В середине VI в. территориальная и культурная экспансия династии Хань привела к распространению конфуцианских текстов и учения Конфуция  не только в Корее, но и через корейское царство Пэкче в Японии. В старинной японской летописи «Кодзики», датируемой 712 г., упоминается о том, что правитель царства Пэкче в 400 г. н. э. отправил к правителю Ямато наставника по имени Вани, который привёз с собой фрагмент «Аналектов» и другой текст «Цяньцзывэнь», что означает «Канон тысячи иероглифов», по-японски «Сэндзимон» [7]. Есть все основания полагать, что целью миссии было наставление князя Ямато в основах конфуцианства. Тем самым, царство Пэкче служило в качестве передающего звена, эффективно распространявшего конфуцианское учение и тексты в середине VI в. н. э. Конфуцианские идеалы сыграли важнейшую роль в становлении философской этики в Японии. В первую очередь данное утверждение распространяется на период образования Японии в VI – IX вв. Первым покровителем конфуцианства был князь Сётоку Тайси, живший в шестом веке. Он провозгласил столпами Японии идеалы Конфуция и этику Будды. [7]. Неоконфуцианство появилось в эпоху Эдо (1600 – 1868 гг.) – сравнительно позже, чем на Корейском полуострове, став идеологией правящей японской элиты. Неоконфуцианство означало окончательное прекращение морального доминирования буддизма. [8]. В то время японское общество уже стало глубоко привержено конфуцианству, считая конфуцианские ценности своими собственными. Невозможно пренебречь древней историей – конфуцианство потому столь прочно укоренилось в Японии, что оно вступило во взаимное влияние с синтоизмом, исконной японской религией. Моральные коды синтоизма до некоторой степени основываются на конфуцианском учении, тем самым в Японии конфуцианство усиливалось за счёт синтоистского духа. Тем не менее, конфуцианство, воспринятое в правление Токугавы, имело весьма ограниченное влияние на образование. В эпоху Мэйдзи (1868 – 1911 гг.) конфуцианскими идеями оправдывали национализм. [9] Отношения между императором и народом уподоблялись отношениям между отцом и детьми, тем самым акцентировалась верноподданническая преданность, точно так же как и в конфуцианстве на Корейском полуострове.

В качестве введения в понятие конфуцианства в современной Корее и в Японии, необходимо прежде всего рассмотреть соотношение между конфуцианством и понятием современного общества.

В данной связи возникают следующие вопросы. Возможно ли примирить конфуцианское видение божественной и человеческой природы с морально-этическим и политическим устройством современного мира? Как утверждают японские и южнокорейские исследователи, такая вероятность имеет место, поскольку разочарование в западных ценностях достаточно велико и заставляет возвращаться к корням – к конфуцианской модели. [11] Следует прямо заявить, что отношения между конфуцианством и современным обществом слишком неоднозначны, ибо конфуцианство гораздо сильнее сконцентрировано на истории, нежели на будущем.

Для того, чтобы понять современное корейское общество, необходимо учитывать тот факт, что его фундаментальной презумпцией оказывается присутствие конфуцианства в повседневной жизни корейцев. Это означает, что, для того, чтобы понять значение конфуцианского влияния на Корейском полуострове, необходимо учитывать специфику контекстов, в которых совершается рассмотрение конфуцианства.

Сегодня неоконфуцианские храмы и учебные заведения соперничают с множеством современных культов. [5] Многие элементы неоконфуцианского учения продолжают сохраняться в административных практиках (лояльность к организации, долгосрочные контракты, трудности с переменой места работы и т. д.) Особо следует подчеркнуть, что изучение неоконфуциснства исчезло из школьной программы лишь после второй мировой войны. [2] Однако, вслед за конфуцианским возрождением конца девяностых годов ХХ века, во многих странах Дальнего Востока отмечается рост интереса к корейскому конфуцианству, хотя в каждой стране для этого имеются свои причины. [12] Например, около 2000 года вошло в моду реконструировать могилы и мемориальные камни предков, и устраивать частные музеи местных мудрецов. [6] По данному поводу можно добавить, что корейские погребальные обряды в настоящее время представляют собой гибрид христианского и конфуцианского влияний.

Понятие сыновней почтительности по-прежнему присутствует в южно-корейских традициях, сохраняя особую важность в отношениях с учителями. В период с 1948 до начала шестидесятых годов, употребление традиционного конфуцианского выражения «Проявляй сыновнюю почтительность к родителям» было официально запрещено на уровне государственной идеологии. К учителям корейские студенты обращаются не по имени, а по преподаваемому предмету, например, учитель чайной церемонии. В корейском языке существует несколько стилей, которые можно вывести из пяти предписанных Конфуцием видов отношений.

Важное влияние конфуцианское философское наследие оказало на историю современной Японии. [3] Оно заметно проявило себя в период перехода от эпохи Токугава к эпохе Мейдзи (1868 – 1912 гг.), т. е. во времена восстановления имперского правления. Конфуцианство можно рассматривать в качестве идеологии, которая обретает свои идеалы в прошлом. Эта идеология ратует за возврат золотого века, что сулит улучшение существующих ныне условий. Политические преобразования, приведшие к расцвету имперского режима Мейдзи, означали до некоторой степени возвращение к старине, а конфуцианство уже в эпоху Эдо (1603 – 1868 гг.) играло роль своего рода государственной философии. [1] Некоторые исследователи подчёркивают, что за японскую модернизацию ответственность несёт прежде всего конфуцианство в эпоху Эдо, в котором акцентировалась роль гармонии между наёмными работниками. Благодаря гармонии достигалось повышение производительности каждого работника, что в конечном счёте обеспечило рост японской экономики. [10]

Некоторые исследователи эпохи Эдо также пытались смешать традиционные ценности с конфуцианством. Ямага Соко (1622 – 1685 гг.) в своём военном произведении «Букё Юроку» находит обоснование собственным военным концепциям в японской и в конфуцианской культурах. Это произведение оказало сильное влияние на японскую военную традицию. [4]

Другим примером важного влияния конфуцианства на японскую современность является употребление для обозначения колледжа или университета слова дайгаку, образованного от китайского слова дасюэ, что служит аллюзией названия первой из четырех книг неоконфуцианства «Великая учёность». Этот текст служил вратами учения для взрослых.

1. Bellah R. Tokugawa Religion: The Cultural Roots of Modern Japan. New York: The Free Press, 1985. P. 23 – 30
2. Grayson J. H. Korea: A Religious Country. New York: Routledge Curzon, 2002. P. 40 – 50.
3. Kotaсski W. W krugu shintoizmu. Warszawa: Wyd. Dialog, 1995. P. 73 – 85.
4. Le Japon. Paris: L’Harmattan, 1993. P. 163.
5. Loden T. Rediscovering Confucianism, a Major Philosophy of Life in East Asia. Folkestone: Global Oriental Media, 2006. P. 98.
6. Ming T. W. Confucian Traditions in East Asian Modernity: Moral Education and Economic Culture in Japan and the Four Mini-Dragons. Cambridge: Harvard University Press, 1996. P. 211 – 213.
7. Nosco P. Confucianism and Tokugawa Culture. Princeton: Princeton Uni-versity Press, 1984. P. 22.
8. Piovesana G. Recent Japanese Philosophical Thought 1862 – 1996: A Survey. Richmond: Curzon Press, 1997.
9. Reitan R. Making a Moral Society: Ethics and the State in Meiji Japan. Honolulu: University of Hawaii Press, 2010. P. 18.
10. Shuishi K. Reevaluation du Confucianisme // Cahiers d’Extreme-Asie, 1991. Vol. 6. P. 211.
11. Tamai K., Lee J. .Confucianism as Cultural Constraint: A Comparison of Confucian Values of Japanese and Korean University Students // International Education Journal, 2002. No. 5, Vol. 3. P. 35.
12. Yao X. Konfucjanizm. Wprowadzenie. Krakуw: Wyd. Uniwersytetu Jagiellonskiego, 2009. P. 274 – 275.

Все статьи автора «Ставропольский Юлий Владимирович»