Если вы боитесь одиночества, не женитесь
А.П. Чехов
Одиночество является одним из ведущих экзистенциалов индивидуального человеческого бытия, сквозь который наиболее остро «просвечивает» многогранное социальное [1]; у состояния одиночества нет «алиби в бытии»: оно предельно демократично.
Диагностикой одиночества занимается в первую очередь антропопсихологическая экспертиза: философская антропология и психология совместными усилиями изучают и опознают бытие одинокого человека.
Важно понимать, в некоторых аспектах социальной жизни человек особенно уязвим к одиночеству, которое может являться либо в качестве причины, либо в качестве маскирующего симптома. Так, одиночество (в том числе) гендерно детерминировано: у него может быть мужское и женское «лицо», а именно «мужское лицо» и женская «маска».
Один из важнейших аспектов социальной жизни – трудовая деятельность. Работники некоторых профессий особенно подвержены одиночеству, оно является их спутником и даже – атрибутом. К группам риска относятся работники крупных корпораций, это, как правило, – мужчины. В данном случае одиночество – «мужская болезнь».
Одиночество работников корпораций, жизнь которых протекает в пространстве «дом/пригород», носит межличностный характер: специфика профессии накладывает табу на «открытость» (возможность рассказать о себе, быть самим собой), таким образом, дружба, доверие, любовь становятся недоступными [2]. «У него (мужчины) нет уверенности, что в один прекрасный момент какой-то разговор или какая-нибудь записка не будут использованы против него. В конечном счете ему приходится помалкивать, о некоторых делах нельзя разговаривать даже с женой, так как она может нечаянно выдать его. Такое положение явно ведет к уединению и одиночеству» [3].
Таким образом, мужское одиночество в данном случае обусловлено монополизацией профессии. Одиночество становится атрибутом «мужского общества» – общества «инноваций и высоких технологий». Делая человека (успешным) винтиком системы, такое общество предоставляет мужчине единственную перспективу – одинокая экзистенция.
Однако одиночество мужчины всё-таки смягчается обстоятельствами внутреннего удовлетворения от достигнутого успеха: продвижение по службе, профессиональные достижения облегчают «бальзамом успеха» одинокое мужское бытие.
Иное дело – одиночество женское. В технократическом обществе мужчин жена работника корпорации занимается домом и детьми; основная зона её обитания – пригород. Это всё задаёт определённую экзистенциальную «антропометрию».
Антропологическая экспертиза без труда диагностирует [4]: переезд с прежнего места жительства – это «потеря родины» (космическое одиночество), переезд может быть сопряжён с утратой мира своей культуры (межкультурное одиночество), достаточно уединённая жизнь в пригороде сопровождается интенсивной социальной изоляцией (социальное одиночество).
Так «одиночество» становится частью повседневности, термином для описания эмоционального опыта женщины-домохозяйки: «каждая женщина вкладывает в него свой особый смысл: «Расставшись с привычной обстановкой, я почувствовала себя одинокой», «Поскольку муж подолгу не бывает дома, я чувствую себя одинокой», «Мне становится так одиноко, когда дети уезжают в школу», «Мне не с кем поговорить, некому готовить, не с кем в кино сходить», «Ночью мне становится страшно» [3].
Казалось бы, в общей гамме переживаний одинокой экзистенции женщины/матери/домохозяйки практически отсутствует симптоматика межличностного одиночества: общение с детьми, мужем должно было бы восполнить пробелы «женской онтологии», однако причина отчуждения мужа и жены уже была обозначена, а на полноценное общение с детьми не хватает времени, поскольку женщина/домохозяйка в технократическом обществе занимается преимущественно домом как «продуктом высоких технологий», его обслуживанием по высоким стандартам чистоты и порядка (например, менять постельное бельё каждый день). «Идея заключить каждую женщину в отдельности в небольшое, замкнутое и архитектурно изолированное жилище – это современное изобретение, зависящее от передовой технологии. В мусульманских цивилизациях, например, жена может быть узницей, но по крайней мере она не находится в одиночном заключении. В нашем обществе домохозяйка может свободно передвигаться, но, поскольку ей некуда идти, да в любом случае она ни в какой организации не состоит и не числится; ее тюрьме стены не нужны» [3]; «Женщин, живущих в пригороде, ввели в огромное заблуждение: хотя они и соглашаются на уединение, так как считают, что жизнь в сельской местности усиливает общение с мужем и детьми, но очень скоро обнаруживают, что большая часть дня и их энергии уходит на черную, нудную и нетворческую работу, мало чем отличающуюся от обязанностей служанок в прошлом» [3].
Рут Шварц Коуэн в 1983 году издала книгу «Больше работы для матери», в которой основательно изучила и описала домашние технологии: стиральные машины, пылесосы и то, каким образом они вписаны в беспрерывный домашний труд женщин. Одно из ее наиболее известных открытий: новые технологии, обещавшие сократить трудовые затраты в делах по дому, наоборот, создали больше работы для женщины/матери/домохозяйки, поскольку повысились стандарты чистоты, что неминуемо втянуло женщин в бесконечную гонку.
Казалось бы, все обозначенный обстоятельства эмоционального опыта замужних женщин (жён работников корпораций) однозначно указывают на одиночество того или иного его вида: космическое, межкультурное, социальное, межличностное. Однако (женское) одиночество в данном случае – лишь симптоматика, маскирующая нечто, указывающее на проблему другого характера.
И главный вопрос здесь заключается в следующем: кто ставит диагноз, кем (и чем) обусловлены антропологические «замеры»?
В данном случае мы имеем дело с проявлением «монополизации экспертизы». Это в чистом виде «мужская экспертиза». И если женщина описывает своё состояние (бытия) как одинокое, то «мужчина» (любой социальный агент общества с сексистским укладом: муж, врач и т.д.) диагностирует причину «одиночества» как «эмоциональную незрелость женщины». «Другими словами, в своей неудовлетворенности виновата сама женщина; было бы лучше, если бы она преодолела в себе ребячество ради мужа и интересов корпорации. Такого рода высказывания, вместо того чтобы помочь женщине психологически преодолеть обуревающие ее чувства, наоборот, заставляют ее еще больше сомневаться в себе и ненавидеть себя, в то время как ей – растерявшейся и ошеломленной – нужно нечто прямо противоположное» [3].
Аксиологически нейтральная, гендерно независимая антропологическая экспертиза, подробно анализируя специфику переживания одиночества женщиной обнаруживает иной его тип: описание женщиной своего состояния, казалось бы, в первую очередь, обозначает социальный или межличностный тип одиночества, однако профессиональная экспертиза указывает на существование ещё одного типа одиночества, являющегося следствием социальной изоляции – «отчуждение человека от своей собственной личной человеческой сущности» [3]. Потеря «Я», как правило, сопровождается ощущением острой нехватки чего-либо, кого-либо, т.е. «внешне» маскируется (понимается, переживается) симптоматикой других типов одиночества, что только «замалчивает» проблему, «мужская» же диагностика – только её усугубляет.
Библиографический список
- Орлов Е.С., Пятилетова Л.В. Человек одинокий: проблематизация человеческого бытия в философской антропологии // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/02/78104.
- Орлов Е.С., Пятилетова Л.В. Коммуникативные основания подлинного человеческого бытия // Гуманитарные научные исследования. 2017. № 2 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2017/02/19925.
- Сейденберг Р. Одинокий брак в корпоративной Америке [Электронный ресурс]. URL: http://booksonline.com.ua/view.php?book=43128 (дата обращения: 21.04.2017.)
- Александриди О.А., Пятилетова Л.В. Антропологическая экспертиза как необходимая составляющая общей диагностики одиночества // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 4 [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru/issues/2017/04/80623 (дата обращения: 18.04.2017).