РОЛЬ ПРОВИНЦИИ В ПРОЦЕССЕ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ

Цеглеев Эдуард Александрович
Вятская государственная сельскохозяйственная академия
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии

Аннотация
В статье исследуется вопрос о роли и месте русской провинции в процессе исторического развития России. Изучается проблема взаимоотношений центра и провинции. Даётся историографический обзор изучения данной проблемы. Соотношение центра и провинции рассматривается не в ракурсе противопоставления «прогрессивной столицы» «отсталой глубинке», а с учётом тех функций, которые они выполняют в рамках единой системы.

Ключевые слова: власть, культура, провинция, развитие, Россия, система, столица, традиции


THE ROLE OF PROVINCE IN THE HISTORICAL DEVELOPMENT OF RUSSIA

Zegleev Eduard Alexandrovich
Vyatka State Agricultural Academy
candidate of historical sciences, associate Professor of History and Philosophy chair

Abstract
In the article the role of province in the historical process of development of Russia is studied. The problem of relationship between centre and province is also revealed. The author gives historiography review of studying of this problem. The balance between centre and province is investigated not from the point of view of «developed capital» and «low developed province», but meaning their special functions inside the entire system.

Рубрика: История

Библиографическая ссылка на статью:
Цеглеев Э.А. Роль провинции в процессе исторического развития России // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 2 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2014/02/5448 (дата обращения: 21.02.2024).

В изучении места и роли провинции в процессе исторического развития России существует несколько подходов. Согласно одному из них провинция рассматривается как фактор, сдерживающий модернизацию России, реформаторскую деятельность столицы, как тормоз прогресса. По мнению М.А. Казакова, «регресс – свойство локального, в политическом пространстве России он может охватывать территории отдельных регионов на исторически разные промежутки времени» [1, с. 47]. Согласно другому провинция представляется как настоящая, истинная Россия, «вместилище» традиционной русской культуры во всем её многообразии, где кроются неисчерпаемые потенциалы развития. Так, Д.С. Лихачёв отмечал: «… В отношении провинции мы столетиями были столь же невежественны, сколь и неблагодарны… Россию спасли своими богатствами, своими ополчениями, своим патриотизмом, в совокупности составившим патриотизм общерусский, глубинные города, сёла и монастыри… Через связь с природой веет над провинцией глубокое пространство вечности… Мы ждем обновления нашей жизни именно от провинции. Мы верим в провинцию и во всё то русское, что она сохранила…» [2, с. 119]. Оба подхода основаны на признании российской провинции как фактора, определяющего особенности исторического развития России.

Существует несколько трактовок термина «провинция». Она определяется как географическое пространство, социокультурное сообщество, духовный потенциал [3, с. 35]. В географическом, пространственном значении провинция осознается абстрактно, как окраина относительно центра. В социальном значении она рассматривается как конкретное социально-политическое пространство [4, с. 79]. В первом смысле провинция является локальностью, во втором – самоценной целостностью.

В процессе исследования исторической роли провинции важным является выявление закономерностей её взаимодействия с центром [5, с. 6, 22]. Долгое время соотношение провинции с центром рассматривалось через их противопоставление. В официальных историко-политических трудах ХIХ – ХХ вв. центр понимался как основной системообразующий институт. С провинцией он устанавливал вертикальные связи, скрепляющие их в единое целое. Главной функцией провинции считалось обеспечение ресурсами центра и осуществляемых им мероприятий. Жизнедеятельность провинции регламентировалась из центра [6, с. 19]. Наиболее эффективным способом построения отношений между центром и провинцией признавалась вертикаль власти [7, с. 62]. В то же время уже в ХIХ в. в России возникли теории, в которых провинция рассматривалась как основной субъект исторического развития. Так, А.П. Щапов утверждал: «Русская история в самой основе своей есть по преимуществу история областных масс народа, история постоянного территориального устройства, разнообразной этнографической организации, взаимодействия, борьбы, соединения и разнообразного политического положения областей до централизации и после централизации» [8, с. 42].

В советской историографии объективное изучение проблемы соотношения центра и провинции применительно к дореволюционным периодам истории России было затруднительно. Это было связано с господством в официальной историографии идеологизированности, политизированности и телеологичности (предопределённости). Как отметил Б.Н. Миронов, практически любое событие и явление в жизни России ХӀX – начала ХХ вв. рассматривалось как проявление «кризиса системы» и очередной шаг к её крушению, «раз империя потерпела крах, то всегда и во всём была несостоятельна» [9, с. 152]. Тем не менее, ряд советских исследователей обратился к изучению провинции.

Из трудов первой половины XX в. интерес вызывает книга Н.К. Пиксанова «Областные культурные гнёзда». В ней осмыслено соотношение центра и провинции с точки зрения их функционального взаимодействия:

«В столице сосредоточиваются материальные богатства, технические средства, организационная власть, культурные силы, международное общение. Здесь создаются, берегутся и эксплуатируются лучшие достижения национальной и интернациональной культуры. Соотношение между столицей и провинцией обыкновенно мыслится как контраст богатства и скудости.

При этом не всегда пропорции определяются точно и взаимоотношение представляется смутно, обычно – в ущерб провинции. И сама культура обычно развивается в ущерб провинции. Столица выкачивает из провинции и материальные средства и духовные силы. Часто это делается и насильственно, административным давлением. Но нередко влечёт стихийно обаяние богатой столичной культуры, эти лучшие возможности осуществить свою общественную стоимость. Провинция от этого скудеет, хиреет, как от кровопускания, а столица богатеет от притока свежих сил и дарований. Она омолаживается и укрепляется.

Но это покупается дорогой ценой. Столичная культура в своём стремлении к обогащению и утончённости неизбежно отрывается от провинции, поднимается над ней, изощряется. Приток даровитых, но некультивированных провинциалов угрожает этой утончённости, понижает уровень, разжижает столичную культуру» [10, с. 52-53].

Всплеск исследовательского интереса к теме соотношения центра и провинции произошёл в конце 80-х – начале 90-х гг. XX в. Из трудов этого времени можно выделить статью М. Кагана «Москва – Петербург – Провинция: Двустоличность России – её историческая судьба и уникальный шанс». В ней исследуются закономерности взаимодействия центра и провинции:

«На современном уровне научной мысли диалектику (противоречивое единство) «столичное – провинциальное» можно объяснить как частное проявление общих свойств саморазвивающихся систем, ибо мы имеем здесь дело с подсистемами единого и целого образования – жизни страны, государства, национальной культуры. Как подсказывает теория систем, подобным сложным функциональным и развивающимся системам необходимы два противоположно направленных «механизма» – мобилизирующий и стабилизирующий, т. е. обеспечивающий, с одной стороны, развитие системы в соответствии с изменениями среды и ростом её собственных потребностей обновления, а с другой – освоение, сохранение и упрочение обретённого. Соотношение сил этих двух механизмов меняется на разных этапах истории культуры, оно различно и в разных её типах. Но само наличие и взаимодействие таких механизмов необходимо для обеспечения целостного бытия и жизнеспособности системы: если отмирает или ликвидируется один, система окостеневает, лишается возможности развития и в конце концов погибает, а если атрофируется другой – система саморазрушается, лишаясь связей с прошлым, с накопленным опытом, с тем, что определяет её качественное своеобразие» [11, с. 16].

Похожую мысль, но с точки зрения изучения общественного сознания и менталитета, высказал В.Б. Земсков: «Культура, ментальность, сознание в каждый момент своего исторического бытия хранят и поддерживают «готовыми» к действию все пласты изначального и позднее созданного в истории человечества: архаическое, традиционное, модернное. Причём все три компонента выступают в многосторонних и разнообразных перекрестных отношениях. Это не только отношения противостояния, но и сотрудничества. Срединным членом триады является традиционное – это инновации прошлого, возникшие из архаики и ставшие со временем факторами нормативными, «держащими» систему» [12, с. 136].

Чаще и ярче такие «перекрестные отношения» и их плодотворные последствия проявляются во время и после преодоления кризисных моментов в жизни и развитии государства и общества, тяжёлых, но победоносных войн с внешним врагом. Так, в целом реформаторское правление Александра I с1812 г. имело выраженную консервативную окраску. Мобилизация глубинных ресурсов системы не могла не оживить те пласты традиционного, которые были затронуты [13, с. 68]. В то же время одним из факторов, обусловивших либеральную политику Александра I, был учёт влияния идей французской революции на умы людей. Он полагал, что как внутри России, так и на международной арене нельзя допустить положения, при котором наполеоновская Франция выглядела бы носителем свободы и прогресса: «Самое могучее оружие, каким пользовались французы и которым они ещё грозят всем странам, это общее убеждение, которое они сумели распространить, что их дело есть дело свободы и счастья народов, поэтому истинный интерес законных властей требует, чтобы они вырвали из их рук это страшное оружие и, завладевши им воспользовались им против них самих» [14, с. 125-126]. В итоге парадоксальным образом через либерализм в умонастроении русского общества произошёл поворот от галломании к патриотизму [15, с. 167]. В идеологической войне Россия ещё до1812 г. одержала победу над наполеоновской Францией. 1812 г. стал «эпохой нашего внутреннего развития» [16, с. 294]. Оригинальное сочетание либерализма и консерватизма, инновации и традиционализма, провинциального и столичного, регионального, общероссийского и европейского породило столь же многообразные и яркие явления – декабризм и охранительный консерватизм, славянофильство и западничество, расцвет русской культуры.

Бурная общественная и культурная жизнь, творчество, новаторские идеи, а главное – огромная жизненная сила – всё это в разное время проявлялось в провинции, а следовательно, – заложено в её природе. При этом консерватизм и традиционализм провинции позволяет сохранять все те проверенные временем основания, на которых держится система. Если центр ставит перед собой количественную задачу внедрения новых идей, ценностей, принципов, то перед провинцией стоит качественная задача отобрать из всего этого действительно нужное, приспособить его к реальным условиям и сделать традиционным. В то же время центр выкачивает из провинции духовные, интеллектуальные, материальные ресурсы. Это с одной стороны обескровливает провинцию, с другой – обогащает и обновляет центр, а с третьей – создает определённые условия для влияния провинции на центр. Поэтому проблему соотношения консервативной провинции и модернизаторского центра следует рассматривать не в ракурсе противопоставления «прогрессивной столицы» «отсталой глубинке», а с учётом тех функций, которые они выполняют в рамках единой системы.


Библиографический список
  1. Казаков М.А. Особенности регионального политического процесса // Российский исторический журнал. 2007. № 1.
  2. Лихачёв Д.С. Верю в провинцию // Российская провинция. 1994. № 4.
  3. Купцова И.А. Русская провинциальная культура: сущность, исторические и современные характеристики // Социально-гуманитарные знания. 2006. № 4.
  4. Звоновский В.Б. Российская провинция: массовое сознание и социальные институты // Общественные науки и современность. 2003. № 1.
  5. Фёдоров П.В. Историческое регионоведение в поисках другой истории России. Мурманск, 2004.
  6. Бесов А.Г. Социокультурные нормы российской государственности ХIХ в. // Вопросы истории. 2005. № 6.
  7. Харитонов В.Л. Власть как феномен русской истории и общественной мысли // Российский исторический журнал. 2004. № 1.
  8. Бердинских В.А. Уездные историки: Русская провинциальная историография. М., 2003.
  9. Миронов Б.Н. Новое видение истории России ХVIII – первой половины ХIХ в. // Вопросы истории. – 2001. – № 11 – 12.
  10. Пиксанов Н.К. Областные культурные гнезда. – М.-Л., 1928.
  11. Каган М. Москва – Петербург – Провинция: Двустоличность России – её историческая судьба и уникальный шанс // Российская провинция. 1993. № 1.
  12. Земсков В.Б. Дисбаланс в системе взаимодействия пластов культуры как фактор культурной динамики // Общественные науки и современность. 2003. № 2.
  13. Гросул В.Я. Русский консерватизм ХIХ столетия. Идеология и практика. М., 2000.
  14. Шестопалов А.П. Правительственный конституционализм и российская государственность в начале ХIХ в. // Вопросы истории. 2006. № 9.
  15. Хатунцев С.В. Противоречия: исторические портреты русских консерваторов первой трети ХIХ столетия // Вопросы истории. 2007. № 10.
  16. Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. Исследования и статьи по эпохе  Александра I. СПб., 2000.


Все статьи автора «Чиркин Сергей Александрович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: