Современным состоянием духовности в России сегодня обеспокоены очень многие, начиная от первых лиц государства и заканчивая рядовыми гражданами. В информационной среде ведется, по выражению В.Н. Поруса, самая настоящая «гражданская» война. И, несмотря на совершенно разное понимание того, что есть духовность, все участники дискуссии сходятся во мнении наличия кризиса духовности  в России [1, с.69-70]. О «дефиците духовных скреп» в российском обществе упоминал и президент Российской Федерации В.В. Путин в одном из своих ежегодных посланий Федеральному собранию [2]. В связи с этим глава государства говорил о необходимости поддержания институтов носителей традиционных ценностей. Вряд ли кто-то станет оспаривать тот факт, что православие (а также Русская православная церковь как форма организации) является таким институтом. В преодолении кризиса духовности на религию, в том числе православие и РПЦ, возлагаются большие надежды. Косвенным подтверждением данного факта может служить введение в основных и средне общеобразовательных учреждениях факультатива основ светской этики и традиционных религий (ОРКСЭ), а так же основ православной культуры (ОПК). Проведение различных форумов и конференций, в которых принимают участие педагоги ОПК, ОРКСЭ, воспитатели детских садов, педагоги-психологи и специалисты муниципальных органов управления образованием. Такие мероприятия стали традиционными, по крайне мере для Кубани [3, с.19]. И как отмечает В.Н. Порус, многие считают усиление роли религии и церкви в общественной и культурной жизни как путь повышения духовности [1, с.71]. Но возникает два вопроса, на которые попытаемся дать ответ. Способна ли религиозная духовность, в частности православие, вывести Россию из духовного кризиса?[1] Являлись представители духовенства образцами воплощения той духовности, которую пропагандируют?

Для ответа на первый вопрос обратимся к концепту архаизации. К примеру, А.С. Ахиезер рассматривает архаизацию как «…результат следования субъекта культурным программам, которые исторически сложились в пластах культуры, сформировавшихся в более простых условиях и не отвечающих сегодня возрастающей сложности мира, характеру и масштабам опасностей» [4, с.89]. При этом автор добавляет, что архаизация это форма регресса и возвращение к программам догосударственного общества. Ч.К. Ламажаа рассматривает «…архаику как культуру, сформированную на раннем (древнем) этапе социальной истории, представляющую собой систему практик солидарных действий, освоенных в ходе взаимодействия общества с природной средой и другими обществами и выраженных в общественном сознании (менталитете)» [5, с.35]. Архаическая культура, пишет автор, есть «система практик общественных действий состоит из самых простых, но при этом надежных, эффективных способов взаимодействия древнего общества и его индивидов с природной и социальной средой» [5, с.36]. Важным результатом исследований Ч.К. Ламажаа является вывод о том, что архаизация есть реакция на кризис в обществе, усложняя при этом процесс трансформации и модернизации [5, с.38]. Концепты архаизации рассматриваются авторами на основе теории модернизации, поскольку и А.С. Ахиезер и Ч.К. Ламажаа рассматривают процесс архаизации общества как регресс. А Ч.К. Ламажаа акцентирует внимание на данном факте в своей статье [5, с.39]. Однако теория модернизации имеет ряд серьезных, в сущности, неразрешимых теоретических проблем. Общая проблема для всех теорий модернизации – это необходимость такой классификации обществ, социальных систем и цивилизаций, которая удовлетворяла бы строгим критериям и не вызывала сомнений, но такой классификации не существует. Другой аспект – это количественное изобретение постулированных объектов сравнения. Без принятия некоего «образца» развития это невозможно, поскольку тогда все «догоняющие» модели становятся хаотичными и не поддаются осмыслению [6, с.13]. В связи с этим концепт архаизации стоит рассматривать на других основаниях и отказаться от теории модернизации.

В данной работе постараемся дать рабочее определение понятию архаизация, не претендующее на полноту и истину в последней инстанции. Архаизация есть процесс возвращения господствующими кликами к практикам взаимодействия с населением, сформировавшимися в простых условиях и не отвечающих возросшей сложности мира, основанными на насилии, а также не свободными от своекорыстия, властолюбия, стремления к духовному господству[2].  Такое определение позволяет не принимать за эталон какую-либо систему власти или государство, а выявлять и рассматривать архаические практики взаимодействия в обществе.

Ф. Ницше, исследуя истоки происхождения религии и рудиментарную психологию религиозного человека, делает вывод, что «религия унизила само понятие «человек»… все доброе, великое, истинное – над-человечно и лишь даруется высшей милостью» [7, с.101]. Поскольку все состояния могущества наступают помимо воли человека, то он лишается свободной воли, не несет за это никакой ответственности, отмечает Ф. Ницше. В таком контексте религия лишает человека субъектности, т.е. возможности им действовать самостоятельно без внешней («чужой») воли. Не свободна религия от стремлений к духовному господству и властвованию, олицетворением которых выступает священник. Именно священник добивается признания его в качестве высшего типа человека. Чтобы властвовать, священник использует следующие средства: «он один сведущ; он один добродетелен; он один имеет над собой высшую власть; он один есть посредник между богом и всеми прочими; истина существует;  …лишь один способ ее сподобиться — стать священником; святая ложь» [7, с.102-103]. При этом лгать становится допустимым ради богоугодных целей. Христианство воспитывает в людях милосердие, жалость, любовь к Богу, прощение врагов, пренебрежение к мирским благам, терпение к страданиям во имя вечной загробной жизни [8, с. 22-24]. Исходя из этого, христианство обрекает людей на «политическое бессилие и готовность умереть от руки сильных», является союзником тиранов и деспотизма, «…главное следствие христианства – упадок гражданского духа» [8, с.23]. В своем исследовании В.П. Макаренко показал, что, во-первых, власть всегда стремиться к расширению сферы регуляции и контроля над обществом во всех сферах; во – вторых, уменьшение регулирования в одной сфере со стороны государственной власти приводит к увеличению контроля в другой сфере [9, с.229,256]. Происходит своего рода «передвижка контроля». Результатом такой «передвижки», начиная с Петра I, становится установление контроля со стороны государственной власти над церковью. Выразилось это в ликвидации института патриаршества, и Петр I фактически сам стал главой церкви, создании Синода, в который входили назначенные царем епископы и подчиняющиеся прокурору Святейшего Синода, закрывал монастыри и ограничивал в них набор [9, с.237]. Значимым показателем контроля государственной власти над церковью является факт сотрудничества последней с политическим сыском. Как отмечает Е.В. Анисимов, священники рассматривались государством как должностные лица наравне с другими чиновниками, действовали как помощники следователей, часто выступали в роли увещевателей. А 17 мая 1722 года Синод обязал священников, под страхом жестоких наказаний, раскрывать тайну исповеди. И на протяжении двух с половиной веков священники это делали, относясь к этому кощунству абсолютно спокойно, как к рутине [10, с.138,336,337], т.е. священники исполняли роль внештатных следователей и занимались доносительством. В дальнейшем подчинение церкви привело к ликвидации ее политической и экономической значимости, а государство приобрело духовную власть. Однако стоит отметить, что за покорность священников государственная власть активно помогала православной церкви бороться против различных ересей, в особенности со старообрядчеством. И как заметил Е.В. Анисимов, без помощи светской власти официальная церковь никогда бы не справилась со старообрядчеством [10, с.140]. В период существования СССР практика взаимодействия между церковью и государством, сложившаяся в период Российской империи, была восстановлена. М. Геллер и А. Некрич пишут, что все церковные назначения согласовывались с государственными органами, во всех церквях молились за здоровье Сталина, а высшее духовенство было приравнено к высшему партийно-советскому чиновничеству [11, с.449-450]. В задачу Совета по делам церквей входило «…постепенная ликвидация религии и использование ее — пока она существует — в интересах государства». Основным принципом отбора кандидатов в духовную семинарию была «лояльность и патриотичность социалистическому обществу…». Положительно оценивались те священники и епископы, которые не проявляли усердия в архиерейских службах и в целом религиозной активности, причем таковых оказалось «значительная часть». Священник Дмитрий Дудко говорил о Церковной иерархии как «ставленниках от безбожников», а на вопрос верующие ли они ответить не смог [11, с.748-750].

Исследования, указанных авторов, позволяют сформулировать ряд выводов. Начиная с правления Петра I, церковь ставится под контроль государственной властью и используется в качестве инструмента духовного господства над собственным населением. При этом период советской власти не является исключением, деятельность церкви и священников контролируется и используется в интересах государства, хотя, необходимо заметить, что значение религии в этот период в качестве инструмента духовного господства уступает идеологии марксизма-ленинизма. На протяжении всего периода взаимодействия с государственной властью большинство священников воспроизводило следующие характерные черты: лояльность репрессивным режимам; навязывание мировоззренческих решений населению, сформулированных государством; использование государственного аппарата насилия с целью уничтожения своих врагов (борьба против ересей); доносительство; сотрудничество с тайной полицией; нарушение церковных канонов. Значит можно заключить, что священники воспроизводили элементы русской души, которая есть «…особая предрасположенность к сотрудничеству с тайной полицией» [12, с.11], и в этом отношении ничем не отличались от остальной части общества. Следовательно, православная церковь не смогла создать автономной от государственной власти зоны взаимоотношений, поэтому в виде предположения зафиксируем мысль, что церковь не может выступать в качестве основы для формирования гражданской культуры и способствовать ограничению государственной власти.

Конечно, возникает вопрос: преодолели современные священники и РПЦ указанные характеристики? Можно предположить, что воскрешение образа священника и христианского морального идеала, а также использование церкви на службе современной государственной власти есть возвращение к практикам взаимодействия между государственной властью и населением в условиях Российской империи. Пример стремления современной государственной власти расширить сферу регуляции и контроля над обществом. Именно поэтому данные тенденции стоит рассматривать как процесс архаизации. При этом, чтобы попытаться доказать данное утверждение, необходимо выяснить были ли подобные образы адекватны историческим условиям конца XIX начала XX века.

Утрата «генеральной» линии после распада СССР привело к тому, что нынешняя господствующая клика пытается создать новую для современной России. Однако пока такая «генеральная» линия представлена в виде комбинации идеологий советской и императорской России. Одним из элементов новой «генеральной» линии становится концепт Соборности, включающий в себя идею православной империи. Империя представляет собой «систему внутренних исторически функциональных иерархий, которые должны содержаться в состоянии динамического равновесия» [13, с.17]. Таких функциональных иерархий внутри любой империи В.П. Булдаков выделяет три: теократическая, милитократическая, бюрократическая. При этом в православной империи духовное начало должно органично сочетаться с другими иерархиями и быть идеологической основой власти. Однако на протяжении XIX века в России происходит нечто обратное, государственность теряет своих идеологов в лице рядового (особенно сельского) духовенства [13, с.17]. В.П. Булдаков, анализируя причины кризиса в Российской империи в начале XX века, в том числе революции 1917 года, приходит к выводу, что конфессия и церковь патронируемая монархом не могли стать силой способной вывести Россию из кризиса. Во-первых, за пределами официального православия оставалось порядка 35 млн. человек. Во-вторых, складывались своеобразные отношения между людьми и верой. Согласно крестьянским понятиям церковь не должна мешать движению круга крестьянской жизни. В-третьих миссионерская деятельность дала обратный эффект после 1905 года. В Поволжье новообращенные возвращались в мусульманство. В целом отношения духовенства с населением были далеки от идеальных, а в вопросах веры Россия была расколота [13, с.24-25]. С «духовностью» солдат и офицеров в армии Российской империи положение было не лучше. Офицеры к прибывавшим в армию батюшкам относились высокомерно и не без иронии. А позднее А.И. Деникин, на которого ссылается В.П. Булдаков, писал, что духовенство не смогло вызвать религиозного подъема в войске, вера не стала началом, побуждающим на подвиги. В целом духовенство оказалось слепо к «духовной» ситуации в армии, поскольку протопресвитеры Северного фронта уверяли, что «дух войск хороший», и это накануне Февраля. «Солдаты охотнее шли в атаку, узнав, что у противника полны фляжки спиртным» [13, с.59], это свидетельство того, что «святые» отцы так и не смогли донести до простых солдат понимание «высшей» цели войны. Солдаты предпочитали, есть борщ с шоколадом, и «зашибить дрозда» (напиться до потери сознания) «православной духовности». Таким образом, можно заключить, что концепт Соборности с идеей православной империи уже в начале XX века не смог вывести Россию из кризиса и был неадекватен, сложившимся историческим условиям. В связи с этим возвращение к данному концепту в современной России, которое инициировано не только государственной властью, но и РПЦ,  стоит рассматривать исключительно как процесс архаизации. РПЦ стремится восстановить свое положение как духовной основы России, а государственная власть использует церковь в качестве приобретения еще большей духовной власти.

Церковь и духовенство в конце XIX начале XX века теряло свой авторитет среди населения. Одна из причин состояла в неканоническом поведении духовенства. Об этом писал известный и выдающийся историк Русской церкви Е.Е. Голубицкий. Одним из самых распространенных пороков духовенства Е.Е. Голубицкий считал пьянство. «Пьянство есть порок нашего духовенства, так сказать, досеминарский, идущий от времен старых и, вероятно, древних» [14]. По мнению Голубицкого, чтобы сделать трезвым народ, необходимо было сначала сделать трезвыми самих священников. Весьма невысокого мнения был Голубицкий и об образованности духовенства, отмечая, что «…всенаше общество, включая приходских священников, стали людьми не образованными, а еле-еле грамотными…» [14]. Да и в целом писал о господстве в России нравственности фарисейской. Стоит отметить, что Е.Е. Голубицкий не одинок в своих утверждениях. Его наблюдения подтверждаются и другими исследованиями. А.В. Скутнев пишет, что в духовную консисторию во всех сторон поступали жалобы на непристойное поведение священников в нетрезвом виде [15]. Факт распространенности пьянства среди духовенства признавали и сами священнослужители. «Курдский владыка в 1905 году писал, что «преобладающими пороками в среде паствы следует признать пьянство, которое в последнее время правда сократилось, благодаря введению казенной продажи вина, но, к сожалению, вынесено из кабаков на улицу, площади, что создало большой соблазн для людей и, особенно, для детей»» [16, с.14]. При этом с алкоголем и другими вредными привычками будущие духовники знакомились еще в семинарии или духовном училище. Интересен факт господства дедовщины в семинариях и училищах, которые могли принимать изощренные и жестокие формы. К примеру, «в Вятской бурсе новичкам устраивали «вселенскую мазь»: накидывали на них мешок и избивали» [15]. Помимо пьянства, А.В. Скутнев отмечает и другие формы неканонического поведения духовенства: любовь к азартным играм, развратные действия (Диакон с. Ржанопольское Ф. И. Мальчиков в 1855 г. был признан виновным в беременности девицы). Семинаристы также не были образцовыми, занимались даже воровством. Господствовало неформальное правило: «Украсть у товарищей – преступление, надуть начальство – подвиг». Знакомились в бурсе будущие священники и с запрещенной литературой,  в том числе с социалистическими идеями, за что многих исключали. Неудивительно, что среди народников в 1870-е гг. дети духовенства составляли 22 % [15]. Попытки епархиальных властей бороться с пороками не привели к успеху. О чем говорит тот факт, что, по сути, наказывалось не само пьянство, как заметил А.В. Скутнев, а недостойное поведение священнослужителя в нетрезвом состоянии.

В монастырях и среди монашества тоже были проблемы в области нравственности. Епископ Арсений так заключил о Псковско-Печерском монастыре: «…нравственное состояние братии далеко не безупречно» [17, с.155]. После проведенного заседания с настоятелями 15-ти монастырей Псковской епархии 10 октября 1905 года, владыка Арсений записал свое впечатление: «…карман на первом месте. Значение монастыря… утрачено в сознании игуменов, отчасти и игумений. Монастырь – это хозяйственная ферма» [17, с.156].

Простой народ тоже вел далеко не праведную жизнь. У Е.Е. Голубицкого также можно найти характеристику простого народа в вопросе соблюдения христианской нравственности. Простой народ «омерзительно сквернословит», «безобразно пьян», «не знает, что такое христианская совесть», «в своей семье и рабочими-животными – безобразный варвар». Не лучшим образом представлены купцы, ремесленники и чиновники [14]. Интересные данные приводит Н.Б. Акоева. Пьянство было распространено почти во всех слоях казачьего населения Юга России. Попойки приобретали коллективный, массовый характер. В 1907 году на душу населения кубанских станиц в среднем приходилось около 1 ведра выпитой водки, в 1910 году расходы на спиртные напитки в Кубанской области на душу населения составили 8 руб. 40 копеек. Священник Н. Воскобойников описывал «пьяных на бричках, которые едут на венчание в церковь». А в период первой мировой войны употребление спиртного на Кубани среди детей школьного возраста достигало свыше 62 % [16, с.13-14].

Примеры неканонического поведения среди православного духовенства можно найти и в конце XX начале XXI века. Так Н. Митрохин пишет, что приезд архиерея Никона (Миронова) даже самым отдаленным и бедным приходам обходился недешево. Только в конверт Владыки требовалось положить не менее 3 тыс.рублей, кто противится, обливается грязью. На церковные деньги Владыка устраивал пьяные оргии и оплачивал ночные услуги. Продавал товар церквям с огромной наценкой. Во второй половине 1990-х годов под прикрытием ОВЦС (отдел внешних церковных связей) и «Софрино» ввозились морально неэтические товары, такие как табак и алкоголь, а в церковных лавках реализовывались изделия из контрабандного золота [18, с.154-155, 164]. Таким образом, можно заключить, что духовенство не следует тем духовным принципам, которые пропагандирует. Безусловно, стоит оговориться, это не значит, что все представители РПЦ не следуют провозглашенным принципам православного христианства.

Подведем некоторые итоги. Итак, возвращение к религиозной духовности стоит рассматривать с позиции концепта архаизации современного российского общества. Православие выступает в качестве основы для легитимации сложившегося порядка, использование РПЦ будет способствовать расширению духовной власти государства над обществом, что устраивает господствующие клики современной России, а для РПЦ это оборачивается повышением роли в общественной жизни. Для нынешней власти православная духовность с ее нацеленностью на смирение, покорность, жертвенность, преодоление трудностей как испытаний посланных Богом, жизнь ради подготовки себя к загробной жизни, пренебрежение к мирскому – весьма выгодно в условиях сложившегося кризиса. Правда при этом РПЦ и православию все-таки отведена роль служанки власти. Актуален для современной России вывод о том, что идея православной империи дискредитировала себя в начале XX века как рецепт выхода из общесистемного кризиса. Безусловно, это «пища» для размышления современным апологетам идеи возвращения к религиозной духовности. К тому же, как можно было убедиться, не все представители духовенства являли собой образец реализации православной духовности, которую пропагандировали. И сама церковь при этом не смогла справиться с явлениями неканонического поведения среди своего духовенства. Несоблюдение норм православия в быту простым людом ставит под сомнение идею о глубокой религиозности и «возвышенной» духовности населения Российской империи.

1. Порус В.Н. Духовность как проблема современной России // Политическая концептология. 2012. № 1
2. Путин В.В. Текст послания президента Федеральному собранию на 2015 год.  URL: http://importozamechenie.ru/tekst-poslaniya-prezidenta-federalnomu-sobraniyu-na-2015-god/ (дата обращения: 29.03.2016).
3. Педагогика Православная // Педагогический вестник Кубани. 2014. № 1.
4.  Ахиезер А.С. Архаизация в российском обществе как методологическая проблема // Общественные науки и современность. 2001. № 2.
5.  Ламажаа Ч.К. Архаизация общества в период социальных трансформаций // Гуманитарные науки: теория и методология. 2011. № 3.
6. Макаренко В.П.Проблема дистанции при описании социо-политической динамики России / Политическая концептология. 2009. № 1.
7. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей / Пер. с нем. Е.Герцык и др.— М.: Культурная Революция. 2005.
8. Макаренко В.П. Учебно-методическое пособие на тему: Политическая теория Н. Макиавелли: новая интерпретация по курсу «История политических и правовых учений». Ростов-на-Дону – Сочи. 2005.
9. Макаренко В.П. Русская власть (теоретико-социологические проблемы). Ростов-на-Дону. Издательство СКНЦ ВШ, 1998.
10. Анисимов Е. В. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. — М: Новое литературное обозрение. 1999.
11. Геллер М., Некрич А., Утопия у власти. Издательство: МИК. 2000.
12. Макаренко В.П. Внутренний шпионаж как элемент бюрократического управления государством // Политическая концептология. № 3, 2014.
13. Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. – Изд. 2-ое, доп. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина». 2010.
14. Голубицкий Е.Е. О реформе Русской церкви / материал подготовил А. Платонов. URL: http://golubinski.ru/golubinski/golub.htm. (дата обращения: 12.03.2016)
15. Скутнев А.В. Приходское духовенство: особенности менталитета и неканоническое поведение (вторая половина XIX – начало XX вв.) // Новый исторический вестник. 2007. № 16 (2).
16. Акоева Н.Б. Борьба за народную трезвость в России: исторический аспект // Историческая и социально-образовательная мысль. Toм 7 №5 часть 1, 2015.
17. Ефремова О.Н. Вера и безверие в 1905 году: по материалам дневника Епископа Арсения (Страдницкого) // XXIIЕжегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 1. М., 2012.
18. Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М.: Новое литературное обозрение. 2004.

Все статьи автора «Карпенко Александр Александрович»