МОРАЛЬНАЯ КОДИФИКАЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ ВЛАСТНЫХ МАНИПУЛЯЦИЙ

Гуреев Максим Вячеславович
Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого
Кандидат философских наук, Доцент кафедры теории, истории и философии культуры

Аннотация
В данной статье описывается моральная кодификация как инструмент властных манипуляций.

Ключевые слова: культурные традиции в контексте современных социокультурных процессов


CODIFICATION OF MORAL POWER AS A TOOL OF MANIPULATION

Gureev Maksim Vyacheslavovich
Novgorod State University of Yaroslav Mudriy
PhD, Associate Professor of Theory, History and Philosophy of Culture

Abstract
This article is about codification of moral power as a tool of manipulation.

Рубрика: Культурология

Библиографическая ссылка на статью:
Гуреев М.В. Моральная кодификация как инструмент властных манипуляций // Гуманитарные научные исследования. 2012. № 3 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2012/03/798 (дата обращения: 22.02.2024).

Тематическое направление: культурные традиции в контексте современных социокультурных процессов.

 

          Неоднозначное развёртывание исторического процесса обнаружило то обстоятельство, что вплоть до настоящего дня, аппарат символической власти, политические элиты должны были пользоваться и пользовались определёнными дискретными механизмами и перманентными закономерностями социокультурного и психосоматического мироустроения для того, чтобы не упустить, а законсервировать свои полномочия. В качестве одного из наиболее эффективных инструментов для фундаментализации, трансляции и репродукции собственной власти отдельные авторитарные персоналии, либо структурированные общности, эксплуатировали мораль как смыслообразующую систему мышления, речи и поведения.

Прикладная эффективность морали, в отличие от её фундаментальных идеализированных основ, может быть весьма вариативной; повседневные нормы данной специфической коммуникативно-идентификационной системы в достаточной степени версифицируются в корреляции с принадлежностью группы индивидов к той или иной культуре, социальной страте, профессиональному сообществу. Исходя из этого, символические элиты общества осознали необходимость моральной кодификации, то есть генерализации, упорядочения и систематизации разрозненных идеальных норм в определённые практически ориентированные кодексы, призванные выполнять интегративные функции если не для всех, то хотя бы для большинства членов конкретного исторического социума, что гарантировало бы наилучшую подконтрольность масс.

Версифицированным культурам глобального пространства соответствовали и различные кодированные системы. На данный момент времени одними из наиболее известных, постоянно анализируемых российскими научными сообществами и отдельными учёными, являются: средневековый самурайский кодекс чести Бусидо, моральный кодекс поведения средневековых западноевропейских рыцарей, «Моральный кодекс строителя коммунизма». В качестве общего знаменателя во всех этих темпорально или регионально удалённых друг от друга примерах без особого аналитического труда можно обнаружить волю власть имущих упорядочить функционирование определённых социальных групп и навязать им свой символический контроль свыше.

Несмотря на очевидно возникающее нравственное отторжение сего обстоятельства, не стоит относиться к этим манипуляциям национальным, конфессиональным или профессиональным менталитетом, как к процессу сугубо отрицательному для общественного развития. В годы печально известных междоусобиц, материальной и символической нестабильности в той или иной социокультурной среде именно кодификация, базировавшаяся на определённых целесообразных стандартах, выводила конкретное сословие или даже всё общество из состояния гражданского хаоса и психологической подавленности. Периоды практически полной распущенности вполне естественно сменяются фазами относительной консервации в антропогенной истории, и – наоборот. Кодекс поведения, оформляемый культурной либо политической элитой, «никогда не даётся в вещах; он является также представлением и волей; но он может воплотиться в вещах лишь тогда, когда сближает то, что объективно близко, и отдаляет то, что объективно удалено друг от друга» [1].

Различные этнонациональные традиции моральной кодификации, как разновидности культурного кодирования, сохранились до нашего времени в определённых литературных источниках. Среди них можно выделить, например, следующие: японские «Хагакурэ» («Сокрытое в листве»), «Бусидо сёсинсю» («Наставление вступающему на Путь Воина»), военные эпопеи и сборники законов («Повесть о доме Тайра», «Сказание о Ёсицунэ», «Закон о военных домах»), западноевропейские своды правил и законов, кодексы поведения российского дворянства, советский «Кодекс строителя коммунизма». Через корреляции комбинаций ценностей и смыслов, знаков и символов в указанных исторических документах отображены эталоны мышления, речи и поведения для того или иного сегментированного социокультурного пространства или, на более прикладном уровне, для конкретной культурной группы акторов. Вполне определённые интересные аналогии между моральными нормами можно проследить в рамках компаративного анализа различных культур мира, однако при этом налицо также и их уникальность, неповторимость по отношению к каждому специфическому контексту символической эксплуатации.

Среди принципиальных нюансов, раскрывающих суть описываемого процесса, следует отметить то обстоятельство, что наиболее эффективным структурное функционирование и прогрессивное развитие моральных кодексов было там, где представители правящих элит своим актуальным поведением маркировали личный пример следования тем или иным идеализированным нормативам. Достаточно весомым авторитетом обладали и пользовались, например, средневековые японские властители сёгуны, поскольку репродуцировали Бусидо – Путь Воина – не только в рамках вербальной коммуникации, но и в актах прикладных практик, демонстрируя в различных пограничных ситуациях нестандартные боевые мастерство, мужество и настойчивость.

С другой стороны, исследования источниковой базы, а также непосредственные эмпирические наблюдения свидетельствуют о том перманентно повторяющемся обстоятельстве, что чем менее правящая элита следовала предустановленным нормам акцентуации и поведения, тем более она теряла символическое уважение в глазах подведомственных ей реципиентов. В этой связи достаточно очевидным примером является прогнившая с течением лет и аморально разложившаяся верхушка номенклатуры КПСС.

Достаточно часто в повседневных практиках культурной коммуникации рефлексирующие личности озадачиваются сами или пытаются озадачить экспертов следующими вопросами: «Что сильнее по своему влиянию: формализованный моральный кодекс или в принципе неконтролируемая бессознательная свобода личности? Что из этих двух начал ближе к воплощению абсолютных ценностей (Истины, Добра, Справедливости и т.д.)?». Такая постановка отдельных разделов анализируемой нами темы вполне естественно регистрирует то обстоятельство, что в человеческой истории имеет место семантическая дихотомия ответов на них. В большинстве современных случаев (что неоднократно фиксировалось в рамках различных социологических исследований) мы встречаем абсолютизацию того или иного из заявленных для рефлексии начал в ущерб якобы противоположному. Одни социально активные представители сегодняшней молодёжи проповедуют (причем нередко посредством прикладных актов) вседозволенность и безнаказанность; другие, наоборот, долгое время не готовы сделать ни одного серьёзного самостоятельного шага в реальности без прямого участия своих родителей, без культурно-символических наставлений учителей.

Аналитические исследования показывают, что именно здесь и кроется корень проблемы: люди в данном случае склонны противопоставлять друг другу то, что призвано существовать в симбиозе, поддерживать и обогащать смыслы и функции друг друга. Вполне очевидно, что любые крайности чреваты негативными для личности и социума последствиями: в современном глобализирующемся пространстве глупо подставлять правую щёку, когда тебя ударяют по левой; но в то же время бесчеловечно уподобляться главным персонажам популярных гангстерских киносаг и полнометражек (наиболее очевидно в этой связи пагубное влияние на умы постсоветского населения, особенно молодёжи, «Бригады», «Бумера» и «Бандитского Петербурга»). Комплексный анализ демонстрирует, что в процессе социокультурного становления и развития личности одну из ключевых ролей до сих пор играют именно правящие элиты (или те, кто обязан выполнять роль и функции таковых в силу получаемых полномочий и преференций), то есть те субъекты, которые формируют или отменяют цензуру в социуме, эксплуатируют образцы морального поведения для большинства граждан или игнорируют таковые вообще.

Мысленно взвешивая культурно-цивилизационное наследие определённых исторических периодов нашей и других стран мы можем отметить следующий диалектический процесс: принципиальное изменение социальных условий влечёт за собой необходимость моральной кодификации, а формирование и закрепление конкретных моральных кодексов обеспечивает фундамент для последующей социокультурной динамики темпорально ориентированной среды, то есть модификации процессов и продуктов общества и личности.

Вполне очевидно, что моральная кодификация начинается власть имущими субъектами только тогда, когда представляется им сообразной с их сегментированными целями, тактическими или стратегическими задачами; на пустом месте, безадресно и дисфункционально, моральные кодексы не генерируются никогда. Немаловажным нюансом в этой связи является также то, что население любой страны вполне правомерно ожидает от своих правящих элит более-менее чёткого вектора социокультурного развития в контексте конкретного отрезка исторического времени. Номенклатурные общности и их частные представители, не заботящиеся о моральном климате, формирующемся или разрушающемся в социуме, вполне естественно под давлением гражданской среды с течением времени лишаются своих полномочий.

Необходимость кодификации моральных норм вдвойне актуальна для нас именно сейчас, так как российское общество, находившееся на стратегическом перепутье в постперестроечную эпоху, на примере развития собственного организма испытало деструктивное влияние перешагивающего через разумную меру плюрализма в интерпретации общечеловеческих и этнонациональных канонов поведения людей. Дискретные попытки вживить в постсоветское российское общество, в его систему культуры универсализированные коды морали предпринимались на локальном уровне, однако они преследовали перед собою преимущественно манипулятивные задачи тех или иных партийных руководителей, нисколько не заботясь о процветании коренной нации. Принципиальная важность решения данного вопроса в контексте событий общедержавного значения остаётся проблематичной и актуальной по настоящее время.


[1] Бурдье, П. От правила к стратегиям [Текст] / П. Бурдье // Бурдье, П. Начала / пер. с фр. Н. А. Шматко. – М. : Socio-Logos, 1994. – 288 с. – С. 116.


Библиографический список
  1. Бурдье, П. Кодификация [Текст] / П. Бурдье // Бурдье, П. Начала ; пер. с фр. Н. А. Шматко. – М. : Socio-Logos, 1994. – 288 c.
  2. Делёз, Ж. Коды, капитализм, потоки, раскодирование потоков, капитализм и шизофрения, психоанализ, Спиноза (лекция 16 ноября 1971 года) [Электронный ресурс] / Ж. Делёз ; пер. с франц. Д. Кралечкина // ПолитИздат. Всё о политике, философии и гуманитарных технологиях. – Режим доступа: http://www.politizdat.ru/article/88/.
  3. Делёз, Ж. Лекции (к онтологии потоков). Ноябрь-декабрь 1971 [Текст] / Ж. Делёз. – I. Коды и капитализм (лекция от 16 ноября 1971 года) // Ложь права? : теоретический альманах «Res cogitans № 4». – М. : Книжное обозрение, 2008. – 162 с. – С. 36-37.
  4. История западноевропейской средневековой культуры. Часть 2: культура рыцарской среды / сост. И. Ю. Николаева, Н. В. Карначук. – Томск : Изд-во Том. ун-та, 2003. – 78 с.
  5. Клири, Т. Кодекс самурая. Современный перевод «Бусидо Сосинсю» Тайра Шигесуке / Т. Клири ; пер. с англ. Лаврова Н.Н. – Ростов н/Д. : Феникс, 2001. – 224 с.
  6. Луман, Н. Власть / Н. Луман ; пер. с нем. А. Ю. Антоновского. – М. : Праксис, 2001. – 256 с.
  7. Мораль в политике : хрестоматия / пер. с фр., англ., нем., исп., чешск. ; составл. и общ. ред. Б. Г.Капустина. – М. : КДУ ; МГУ, 2004. – 480 с.
  8. Моральный кодекс строителя коммунизма // КПСС. Съезд 22-й, Москва, 1961 (XXII съезд коммунистической партии Советского Союза. 17-31 октября 1961 года). Стенографический отчёт. Т. III. Стенограммы 21-26 заседаний, резолюции, постановления и приложения [Текст]. – М. : Госполитиздат, 1962. – 592 с.


Все статьи автора «Гуреев Максим Вячеславович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: