Впервые об игре как первичном свойстве сознания человека говорит Ж.Лакан. Находясь в русле этой проблематики, он первым попытался структурировать человеческое сознание, вводя идею текстуализации бессознательного. Рассматривая «сон как текст», Лакан пишет: «Бессознательное является целостной структурой языка, а работа сновидений следует законам означающего». Продолжая идею Ж.Деррида о произвольных отношениях внутри знака, он замечает: «Сновидение подобно игре в шарады, в которой зрителям предлагается догадаться о значении слова или выражения на основе разыгрываемой немой сцены» [1-32]. Эти внутризнаковые отношения означаемого с означающим уподобляют игре не только сон, но и взаимодействие сознания с бессознательным: «… и игра, и сон действуют в условиях таксемического материала для репрезентации таких логических способов артикуляции как каузальность, противоречие, гипотеза и др., и доказывают, что они являются формой письма…». Означающее, в роли которого выступает сознание, не репрезентирует означаемое бессознательное, оно находится в «непрекращающемся ускользании». Эта идея скользящего означающего предполагает, что текстуализированное сознание представляет собой игру одних означающих в отрыве от означаемого.

Таким образом, Ж. Лакан представил субъективность как лингвистический продукт, где человек, чтобы реализовать себя должен расщепиться на реальное, символическое и воображаемое.

Это представление об обществе как гетерогенной совокупности языковых игр и словарей повлекло за собой невозможность описать современное состояние как «строго упорядоченное». Поворот к новым структурам и отношениям вызвал потребность и в методологическом обновлении. Постмодернистская методология не претендует на роль новой науки. Фактом своего существования она призвана формировать постмодернистское жизненное пространство. Соответственно, строится она на экзистенциальной установке, которая выделяет в социальном мире лишь один тип объектов – события. Предполагается, что общественная реальность существует не как предметная данность, но как совокупность значимостей. Здесь все наличествует лишь постольку, поскольку «вписывает» себя – фактом своего существования – в реальность, оставляя в ней «следы».

Я.У. Астафьев в связи с этим говорит о присущей классической ситуации фигуре серьезного творца-демиурга и приходящей ей на смену фигуре творца-художника, творца артиста, делающего ставку на игру. Поэтому постмодернистской ситуации наиболее адекватна фигура артиста, который может иметь дело лишь с «фикциональной реальностью» культуры, так как она доступна свободному перекодированию и плюрализации. Натуральному бытию, как известно, присуща склонность существования ограничивать свободу, которую теоретик А.Арто назвал «неумолимостью-жестокостью». Жестокостью и неумолимостью неизменно обладает все то, что серьезно и нефикционально.

Этимологически представление о серьезности связано с понятием «весомости вещества», его нахождением во власти земного притяжения. По контрасту с серьезностью мыслится образ субъекта, имеющего дело с легкими, невесомыми объектами культуры, обращение к которым осуществляется через особый прием, названный В.Шкловским «остранением». Игра в качестве нового способа познания мира существенно изменяет методологию в постсовременной ситуации. Хотя постмодернистский исследователь «играет в игры», это вовсе не значит, что он лишь использует игровые методы в качестве второстепенных средств. Он не ищет аутентичности и не постигает истину, так как они упразднены.  Он играет для того, чтобы расширить своими действиями игровое пространство в мире. Я.У.Астафьев увидел в этой самоцельности и самоценности игры глубокую социально-политическую ценность, проявляются, по его мнению в двух аспектах. Во-первых: «Чем больше количество людей будет «играть», тем в большей мере будет воспроизводиться соответствующий способ существования и тем в большей степени наша жизнь должна освобождаться от внешних принуждений, груза устаревших стереотипов» [33-48].

Кроме этого либертатного смысла игры как способа познания мира выделяется еще одно его значение. Воспроизводя в игровом, то есть творческом поведении  сугубо «бесцельные» и свободные акты, исследователь постмодернист ориентирует мир на переизбыток витальности. Эта установка противостоит более привычному для нас дефицитарному сознанию, формирующему дефицитарную систему отношений.

Применительно к теории и практике постмодернистский метод проявляет себя в широком комбинировании самых разнообразных методик и приемов при анализе какого-либо явлений, что зачастую создает эффект коллажа, эклектичности, случайного сочетания разнообразных конструкций. При этом единственным способом легитимации утверждений исследователя может быть только отнесение их на счет «привилегированного артистического действия». А целью постмодернистского исследования является «наслаждение высшей свободой творческой игры в действительность не «натуральную», а находящуюся в снятом, духовно преображенном виде» [49-51].

Игра как методологическая установка является лишь отражением более щирокого ее понимания в качестве жизненной стратегии, единственно адекватной постсовременной ситуации. Вполне понятно, что изменившиеся представления о мире: он видится теперь неупорядоченным, непредсказуемым, ненадежным, недерминированным, – заставили  человека искать новые формы поведения в нем.

З. Бауман, сравнивая две эпохи – модерна и постмодерна, –  указывает на то, что для первого в большей степени было характерно представление о жизни как пути или целенаправленном развитии, продвижении, приближении к цели. Это представление легитимировало идею проекта, на которой было основано представление о прогрессе. Знаком постмодерна, в отличие от модерна, становится не «путь» / «дорога», а «сад расходящихся тропок» (см.  одноименную новеллу Х.Л.Борхеса). З. Бауман пишет по этому поводу следующее: «Правила жизненной игры, в которую играют потребители эпохи постмодерна, постоянно меняются. Поэтому в игре разумно придерживаться стратегии ведения коротких партий, а, следовательно, всю жизнь с ее гигантскими всеохватывающими ставками разумно разбить на серию коротких ограниченных партий…» [52-58]. Метафорами жизненной стратегии постмодерна, основанной на неприятии всякой привязанности и фиксированности, становится ранее маргинальные формы поведения, которые теперь практикует большинство в основное время своей жизни и в местах, расположенных в центре жизненного мира. Это – жизненные стили фланера, бродяги, туриста и игрока, взаимопроникающие и взаимопересекающиеся в своей склонности придавать человеческим отношениям фрагментарность и прерывность.

Игра стремится отменить время во всех формах, кроме одной – простого собрания, неупоряченной секвенции моментов настоящего, то есть в форме длительного настоящего. Разъятое и переставшее быть вектором время, в свою очередь, больше не структурирует пространство. В игре нет ни «вперед», ни «назад» – здесь ценится умение не стоять на месте. И потому, естественным и закономерным оказывается устранение линейности и прогресса. Культурный герой постмодерна не наступает на мир в стремлении познать и подчинить его, а отступает, защищаясь и играя с ним. Это самым непредсказуемым образом связано с постсовременным представлением о мире как ризоме лабиринте. Ведь лабиринт моделирует не только свойства бытия как игрового «поля воз­можностей», но и поведение игрока в этом поле. Так А. Махов считает, что так же, как поведение в лабиринте не может иметь достаточного рационального обоснования, так и поведение игрока «повинуется» закону недостаточного ос­нования»: решительность, с которой игрок делает свой ход, – мнимая, ибо воз­можности игры до конца не просчитываемы и, если не совсем «слепы» и оди­наковы, то всё же теряются где-то во мраке. В сущности, за внешней точно­стью, быстротой, уверенностью движений игрока – всё то же нерешительное (или мнимо-решительное) блуждание по лабиринту возможностей».  Подчиняясь правилам постмодернистской игры (одним из которых является отсутствие чётких правил), человек «теряется» в ней, как в лабиринте.

Фигура игрока является крайним проявлением боязни фиксации и при­вязанности как основного постмодернистского настроения. Основой жизненной стратегии играющего героя эпохи постмодерна можно считать интенцию к полной непредсказуемости и неконтролируемости отношений с миром. «Иг­рок» живёт в мягком и уклончивом мире, который сам играет с человеком, предлагая ему одновременно разные ходы в партии его жизни. Жизнь игрока лишена  жёсткой и одномерной направленности, она  представляет собой  череду игр, каждая из которых состоит из особых конвенций и образует отдель­ную «область смысла». Игра как образ жизни дробит последнюю на множест­во маленьких универсумов, замкнутых и самодостаточных, имеющих своё на­чало и свой конец. При этом для игрока важно соблюсти независимость после­довательно сменяющих друг друга игр: чтобы обеспечить «равенство старто­вых возможностей», каждую игру нужно начинать с нуля, не детерминируя её результатами предыдущих игр. Играть в короткие игры значит избегать долго­временных обязательств, отвергать любую фиксацию, не привязываться к месту, не обрекать свою жизнь на занятие только одним делом, не контроли­ровать и не закладывать будущее, следить за тем, чтобы последствия не выно­сились за рамки самой игры. Следование этим правилам и позволяет прожи­вать жизнь как игру. А это значит, что к игре могут быть редуцированы все перечисленные выше стратегии, позволяющие человеку избегать привязанно­сти и фиксации.

Таким образом, специфика постмодернистской ситуации заключается в отсутствии пределов, внутри которых возможно изобретение устойчивых жиз­ненных стратегий и претворение их в практику. Время, которое «больше – не река, а скопление запруд и омутов», распавшееся на эпизоды, про­странство, распавшееся на фрагменты, не могут стать основой никакой связан­ной и последовательной жизненной стратегии, кроме одной – перебирание раз­ных возможностей проигрывания жизни.

Таким образом, игра претерпевает странную трансмутацию: из свободной деятельности, приносящей разрядку и удовольствие она превращается в единственно адекватный способ бытия. Выступая против тоталитаризма клас­сического дискурса, она сама претендует на тотальность. Тотальность и неиз­бежность игры, навязываемой в постсовременной ситуации человеку, создают ряд проблем, связанных с антропологической целостностью и субъективной стабильностью.

Выбор игры в качестве жизненной стратегии существенно трансформи­рует проблему личностной идентичности: движущийся от истины и смысла к игре, от фиксированности к скольжению человек теряет потребность, а затем и способность к построению идентичности [59]. Так, по мнению М.Фуко, человек изобретает для себя идентичность, или когерентность, когда душа его претен­дует на единообразие, в то время, как сейчас нужно вести речь о поиске бес­численных начал, в которых растворяемся, «рассеивается» его «Я».

Бесспорным, к сожалению, является отрицательное влияние игры на герменевтические горизонты нашего повседневного опыта. Тоталь­ность игры ведёт к трансгрессии на следующих уровнях:

• внутри «объективной реальности» размывается граница между живыми и искусственными сущностями;
• растушёвывается грань между объективной реальностью и её «кажимостью»;­
• взрывается идентичность индивида.

Ради­кальному сомнению в категории субъективности способствует «размывание» понятия пола. Одним из «игровых» следствий деконструкции логоцентризма можно назвать феминизацию дискурса и культуры. Традиционно за­падноевропейская культура соотносится с доминированием агрессивного муж­ского начала. Поэтому разрушение оппозиции «мужское / женское» формирует представление о культуре как играюшей своей неопределённостью, неструкту­рированностью, потому что «женское» рассматривается философами-постмодернистами как метафора игры, соблазна. (Этому посвящены работы Ж.Деррида «Шпоры», Ж.Бодрийяра «О соблазне» и «О совращении».) Так Ж.Деррида рассматривает женщину как «модель истины», потому что женщина пользуется силой соблазна. Именно женщине присущ «гистрионский ин­стинкт», так как «она забавляется притворством, украшениями, обманом, игра­ет искусством и артистической философией, она есть сила утверждения».

В Мой Мир

0

Tweet

1. Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер.с англ. В.Л.Иноземцева. – М., 2002.
2. Жижек С. Матрица: истина без преувеличений. – [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://anthropology.ru/ru/texts/zizek/matrix.html.
3. Лакан Ж. Функция и поле речи в психоанализе. – М.,1995.
4. Махов А.В. Новый человек и эпоха глобального моделирования. – М., 2001.
5. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего. – М., 2001.
6. Ромцева В.И. Человек и культура: постмодернистский взгляд. – М., 2006.
7. Вигель Н.Л. К вопросу о психолингвистике и нейролингвистике билингвизма и особенностях         билингвальной психологии // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: сб. ст. по матер. XXXVII междунар. науч.-практ. конф. № 6(37). – Новосибирск: СибАК, 2014.
8. Вигель Н.Л. Утилитарно-прагматический феномен современности и его отражение в метамодернизме // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2015. № 7-2 (57). С. 41-43.
9. Вигель Н.Л. Проблема диалога культур в современности // Экономические и гуманитарные исследования регионов. 2015. № 4. С. 100-104.
10. Вигель Н.Л. Человек в культуре постмодерна // Экономические и гуманитарные исследования регионов. 2015. № 2. С. 114-117.
11. Вигель Н.Л. Роль объяснения в понимании иностранного текста при учебном переводе // Сборники конференций НИЦ Социосфера. 2014. № 49. С. 85-87.
12. Вигель Н.Л. Билингвизм как фактор развития индивидуальных творческих способностей // Инновации в науке. 2014. № 37. С. 72-75.
13. Алоян Н.Л. Категория трагедии // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. №2. С.80-82.
14. Вигель Н.Л. Процесс моделирования языка у монолингвов и билингвов // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии. 2014. № 38. С. 12-15.
15. Вигель Н.Л. Постмодернистская парадигма художественного текста // Гуманитарные и социальные науки. 2015. № 1. С. 72-79.
16. Алоян Н.Л. Свобода и необходимость в древнегреческой трагедии // Философия права. 2008. № 3. С. 77-80.
17. Давидович В.Е., Алоян Н.Л. Одиночество как феномен бытия // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 6. С. 50-53.
18. Давидович В.Е., Алоян Н.Л. Значение метафоры в философии Ф.Ницше // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 1. С. 70-73.
19. Алоян Н.Л. Древнегреческое трагическое как существенный момент жизни // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2007. № 6. С. 81-84.
20. Алоян Н.Л.  Мифосимволическая реальность романтизма // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2007. № 6. С. 96-99.
21. Алоян Н.Л. Герменевтический аспект обучения в контексте философии культуры: диссертация кандидата философских наук/СКНЦ ВШ. Ростов-н/Д., 1999. -117 с.
22. Алоян Н.Л., Черникова В.Е. Человек в современном культурном пространстве. Изд-во «Антей». Ростов н/Д, 2009. -242с.
23. Вигель Н.Л. Феномен билингвизма в эпоху постмодерна // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствознания и культурологии. 2014. №37. С.6-11.
24. Алоян Н.Л. Феномен страдания в архаическом обществе // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 1. С. 86-89.
25. Алоян Н.Л. Трагедия как модус бытия человека: диссертация доктора философских наук / ГБОУ ВПО «Ставропольский государственный университет». Ставрополь, 2008. -290 с.
26. Вигель Н.Л. Символ и культура: от традиционализма к глобализации // Современные научные исследования и инновации. 2015. №12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2015/12/62015 (дата обращения: 29.12.2015).
27. Вигель Н.Л. Японская пищевая культура в Ростове-на-Дону (данные социокультурного исследования) // Гуманитарные научные исследования. 2015. №12.  С.240-242.
28. Вигель Н.Л.Культ еды в глобальной монокультуре // Гуманитарные научные исследования. 2015. С.309-310.
29. Вигель Н.Л. Персонифицированные питание как феномен пищевой культуры // Гуманитарные научные исследования. 2015. №12. С.304-305.
30. Вигель Н.Л. Толерантность как общечеловеческая ценность // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2015. №2(81). С.34-37.
31. Вигель Н.Л. Человек – «играющий герой» эпохи постмодерна // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2015. №1(80). С.42-45.
32. Вигель Н.Л. Значение учебного перевода и общения в процессе обучения иностранному языку // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии. 2014. №40. С.5-9.
33. Вигель Н.Л. Герменевтический подход к пониманию учебного перевода // Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история. 2014. №40. С.22-26.
34. Вигель Н.Л. Особенности обучения в процессе учебного перевода // Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история. 2014. №40. С.26-29.
35. Вигель Н.Л. Формирование понимания текста в процессе учебного перевода с иностранного языка // Universum: общественные науки. 2014. №9. С.2.
36. Алоян Н.Л. Трагедия как модус бытия человека: автореферат диссертации доктора философских наук. Ставрополь, 2008. -48с.
37. Вигель Н.Л. Foodism как эстетизм XXI века // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2015/12/61155 (дата обращения: 17.12.2015).
38. Вигель Н.Л. Феномен современной рекламы пищевых продуктов // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2015/12/61594 (дата обращения: 21.12.2015).
39. Вигель Н.Л. Современная глобализация культуры // Современные научные исследования и инновации. 2015. № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2015/12/61411 (дата обращения: 17.12.2015).
40. Вигель Н.Л., Мерклин В.А. Традиционная и современная культуры // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/01/62280 (дата обращения: 17.01.2016).
41. Вигель Н.Л. Конфликт цивилизаций // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/01/62278 (дата обращения: 17.01.2016).
42. Вигель Н.Л. Одиночество или уединение? // Гуманитарные научные исследования. 2016. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2016/01/13808 (дата обращения: 17.01.2016).
43. Вигель Н.Л. Идентичность и вызовы глобализации // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/12/76398 (дата обращения: 02.01.2017).
44. Вигель Н.Л. Духовность, общество и культура // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 3 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/03/65071 (дата обращения: 19.11.2016).
45. Вигель Н.Л. Глобализация и культура // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/02/64313 (дата обращения: 20.11.2016).
46. Вигель Н.Л. Современная культурная ситуация: исламизация // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/02/62939 (дата обращения: 20.11.2016).
47. Вигель Н.Л. Монокультура fast food-a // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 3 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/03/64662 (дата обращения: 21.11.2016).
48. Вигель Н.Л. Культурная диффузия: столкновение значит взаимопроникновение // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/02/62790 (дата обращения: 20.11.2016).
49. Вигель Н.Л. Пищевая культура как метод изучения социокультурных трансформаций. Сервис plus. 2016;10(3). – С.62-67.
50. Вигель Н.Л. Человек и вызовы глобализации. Сервис plus. 2016;10(4). – С.84-88.
51. Вигель Н.Л. Идентичность и вызовы глобализации // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2016/12/76398 (дата обращения: 02.01.2017).
52. Вигель Н.Л. Пищевая культура: от традиции к слоуингу // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/01/77191 (дата обращения: 17.01.2017).
53. Вигель Н.Л. Вкус и мода // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/01/77192 (дата обращения: 17.01.2017).
54. Вигель Н.Л. Человек и современная культура // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/02/77307 (дата обращения: 01.02.2017).
55. Вигель Н.Л. Современная цивилизация и формирование глобального вкуса // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/02/78028 (дата обращения: 02.02.2017).
56. Вигель Н.Л. Нетолерантное меньшинство или распространение продуктов халяль // Гуманитарные научные исследования. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2017/02/19880 (дата обращения: 02.02.2017).
57. Вигель Н.Л. Архитектура вкуса в метамодернизме // Гуманитарные научные исследования. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2017/02/19879 (дата обращения: 02.02.2017).
58. Вигель Н.Л. Вкус и идентичность // Психология, социология и педагогика. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://psychology.snauka.ru/2017/02/7698 (дата обращения: 02.02.2017).
59. Вигель Н.Л. Влияние билингвизма на культурные особенности // Психология, социология и педагогика. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://psychology.snauka.ru/2017/02/7704 (дата обращения: 15.02.2017).

Все статьи автора «Вигель Нарине Липаритовна»