В настоящее время в лингвистических работах субъективность нередко рассматривается с точки зрения раскрытия закономерностей, лежащих в основе вторичной, личностной, концептуализации человеком окружающей действительности. При таком подходе язык предстает как способ создания индивидуальной картины мира, который позволяет человеку передать видение своего «Я» и «Другого» в процессе речевой актуализации мысли.
Как известно, обоснованность традиционного философского толкования субъективности как воспринимающего «Я» («Я-субъекта») получает все новые научные свидетельства. Вместе с тем отождествление субъективности с сознанием индивида предполагает рассмотрение сознания при опоре на два принципа: объективный и субъективный. При использовании объективного принципа исследователь опирается на оценочное суждение третьего лица, в то время как субъективный принцип предполагает обращение исследователя к оценочному суждению «Я-субъекта».
Учет принципиального дуализма индивидуального «Я», его существования в двух взаимосвязанных модусах (субъективном и объективном), указывает на то, что специфика субъективности конкретного индивида, находящая выражение в том, что «Я» свидетельствует, не будучи подвергнутым наблюдению со стороны говорящего, получает в языке особое маркирование.
Взаимодействие таких факторов, как наглядно-чувственное знание, пресуппозиционное эгоцентрическое знание и обобщенное представление человека о своем «Я» лежит в основе формирования у индивида индексального самосознания, выступающего в качестве когнитивного базиса функции самоидентификации. Личностно-уникальная направленность речевой семантики высказываний, содержащих «Я-субъект» (которая складывается на основе индексального самосознания говорящего) обусловливает эффективность осуществляемой ими идентификации субъекта речи.
Рассмотрение текстового функционирования личных местоимений с точки зрения выявления тех закономерностей, которые, обусловливая корреляцию общих и субъективно-неповторимых моментов идиолектов коммуникантов, обеспечивают их взаимопонимание, показывает, что они выполняют (хотя и специфическим образом) номинативную функцию [1, c. 116].
В трактовке номинативной специфики местоимений наиболее обоснованным представляется обращение к базовым положениям теории двух полей К. Бюлера. Как известно, в соответствии с широким толкованием понятия номинативности, предложенным К. Бюлером, все языковые знаки выполняют номинативную функцию, однако осуществляют ее различными способами: в отличие от назывных слов (чистых символов), дейктические единицы (нечистые символы, т. е. сигналы) реализуют номинативную функцию вследствие того, что они указывают на константность координат указательного поля [2, c. 103, 108, 125].
Изучение отражательной специфики личных местоимений позволяет сделать вывод о том, что они выражают в обобщенном виде релятивные связи, устанавливающиеся между предметом речи, говорящим и адресатом. Поскольку отношения предметны, общепризнанное положение о непонятийности местоимений не может ставить под сомнение наличие у них отражательной семантики, специфика которой заключается в том, что местоимения, занимая в иерархии языковых единиц промежуточное положение между знаменательными словами (с первичной номинативной функцией) и служебными словами (с уточнительной функцией), входят в особую группу языковых знаков-субститутов, реализующих в высказывании функции замещения. При этом очевидно, что заместительный функциональный потенциал местоимений формируется на базе их ингерентной указательности [3, c. 154-156]. В то же время наличие у местоимений номинативной функции позволяет рассматривать их как одно из специфических языковых средств реализации пропозиции, обладающей своим субъектом и набором предикатов (например: Я = тот, кто здесь и сейчас говорит), что, в свою очередь, указывает на наличие у местоимений модального потенциала [4].
В отличие от собственных личных имен, номинативная специфика которых сводится к указательному называнию, личные местоимения реализуют назывное указание (т. е. указание с целью называния). Иными словами, индивид выделяется местоимениями не по внутренне-определительным признакам, а по его релятивным признакам, т. е. по его отношению к говорящему. Это обусловливает функционирование личных местоимений как конситуативно связанных прагматических переменных, неспособных сформировать в своем назывном объеме постоянный набор сем, а также их универсальность как слов-заместителей.
По проблеме определения специфики структуры микросистемы личных местоимений мы разделяем точку зрения тех ученых, которые считают, что данная микросистема основана на двух иерархически организованных оппозициях: местоимения первого и второго лица противостоят местоимениям третьего лица по принципу исключения последних из непосредственного речевого акта, в то время как первые два местоимения образуют оппозицию на основе критерия непосредственного противостояния в речевом акте действующих лиц.
Анализ значений актуализованных личных местоимений свидетельствует о том, что они, подобно личным именам, отражают базовую для языка оппозицию «объективное» – «субъективное». Особенно ярко «субъективно маркированные» (т.е. сквозь призму первого лица) и «объективно маркированные» (т.е. сквозь призму третьего лица) речевые смыслы противостоят друг другу при рассмотрении референтных свойств местоимения «я». К специфическим референтным свойствам местоимения «я» в его референтном употреблении есть основание отнести автоматизм осуществляемой им референции и невозможность объективации образа референта, что обусловливается такими феноменологическими характеристиками индивидуального «Я», как индивидуальность (субъективность), агентивность, а также синхроническая и диахроническая целостность.
При «субъективированном» функционировании местоимения «я» исчезает необходимость вынужденного обращения говорящего к таким прагматическим факторам речевой ситуации, как пресуппозиция существования и идентифицирующие дескрипции. Вследствие этого в ситуациях adhoc«субъективированное» местоимение «я» автоматически идентифицирует говорящего, т.е. при опоре только на само существование индивидуального «Я», без учета каких-либо дополнительных факторов. Именно это и обусловливает ингерентную монореферентность местоимения «я» в его «субъективированном» использовании.
Вместе с тем изучение «объективированного» употребления местоимения «я» показывает, что к его дифференциальным референтным свойствам есть основание отнести наряду с двойной референтной маркированностью и возможность эксплицитной объективации образа референта посредством его гипотетического расщепления на «Я-субъект» и «Я-объект». Как представляется, возможность двойного референтного маркирования местоимением «я» обусловлено тем, что осуществляемая им референция имеет опосредованный характер и реализуется в два этапа. На первом этапе происходит выделение обозначаемого индивида по признаку исполняемой им коммуникативной роли, что создает условия для его идентификации только как говорящего. На втором этапе местоимением «я» осуществляется акт завершенной единичной референции, основой которого служит смысловое соответствие обозначаемого индивида релевантным для конкретной ситуации общения идентифицирующим дескрипциям.
На наш взгляд, особого внимания заслуживает изучение «объективированного» употребления личных местоимений, специфическим проявлением которого служит функционирование их транспонированных форм. Транспонированные формы личных местоимений, являясь продуктом транспонирующего стяжения лексико-грамматической оппозиции «местоимение – существительное», употребляются в тексте как полусубстантивные языковые единицы, имеющие смешанные, субстантивно-местоименные, номинативные свойства, т. е. как полуместоимения (или прономеноиды) [5; 6].
Полуместоимения первого и второго лица четко подразделяются на два основных типа: метонимические и метафорические.
Метонимические полуместоимения первого и второго лица образуются на основе когнитивных процессов кластеризации и партикуляризации образов обозначаемых индивидов, т.е. тех когнитивных процессов, которые характерны для метонимических полуантропонимов. Кластеризация представляет собой произвольное объединение в некоторую целостность ряда свойств образа референта, а партикуляризация – произвольное расщепление образа референта на отдельные составляющие [6].
Метонимические полуместоимения первого и второго лица образуются как на основе «семасиологической», так и «ономасиологической» разновидности кластеризации. «Семасиологическая» кластеризация свойств образов референтов личных местоимений предполагает, что познающий субъект использует языковое знание при движении от формы к содержанию. В свою очередь, «ономасиологическая» кластеризация предполагает движение мысли индивида от содержания к форме, что обусловлено преимущественным использованием говорящим имеющегося у него экстралингвистического знания о референте.
Полуместоимения первого и второго лица, опирающиеся на «семасиологическую» кластеризацию свойств образов референтов, актуализируют то или иное представление говорящего об «Эго» индивида и вследствие этого способны выполнять в тексте как идентифицирующую, так и квалифицирующую функцию. Например:
That is, identity theory says we take in the other – literature, people, society, politics, culture, even our own genders and selves – through our identities, which are themselves representations. That is the thesis of this book, and I believe it is true. Emotionally, however, I find that a very hard position to hold. I still want a firm and reassuring division between the I and what the I looks at, what I once would have called reality and now would call otherness. My prose sometimes, even with editing, lapses into that older mode of an I definitively and dichotomously different from a not-I [N. Holland “The I”].
В приведенном фрагменте текста метонимическое разотождествление образа говорящего осуществляется посредством реализации полуместоимениями функций кластеральной идентификации («the I») и кластеральной квалификации («anI», «anot-I»). Концептуальной основой данных полуместоимений служат «семасиологический» кластер «обобщенное Я» и его противочлен – «семасиологический» кластер «обобщенный Другой».
При «ономасиологической» кластеризации свойств образов референтов личных местоимений первого и второго лица происходит произвольное объединение говорящим свойств референтов в неустойчивое целое. Прлуместоимения, образованные на основе «ономасиологического» кластера, также осуществляют в тексте функции кластеральной идентификации и кластеральной квалификации. Например:
1) She paused and went on: “That’s what happened to you last night – with the girl. She responded to the real you – that’s why you feel badly about it.” [A. Christie “N or M?”]
2) “Then what’s the use of going somewhere else. You won’t change yourself.”
“I may in the end,” said Lilly.
“You’ll be yourself, whether it’s Malta or London,” said Aaron. “There’s a doom for me,” laughed Lilly… “But there are lots of me’s. I’m not only just one proposition. A new place brings out a new thing in a man.” [D.H. Lawrence “Aaron’sRod”]
В первом фрагменте текста полуместоимение-идентификатор «therealyou», модифицированный оценочным атрибутом, актуализирует образ адресата, который, по мнению говорящего, соответствует его истинному лицу.
Во втором отрывке текста эффект развоплощения индивидуального «Я» (говорящего) достигается за счет употребления формы множественного числа полуместоимения-квалификатора «me’s». При этом детерминация полуместоимения квантификатором «lots», а также его включение в оппозицию по категории числа («lots of me’s» – «one proposition», «а new thing in a man») способствует интенсификации значения множественности.
Партикулярное расщепление образов референтов актуализованных метонимических полуместоимений первого и второго лица происходит в процессе реализации ими функции партикулярной идентификации и партикулярной квалификации, языковыми маркерами которых служат атрибуты, эксплицирующие специфические свойства референтов. Например:
“I am glad to have kept this book even as sketchily as I have. Someday I shall look back, and when I do I daresay the then-I will wonder what the now-I was like, just as the now-I wonders about the then-I.” [N. Holland“TheI”]
Если личные имена достаточно свободно метафоризуются, то личные местоимения первого и второго лица нечасто реализуют метафорические смыслы (например: «Heisamorerefinedme», «Idon’thaveanyonebutyouandIwillneverhaveanotheryou»).
При этом в функции языковых индикаторов полуместоимений первого и второго лица выступают артикли (определенный артикль отождествления, неопределенный артикль относительного обобщения и нулевой артикль абсолютного абстрагирования), местоименные детерминативы, субстантивные детерминативы со значением принадлежности, квантификаторы, форма множественного числа, а также глагол третьего лица настоящего времени, подчеркивающий объективированный характер образов референтов полуместоимений.
Несмотря на традиционное включение в парадигму личных местоимений трех языковых форм – местоимений первого, второго и третьего лица, в современной лингвистике личные местоимения третьего лица принято рассматривать в противопоставлении местоимениям первого и второго лица. Проведенное нами исследование специфики текстового функционирования личных местоимений еще раз подтвердило обоснованность данного противопоставления: действительно, поскольку, обозначая предмет речи, местоимения третьего лица имеют объективированную семантику и анафорический характер, они демонстрируют значительно менее богатые возможности для отождествляющей (вторичной) индивидуализации образа человека.
Несмотря на это, транспонирующее употребление личных местоимений третьего лица также позволяет им реализовывать в тексте субъективные, прагматически насыщенные, смыслы.
Так, полуместоимения третьего лица подразделяются на два основных типа: метонимические и метафорические Для метонимических полуместоимений свойственна как семасиологическая, так и ономасиологическая кластеризация свойств образов референтов. Сравните, соответственно:
1) “Then,” I said, much amused, “you think that if you were mixed up in a crime, say a murder, you’d be able to spot the murderer right off?”
“Of course I should. Mightn’t be able to prove it to a pack of lawyers. But I’m certain I’d know. I’d feel it in my finger-tips if he came near me.”
“It might be a “she,”” I suggested.
“Might. But murder’s a violent crime. Associate it more with a man.” [A. Christie “The Mysterious Affair at Styles”]
2) I see you down there, white-haired / among the green leaves, / picking the ripe raspberries, / and I think, “Forty-two years!” / We are the you and I who were / once the they whom we remember [Poetry, 2001, №1, p. 269].
В первом примере «семасиологически» связанное полуместоимение «ashe» функционирует как маркер осуществления функции кластеральной квалификации, подчеркивая биологический пол референта.
Во втором примере «ономасиологический» кластер свойств образа референта полуместоимения «thethey» подвергается дополнительной партикуляризации, вследствие чего данное полуместоимение реализует функцию партикулярной идентификации.
Рассматривая семантические свойства транспонированных личных местоимений третьего лица, нельзя не заметить, что именно присущий им анафорический характер обычно препятствует их метафоризации. Вместе с тем в соответствующих условиях контекста они тоже нередко преобразуются в метафорические полуместоимения, выступающие в функции своеобразных «скреп» многомерных текстовых связей. Например:
And she hit it big. Rock fans were taken with her girly singsong voice, low-fi guitar chords and lyrics so sexually explicit that they would make a roadie blush.
“I want to be your blow-job queen” was a classic Phair lyric. Women wanted to be her, men fantasized about her [Newsweek, 1998, August 17, p. 54].
Иногда в тексте художественного произведения также можно встретить употребление личного местоимения третьего лица в функции стандартного «личного имени». Например:
“When he had gone we discussed the situation, which filled me with alarm. I did not at all like the accounts of this mysterious Queen, “She-who-must-be-obeyed”, or more shortly She, who apparently ordered the execution of any unfortunate stranger in a fashion so unmerciful.” (H. RiderHaggard “She”)
Как следует из приведенного выше примера, местоимение “She” употребляется в тексте как эквивалент определенной дескрипции и по своему функциональному назначению приравнивается к имени личному. Такое транспонированное местоимение третьего лица существенным образом отличается от полуместоимений, рассмотренных выше: в данном случае, «дескриптивное» “She” образовалось вследствие транспозиции одной части речи (местоимения she) в другую часть речи (имя личное “She”). Дополнительным подтверждением этого вывода также служит употребление «антропонимического» “She” в притяжательном падеже:
As we were returning Billali met us and informed us that it was She’s pleasure that we should wait upon her, and accordingly we entered her presence, not without trepidation, for Ayesha was certainly an exception to the rule. Familiarity with her might and did breed passion and wonder and horror but it certainly did not breed contempt (H. Rider Haggard “She”).
Итак, изучение актуализованных смыслов личных местоимений в тексте свидетельствует о том, что помимо осуществления указательной индивидуализации, первичной для них функции, при транспонирующем употреблении они реализуют вторичную, отождествляющую, индивидуализацию своих референтов, однако их транспонированные формы отличаются довольно узким диапазоном семантико-функционального варьирования. Универсальными формальными языковыми маркерами полуместоимений служат три формы артикля. Скрытая в личных местоимениях номинативность также позволяет им транспонироваться в личные имена и, как следствие этого, приобретать морфологические свойства субстантивов.
Библиографический список
- Семенова Т.Н. Антропонимическая индивидуализация как диалектическое единство целого и части // Вестник Муниципального института права и экономики (МИПЭ). Вып. 3. Липецк: НОУ «Интерлингва», 2006.
- Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000.
- Блох М.Я. Имена личные в парадигматике, синтагматике и прагматике. М.: Готика, 2001.
- Тимофеева С.В. Текстовые функции инфинитивно-атрибутивного комплекса в современном английском языке: Дисс. … канд. филол. наук. М., 2001.
- Семенова Т.Н. Семантика индивидуализации и ее отражение в тексте:Дисс. … д-ра филол. наук. М., 2001.
- Семенова Т.Н. Антропонимическая индивидуализация: когнитивно-прагматические аспекты. М.: Готика, 2001.