Выступления и речи Президента Франклина Д. Рузвельта о Пёрл-Харбор важны не только тем, что в них выпажено мнение главы государства. Безусловный интерес представляет специфика данных источников: во-первых, выступления, особенно «Беседы у камина» несли большую содержательную нагрузку и были направлены на формирование надлежащего общественного мнения в США; во-вторых, «беседы» являются квинтэссенцией нескольких различных информационных потоков: 1) докладов военных; 2) данных пропаганды противника; 3) слухов; 4) материалов прессы. Выступления Рузвельта − это реакция на данные потоки.

Нападение на Пёрл-Харбор является центральной темой трёх речей: «у камина» от 9 декабря 1941 г. и 23 февраля 1942 г., а так же пред Конгрессом 8 декабря 1941 г. Послание Рузвельта 8 декабря 1941 г. на объединённом заседании Конгресса. Относительно небольшое (продолжительность 6 минут). Президент заложил основы не только восприятия нападения американцами, но и представило первую историографическую концепцию атаки Пёрл-Харбора [12, p. 10 – 11]. Необходимо учитывать, что послание Конгрессу было создано до публикации материалов о войне в газетах, следовательно, реакция военно-политического руководства США на сообщения прессы будет позже − в «Беседе у камина» 9 декабря. Тем не менее, в выступлении 8 декабря затрагиваются практически те же вопросы, что и в прессе, что не удивительно, т.к. основную информацию для журналистов дали официальные заявления Белого Дома [26, p. 3].

Относительно небольшая речь президента (продолжительность 6 минут), наравне с ведущими периодическими изданиями, заложила основы восприятия американцами нападения. Суть выступления заключалась в том, чтобы показать обществу единственного виновника войны − Японию [6, p. 30]. Президент не менее 7 раз акцентировал на этом внимание слушателей, употребляя следующие выражения: «неспровоцированная и подлая атака», «неожиданное, вероломное нападение», «внезапное и спланированное вторжение» и т.д. [5, p. 125 − 126] При этом подчёркивал, что у США была        совершенно иная, противоположная позиция: «Соединённые Штаты находились в мире с этим народом и по просьбе Японии продолжали вести переговоры с её правительством и императором, желая сохранить мир на Тихом океане» [5, p. 125]. В выступлении чётко видна схема убеждения аудитории: 1) США находились в мире; 2) США желали мира; 3) США пытались всеми способами сохранить мир. В то время как Япония: 1) планировала войну; 2) желала войну; 3) начала войну. Более ясную и простую для восприятия модель придумать трудно. Слово «мир» употребляется 3 раза и только в отношении США, а слово война (атака, нападение) 15 раз и, в основном, применительно к Японской Империи − «японская атака», «война с Японией», «японское нападение». Для большей убедительности сказанного президент использовал ещё два приёма: 1) он представил свою речь как иллюстрацию мнения всех американцев: «Я надеюсь, правильно понял волю Конгресса и народа». 2) Рузвельт заявил: «Факты вчерашнего дня говорят сами за себя. Мнение граждан США уже сложилось» [5, p. 126], т.е. не выступление главы государства формирует общественное мнение, а наоборот, сама речь сформирована им. А стало быть, войны требует не президент, а весь народ. Ещё одной важной особенностью выступления была попытка отвлечь внимание граждан от основной атаки (на Пёрл-Харбор), причинившей наибольшие жертвы: Рузвельт перечислил, помимо Гавайских островов, ещё 7 объектов, которые были атакованы японскими вооружёнными силами. Это − корабли в районе между Гонолулу и Сан-Франциско; Малайя; Гонконг; Гуам; Филиппины; Уэйк; Мидуэй [25, p. 1]. Такой ход мог на какое-то время избавить администрацию от вопросов, почему нападение на Пёрл-Харбор стало неожиданностью и повлекло такие крупные потери? Ведь было атаковано множество баз и островов, а сокрытие истинных масштабов поражения позволяло администрации избежать     «неудобных» вопросов. Такая же тенденция прослеживается в первых коммюнике Военно-морского министерства: о Пёрл-Харборе впервые упоминается в связи с расследованием Нокса 15 декабря, а до этого сообщения от 11 − 14 декабря были посвящены атакам японцев на острова Уэйк (больше всего сообщений), Мидуэй и Лусон [15, p. 1 – 2].

Ещё одним убедительным доводом звучит следующая фраза: «Мы навсегда запомним, как враг напал на нас» [5, p. 126]. Здесь явно подразумевается и другое: «Мы навсегда запомним, что враг напал на нас». Таким образом, снова указывается вина агрессора, вина Японии, а США предстают в виде жертвы. На этих же принципах построена и резолюция Конгресса: «Правительство Японии совершило неспровоцированные акты войны против правительства и народа США» [18, p. 838].

Реакцию граждан США на нападение и речь Рузвельта историки описывают как шоковое состояние населения; появление общей цели для всего общества; преодоление межпартийной борьбы ради победы.Для периодической печати выступление Рузвельта дало чёткие ориентиры, которых следовало придерживаться при освещении войны. Основные положения речи были восприняты и интерпретированы не всегда в нужном для руководства страны ключе. Однако, упомянутого историками шока не наблюдается. Общество по-прежнему оставалось в неведении относительно причинённого ущерба, поэтому Пёрл-Харбор воспринимался не как катастрофа, а как одно из многих «подлых» японских нападений, проведённых 7 декабря[2, c. 469].

Развитием идей, заложенных в выступление перед Конгрессом, стала «Беседа у камина» 9 декабря 1941 г. Тематически она делится на четыре блока: 1) политический, где характеризуются японо-американские отношения и международная обстановка в 1930-х − начале 1940-х гг.;                2) информационный − президент рассказывает об особенностях информационного обеспечения войны; 3) промышленный, в котором обосновывается необходимость укрепления экономики страны; 4) военный − определение специфики современной войны [14, p. 50].

На следующий день 9 декабря, выступая по радио, глава Белого дома более детально остановился на причинах войны, посвятив этому начальную часть «беседы». В первом же абзаце Рузвельт одновременно и характеризует атаку, и объясняет её истоки: «Внезапные преступные нападения японцев в Тихом океане кульминацией десятилетия международной безнравственности» [5, p. 127]. Используя в данном предложение пассивный залог, президент переносит главный акцент на слово «нападения», «прикрепляя» к нему сразу две оценочных характеристики, что быстро создаёт уже в подготовленном прессой сознании граждан образ агрессии. А множественная форма («нападения») усиливает сформированное чувство опасности и является продолжением наиболее эмоциональной и выразительной части предыдущего выступления, где Рузвельт перечислял объекты японских атак, каждый раз начиная предложения словосочетанием «прошлой ночью».  

Сами японские атаки на Гавайи, Филиппины, Уэйк и Гуам описаны президентом как «внезапные и преступные», криминальный характер японских действий усиливается во втором абзаце, где противник представлен в качестве «сильных и изобретательных гангстеров». Такой нестандартный образ врага, созданный в первые минуты выступления, должен был показать не только отношение к противнику и событиям 7 декабря, но и дать понять, что к преступникам будут применены самые суровые меры. Этот тезис президента подчёркивает и фраза «гангстеры объединились против всего рода человеческого», а, следовательно, совершили самое безнравственное, бесчеловечное и жестокое преступление.

Весьма вероятно, что Рузвельту было очень важно показать нации, что враги США «объединились». Хотя на момент выступления – 9 декабря 1941 г. никаких «гангстеров» не было – был один «преступник» – Японская империя, но ввиду необходимой подготовки общественного мнения, президент ставит Италию и Германию на одну сторону с Японией, говоря об их единстве как о свершившемся факте. Для того, что бы показать опасность данного союза «бандитов», президент США использует всего два прилагательных «сильные» и «изобретательные», в английском оба этих слова заканчиваются на суффикс «ful», что создаёт впечатление у слушателей не только силы их союза, но и завершённости, «наполненности», единства. 

Но и противостоящие «гангстерам» силы так же охарактеризованы Рузвельтом чрезвычайно ярко, образно, даже величественно: «весь род человеческий», т.е. сила ещё более мощная, чем «сильные и изобретательные гангстеры».

Во втором предложении этого абзаца Рузвельт так же использует безличное обозначение врага: «Их вызов теперь брошен Соединённым Штатам Америки» [5, 128]. Эта короткая фраза ещё раз подчёркивает основную мысль предыдущего выступления (от 8 декабря) – инициатор конфликта – Япония, как и единственный виновник войны. А вызовов заключается, по мнению президента, в том, что «Япония предательски нарушила  давно установленный между нами мир» [5, 128]. Второй раз по ходу речи оратор называет врага, причём слушателям сразу становится любопытно, если в предложением выше противники были обезличенными и всегда во множественном числе, то здесь фигурирует только один из «гангстеров». Возникает справедливый вопрос – а кто остальные, причём тот факт, что Рузвельт не называет их, показывает – другие «международные бандиты» хорошо известны американцам, более того их кандидатуры очевидны.

Правоту Рузвельта подтверждают как материалы прессы, где ещё долго время после 7 декабря будет обсуждаться «германский след» Тихоокеанской войны [28, p. 425], так и реакцией простых граждан на нападение, уверенных, что такое событие не обошлось без вмешательства Гитлера [13]. Президент успешно добился в своей речи создания образа множественности противников, причём сделано это было в самый важный момент выступления, когда оно только началось и американские граждане слушали Рузвельта очень внимательно. Это подготовила общественность к неизбежности войны не только с Японией, но и её союзниками.

Другим важным моментом данного абзаца речи стало появление противопоставления «война-мир». Важно, что в обоих предложениях с элементами обозначенного противопоставления используется пассивный залог, благодаря которому всё внимание акцентируется на Японии – «нарушила мир», «объединилась с гангстерами для войны». Это ещё раз, дополнительно подчёркивает сознательность действий японцев и ответственность за произошедшие события в глазах президента США. 

После такого вступления Рузвельт произносит три резких как по интонации, так и по содержанию фразы в пассивном залоге: «Много американских солдат и моряков было убито вражескими действиями. Американские корабли были потоплены. Американские самолёты были уничтожены» [5, 128]. Использование здесь пассивного залога прекрасно иллюстрирует не только суть, названного выше вызова, но  и троекратно заостряет внимание слушателей на пострадавшей стороне. Это должно было сформировать образ жертв, потерь и страданий. Изменение предложений на активный залог сразу бы ликвидировало их направленность, силу и значение для формирования такого образа.

Троекратное повторение в начале каждой фразы прилагательного «американские» призвано активизировать патриотические настроения аудитории, показать принадлежность утраченных кораблей и самолётов к каждому гражданину США, не говоря уже об утраченных жизнях. Завершают данный образ три глагола – «убиты», «потоплены», «уничтожены».

Рузвельт описывает ущерб не нейтральным глаголом «потеряны», который подходит и для материальных и для людских потерь, но не несёт никакой конкретики. А в первые дни после нападения важно было заложить основные стереотипы восприятия 7 декабря, поэтому и глаголы должны быть содержательными, эмоциональными, врезающимися в память. К тому же президент особо подчёркивает в каждой из трёх фраз самую крайнюю степень потерь – здесь не место словами «ранены», «повреждены», «подбиты».

Продолжение этих трёх ключевых предложений, на первый взгляд, очень неожиданно: «Конгресс и народ Соединённых Штатов приняли этот вызов» [5, 128].  Следовательно, если смысл вызова заключается в словах «убиты, потоплены и уничтожены», то и ответ на этот вызов должен быть таким же. И граждане обязаны быть к этому готовы.

Затем президент США впервые по ходу речи переходит на настоящее длительное время. Именно этим заканчивается вводная часть речи, которая, напомним, повествовала о прошлом. Причём, все первые предложения были в пассивном залоге. Переход к настоящему Рузвельт сделал одной фразой: «Вместе с другими свободными народами теперь мы сражаемся за право жить в мире со всеми соседями, в свободе, общей морали, без страха нападения» [5, 128].

Сразу обращает на себя внимание начало предложения. Во всех выступлениях Рузвельта чрезвычайно большое значение для создания образов имеет время, но здесь главный акцент делается на другом. Интонационно ударение во фразе идёт на «вместе с другими», пауза, «свободными народами». Фактор единства оказался важнее всего для главы Белого дома, поэтому он идёт первым и выделяется голосом.

И только после этого президент делает акцент на словосочетании «теперь мы сражаемся», где ключевым является наречие «теперь», переносящее слушателя из прошлого, полного атак, конфликтов и войн в настоящее, так же насыщенное сражениями и битвами.

Что бы смягчить и, одновременно, в полной мере использовать эффект первой части, Рузвельт сразу показывает цель данной борьбы – «право жить в мире со всеми соседями», т.е. провозглашается война за мир. Интересно использование оратором слова «соседи», очень неофициальное, простое, понятное каждому американцу, как и цель войны. Президент здесь явно избегает употреблять другие, возможно, более точные термины: «союзники», «партнёры», «приграничные государства».

Целей борьбы, как говорил Рузвельт, три: 1) «жить в свободе»; 2) «общих приличиях»; 3) «без страха удара» (президент использовал термин «assault», который обычно переводят как «нападение» [3, c. 244], что не совсем точно). Даже первый взгляд на такие цели показывает, что их достижение будет возможно только после победы над Японией и Германией, этим ещё раз подчёркивался антигерманский, в том числе, характер речи Рузвельта. Именно так эту часть выступления поняли и американские журналисты [16, p. 1].

Провозгласив цели новой войны, глава Белого Дома обращает внимание слушателей на истоки данного конфликта: «Я подготовил полную справку о наших прошлых отношениях с Японией и она будет представлена Конгрессу» [5, 128]. Два времени этого предложения, прошло и будущее выполняют важную задачу – они определяют акценты смысловой нагрузки. Этим Рузвельт даёт понять, что японо-американские отношения – это отношения прошлого. Появление во второй части фразы будущего времени так же далеко не случайно. Президент мог абсолютно без потери смысла сказать: «Я подготовил для Конгресса справку», но он этого не делает. Слова «будет представлена» не даёт чёткого ответа на вопрос – когда это произойдёт. Данной временной неопределённостью подчёркивается незначительность, второстепенность справки для будущего. Она хотя и введена в повествование в форме будущего времени, но, по мнению Рузвельта, принадлежит прошлому.

Описание названной справки глава Белого Дома делает далее всего в двух предложениях. Первое – о зарождении отношений; второе – об их гибели. «Они начинаются с визита коммондора Пэрри в Японию 88 лет назад». Здесь появляется первое числительное в речи. Цифр не было ни при описании атаки, людских и материальных потерь, следовательно, эта цифра важна для Рузвельта. Возможно, для того что бы показать гражданам длительность отношений, а кроме того, фраза «88 лет назад» очень хорошо воспринимается на слух, сразу создаёт необходимый временной образ, причём он формируется быстрее, чем при простом указании даты.

Второе предложение: «Они закончились визитом двух японских эмиссаров к госсекретарю в прошлое воскресенье, час спустя после того как японские силы обрушили свои бомбы и пулемёты против нашего флага, наших войск, наших граждан» [5, 128].  Ключевым словом в обоих предложениях выступает «визит». Он связывает два полюса отношений, связывает прошлое и настоящее. Сам термин «визит» носит исключительно мирный, даже дружеский характер, что чрезмерно важно для первого предложения, где описывалось совсем не мирное и не дружеское «открытие» Японии 1853 г. Рузвельт сознательно избегает общепринятых на тот момент для обозначения данного события оборотов, и придаёт тем самым ему демонстративно миролюбивую окраску.

Но для второй фразы, на первый взгляд, этот термин совершенно не подходит, т.к. президенту требуется показать коварство, хитрость и вероломство противника. Именно поэтому второе предложение получило такую сложную структуру – оно не завершается словами «в прошлое воскресенье», а продолжается прямым доказательством подлости японского «визита». Рузвельт объявляет гражданам, что послы обратились к Хэллу лишь «час спустя» после атаки.

Здесь президент США точно воспроизводит образ начала войны, который уже два дня формировала пресса – вероломное нападение коварных японцев без предупреждения. Этот мотив был во многих статьях и заголовках газет: «VanWertTimes-Bulletin»: «Японские самолёты атаковали американские базы на Гавайях, Манилу; Без предупреждения» [27, p. 1]; «TheHartfordCourant»: «Япония атакует Гавайи и Манлиу; Токио объявляет Соединённым Штатам войну» [24, p. 1]; «TheLawtonConstitution»: «Атака на рассвете, проведённая без предупреждения» [25, p. 1].

После таких публикаций и слов президента, других аргументов в пользу диаметральной противоположности этих «визитов» уже не потребовалось. Нужный, очевидный образ сложился у слушателей [23, p. 1].   

Политическая тема в речи далее продолжается категоричным утверждением президента: «Я могу со всей уверенностью сказать, что американцы сейчас и тысячи лет спустя будут гордиться нашим терпением и  теми усилиями, которые мы в течение ряда лет прилагали для установления на Тихом океане справедливого и почётного мира для каждой нации, большой или малой» [5, p. 128]. Фраза «сейчас и тысячи лет спустя» призвана сразу показать очевидную, более того, не оспариваемую истинность слов Рузвельта о миролюбивой политики США. А указание на гордость за «терпение» свидетельствует об осознании президентов и народом того факта, что тихоокеанская политика Соединенных Штатов часто шла в разрез с национальными интересами, но ради стабильности и мира, по словам Рузвельта, администрация и американский народ это терпели.

Получается, что из этих фраз любой слушатель может сделать примерно следующий вывод, выгодный президенту: Япония пошла на конфликт не из-за политических причин, не из-за противоречий с Великобританией, Голландией, США, не из-за экономических проблема, а в силу враждебности, подлости и вероломства «военных диктаторов». Рузвельт старается, что бы у американских граждан не сложились представления о том, что Японская Империя была вынуждена пойти на такой шаг. Поэтому президент и объявляется, что мир на Тихом океане был «почётным и справедливым», следовательно, у Страны Восходящего Солнца не было объективных причин нарушать его. Именно так эти мысли Рузвельта были восприняты прессой США [7, p. 1; 10, p. 1; 11, p. 2].

Но уже сказанного президенту недостаточно, он ещё раз возвращается к этой мысли: «И любой честный человек, сейчас или тысячи лет спустя будет испытывать негодование и ужас от предательства военных диктаторов Японии, подготовленного под прикрытием  флага мира, принесённого их специальными посланниками в нашей стране» [5, p. 128]. Это предложение, повторяя основной мотив предыдущего, нацелено, главным образом, на перспективу, на будущее, в котором победитель текущего противостояния, по мнению Рузвельта, уже известен – это «свободные народы».

Кроме того, президент касается здесь и вопроса об ответственности за Тихоокеанскую войну. Весьма показательно, но виновными  в агрессии он объявляет не Японию или японский народ, а только «военных диктаторов» – именно они, как доказывает оратор, привели государство к войне.

А далее глава Белого Дома продолжает «политический блок» выступления, но обращает внимание слушателей теперь на прошлое, на истоки конфликта: «Курс, который Япония проводила последние 10 лет в Азии параллелен курсу Гитлера и Муссолини в Европе и Африке» [5, p. 128].. В первую очередь эта мысль призвана закрепить в сознании американцев не просто союзнические отношения между державами Оси, но и скоординированные действия во время войны. Интересен выбор 1931 г. как отправного момента конфликта.  

Эта начальная точка отсчёта японской агрессии уже в 1943 г. подверглась сдержанной критики со стороны писателя и журналиста Генри Робинсона, который указывал, что «задолго да нападения на Маньчжурию Япония перестала делать тайну из намерений сокрушить нас на Дальнем Востоке» [21, p. 312]. По его мнению, это стало ясно в период с 1900 по 1914, а после меморандума Танаки 1927 – просто очевидно. Это упрёк президенту, который ограничил всё 1931 г., не увидел или не пожелал увидеть корни японской агрессии.

Другой выпад против речи Рузвельта об объявлении войны был сделан Робинсоном при описании Китайского инцидента 1937 г. – при всей значимости данного конфликта для безопасности США  президент так и не признал его войной и не спас Чан Кайши [21, p. 314].

1931 г. как дату начала агрессии Японии Рузвельт охарактеризует чуть позже, а в данной фразе большое значение имеет ещё и география – президент в всего парой выражений обрисовал для граждан весь грандиозный масштаб завоеваний стран «Стального пакта». И сделал это очень образно, использовав континенты «Азия, Европа, Африка» и распределил их в точном соответствии со державами-агрессорами: Япония, Германия, Италия.

Такой приём создавал у аудитории не только впечатления слаженных, хорошо спланированных вражеских действий, но и образ разделённого между диктаторами мира, единственной свободной областью которого остаётся американский континент. Так же очень важно было для президента США сформировать у нации веру в то, что Япония преследует одни цели вместе с Германией и Италией, т.к. война данным европейским державам ещё не объявлена.

Нельзя не обратить внимание, что японские лидеры в этой фразе по-прежнему выступают обезличенными. Возможно, Рузвельт хотел показать, что для американцев абсолютно неважно кто в Японии премьер-министр, кто император – всё равно все будут побеждены.

Заострив внимание слушателей на прошлом, оратор очень быстро возвращает его в настоящее: «Сегодня это уже намного больше, чем параллели». Этим показана не только историческая связь событий последних 10 лет с Тихоокеанской войной, но и предвосхищаются события ещё более опасные. А следующая фраза Рузвельта усиливает формирующееся у слушателей чувство опасности: «Их взаимодействие так хорошо рассчитано, что все континенты мира и все океаны теперь рассматриваются стратегами Оси как одно гигантское поле битвы» [5, p. 128]. Без сомнения, это наивысшая степень нагнетания зловещей атмосферы в начале «беседы».

Если первые фразы этой части речи уводили аудиторию в 1930-е на просторы Азии, Африки и Европы – объекты важные, но для большинства американцев такие же далёкие, как и ушедшие в прошлое 1930-е годы, то это предложение возвращает слушателей не просто в реальность, а в мир, который уже поделён, роли агрессоров распределены. Причём распределены по всем континентам и всем океанам, значит от спокойствия 1930-х (для американского континента) ничего не осталось. 

Пришла, как настаивает Рузвельт, не обычная угроза, в опасности оба побережья США и даже сам материк может стать очередной клеточкой на «гигантском поле битвы».  Создание такого образа было необходимо президенту США как для обеспечения высоких патриотических чувств, так и для отвлечения внимания от следующего блока речи, точнее от некоторых его неудобных моментов.

Содержательно новая часть выступления входит в «политическую тему», но структурно и интонационно радикально отличается от всей «беседы». Это 10 предложений заканчивающихся стандартной фразой «без предупреждения» [5, p. 128]. Тот же приём был использован президентом днём ранее – в выступлении перед Конгрессом (только тогда стандартная фраза – «прошлой ночью» была помещена в начале предложения [22, p. 7]).

Итак, начало этого блока – «В 1931 Япония захватила Маньчжоу-го – без предупреждения». Возникает вопрос – для чего Рузвельт использовал название государства, которого в 1931 г. ещё не существовало и японцы оккупировать его никак не могли.

Возможный ответ находится дальше – в перечислении «нападений без предупреждения». В этом списке нет Китая, хотя инцидент 7 июля 1937 г. прекрасно подходит под общую логику концепции данной части выступления. Всё внимание слушателей президент сосредотачивает на словах «Гитлер», «Германия». Япония только открывает и закрывает список. Следовательно, можно предположить, что оратор старательно обходит любые упоминания о Китае, т.к. предвоенная политика США по отношению к Гоминьдану никак не может являться предметом гордости американцев на «тысячи лет».

Весьма вероятно, что и неправильное название (Маньчжоу-го) появилось в речи как раз для отвлечения внимания американских граждан от истории развития инцидента 1931 г. и крайне неоднозначной позиции США в этом вопросе. По той же причине нет в списке 1932 и 1933 годов, когда шло расширение масштабов японского завоевания в северном Китае. Поэтому, от чрезвычайно важной даты – 1931 г. Рузвельт сразу переходит к 1935 – уводя внимание аудитории с Дальнего Востока в Эфиопию. Такой ход был обусловлен не только хронологическими причинами. Появление в речи Эфиопии переориентировало аудиторию с Тихого океана и японо-американских предвоенных отношений на европейские проблемы, т.к. ключевым словом здесь, без сомнения, является Италия. А Эфиопия для большинства американцев была страной настолько же далёкой, чуждой и непонятной как и Маньчжоу-го.

Президент рассказывает о первых днях войны, используя в качестве отправной точки слухи и японскую пропаганду, всячески опровергая их. Он называет «фантастическими» утверждения о том, что «в результате операции на Гавайских островах японцы получили военно-морское превосходство в Тихом океане» [5, p. 128]. Однако, точных данных о потерях Рузвельт не приводит, ссылаясь на «недостаточность информации» и отсутствие «дополнительных донесений с места события» [5, p. 128]. На самом деле, подобные дополнительные отчёты о повреждениях кораблей Тихоокеанского флота США поступили ещё вечером в день нападения [8, p. 3]. Президент же только упоминает о «значительном ущербе» и советует «самым настоятельным образом гнать от себя слухи» [5, p. 128]. Здесь тема Пёрл-Харбора тесно переплетается с проблемой цензуры: Рузвельт не сообщает подробностей атаки, считая, что подобная информация крайне важна для врага. Это своеобразный пример для прессы и радио, как следует поступать в таких ситуациях. Кроме этого, президент напоминает об ответственности, которая лежит на средствах массовой информации, заявляя: «У вас (СМИ − С.Б.) нет никакого права распространять непроверенные сообщения и преподносить их так, что люди будут им верить как Священному Писанию» [5, p. 128].

После разъяснения этого вопроса Рузвельт касается темы преобразований в промышленности, а также ряда военных проблем, упоминая о нападении на Пёрл-Харбор всего два раза, неизменно называя его «коварным налётом», «подлой операцией», «грязным делом» [5, p. 128].. В целом, несмотря на разнообразие сюжетов, в речи видна центральная тема − нападение на Гавайи. Это главная причина выступления, в контексте которой рассматриваются остальные проблемы, порождённые «преступной агрессией японцев в Тихом океане». Именно подобная широта анализируемых вопросов (международные отношения, промышленность, цензура и средства массовой информации, боевые действия, помощь союзникам, внутриполитическая жизнь США) способствовала превращению выступления Рузвельта в отправную точку развития официальной историографии как нападения на Пёрл-Харбор, так и всей Тихоокеанской войны [4, c. 461]. В последующих речах наблюдается развитие названных тем, их дополнение и уточнение.

В ежегодном послании Конгрессу 6 января 1942 г. Рузвельт, как и в предыдущих выступлениях, сконцентрировался на рассмотрении изменениях положения США (как внутреннего, так и внешнего) в связи с начавшейся войной [5, p. 136]. В начале послания Президент осветил роль Японии и Германии в блоке агрессоров, при это история японской экспансии на Тихом океане излагается с японо-китайской войны 1894 − 1895 гг.

Рассказывая о международных отношениях Рузвельт описал процесс складывания оси Берлин-Рим-Токио и консолидацию сил союзников. Последняя завершилась подписанием декларации Объединённых наций 1 января 1942 г. Эта тема, наравне с проблемой промышленного производства доминирует в выступление. А Пёрл-Харбор остаётся в тени − нападение 7 декабря лишь подразумевается, но никаких дополнительных сведений глава государства не сообщает. Зато находит продолжение тенденция «скрытия» атаки на Оаху в череде других операций. Так, Президент упоминает атаки на остров Уэйк 3 раза, Филиппины 2 раза. Более того, острову Уэйк Рузвельт посвящает целый абзац текста, преподнося операцию как «героическую и историческую оборону, в ходе которой 400 морских пехотинцев нанесли врагу колоссальные потери» [5, p. 141]. Подобное смещение внимания с Пёрл-Харбора на Уэйк вполне объяснимо и характерно не только для выступлений военно-политических деятелей, но и для прессы. Интерес к Уэйк значительно угас с началом побед США на Тихом океане, а в первые месяцы поражений оборона острова конкурировала с Пёрл-Харбором по частоте упоминания в прессе. Сочетание в выступление описаний героической обороны и будущих промышленных успехов стало важным средством повышения морального духа граждан США. Тогда как Пёрл-Харбор продолжал оставаться «неудобной» темой. 

Отсутствие дополнительной информации о воскресном нападении на Гавайи возможно ещё по одной причине. В «Беседе у камина» 9 декабря 1941 г. Рузвельт изложил свою версию произошедшего в общем контексте. Конкретные детали, но в русле «концепции Рузвельт» представил на пресс-конференции Военно-морской министр Ф. Нокс [8, p. 3 – 7]. Вероятно, что Президент не спешил с обсуждение этой, безусловно, важной проблемы до окончания работы комиссии судьи О. Робертса [20, p. 269]. Однако, официальной реакции или подробного, обстоятельного выступления Рузвельта не последовало и после публикации итогового доклада комиссии [19, p. 23]. Это произошло ровно через месяц −  23 февраля 1942 г.

Февральская «Беседа у камина» как и предыдущие достаточно объёмна. В ней оценка самой операции несколько изменяется по сравнению с «Беседой у камина» от 9 декабря 1941 г. В качестве нового подтверждения своей точки зрения Президент обращается к проблеме потерь: «Нападение на Пёрл-Харбор само по себе нанесло нам значительный урон, однако его последствия сильно преувеличены. Источником этих преувеличений является пропаганда держав Оси»[5, p. 141].  

Видно, что изначально сложившаяся концепция нападения у Рузвельта не сильно изменилась, и это несмотря на итоги уже двух расследований атаки Пёрл-Харбора. После февральского выступления наблюдается снижение интереса к нападению 7 декабря, что обусловлено, прежде всего, активизацией боевых действий на Тихом океане. В большей степени это свойственно для газет; журналы до весны публикуют материалы о докладе Робертса, о выступлении Рузвельта и общие данные об атаке [9, p. 11; 17, p. 108 – 111]. Но образ атаки, созданный в заявлениях президента уже закрепился  в обществе США, что бы затем перейти в историографию Второй мировой войны.

1. Бернс Дж. Франклин Рузвельт: Человек и политик. М., 2004.
2. Мировые войны ХХ века / Рук. проекта О.А. Ржешевский: В 4 кн. Кн. 3. М., 2002.
3. Рузвельт Ф. Беседы у камина. М., 2003. .
4. Яковлев Н.Н. Франклин Д. Рузвельт – человек и политик. М., 2003.
5. Addresses and Messages of Franklin D. Roosevelt. Washington, 1942.  − 126.
6. Bachrach D. Pearl Harbor. San Diego, 1989.
7. Bismarck Tribune. 1941. 10 December.
8. Brief report of conduct of naval personal during Japanese attack, Pearl Harbor, December 7, 1941 // Navy Department Communiqués 1 - 300 and Pertinent Press Releases: December 10, 1941 to March 5, 1943. Washington, 1943.
9. Current History. 1942. March.
10. Galveston Daily News. 1941. 10 December.
11. Kingsport Times. 1941. 10 December. .
12. Langer W., Gleason S. Challenge to Isolation 1937 – 1940. New York, 1952.
13. Library of Congress. American Folklife Center. After the Day of Infamy: «Man-on-the-Street» Interviews Following the Attack on Pearl Harbor. LWO 4872, Reel 406, SideB, AFS 6358.
14. Masaru I. Examples of Mismanagement in U.S. Policy forward Japan before World War II // Pearl Harbor: reexamined. Honolulu, 1990.
15. Navy Department Communiqués 1 - 300 and Pertinent Press Releases: December 10, 1941 to March 5, 1943. Washington, 1943.
16. Oakland Tribune. 1941. 10 December.
17. Pacific Affairs. Vol. 15. № 1. 1942. March.
18. Peace and War: United States Foreign Policy 1931 – 1941. Washington, 1983.
19. Report of Roberts Commission. // Pearl Harbor Attack. Pt., 39. Washington, 1946. .
20. Report of the Joint committee on the investigation of the Pearl Harbor attack. Washington, 1946.
21. Robinson H. Fantastic Interim. New York, 1943.
22. Senate Document No. 148. 77th Congress, 1st Session.  Washington, 1941.
23. The Capital Times. 1941. 10 December.
24. The Hartford Courant. 1941. 7 December.
25. The Lawton Constitution. 1941. 7 December.
26. Time. Vol. XXXVIII. No. 24. 1941. 15 December.
27. Van Wert Times-Bulletin. 1941. 7 December.
28. White W. On the Battle Fronts // Current History. 1942. January.

Все статьи автора «Буранок С.О.»