К началу 30-х гг. XX века, международная арена, порожденная версальско-вашингтонской системой договоров, стала образовывать пласты противоречий во взаимоотношениях между державами. В этой связи эстонский дипломат Ян Поска записал в своем дневнике: «Крайне ошибочным было бы считать, что державы будут опираться на провозглашенные ими принципы. Они умело используют принципы как флаг для маскировки подлинных намерений»[4,c.37]. Что неуклонно вело мир в пучину новой, еще более кровавой мировой войны.
В это время сформировались три центра противоречий. Два из трех появились в Европе и были представлены на политической карте мира Германией и Италией, а последний третий появился в азиатско-тихоокеанском регионе и был представлен Японией[1,c.22].
Агрессивная политика Германии, Италии и Японии в большинстве своем была порождением версальско-вашингтонской системы международных отношений. Но к этой политике каждая из перечисленных держав шла своим путем. Но особенностью здесь будет проделанный путь Японией. Так как её внешняя политика напрямую исходит из учения о «кокутай». Если говорить проще, то по выражению академика Жукова А.Е. «кокутай» – это специфическая японская государственная общность[2,c.595]. Учение зародилось в недрах историко-философского учения школы Мито (Митогаку), относящейся к движению протеста по отношению к политике сёгуната. В школе Мито были представлены различные философские направления и религиозные течения: конфуцианство, буддизм, синтоизм, даосизм, а также национальная наука «кокугаку»[2,c.597]. На основе 397 томного исторического труда «Истории великой Японии» писавшейся с 1667 по 1715 гг., где исторические тексты пронизывала идея почитания императора и конфуцианская догма «о моральном долге» (тайги мэйбун); рукописи «Неофициальной истории Японии» (Нихон гайси) японского ученого Рай Санъё, которая главную роль в истории управления Японией отдавала императору и принижала власть сёгуната, и трактата «Об исправлении имен» (Сэймэй рон), где автор Фудзита Юкоку выдвинул девиз: «Почитание императора и низвержение узурпатора» (сонно хайки), в школе Мито сформировалась идея «почитания императора» (сонно), сильной централизованной власти, объединяющей в себе как светские, так и религиозные начала[2,c.598]. Проводниками этой идеи стали самураи и дайме. Но начиная с середины XIX века, стали распространяться опасения в среде представителей школы Мито, что Запад может разрушить не только социально-политическую систему Японии, но и подлинный характер японской нации, который они выражали термином «кокутай». Поэтому идея «сонно» дополнилась девизом: «дзёи» – изгоним варваров[2,c.599]. Девиз «дзёи» активно популяризовали в среде самураев и прочих слоев населения во 2-й половине XIX века Айдзава Сэйсисай, Ёсида Сёин и Фудзита Токо – крупнейшие теоретики школы Мито.
Таким образом, взгляды представителей школы Мито легли в основу концепции «кокутай», где в японской государственности соединялись император как первосвященник религиозного учения синто и харизматический лидер нации, и народ, как потомок богини Аматэрасу. С этой концепцией стала обосновываться необходимость возвращения императору всей полноты власти как светской, так и религиозной, которую он утратил в период сёгуната. Отсюда идеологические установки школы Мито по существу были первым в истории Японии политическим обоснованием национальной идеи.
Начиная со 2-й половины XIX века, национальная идея «кокутай», встала в центре формирования целей японской внешней политики. И именно тогда в интересах правящих кругов был взят путь на шовинизацию в японской армии и обществе. Об этом свидетельствует записка Кидо Такаёси руководителю военного ведомства: «Угрозой вторжения императорских военных сил нужно добиться открытия порта Фудзан (ныне Пусан). Конечно, ни промышленных, ни финансовых выгод мы не получим, а на, против, понесем убытки, но тем не менее это необходимо для утверждения величия нашей страны, для изменения взглядов всего народа на нашу внутреннюю и внешнюю политику, для развития морской и сухопутной военной мощи, для будущего подъема Японии и её прочного существования. Иной политики быть не может»[5,c.56]. В результате Япония развяжет японо-китайскую войну 1894-1895 гг. и русско-японскую войну 1904-1905 гг., победа, в них, возвысила Японию до ранга «великой державы» и заставит считаться с собой.
Далее шовинизация внешней политики будет продолжена в годы премьерства генерала Гиити Танака. Она получит название как политика «крови и железа». Она ознаменовалась такими внешнеполитическими шагами как усилением позиций в Китае, не считаясь с мнением других держав[5,c.59].
Тем не менее, уже в 30-е гг. XX века, начала формироваться, новая внешнеполитическая платформа Японии, так называемая «дипломатия императорского пути» (кодо гайко). В основу новой внешней политики были положены взгляды группы молодых дипломатов, которые работали в исследовательском департаменте министерства иностранных дел, образованного в 1934 году[3,c.154]. Они имели реальную возможность влиять на выработку принципов внешней политики, вплоть до 1937 года.
На место главного теоретика группы выдвинулся молодой дипломат Нимия Такэо. В частности он был разработчиком «Программы руководящих принципов японской дипломатии», обнародованной в декабре 1936 года. Данный меморандум рассматривался, прежде всего, как манифест «дипломатии императорского пути»[6,c.66].
Концептуальной основой, данного внешнеполитического документа, стало учение о «кокутай». Нимия Такэо и его единомышленники исходили из того, что правильное понимание сущности «кокутай» должно быть основой как внутренней, так и внешней политики страны во всех проявлениях деятельности государства и общества. Отсюда Нимия Такэо вырисовывал «дипломатию развития» идя в разрез с политикой «компромисса» Сидэхары. Основой его политики, стал расовый принцип[6,c.70]. Но он во многом не совпадал с нацистской трактовкой. Так как призывал не к уничтожению других рас, но к их размежеванию, разграничению сфер влияния, которое дало бы всем возможность свободного и гармоничного развития. К тому же национально-расовые преимущества японцев, также основывалась не на «крови» как биологическом факторе, сколько на этике, на правильном понимании законов природы и «истинном сердце» (магокоро)[6,c.75]. Таким образом, Нимия Такэо сформулировал сущность японской экспансии в Азии, объясняя, что она «духовная» по своей сути и ставит своей целью освобождение Азии от колонизаторов и обеспечение расовой гармонии как главного условия её свободного развития[7,c.38].
Так была сформирована и обоснована новая внешнеполитическая концепция «дипломатия императорского пути», которую стали активно проводить в жизнь армия и флот. Случайная ночная перестрелка у моста Лугоуцяо 7 июля 1937 года, стала началом войны и активизацией новой политики на практике[7,c.45]. Из воспоминаний Сиратори Тосио: «….За границей сложилось впечатление, что Квантунская армия просто втянула Японию в войну в Китае. В какой-то степени это так и было. Но как могла горстка военных повести за собой целую империю, если бы народ не нашел в действиях армии в Маньчжурии того объекта сплочения, которого искал…. Все осознающие глубинную силу чувства патриотизма, видят в маньчжурских событиях не более чем прелюдию более грандиозного движения…. Маньчжурский инцидент, ставший последствием взрыва на железной дороге, придал новое значение и новый импульс нашей континентальной политике»[8,c.42], так же Сиратори пишет: «Одновременно с возникновением «маньчжурского инцидента» в стране появилось новое духовное движение, которое серьезно возбудило национальное сознание. Это движение оказалось тесно связанным с действиями военных на континенте, за которыми стоял конкретный идеал и осознанная цель, а не стремление к одной только агрессии. Конечной целью этих действий было объединение азиатских народов. Новое движение в Японии, не столь хорошо организованное и сплоченное, в целом совпало с курсом военных на материке. Во внутренней политике оно выступало за прояснение сущности «кокутай» и осуществление полноты «императорского пути». Во внешней – за руководство азиатскими народами в деле создания идеальных международных отношений для сосуществования и всеобщего процветания на основе традиционных для Востока этических принципов»[8,c.46].
Надо отметить, что японская общественность воспринимала названное Сиратори движение в стране, как проявление фашизма. И действительно оно имело много общего с фашистской философией. Они так же придерживаются политики тоталитарного режима, отрицают коммунизм, демократию и прочие учения, но есть существенное различие, вследствии придания особого значения учению «кокутай» и отказа от пути Европы и Америки[7,c.85].
Таким образом, исходя из всего выше перечисленного, мы можем сказать, что формирование «Дипломатии императорского пути» в 30-е гг. XX века, дало возможность политической группировке военных взять верх в сфере дипломатии и выстроить политику внешней экспансии на материк, развязав войну в Китае. И тем самым породить внутреннее общественное движение националистического толка, усилившее чувство патриотизма в обществе и давшее поддержку армии. Что стало основой сближения с гитлеровской Германией и позволило заключить с ней Антикоминтерновский пакт 1936 года и впоследствии придти к образованию военно-политического союза в 1940 году, что станет основой трагедии народов в годы Второй мировой войны.
Библиографический список
- Гольберг, Д.И. Внешняя политика Японии (сентябрь 1939 – декабрь 1941 гг.) М., 1959. – 293 с.
- Жуков, А.Н. История Японии. Т.1 С древнейших времен до 1868 г. М.: Институт востоковедения РАН, 1998. – 703 с.
- Латышев, И.А. Внутренняя политика японского империализма накануне войны на Тихом океане. 1931-1941. М., Госполитиздат, 1955. – 231 с.
- Лемин, И.М. Пропаганда войны в Японии и Германии. М.: Воениздат, 1934. – 309 с.
- Лемин, И.М. Блок агрессоров. М.: Госполитиздат, 1937. – 96 с.
- Молодяков, В.Э. Эпоха борьбы: Сиратори Тосио (1887-1949): дипломат, политик, мыслитель. М, 2006. – 512 с.
- Молодяков, В.Э. Риббентроп: упрямый советник фюрера. М. АСТ-ПРЕСС, 2008. – 478 с.
- Сиратори Тосио. Новое пробуждение Японии: политические комментарии 1933-1945. М., 2008. – 159 с.