В конце 1920-х гг. в высшем партийном руководстве столкнулись две стратегии экономического развития. Сталинской стратегии, основанной на откровенно волюнтаристских, безответственных установках, противостоял бухаринско-рыковский вариант развития, предполагавший более умеренные методы экономического регулирования, без авантюризма и эксцессов. Вместе с тем сохранялась возможность выработки компромиссного, относительно сбалансированного экономического курса.
Исход противостояния Сталина и группы Рыкова—Бухарина в 1928—1929 гг. не был заранее предопределен. Баланс сил, сложившийся в высшем эшелоне большевистской партии в 1928 г., обусловил значительное влияние традиций и механизмов коллективного руководства на внутрипартийную борьбу. Они препятствовали обострению внутрипартийной борьбы и перенесению дискуссии в публичную сферу. С одной стороны, этот фактор не позволял «правым» апеллировать к общественному мнению и тем самым лишал их важного преимущества. В условиях скрытого противостояния Сталин в полной мере реализовал потенциал имевшейся в его распоряжении аппаратной власти. С другой стороны, группе Рыкова—Бухарина, опиравшейся на механизмы коллективного руководства, удавалось долгое время ограничивать развитие сталинского курса на радикализацию экономической политики.
Более того, благодаря действию этих механизмов Бухарин и Томский в конце 1928 — начале 1929 гг. использовали «метод отставок» в качестве эффективного инструмента политического давления. Преобладавшие в «руководящем коллективе» партии настроения «единства», а также опасения значительной части членов Политбюро и ЦК по поводу возможных социальных последствий продолжения курса на насилие в деревне вынуждали Сталина идти «правым» на уступки и соглашаться на компромиссные решения.
По существу, поражение группы Рыкова—Бухарина и разрушение коллективного руководства стало очевидным только в конце января 1929 г. и были вызвано грубой политической ошибкой Бухарина и отчасти стечением обстоятельств. Объединенные заседания Политбюро и Президиума ЦКК, состоявшиеся 30 января и 9 февраля 1929 г., изначально задумывались в качестве высшего партийного суда над «правыми». Содержание полемики, происходившей на этих заседаниях, свидетельствует о том, что изданная троцкистами запись о тайном разговоре Бухарина с Каменевым стала триггером, создавшим в коллективном руководстве впечатление о «бухаринской группе» как о потенциальном организаторе очередной оппозиционной фракции — внутренней силе, являющейся источником угрозы раскола в партии. Усталость, накопившаяся в коллективном руководстве от многолетней внутрипартийной борьбы, позволила Сталину успешно использовать опубликованный троцкистами компромат на Бухарина, чтобы сплотить вокруг себя большинство членов Политбюро и ЦК, а также Президиум ЦКК. Благодаря этой поддержке Сталину удалось нанести сокрушительный удар по позициям Бухарина, Томского и Рыкова в коллективном руководстве, предопределив его разрушение [1, с. 8—23].
Относительно позиции Г. К. Орджоникидзе в конфликте между Сталиным и группой А. И. Рыкова — Н. И. Бухарина в историографии сложилось мнение о том, что в 1928 г. Орджоникидзе сначала поддерживал «правых», однако затем внезапно их «предал» [2, с. 376]; [3, с. 168]. Данное мнение основано на фразе Бухарина, вошедшей в конспект Л. Б. Каменева о его разговоре с Бухариным и Г. Я. Сокольниковым 11 июля 1928 г.: «Серго — не рыцарь. Ходил ко мне, ругательски ругал Ст[алина], а в решающий момент предал» [4, с. 182]. Полный текст этого документа был доступен исследователям благодаря тому, что он отложился в архиве Л. Д. Троцкого, который хранится в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета [4, с. 198].
Следует отметить, что троцкистская листовка, содержащая полный текст записи Каменева, была опубликована в приложении к стенографическому отчету совместных заседаний Политбюро и Президиума ЦКК 30 января и 9 февраля 1929 г. [5, л. 3—4] По неизвестной причине в этой публикации фрагмент текста об Орджоникидзе отличается от текста документа из архива Троцкого. Вместо глагола «предал» там значится «предан» [5, л. 4], что в некоторой степени меняет значение приведенного высказывания. Суть этой смысловой метаморфозы заключается в том, что «предательство» Орджоникидзе по отношению к группе Рыкова—Бухарина трансформировалось в его «преданность» Сталину. Возможно, это не более чем опечатка, допущенная по невнимательности во время подготовки стенографического отчета. Нельзя исключать и того, что замена слова была умышленной. Об этом мог попросить Орджоникидзе, возмущенный словами Бухарина о «предательстве».
Однако в любом случае обвинение Орджоникидзе в «предательстве» следует признать несправедливым. Согласно репликам Орджоникидзе и Бухарина, сделанным 30 января 1929 г. на расширенном заседании Политбюро, напряженность в отношениях между Орджоникидзе и Сталиным, о которой Бухарин упомянул в разговоре с Каменевым в июле 1928 г., относилась не к 1928 г., а к концу 1926 г., и была связана с вопросом о левой оппозиции [5, л. 7, 12 об.].
Таким образом, у нас нет оснований полагать, что в 1928 г. Орджоникидзе был не согласен со сталинским курсом в отношении деревни. Думается, установку Орджоникидзе в отношении крестьян вполне передает его выступление, сделанное 7 декабря 1927 г. на XV партсъезде. Сославшись на одно из ленинских произведений донэповского периода, Орджоникидзе призвал делегатов съезда руководствоваться тем, что крестьянство является враждебным классом «мелких хозяйчиков», которые своей «неуловимой, разлагающей деятельностью осуществляет те самые результаты, которые нужны буржуазии» [6, с. 389].
При этом характерно, что Орджоникидзе, хотя и находился со Сталиным в близких дружеских отношениях, занимал примирительную позицию и был склонен к поиску компромисса с «правыми». Так, в середине ноября 1928 г., накануне очередного пленума ЦК, Орджоникидзе в письме Рыкову выразил намерение способствовать урегулированию конфликтов в Политбюро: «Смешно, конечно, говорить о твоей “смене”, Бухарина или Томского. Это прямо было бы сумасшествием. По-видимому, отношения между Сталиным и Бухариным значительно испортились, но нам надо сделать все возможное, чтобы их помирить» [7, с. 58]. Думается, это обстоятельство объясняется не только миролюбивым нравом самого Орджоникидзе, но и тем, что в глазах большинства членов ЦК его должность председателя Центральной Контрольной Комиссии продолжала подразумевать обязанность предотвращать угрозу всевозможных «расколов» в партии. В этом отношении Орджоникидзе являлся «транслятором» настроений «единства», преобладавших в «руководящем коллективе».
Позиция Орджоникидзе кардинально изменилась в конце января —начале февраля 1929 г., когда состоялись совместные заседания Политбюро и Президиума ЦКК, которые изначально задумывались в качестве высшего партийного суда над «правыми». Содержание полемики, происходившей на этих заседаниях, свидетельствует о том, что изданная троцкистами запись о тайном разговоре Бухарина с Л.Б. Каменевым стала триггером, создавшим в коллективном руководстве впечатление о «бухаринской группе» как о потенциальном организаторе очередной оппозиционной фракции — внутренней силе, являющейся источником угрозы раскола в партии. Усталость, накопившаяся в коллективном руководстве от многолетней внутрипартийной борьбы, позволила Сталину успешно использовать опубликованный троцкистами компромат на Бухарина, чтобы сплотить вокруг себя большинство членов Политбюро и ЦК, а также Президиум ЦКК [8, с. 109, 112].
Кроме того, сильное раздражение Орджоникидзе вызвало то, что, согласно записи Каменева, Бухарин в беседе с ним упомянул Орджоникидзе в ходе рассуждений о потенциальных сторонниках «правых». В этой связи неудивительно, что Орджоникидзе на совместных заседаниях Политбюро и Президиума ЦКК 30 января и 9 февраля 1929 г. выступил в качестве одного из главных обвинителей Бухарина. На заседании 30 января, завершая свою вступительную речь, он заявил: «Два слова о своей персоне. Я должен самым решительным образом заявить, что тов. Бухарин, если он действительно говорил тов. Каменеву, что я будто с ним был согласен, а в решающий момент его предал, — он бессовестно меня оболгал… Как неприлично, как некрасиво лгать на товарищей» [5, л. 7].
Таким образом, вышеизложенное позволяет утверждать, что, вопреки устоявшемуся в историографии мнению, Орджоникидзе уже на начальном этапе конфликта между группой Рыкова—Бухарина и Сталиным был склонен поддерживать позицию последнего. Вместе с тем, следуя традициям коллективного руководства, Орджоникидзе действовал независимо и не допускал возможность расправы над «правыми» членами Политбюро до тех пор, пока Бухарин не был серьезно скомпрометирован.
Библиографический список
- Апальков Д. И. Внутрипартийная борьба и механизмы коллективного руководства ВКП(б) в 1928 — начале 1929 гг. // Исторический журнал: научные исследования. 2017. № 4.
- Такер Р. Сталин: Путь к власти. 1879—1929. История и личность. М., 1990.
- Шубин А. В. Вожди и заговорщики. М., 2004.
- Фельштинский Ю. Г. Два эпизода из истории внутрипартийной борьбы: конфиденциальные беседы Бухарина // Вопросы истории. 1991. № 2—3.
- РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 181.
- XV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М.—Л., 1928.
- Советское руководство. Переписка. 1928—1941 гг. / Сост. А. В. Квашонкин, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая, О. В. Хлевнюк. М., 1999.
- Апальков Д. И. Объединенные заседания Политбюро и Президиума ЦКК 30 января и 9 февраля 1929 г. и их значение в истории внутрипартийной борьбы 1920-х гг. // Клио. 2017. № 8.