, что опыт общественного активизма в самых разнообразных формах был характерен для занятых в НКО также вне зависимости от возраста. Для старшего поколения это было участие в работе комсомола (среди респондентов были бывшие комсорги и секретари комсомольских организаций различного уровня) или профсоюзов, для более молодых – участие в советах школ и вузов, студенческих инициативах:

«…Я была секретарём комсомольской организации школы, и очень серьёзно относилась к своей работе, к комсомолу. Не с политической, а с человеческой точки зрения….» (жен., 1972 год рожд.)

«…Я работал в школе и был председателем профсоюзной организации школы, и даже членом райкома профсоюза работников образования. Это была общественная нагрузка…» (муж., 1974 год рожд.)

«…У нас в школе был союз старшеклассников, мы занимались программами по здоровому образу жизни, по экологии….» (муж., 1983 год рожд.)

Ещё один пример общественного активизма – это добровольчество в социальной сфере, не редко связанное и с религиозным служением:

«…Когда я училась в десятом классе, я впервые попала в детдом […] Все последующие пять лет, которые я училась университете, я продолжала приходить к этим детям…» (жен., 1972 год рожд.)

«…Я православный человек. И очень долгое время, с 2002 года, я занималась добрыми делами, помогала кому-то: …волонтёрила в сестричестве, помогала бабушкам, женщинам… И когда мне предложили возглавить НКО, [я согласилась]» (жен., 1979 год рожд.)

Другой частный пример – общественная деятельность, связанная с национальными историко-культурными программами:

«…В 1980-х годах я участвовал в еврейской “полуподпольной” деятельности […] Преподавал евреям. У нас была группа, ездившая по местам и собиравшая сведения о Холокосте… И в какой-то момент я оказался одним из людей, которые имели хоть какую-то историю [в еврейской общине города]… И попал я в [только что созданную еврейскую НКО] как “связной” с местной еврейской общиной…» (муж., 1959 год рожд.)

Особняком стоит т.н. профессиональное добровольчество – безвозмездное участие в работе НКО в качестве специалиста, обладающего определёнными знаниями и навыками. Подобный опыт также мог стать «ступенькой» при передвижении, в частности, из научно-исследовательской сферы в некоммерческую:

«…В студенческие годы …я участвовал в разработке проектов для подачи на гранты, помогал описывать проекты…, т.е. конкретной работой не занимался, но вот так – помогал…» (муж., 1983 год рожд.)

«…У меня некоммерческий сектор был сначала как хобби – я помогала писать гранты, заявки, или искать какую-то информацию, писать отчеты по грантам, переводить это на английский, писать рекламные листовки, сайт создавать для НКО. Вот такую работу я делала где-то в течение трёх лет…» (жен., 1974 год рожд.)

Наконец, тенденцией последних лет можно назвать корпоративное (по месту работы) добровольчество, которое может определять траекторию движения из бизнес-среды в некоммерческую сферу:

«…У меня денег было много, карьера развивалась здорово, а вокруг был такой ад – это был рубеж 2007-2008 годов, когда всё было так мрачно… И хотелось как-то это сбалансировать, что-то сделать, помочь кому-то […] И мы придумали заниматься шефством над детским домом. Сначала привозили подарки…, потом придумали отвозить [ребят на экскурсии]. Потом возникла идея индивидуально помочь ребятам встать на ноги, и для этого мы придумали концепцию благотворительного фонда…» (муж., 1981 год рожд.)

В связи с данным бассейном рекрутирования важно подчеркнуть значимость гуманистической и деятельностной мотивации социальной мобильности. Зарубежные исследования, проводившиеся среди занятых в некоммерческом секторе, указывают на сходные тенденции. В частности, показано, что выбор карьеры в НКО обусловлен особыми стимулами, отличающимися от мотивации работников государственного и частного секторов [10; 11]. НКО привлекают тех, кто стремиться сделать что-то полезное для общества [12; 13], ценит самостоятельность и инициативность в работе [14; 15] больше, чем финансовое благополучие и карьерные перспективы [16].

«Мы друг дружку узнали и сплотились…»: рекрутирование в НКО из среды людей, находящихся на периферии социальной системы

Наконец, третьим и чрезвычайно важным бассейном рекрутирования в российские НКО является среда людей, «вытолкнутых» на периферию социальной системы. Это люди, которые в силу тех или иных причин имеют ограниченный доступ к общественным благам (в т.ч. для решения своей личной проблемы) и в большей или меньшей степени являются социально исключёнными.

Даже среди исследованных профессиональных биографий оказался представлен широкий спектр разнообразных личных историй, обусловивших мобильность в НКО. Это и родители, которые столкнулись с наркозависимостью своих детей и не нашли помощи; и человек, имеющий долгий путь преодоления собственной зависимости от алкоголя; и родственники военнослужащего, получившего серьёзную травму во время военных действий и не получившие ни компенсации, ни должного лечения; и служащий силовой системы, вышедший на пенсию в 45 лет и чувствующий необходимость применения своего опыта; и семьи, которые стали вынужденными переселенцами в начале 1990-х годов; и человек, освободившийся из мест лишения свободы и испытывающий сложности в социальной адаптации…:

«…[С НКО] меня связала семейная история: 25 лет тому назад мой брат сильно пострадал в армии и вернулся с инсультом речи. Отец стал искать возможности лечения, начал заниматься реабилитацией […], нашёл единомышленников […] Потом они объединились и стали работать как инициативная группа, а в дальнейшем зарегистрировали НКО… Я сначала волонтёрила у них, …а потом мы начали сотрудничать на постоянной основе…» (жен., 1977 год рожд.)

«…Это был 1994 год. Мы переехали из Узбекистана коллективно: несколько семей… Мы создали свою организацию, которая так и называлась “Вынужденные переселенцы”. С 1996 года мы помогали людям: делали опросы – как люди адаптируются, какие у них есть проблемы и т.д., помогали оформлять документы…, достаточно плотно работали с миграционной службой. Официально мы зарегистрировались в 1998 году…» (жен., 1965 год рожд.)

«…Наркотики?! У меня в доме?! Куда бежать, не знаю. Бежать не к кому, никто ничего не знает… Шёл 1990-ый год […] Потом на базе наркологической больницы появилась первая группа для родителей, и мы туда ходили […] И там я случайно попала на семинар по менеджменту. Ведущий нам говорит: “А что вы, родители, не объединитесь?” И было расписано как нам, родителям, объединится, список ориентировочных вопросов. И мы на эти вопросы начали отвечать, и оказалось, что у нас одни и те же желания… И мы решили сделать свою собственную организацию…» (жен., 1949 год рожд.)

В других сферах подобные травмирующие жизненные обстоятельства, как правило, препятствуют индивидуальной мобильности. Однако в некоммерческом секторе они, напротив, становятся её ключевыми двигателями. Специфический жизненный опыт трансформируется из ограничения в ресурс, который затем вкладывается в развитие общественной инициативной группы и/или низовой НКО, а также определяет восходящую социальную мобильность внутри некоммерческого сектора. Именно так появились многие низовые общественные инициативы в России в 1990-х – начале 2000-х годов [17].

В целом, актуальность данного бассейна рекрутирования в НКО соотносится с результатами зарубежных исследований, подчёркивающих роль некоммерческой сферы как площадки для защиты интересов [18] и развития лидерского и гражданского потенциала [19].

Заключение

Исследование показало наличие трёх основных бассейнов рекрутирования в российский некоммерческий сектор – образовательно-академическая среда, среда общественных активистов и добровольцев, среда людей, «вытолкнутых» на периферию социальной системы. Они характеризуются достаточной устойчивостью (сохраняют свою актуальность на протяжении последних 30-35 лет), а также могут в некоторой степени пересекаться между собой (особенно первый и второй).

Важно подчеркнуть сходство мотивации социальной мобильности вне зависимости от того, о каком именно бассейне рекрутирования идёт речь. За исключением постперестроечного периода российской истории, когда важной мотивацией было смягчение сложностей материального порядка, значимыми движущими факторами являются стремление реализовать проактивную жизненную позицию и внести свой вклад в развитие общественного блага. Вопрос мотивации лишь вскользь показан в данной статье, и требует более детальной проработки.

Вероятно, в ближайшие годы рассмотренные бассейны рекрутирования могут пополниться другими – в частности, в связи с появлением в ВУЗах программ подготовки будущих сотрудников НКО, а также с усиливающейся благодаря различным законодательным инициативам переориентацией НКО на реализацию социальных услуг. Например, уже на анализируемых исследовательских данных можно отметить наращивание рекрутингового потенциала такого бассейна, как государственные организации, в том числе общественные структуры при них.

1. Информация о зарегистрированных некоммерческих организациях // Информационный портал Министерства юстиции Российской Федерации. URL: http://unro.minjust.ru/NKOs.aspx (дата посещения 16.04.2016).
2. Мерсиянова И. Вовлечённость россиян в добровольчество // Информационно-аналитический бюллетень о развитии некоммерческого сектора и гражданского общества в РФ НИУ ВШЭ. Тема номера: «Добровольчество: Россия в мировом волонтёрском движении». 2015.№4 (8). С. 6-10.
3. Гражданское общество в модернизирующейся России: аналитический доклад Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ ВШЭ / Отв. ред. Л.И. Якобсон, И.В. Мерсиянова, О.Н. Кононыхина и др. М: НИУ ВШЭ, 2011.
4. Salamon L. M., Sokolowski S. W., Haddock M.A., Tice H. S. The state of global civil society and volunteering: Latest findings from the implementation of the UN nonprofit handbook. Working paper No. 49. Baltimore: Johns Hopkins Center for Civil Society Studies, 2012. 16 p.
5. Мерсиянова И.В. Социальная база российского гражданского общества // Общественные науки и современность. 2009. № 4. С. 35–45.
6. UK Civil Society Almanac 2015 / The National Council for Voluntary Organisations. URL: https://data.ncvo.org.uk/almanac15/ (датапосещения 10.04.2016).
7. Фрелих К. Балансирование на грани: российские НГО по работе с инвалидами между иностранными спонсорами и внутренней политикой // Журнал исследований социальной политики. 2010. Т. 8, № 2. С. 165–184.
8. Страусс А., Корбин Дж. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники. М, 2007. 256 с.
9. Charmaz K. Constructing grounded theory: A practical guide through qualitative analysis. Sage Publication, 2006. 222 p.
10. Park S.M., Word J. Serving the mission: Organizational antecedents and social consequences of job choice motivation in the nonprofit sector // International review of public administration. 2012. Vol. 17, No 3. Pp. 169–206.
11. Chen C.A., Bozeman B. Understanding public and nonprofit managers’ motivation through the lens of self-determination theory // Public management review. 2013. Vol. 15, No 4.Pp. 584–607.
12. Leete L. Whither the nonprofit wage differential? Estimates from the 1990 census // Journal of labor economics. 2001. Vol. 19, No 1. Pp. 136–170.
13. Mann G.A. A motive to serve: Public service motivation in human resource management and the role of psm in the nonprofit sector // Public personnel management. 2006. Vol. 35, No 1. Pp. 33–48.
14. Lee Y., Wilkins V.M. More similarities or more differences? Comparing public and nonprofit managers’ job motivations // Public administration review. 2011. Vol. 71, No 1. Pp. 45–56.
15. LeRoux K., Feeney M.K. Factors attracting individuals to nonprofit management over public and private sector management // Nonprofit management and leadership. 2013. Vol. 24, No 1. Pp. 43–62.
16. Light P.C. The content of their character: the state of the nonprofit workforce // The nonprofit quarterly. 2002. Vol. 9, No3. Pp. 6–16.
17. Яковлева А.А. Общественные инициативы в сфере контроля девиантности как современный социальный институт // Петербургская социология сегодня. 2013. Т. 1. С. 127-145.
18. Kimberlin S.E. Advocacy by nonprofits: Roles and practices of core advocacy organizations and direct service agencies // Journal of policy practice. 2010. Vol. 9, no 3-4. Pp. 164–182.
19. Salamon L.M., Hems L.C., Chinnock K. The nonprofit sector: For what and for whom? Working papers of the Johns Hopkins Comparative Nonprofit sector project. 2000, No. 37. 34 p.

Все статьи автора «Яковлева Анна Александровна»