ОБРАЗ МАРИИ МАГДАЛИНЫ В ТВОРЧЕСТВЕ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА И ПОЭТОВ-СОВРЕМЕННИКОВ

Грицай Л.А.
Рязанский государственный университет имени С. А. Есенина
канд. пед. наук, ассист.

Аннотация
Данная статья посвящена образу Марии Магдалины в творчестве Сергея Есенина и поэтов-современников.

Ключевые слова: Сергей Есенин


THE IMAGE OF MARY MAGDALENE IN THE WORKS OF SERGEI YESENIN AND CONTEMPORARY POETS

Gritsay L.A.
Ryazan State University of SA Esenin
Candidate. ped. Sciences, an assist.

Abstract
This article is dedicated to the image of Mary Magdalene in the works of Sergei Yesenin and contemporary poets.

Рубрика: Филология

Библиографическая ссылка на статью:
Грицай Л.А. Образ Марии Магдалины в творчестве Сергея Есенина и поэтов-современников // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 1 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2013/01/2201 (дата обращения: 21.02.2024).

Библию часто называют «Книгой книг». Можно с уверенностью утверждать, что мировая литература состоялась благодаря библейским сюжетам, мотивам и образам. Герои библейских повествований знакомы многим людям и целым нациям, но зачастую случается так, что один и тот же библейский персонаж в разных культурах имеет различное истолкование. И по праву данная особенность относится к образу ученицы Иисуса Христа  Марии Магдалины.

Ее имя среди апостолов-мужчин, ее судьба, покрытая завесой тайны, служение Богу и людям вызывает не только благоговение, но и желание по-своему понять и оценить значение этой фигуры во всем евангельском повествовании. Связано это отчасти и с тем, что в «Новом Завете» имя Марии Магдалины упоминается лишь в нескольких эпизодах:

— исцеление Марии Иисусом Христом от одержимости семью бесами (Лк.8:2);

— служение Христу наравне с апостолами (Мк.15:40–41, Лк.8:3);

— присутствие на Голгофе при кончине Господа (Мф.27:56 и др.) и свидетельство его погребения (Мф.27:61 и др.);

— появление Магдалины с другими женами-мироносицами у Гроба Господня и встреча их с ангелом, возвестившем о Воскресении (Мк.16:1–8);

— встреча Марии первой из других учеников с воскресшим Спасителем, которого она сначала приняла за садовника, но, узнав, устремилась дотронуться до него. Христос не разрешил ей этого, но поручил возвестить апостолам о своем воскрешении (Ин.20:11–18)[1].

Данные эпизоды, с одной стороны, делают Марию Магдалину важным библейским персонажем, но с другой стороны, необыкновенно мало рассказывают о ее судьбе до встречи с Христом и после нее. Недостающие звенья цепи жизненных событий святой восполнялись в разных христианских традициях по-разному. Изучая богословскую литературу, мы можем заключить, что исторически сложились три точки зрения в понимании образа Марии Магдалины.

Первая из них принадлежит католическому христианству, в котором веками сформировалась традиция отождествлять Магдалину, Марию – сестру Лазаря и кающуюся грешницу из Евангелия от Луки, омывшую слезами и миром ноги Спасителя (в частности, подобной точки зрения придерживались отцы католической церкви: Августин Блаженный, Ипполит Римский [2], блаженный Иероним, Исидор Севильский, Анзельм Кентрберийский, римский папа Григорий Великий[3] и многие другие). Также в апогрифических текстах некоторые черты судьбы Марии Магдалины заимствуются из жизни Марии Египтской (преподобной V века, которая была блудницей, но, уверовав во Христа, раскаялась и провела остаток жизни в пустыне в полнейшем одиночестве, посте и непрестанной молитве[4]).

В православной традиции Мария Магдалина почитается как равноапостольная жена-мироносица. Православная церковь, ссылаясь на авторитет Оригена и Иоанна Златоуста,  полностью отвергает какое-либо тождество Магдалины, сестры Лазаря Марии и кающейся грешницы из Евангелия от Луки[5]. В житии святой рассказывается только об эпизодах, упоминаемых в «Новом Завете»: об одержимости Марией семью бесами, об ее чудесном исцелении, о преданности Христу, Распятии, Погребении, встречи с ангелом у Гроба, явлении  Марии воскресшего Спасителя [6].

Далее повествуется о том, как через некоторое время после Распятия Магдалина отправилась в Эфес вместе с Богоматерью к Иоанну Богослову и помогала ему в его трудах. Вероятно, отсюда возникла связанная с её именем пасхальная история, посвященная встречи святой с императором Тиберием в Риме. Известный своим жестокосердием император выслушал рассказ Марии о жизни и учении Христа. Но он усомнился в подлинности его воскресения, заметив, что это также невозможно, как невозможно яйцу в руках Магдалины сделаться вдруг красным. Тогда произошло чудо: яйцо, которое святая держала, покраснело, и Мария поднесла его императору со словами «Христос воскрес!». Именно с этим поступком Магдалины связывают пасхальный обычай дарить друг другу красные яйца (так как яйцо – символ жизни, выражающий веру в грядущее общее Воскресение).

Третья трактовка образа Марии Магдалины возникла гностическо-оккультной литературе. В данном понимании отношения Христа и Магдалины рассматривались как «богосупружесткие». Именно эта идея провозглашалась в гностиченских и постгностических текстах – «Евангелии от Марии», «Евангелии от Филиппа», в «Вопросах Марии» и т. д[7]. В них Магдалина являлась носительницей «истинного знания» о Христе, матерью его наследника, положившего начало избранной династии Великих Хранителей Священного Грааля (в современном мире эта оккультная традиция, к сожалению, вновь популяризуется, пример тому – нашумевшая книга Дэна Брауна «Код да Винчи»).

Безусловно, перечисленные трактовки рисуют перед нами Магдалину в совершенно разных красках: от православного взгляда на нее как на святую, чей подвиг был приравнен к апостольскому, через католический образ Марии Магдалины как кающейся блудницы, искупившей свой грех любовью и преданностью Христу, до оккультных воззрений на Марию как на героиню, соединяющую в себе черты земной женщины, страстно любящей «богомужа», и языческой богини.

Такой обширный легендарный материал, посвященный судьбе Марии Магдалины, нашел свое яркое воплощение в мировом искусстве. Так, например, в западной традиции благодаря романтическому ореолу раскаявшейся грешницы образ Магдалины приобрел чрезвычайную популярность. Это подтверждается как литературными произведениями («Золотая легенда» Якова Ворагинского, многочисленные поэтические произведения), так и живописными полотнами и скульптурными композициями на эту тему (работы Этьена Шевалье, Караваджо, Тициана, Перуджино, Донателло и др.). Причем наиболее распространены в западном искусстве были сюжеты омовения ног Христа и покаяния Марии в пустыне. Непременными атрибутами изображения святой стали ее прекрасные длинные волосы, сосуд с благовониями и череп как знак тленности всего земного.

В России вплоть до XVIII века существовали только канонические православные изображения Магдалины, отраженные в ее иконах (Мария на них была в красных одеждах, держала в руках сосуд с миром или красное яйцо) и написанных в честь нее акафистах. Однако под влиянием западных традиций в русском искусстве сложившийся веками облик святой начинает изменяться, и уже в литературе «серебряного века» мы можем наблюдать такие изменения, выражающиеся в столкновении двух – фактически противоположных – интерпретаций образа Марии Магдалины – западного и восточного.

О влиянии западной традиции можно говорить, обращаясь к стихотворению Александра Блока «Из хрустального тумана» (1909), опубликованного им в цикле «Страшный мир».

Само стихотворение очень точно передает мироощущение автора: отчаянье, неверие и жажду смерти. Главная героиня блоковского произведения – женщина, но это уже не воспетая им Прекрасная Дама и даже не загадочная Незнакомка. Это роковая страстная искусительница, явившаяся ему в пьяном гуле ресторана. И имя ее – Магдалина.

 

Входит ветер, входит дева

В глубь исчерченных зеркал.

Взор во взор — и жгуче-синий

Обозначился простор.

Магдалина! Магдалина!

Веет ветер из пустыни,

Раздувающий костер.

Из хрустального тумана», III, 11)

 

Поистине страшен тот мир, в котором святая жена-мироносица превращается в нераскаявшуюся блудницу. Такое превращение заставляет лирического героя просить у страстной красавицы только одного: смерти и полного забвения:

 

Жизнь разбей, как мой бокал!

Чтоб на ложе долгой ночи

Не хватило страстных сил!

Чтоб в пустынном вопле скрипок

Перепуганные очи

Смертный сумрак погасил.

Из хрустального тумана», III, 11)

 

Через все стихотворение проходит мотив двоемирия как постоянной борьбы двух начал: сна и яви, тьмы и света, страсти и смирения, смерти и жизни. У лирического героя еще есть выбор, но он сам отказывае6тся от борьбы и полностью погружается в пучину безумных видений страшного мира, приводящих его к гибели.

Не менее драматичен стихотворный цикл «Магдалина» (1923), написанный Мариной Цветаевой. Евангельская сцена омовения ног Спасителя превращается в диалог Марии Магдалины и ее Небесного Избранника. Здесь все напряжено, накалено до предела. Любовь к Богу и любовь к мужчине переплетаются в сердце Магдалины. Ее чувство не знает ни границ, ни законов, оно всеобъемлюще и готово даже побороться с «твердью» десяти заповедей:

 

Меж нами — десять заповедей:

Жар десяти костров.

Родная кровь отшатывает,

Ты мне — чужая кровь.

К тебе б со всеми немощами

Влеклась, стлалась — светла

Масть! — очесами демонскими

Таясь, лила б маслá

(«Магдалина», II, 220.1)

 

Как справедливо полагает Лилия Панн, цветаетвская Магдалина более земная женщина, чем евангельская святая: «Здесь все исключительно земное: слезы, пот, страсти, «масти», т.е. масла-благовония <…>, сплошное исструение» земной любви в единстве душевного и телесного» [8].

Образ блудницы романтизируется в творчестве молодой Цветаевой («Бабушка», «Ты зовешь меня блудницей…»), поэтому и Магдалина возникает в ее поэзии неслучайно. Но связанно данное обстоятельство скорее с характерным для творчества поэтессы размахом любовных чувств, их стихийной безграничности.

 Лейтмотив стихии, огня (кровавого потока – пота) как символ страсти создает особую эротическую атмосферу стихотворений, которые современники по силе выражения сочли кощунственными:

 

И на ноги бы, и под ноги бы,

И вовсе бы так, в пески…

Страсть, по купцам распроданная,

Расплёванная, — теки!

(«Магдалина», II, 220.1)

 

Масти, плоченные втрое

Стоимости, страсти пот,

Слезы, волосы — сплошное

Исструение, а тот,

В красную сухую глину

Благостный вперяя зрак:

— Магдалина! Магдалина!

Не издаривайся так!

(«Магдалина», II, 220.2)

 

Однако среди литературоведов находились люди, которые отмечали безусловные достоинства цветаевского цикла, более того – христианские корни этих стихотворений. Среди них был и поэт И. Бродский.

В своем эссе «Письма к Горацию» Бродский высказывает предположение, согласно которому цикл Цветаевой «Магдалина» родился под впечатлением от стихотворения Р.М. Рильке «Пиетá» (1909). Рильке, обращаясь к известнейшей библейской сцене оплакивания Христа, сплетает в один узел несколько сюжетов: омовения ног Спасителя (в католической традиции Марией Магдалиной), распятия и погребения Христа, горя его матери – Девы Марии. Поэт контаминирует в одном два образа: Марии (матери) и Марии (Магдалины). В сердце его скорбящей лирической героини переплетаются любовь матери к сыну, горе от его потери, влюбленность женщины, ни разу не делившей ложа со своим избранником, осознание невозможности вернуть его, преданность верной ученицы своему учителю:


Doch siehe, deine Hande sind zertissen —:

Geliebter, nicht von mir, von meinen Bissen.

Dein Herz steht offen, and man kann hinein:

Das hätte dürfen nur mein Eingang sein.

 

 

Nun bist du müde, und dein müder Mund

Hat keine Lust zu meinem wehen Munde —

О Jesus, Jesus, wann war unsre Stunde?

Wie gehn wir beide wunderlich zugrund.

 

 

О, эти раны на руках Исуса!

Возлюбленный, то не мои укусы.

И сердце настежь всем отворено,

Но мне в него войти не суждено.

 

Ты так устал, и твой усталый рот

Не тянется к моим устам скорбящим.

Когда мы наш с тобою час обрящем?

Уже — ты слышишь? —

Смертный час нам бьет.

 


Однако стихотворение Рильке – монолог Марии, обращенный к умершему Христу. Цикл Цветаевой – диалог Магдалины и Христа, особенно ярко воплощающийся в последнем стихотворении «О путях твоих пытать не буду…». На наш взгляд, это стихотворение наиболее важно, так как передает авторский замысел. Оно лишено какого-либо эротизма, слова Христа тихие, нежные, полные сострадания к героине. Иисус понимает и принимает любовную тоску Магдалины:

 

О путях твоих пытать не буду,

Милая! — ведь всё сбылось.

Я был бос, а ты меня обула

Ливнями волос —

И — слез.

Не спрошу тебя, какой ценою

Эти куплены масла.

Я был наг, а ты меня волною

Тела — как стеною

Обнесла.

(«Магдалина», II, 221.3)

 

Любовь Бога к Магдалине глубока и способна победить страсть, испытываемую героиней. Она подобна любви ко всем людям, ради которых Христос жертвует собой.

Хотя, безусловно, нельзя рассматривать религиозный аспект цикла Цветаевой в качестве центрального. Как справедливо полагает И. Бродский, перед нами «более любовная лирика, нежели трактовка евангельского сюжета <…>, обращение Цветаевой с Магдалиной в данном случае — вольное: Магдалина для Цветаевой, по существу, лишь еще одна маска, метафорический материал, мало, чем отличающийся от Федры или Ариадны, или от Лилит; речь идет не столько о вере, сколько о женском архетипе и о его чувственном потенциале» [9].

Напрямую перекликаются с цветаевским циклом два стихотворения Б. Пастернака «Магдалина» из романа «Доктор Живаго» (1949). Оба посвящены одному сюжету – омовению ног Спасителя Марией Магдалиной. Первое стихотворение передает раскаянье Марии в блудном прошлом, жажду преображения и решимость пожертвовать ради этого всем, даже жизнью. Встреча с Христом, Его проповедь любви и покаяния изменила судьбу героини, и теперь, стоя на коленях перед Спасителем, Магдалина любящим сердцем предчувствует что-то страшное, ожидающее Его. Недаром первое стихотворение заканчивается словами:

 

Когда твои стопы, Исус,

Оперши о свои колени,

Я, может, обнимать учусь

Креста четырехгранный брус

И, чувств лишаясь, к телу рвусь,

Тебя готовя к погребенью.

                      («Чуть ночь, мой демон тут как тут…», III, 536)

 

Но это стихотворение только предисловие, эпиграф к настоящему действию, которое произойдет в будущем. И действие это – Распятие Бога. Именно тема Распятия и грядущего Воскресения придает символическое значение второму стихотворению «У людей пред праздником уборка…».

Хотя начинается оно удивительно тихо: «У людей пред праздником уборка. / В стороне от этой толчеи / Обмываю миром из ведерка / Я стопы пречистые твои». Казалось бы, в этой сцене нет ничего возвышенного: все просто и буднично. Но именно благодаря бытовым деталям перед нами со всей очевидностью возникает полная картина происходящего: близящейся иудейский праздник, шумные улицы Иерусалима, спешащие куда-то прохожие и там, в доме, за углом, комната, сидящий Спаситель, его ученики, и женщина, склонившаяся перед ним.

Но постепенно глубина переживаний нарастает: ослепшая от горя и слез Мария, не просто чувствует, а видит то, что произойдет с ее Учителем в скором будущем:

 

Завтра упадет завеса в храме,

Мы в кружок собьемся в стороне,

И земля качнется под ногами,

Может быть, из жалости ко мне.

Перестроятся ряды конвоя,

И начнется всадников разъезд.

Словно в бурю смерч, над головою

Будет к небу рваться этот крест.

(«У людей пред праздником уборка…», III, 537)

 

И снова Магдалине грезится крест, позорная и мучительная смерть Христа. И только теперь для нее начинает открываться смысл поступка Спасителя: великой жертвы и совершеннейшей любви. И именно это духовное прозрение дает силы к преображению героини, оно помогает ей, преодолев смерть, «дорасти» до Воскресения, до вечной жизни:

 

Брошусь нá. землю у ног распятья,

Обомру и закушу уста.

Слишком многим руки для объятья

Ты раскинешь по концам креста. <…>

Но пройдут такие трое суток

И столкнут в такую пустоту,

Что за этот страшный промежуток

Я до воскресенья дорасту.

(«У людей пред праздником уборка…», III, 537)

 

Умение иллюстрировать высокие истины «светом повседневности» – один из принципов поэтики Пастернака. В последней строчке «Магдалины» заключается ключ не только ко всему роману «Доктор Живаго» (первоначальным названием романа стали слова из Иоанна Богослова «Смерти не будет»), но и ко всему творчеству поэта. Более всего Пастернака волновали проблемы предназначения человека в жизни, его духовного роста, религиозного откровения, стремления к бессмертию, осмысления истории и культуры в свете христианских ценностей. С другой стороны, образ Магдалины позволяет определить глубинные черты облика Лары – главной героини романа – и значение ее союза с Юрием Живаго. Это любовь, преданность, умение жертвовать собой и какой-то внутренний драматизм в  предощущении разлуки и трагической судьбы.

Образ Марии Магдалины нашел свое воплощение и в творчестве Анны Ахматовой. Но в ее стихотворениях мы может наблюдать отголоски как западной, так и восточной интерпретаций облика этой героини. Магдалина в понимании Ахматовой несет в себе как будто два образа: равноапостольной святой, по-матерински готовой служить Богу и людям, и безумной грешницы. Так, например, в раннем стихотворении 1914 года «Где, высокая, твой цыганенок» Мария выступает как насельница райской обители, «забравшая» к себе маленького ребенка главной героини. Стихотворение строится на противопоставлении двух женских образов: высокой страстной матери-цыганки (воплощение земного мира) и «светлой» святой Магдалины, отражающей небесный мир.

Но родная мать не смогла достойно вынести испытаний, возложенных на нее. И только после смерти ребенка к ней пришло позднее и горькое раскаянье:

 

Где, высокая, твой цыганенок,

Тот, что плакал под черным платком,

Где твой маленький первый ребенок,

Что ты знаешь, что помнишь о нем?”

«Доля матери – светлая пытка,

Я достойна ее не была.

В белый рай растворилась калитка,

Магдалина сыночка взяла».

(«Где, высокая, твой цыганенок», 103.1)

 

Ровно через год – в 1915 году – образ Магдалины вновь появляется в творчестве Ахматовой. Теперь в стихотворении «Горят твои ладони». В этом стихотворении ведущее значение приобретает тема любовного искушения. Начинает оно с противопоставления пасхального звона светлой недели и страстного беззвучного диалога героев произведения. И именно в этом контексте возникает образ Марии Магдалины:

 

«Горят твои ладони,

В ушах пасхальный звон,

Ты как святой Антоний,

Виденьем искушен».

«Зачем во дни святые

Ворвался день один,

Как волосы густые

Безумных Магдалин».

(«Горят твои ладони», 55.2)

 

Магдалина упоминается здесь наряду со святым Антонием Великим – знаменитым ранехристианским подвижником, удалившим в пустыню и преодолевшим семь смертных искушений. В католическом искусстве сюжет об искушениях святого Антония был чрезвычайно популярен. Антоний и Магдалина выступают в стихотворении как прообраз мужчины и женщины, которые не в силах справиться с охватившим их любовным безумием. Но весь этот водоворот чувств происходит – по-ахматовски – незаметно для окружающих, он передается лишь через горящие ладони лирического героя и бледность рук героини.

Последний раз образ Марии Магдалины возникает в творчестве Анны Ахматовой через много лет в поэме «Реквием». Это одно из самых ярких и драматических произведений поэтессы, посвященное судьбе России в эпоху репрессий.

В центре поэмы – образ матери, скорбящей о своем безвинно арестованном сыне. Ее личная трагедия становится трагедией всей страны, всех матерей, потерявших своих детей. Это обстоятельство заставляет поэтессу вспомнить о горе другой Матери, 2000 лет назад присутствующей при распятии своего Сына. Так рождается десятая финальная глава поэмы:

 

Хор ангелов великий час восславил,

И небеса расплавились в огне.

Отцу сказал: «Почто Меня оставил?»

А Матери: «О, не рыдай Мене…»

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

А туда, где молча Мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

 

Обращаясь к евангельской сцене, Ахматова почти дословно передает новозаветный текст: слова Христа, его обращение к матери, безутешное горе Марии Магдалины и Иоанна Богослова. А на втором плане этой сцены разыгрывается другая картина: казнь сына человеческого, узника ГУЛАГа, и безнадежная скорбь его матери и всех близких. Такое сравнение позволяет с максимальной точностью передать евангельский образ Марии Магдалины, помогает оценить глубину ее духовного подвига: рискуя жизнью, она присутствовала при распятии Господа. В подобном воплощении образ святой лишается присущей ей во многих литературных произведениях наигранной художественности. Здесь все предельно сжато, просто и канонично.

Именно такое каноническое православное воплощение образа равноапостольной Магдалины характерно для творчества Сергея Есенина. Пожалуй, из всех поэтов «серебряного века» он – единственный – избегает каких-либо западных трактовок облика святой.

Для православного понимания Марии Магдалины ключевым остается то, что она является женой-мироносицей, взявшей на себя подвиг служения Богу и людям. И именно эта особенность выходит на первый план двух стихотворений Сергея Есенина: «В лунном кружеве украдкой…» (1915) и
«В багровом зареве закат шипуч и пенен…» (1916).

В первом стихотворении «В лунном кружеве украдкой…» звучит тема, важная для раннего творчества поэта, о единстве двух миров: земного и небесного. Магдалина – одна из тех святых, которые связывают оба эти мира. Первые строчки стихотворения пронизаны ощущением гармонии этих двух измерений бытия:

 

В лунном кружеве украдкой

Ловит призраки долина.

На божнице за лампадкой

Улыбнулась Магдалина.

(«В лунном кружеве украдкой…», I, 208)

 

Перед читателями зримо встает картина: ночь в лунном кружеве и освещенный сиянием лампады лик Магдалины (мы помним, что на русских иконах святая изображалась в красных одеждах; красный – символ жизни). Земная жизнь освещается небесной. Поэт любуется красотой божьего творения.

Но внутренний драматизм стихотворения нарастает в следующих четверостишьях: в мир вторгается зло, нарушая установленное течение жизни. Смерть и горе приходят к людям:

 

Кто-то дерзкий, непокорный,

Позавидовал улыбке.

Вспучил бельма вечер черный,

И луна – как в белой зыбке.

Разыгралась тройка-вьюга,

Брызжет пот, холодный, терпкий,

И плакучая лещуга

Лезет к ветру на закорки.

(«В лунном кружеве украдкой…», I, 208)

 

Разрушение гармонии двух миров фактически равно библейскому описанию грехопадения. Природа также остро реагирует на это катастрофой вселенского масштаба: ветер превращается в вьюгу, луна едва освещает темную ночь. Горе путникам, оказавшим в это время в дороге.

Но страдания людей больно ранят и небесный мир. Магдалина плачет обо всех погубленных душах, за которые остается только молиться:

 

Смерть в потемках точит бритву…

Вон уж плачет Магдалина.

Помяни мою молитву

Тот, кто ходит по долинам.

(«В лунном кружеве украдкой…», I, 208)

 

Через год в Царском Селе Сергей Есенин пишет стихотворение «В багровом зареве закат шипуч и пенен…» и посвящает его дочерям последнего русского царя. Это одно из самых загадочных произведений поэта. В нем он фактически предугадывает трагическую судьбу, ожидающую «младых царевен».

Неслучайно здесь вновь возникает образ Марии Магдалины. Ее подвиг сравнивается с деятельностью великих княжон, которые были сестрами милосердия в царскосельском лазарете. Именно такое служение раненым, обездоленным войной людям объединяло царевен и равноапостольную Марию Магдалину. Как полагает Э.Б. Мекш, стихотворение родилось также под впечатлением посещения Есениным Марфо-Мариинской обители, основанной великой княжной Елизаветой Федоровной [10]. Насельницы этой обители стали настоящими женами-мироносицами, несущими в мир сострадание, милосердие и реальную помощь ближним.

Духовное величие юных великих княжон сочетается с красотою их облика. Обращаясь к царевнам, поэт использует образы и сравнения из древнерусской литературы: «младые царевны», «юная кротость», «белое ложе» и др.:

 

В багровом зареве закат шипуч и пенен,

Берёзки белые горят в своих венцах.

Приветствует мой стих младых царевен

И кротость юную в их ласковых сердцах. 

(«В багровом зареве закат шипуч и пенен», I)

 

В росписях храма при Марфо-Мариинской обители была фреска, выполненная М. Нестеровым, изображающая встречу Марии Магдалины с воскресшим Христом. В радости верная ученица протягивает руки к Спасителю. Близкий по духу эпизод упоминается и в стихотворении Есенина:

 

Где тени бледные и горестные муки,

Они тому, кто шёл страдать за нас,

Протягивают царственные руки,

Благословляя их к грядущей жизни час.

(«В багровом зареве закат шипуч и пенен», I)

 

«Те, кто шли страдать за нас» – это и войны, умирающие за свое Отечество (идет Первая мировая война), и сам Спаситель, пожертвовавший собой ради людей

Об этом постоянном обращении к Христу, следовании за ним и свидетельствуют и факты из жизни царской семьи. Уже в ссылке, накануне расстрела, одна из великих княжон переписала стихотворение, в котором были такие строки:

 

Пошли нам, Господи, терпенье

В годину буйных, мрачных дней

Сносить народное гоненье

И пытки наших палачей. <…>

И у предверия могилы

Вдохни в уста Твоих рабов

Нечеловеческие силы

Молиться кротко за врагов.

 

Грядущую трагедию предчувствует и Есенин. В последних строках своего стихотворения он обращается к святой Магдалине с просьбой помолиться о царских дочерях и обо всех страдающих людях:

 

Всё ближе тянет их рукой неодолимой

Туда, где скорбь кладёт печать на лбу.

О, помолись, святая Магдалина,

За их судьбу.

(«В багровом зареве закат шипуч и пенен», I)

 

Именно об этом поэтическом прозрении Есенина пишет в своей книге «Сергей Есенин и русская духовная культура» О.Е. Воронова. Так, в частности, она полагает, что багровый цвет заката, упоминаемый поэтом в начале стихотворения, предвещает страшные события в будущем: «На этом фоне образ «горящих венцов» на белых берёзках, в образах которых символически явлены прекрасные «младые царевны», приобретает глубокий духовный подтекст. В сочетании с белым цветом их одеяний — символом чистоты и невинности, святости и нетления, родства с божественным светом, ангельской непорочности,— багровый цвет заката вызывает в памяти «голгофские» страницы Евангелия и образ невинно убиенной жертвы» [11].

Обращаясь к этому есенинскому стихотворению, мы наблюдаем редкое явление: поэтическое произведение и историческая реальность переплетаются между собой. Образ Марии Магдалины, воплощающий евангельские события распятия Христа и его воскресения, приближает нас к постижению трагедии великих княжон: казни царской семьи и – спустя много лет – ее прославлению в лике святых. Словно евангельские события вновь повторяются на земле.

Как мы могли убедиться, у образа Марии Магдалины – богатая художественная история. Разные авторы видели в облике этой евангельской героини то, что являлось существенным для них самих: женственность, преданность своему Учителю, раскаяние и духовное преображение. Но в творчестве Есенина пред нами открывается еще одна важная для святоотеческой традиции черта прославления святой – она почитается как равноапостольная жена-мироносица. Ведь слово «апостол» в одном из переводов с греческого означает «свидетель». И Мария Магдалина становится свидетельницей и соучастницей не только евангельских событий, но и нашей жизни. И тогда все остальные загадки ее личной биографии до встречи с Христом становятся не так уж и значимы. Скорее Магдалина воплощает женский путь служения Богу и миру. И именно это служение проявляет себя в сострадании и милосердии к ближнему, особой материнской жертвенности, бесстрашию перед лицом смертельной опасности. И недаром Марию Магдалину, как и других жен-мироносиц, православная церковь почитает в первую неделю после Пасхи. А это особая честь, достойная подвига святой.


[1]Библия. Новый Завет. – М.: Российское библейское общество,1996.

[2]  Jansen, Katherine Ludwig. The Making of the Magdalen: Preaching and Popular Devotion in the Later Middle Ages. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2000. P. 28—29.

[3]Дидон, А. ИисусХристос : в 2-хтт. – М. : ТЕРРА, 1998. – Т. 2. – С. 338–339.

[4]См. обэтом: The Resurrection of Mary Magdalene: Legends, Apocrypha, and the Christian Testament from Biblical Theology by Jane Schaberg – Р. 93; БольшойпутеводительпоБиблии // Пер. Д. Кнаур. – М., 1993. – С. 289.

[5] См. : Равноапостольная Мария Магдалина. Православный церковный календарь; Акафист Марии Магдалине //arh-gavriil.bsu.edu.ru/calendar/Life/life6722.htm; Житие Марии Магдалины на Православие.ру.

[6] Следует также отметить, что подобной точки зрения на Марию Магдалину придерживаются протестантские богословы, которые оспаривают католическую традицию отождествления трех Марий и почитают Магдалину как святую мироносицу.

[7]  Байджент, М. Священная загадка. Версия о происхождении Меровингов непосредственно от Христа, о Чаше Грааля как крови Христа // М. Байджент,  Р. Лей, Г. Линкольн // http://www.lib.ru/HISTORY/EUROP.

[8] Панн, Л. Сезам по складам // Звезда. –  2002. – № 10 // lib.rin.ru/doc/i/15625p2.html.

[9] Бродский, И. Письма к Горацию. – М. : Наш дом ; L’Age d’Homme, 1998. –  С. 130.

[10] Мекш, Э.Б.  С. Есенин в Царском Селе // www.esenins.ru

[11] Воронова, О.Е. Сергей Есенин и русская духовная культура. – Рязань, 2002. – С. 141–142.



Все статьи автора «Грицай Людмила Александровна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: