Статья выполнена в рамках проекта РГНФ 17-04-00438 «Завоевание французского общественного мнения русскими писателями и интеллектуалами» (XVIII–начало XX в.)»
Лидия Андреевна Ростопчина (1838-1915) принадлежала к числу писателей, в равной степени владевшим как русским, так и французским языками. Для «рубежа двух столетий» (а именно на этот период в основном и приходится литературное творчество «графини Лидии») полный билингвизм уже был не столь характерен, как для «золотого века» русской литературы. Дед Лидии Андреевны, знаменитый московский генерал-губернатор Федор Васильевич Ростопчин (1763-1826), с той же легкостью, как впоследствии его внучка, переходил с одного языка на другой и в своих сочинениях распекал французов на чистом французском языке. Мать ее, известная поэтесса Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858), отдавала предпочтение русскому языку, в то время как тетка, Софи де Сегюр (1799-1874), писала исключительно по-французски.
«Графиня Лидия» провела во Франции значительную часть своей жизни; к сожалению, установить точную дату ее окончательного отъезда из России на сегодняшний день не представляется возможным. К сочинительству она обратилась, вероятно, в 1870-х годах; в статье ее дяди Д.П. Сушкова «К биографии Е.П. Ростопчиной», напечатанной в 1881 г., содержится следующая примечательная информация: «эта последняя <Л.А. Ростопчина. – К.Ч.> занимается уже несколько лет литературою и, между прочим, пишет фельетоны в одном из петербургских специальных журналов, но не под своим именем, а скрываясь под псевдонимом» [1]. Если же говорить о подписанных ее именем сочинениях, то следует отметить, что Лидия Андреевна является автором ряда повестей, романов и театральных пьес, а также нескольких переводов с русского языка на французский. Не все из этих переводов были опубликованы. Так, нам ничего не известно об отдельных французских изданиях драмы А.С. Суворина «Татьяна Репина», чрезвычайно популярной в конце XIX века у отечественной публики мелодрамы И.В. Шпажинского «Майорша» и романа Вс. Крестовского «Тьма Египетская», хотя сведения о выполненных Л.А. Ростопчиной переводах указанных произведений содержатся в ее эпистолярии. Вполне возможно, что они были размещены только в периодике или так и не были изданы. Между тем на счету Л.А. Ростопчиной имеются не только художественные переводы: так, в 1894 году в издательстве Суворина была опубликована брошюра русского медика Алексея Любимова о знаменитом профессоре Жане-Батисте Шарко (Любимов учился у него в Париже). Видимо, по просьбе издателя (с которым она поддерживала интенсивную переписку) Ростопчина выполнила перевод этой книжечки на французский язык. Год спустя она вышла в парижском пригороде Корбей-Эссон [2].
Однако наибольший интерес в контексте изучения творческой биографии этой незаслуженно забытой писательницы представляют авторские переводы ее собственных произведений. Видимо, первым образцом такого перевода стала русская версия обращенной к детской аудитории повести «Красотка, умная и добрая» («Belle, Sage et Bonne»). Это единственное сочинение писательницы, где прилежно воспроизводится авторская манера Софи де Сегюр, с присущими ей назидательностью и некоторой плакатностью (вполне закономерно, что книга снабжена очень сердечным посвящением усопшей к тому времени тетке Лидии Андреевны). Повесть была впервые выпущена в коллекции «Розовая библиотека» издательства «Ашетт» в 1880 году (именно в этой издательской серии вышла бóльшая часть произведений Софи де Сегюр). По данным Д.П. Сушкова, «Красотка, умная и добрая» снискала популярность у читателей и принесла автору «приличный гонорар» (чего никак нельзя сказать о других прозаических сочинениях Ростопчиной). Русский перевод, выполненный самой Лидией Андреевной, выходил в России дважды, в 1888 и 1889 годах. Интересно, что в 1993 году книгу перевели у нас заново [3], причем современный перевод сделан безо всякой оглядки на старый; остается неясным, была ли нынешним издателям известна авторская русскоязычная версия, и если да, то чтó именно в ней их не устроило.
Возможно, лучшим из прозаических сочинений Лидии Ростопчиной является русскоязычный роман «Падучая звезда», который был напечатан в весьма престижном журнале «Русский вестник» в 1886 году; отдельным изданием роман никогда не выходил. Название книги, возможно, позаимствовано из стихотворения матери Лидии Андреевны, датируемого 1839 годом (позднее на него было написано несколько романсов, в том числе А. Варламовым и А. Рубинштейном). Книга выдержана в традициях русской психологической прозы XIX века и воссоздает трагическую судьбу молодой актрисы Маруси Подольской, которая отправилась во Францию завоевывать парижскую сцену, пришла в ужас от царящих в тамошнем театральном мире нравов и в итоге из-за несчастной любви покончила с собой [4]. Лидия Андреевна самолично перевела книгу на французский язык (перевод не сохранился), но, по всей видимости, опубликовать ее во Франции так и не удалось. И тогда Ростопчина приняла решение переработать роман в пьесу, которая в ее эпистолярии именуется по-разному – то «Étoile filante», то «Maroussia». В Театральной библиотеке Санкт-Петербурга хранятся как русская (машинописная), так и французская (рукописная) версии этой пьесы. В машинописном тексте проставлено заглавие «Маруся Подольская», но этот вариант зачеркнут, и сверху написано исходное название «Падучая звезда».
Замысел писательницы заключался в том, чтобы поставить пьесу «Маруся» параллельно в Париже и Санкт-Петербурге. В результате на берегах Сены она действительно была поставлена, хотя и в довольно-таки камерном варианте. Газета «Le Temps» от 12 января 1904 года и журнал «Figaro-Modes» от 15 февраля сообщают об этой постановке, которая состоялась в парижском салоне графини де Кесслер. Сама Лидия Андреевна в письме Суворину с гордостью сообщает о сногсшибательном успехе «Маруси» в Париже: по ее словам, на постановке присутствовало 500 зрителей, «в числе которых были все первые критики и почти все иностранные репортеры» [5]. Впрочем, упомянутые нами периодические издания также не скупятся на похвалы. Между тем важно подчеркнуть, что речь здесь идет не о профессиональном театре, а, по сути дела, о любительском спектакле. Главную героиню сыграла сама обворожительная Элен де Кесслер, чей частный театр в особняке на бульваре Монморанси упомянут в книге Лео Кларети, посвященной этому культурному феномену [6, с. 22]. Что касается французской прессы «прекрасной эпохи», то она выделяла этот театр из общего ряда подобных любительских институций. В салоне графини де Кесслер ставилась, в частности, «Дама с камелиями» Дюма-сына, причем хозяйка изображала, как и следовало ожидать, Маргариту Готье; тут ставили и популярную непритязательную комедию Анри Мейяка и Людовика Д’Аллеви «Фру-фру» (в России она известна также под названием «Ветерок»).
И все-таки, надо полагать, автору «Маруси» не хотелось ограничиваться постановкой пьесы в любительском театре. Не случайно в письмах Суворину она так настойчиво «продавливала», с одной стороны, печатание романа «Падучая звезда» отдельной книгой в издательстве «Нового времени» (чего Суворин так и не сделал) и, с другой стороны, возможность исполнения роли Маруси известной актрисой Лидией Яворской, которая играла в театре у Суворина (это пожелание также не было осуществлено). Наконец, Ростопчина прилагала большие усилия к тому, чтобы напечатать у Суворина еще один свой роман, который имел относительно счастливую судьбу во Франции. Речь идет о романе «Растакверополис» (1897), посвященном «сладкой жизни» французской Ривьеры и феномену «русской Ниццы» [7].
«Милостивый государь Александр Сергеевич», заискивающе пишет Лидия Андреевна Суворину (дата письма неразборчива), «муж вашей, талантливой Яворской, князь В.В. Борятинский, очень обрадовал меня, сказав, что вас заинтересовал мой “Растакверополис” (по-русски “Всемирный притон”). Спешу поднести вам свое детище и при том мою автобиографию» [8]. Как следует из другого письма, адресованного драматургу и критику, сотруднику газеты «Новое время» Виктору Петровичу Буренину, к ноябрю 1897 года Лидия Андреевна перевела «Растакверополис» на русский язык. Однако все ее старания, связанные с публикацией русской версии романа, ни к чему не привели. И это при том, что «Растакверополис» имел весьма неплохие отзывы во французской прессе и вышел в свет одновременно в двух издательствах (в Ницце и Париже). Позднее именно «Растакверополису» суждено было стать единственным сочинением писательницы, переведенным на английский язык. Перевод выполнила проживавшая в Париже англичанка Джейн Мейергейм, причем этим процессом явно дирижировала сама же Лидия Андреевна: книга под названием «The Real Monte-Carlo» («Подлинный Монте-Карло») вышла вовсе не в Англии, а в Париже, в 1912 году.
Вернемся, однако, к «Марусе». Ростопчина пыталась пристроить эту пьесу не только в театр Суворина, но и во французскую труппу Михайловского театра. Увы, по решению управляющего императорскими театрами В.А. Теляковского пьесу отвергли. Вот что по этому поводу сообщает в своем дневнике сам Теляковский (запись от 7 апреля 1904 г.): «Отправил сегодня письмо и пьесу “Маруся” графине Ростопчиной, написав, что я не могу дать ее в Михайловском театре, ибо роль Маруси требует от исполнительницы русского акцента. Сама история – описание жизни одной нашей актрисы, оставившей здесь большую родню» [9, с. 206].
Действительно, сюжет романа и пьесы был основан на хорошо известном публике трагическом случае: актриса Юлия Николаевна Фейгина (1859-1882), снискавшая огромный успех на сцене «Комеди Франсез», из-за несчастной любви выстрелила в себя в Париже и умерла в страшных муках. Когда Фейгина блеснула в главной роли в пьесе А. де Мюссе «Барберина», некоторые французские газеты принялись зубоскалить по поводу ее ужасающего акцента. Но, как представляется, истинный мотив отказа Теляковского заключался вовсе не в специфических требованиях к произношению актрисы. Во-первых, не все в России могли быть заинтересованы в реанимации давней, всколыхнувшей общественное мнение истории (в дневнике Теляковского эта мысль читается между строк), а во-вторых (и это главное), «Маруся» – произведение совершенно не сценичное, громоздкое, исполненное патетики и многословное, типичный пример «драмы для чтения». Пьеса состоит из трех актов – хотя газета «Ла Пресс» еще в конце 1890-х годов неоднократно сообщала о том, что Ростопчина пишет пятиактную пьесу, навеянную судьбой Фейгиной (справедливости ради отметим, что невероятно громоздкий пролог «Маруси» вполне может сойти за самостоятельный акт). Само собой, из пьесы выпали составляющие особое обаяние романа описания Санкт-Петербурга и Парижа, как и подробное воссоздание парижских нравов; остался мелодраматический костяк сюжета, а некоторые оттеняющие драматизм основной интриги второстепенные комические эпизоды оказались даже усиленными (здесь наиболее примечателен русский «керосиновый туз», бонвиван и волокита Тит Титыч Патрикеев, чье имя недвусмысленно отсылает к драматургии Островского).
По машинописной версии «Маруси» видно, что над пьесой успел поработать цензор (отметка «дозволено цензурою» датирована 1903 годом) – например, вычеркнуто упоминание о висящей в углу в доме Маруси иконе (важная деталь для чрезвычайно благочестивой Ростопчиной; но, вероятно, с точки зрения цензора она плохо согласовывалась с финальным самоубийством героини). В конце машинописного текста стоит дата – 13 сентября 1900 года; как мы помним, Теляковский отверг пьесу в 1904 году; стало быть, ее четыре года «мариновали» в Михайловском театре.
Отказ театра ставить «Марусю» весьма показателен: в Михайловском театре – при всем разнообразии репертуара – в ту пору доминировала установка на «хорошо сделанную пьесу» развлекательного характера. Между тем Ростопчина ранее уже имела возможность продемонстрировать французской публике свое умение писать непритязательные одноактные «скетчи». В результате именно подобная продукция и попала в репертуар Михайловского театра. В уже упоминавшейся Театральной библиотеке Санкт-Петербурга хранятся некоторые из текстов этих одноактных пьес, а сведения о постановках можно почерпнуть из «Ежегодника императорских театров».
Среди них – скетч под названием «Реклама любви», с подзаголовком «Шутка в одном действии». Он представляет собой авторскую переработку поставленной в 1898 году эфемерными парижскими театрами «Помпадур» и «Апликасьон» (последний затем был трансформирован в «Ла Бодиньер») одноактной комедии «Преданность Гонтрана» («Le Dévouement de Gontran»), в которой участвуют всего два персонажа. Вполне буффонная история красавицы (недоучившейся актрисы) и ее мужа, скупого брюзги, тяготеет к комедии положений. Примененные Лидией Андреевной адаптационные механизмы не сводятся к простой замене французских имен на русские (хотя «Gontran de la Géritaude» превращается в «князя Цурикова», а «Charlotte» – в «Афанасьеву»), равно как и к замене парижского храма Мадлен на Исаакиевский собор. Так, французский текст содержит отсылки к «культурному горизонту» местной публики, например, к драме Виктора Гюго «Эрнани»; из русской версии подобные аллюзии изъяты.
Не менее оперативно Михайловский театр поставил и скетч Ростопчиной под непростым для переводчика названием «Le Trait du Parthe» (можно предложить следующий вариант перевода: «Стратегическое отступление с последующим молниеносным ударом»). Вот как сочно изложен сюжет пьесы в «Ежегоднике императорских театров»:
«Здесь к некоему маркизу Бальмораль, отчаянному жуиру, является молодая девушка, Жанна Д’Эпинэ, дочь его покойного друга, и, представляясь увлеченной им, допускает его даже до первого данного ею мужчине поцелуя, а затем уверяет маркиза, что это она сделала для того, чтобы получить от него средства обеспечить себе вклад для поступления в монастырь. Наконец, когда потерявший голову маркиз предлагает ей руку и сердце, коварная сиротка заявляет, что она разыгрывала всю эту комедию, чтобы убедить маркиза в ее сценическом таланте и получить его поддержку для поступления на сцену» [10, с. 315].
В 1898 году эта одноактная пьеса была поставлена в нескольких любительских театрах Парижа, в том числе в салоне Гош (на одноименном проспекте), с участием актера Эдмона Дюкена и его русской супруги Ольги Демидовой; на утреннике в салоне баронессы фон Пютлинген (ее супруг занимал высокую должность в посольстве Австро-Венгрии), а позднее (в 1906 г.) – в помещении Союза русских художников. Между тем в городе на Неве судьба этого скромного скетча сложилась куда удачнее: в 1898-1902 годах его играли в Михайловском театре в общей сложности около пятидесяти раз. Можно считать приведенный показатель своеобразным рекордом для драматургии Ростопчиной. С учетом хитроумного названия оригинала при подготовке русской версии Ростопчина переименовала эту пьесу; теперь она стала именоваться много проще – «Миражи», однако у нас нет сведений относительно постановки этой версии.
Несколько иной характер носила одноактная пьеса Лидии Андреевны «Две статуи» («Les deux statues», по мотивам легенды о Дон Жуане). В Михайловском театре она ставилась одиннадцать раз (в 1908-1909 годах) и игралась параллельно с имевшей большой резонанс в России драмой Жоржа Онэ «Горнозаводчик» («Le maître des forges»). «Две статуи» удостоились в отечественной прессе короткого критического отзыва – примечательный факт, если учесть, что вообще-то наши театральные критики обходили сценическую продукцию Ростопчиной полным молчанием. На страницах газеты «Речь» от 26 ноября 1908 года довольно известный театральный критик Лев Василевский написал по поводу «Двух статуй» следующее: «Всем бы взяла донна Жуана, но она дочь дон Жуана и прожила довольно-таки бурную жизнь, и дворянин Рафаэль считает долгом дворянской чести отказаться от брака с нею. Перед лицом статуи Дон Жуана и Амура Жуане разъясняют, что ей следует отказаться от радостей любви и жизни, подумать о душе и уйти в монастырь. Старомодная безделушка, написанная недурным белым стихом, разыгрывается нашими артистами как-то неохотно; чувствуется, что они тоскуют по современным костюмам и по современному диалогу гостинных и будуаров» [11].
В фондах петербургской Театральной библиотеки имеются и другие пьесы Лидии Ростопчиной, в том числе «Его Величество Случай» («Son Excellence le Hasard»). Впервые поставленная 28 января 1906 г., пьеса выдержала семь постановок в указанном сезоне. Однако следует прямо сказать, что во всех указанных случаях речь идет об однодневках, о чисто массовой драматургии, совершенно непритязательной и в общем явно не соответствующей тем задачам, которые на заре своей писательской карьеры ставила перед собой Лидия Андреевна.
Всё говорит о том, что Ростопчина в большей мере снискала во Франции известность как образованная и эмансипированная светская дама и благотворительница, а не как крупная писательница. Скромная репутация ее поддерживалась парижской прессой (главным образом газетой «Le Figaro», которая не уставала нахваливать ее пьесы и не упускала случая сообщить читателям об ее присутствии на том или ином светском рауте). К сожалению, никак нельзя сказать, что в России ее творчество было известно лучше; да и сам факт отсутствия достоверной информации о важнейших этапах ее жизни свидетельствует о том, что Лидия Андреевна принадлежит к категории забытых литераторов. Билингвизм Ростопчиной, который мог бы оказаться существенным подспорьем для формирования ее писательской карьеры, не принес существенных плодов.
Не случайно так и не были напечатаны на русском языке не только «Растакверополис», но и повесть «Ирина», печатавшаяся на страницах журнала «Nouvelle Revue» (декабрь 1894 – февраль 1896 г.; отдельным изданием повесть вообще не публиковалась). В своем письме к Буренину [12] Лидия Андреевна сообщает, что первоначально назвала это свое произведение «Письмо немолодого к молодой». Его текст был написан по-русски (оригинал не сохранился) и затем переведен самим автором на французский язык. Что же касается замены названия, то она была осуществлена по указанию редактора журнала, Жюльетты Адан. Замена выглядит по-своему обоснованной; сложное для перевода название при этом сильно упростилось, зато усилилась изначально заложенная в произведении ориентация на романтическую повесть (в которой имя протагониста часто выносилось в заголовок), а также возник совсем не чуждый Ростопчиной акцент на «феминистической» составляющей «Ирины».
Не пришел к русскому читателю и роман Ростопчиной «Ивонна Три Звезды» («Yvonne Trois-Étoiles»), сочетающий традиции романтической прозы со сказочными мотивами. Книгу (ныне она представляет собой библиографическую редкость) выпустило в свет парижское издательство «Tolra» в 1885 году. Следует отметить, что указанное издательство преимущественно ориентировалось на публикацию благочестивой католической литературы. В издательстве печатались многие представители рода де Сегюр, и особенно часто – двоюродный брат Лидии Андреевны, сын графини де Сегюр монсеньёр Гастон де Сегюр; огромное количество переизданий выдержала его книга о франкмасонах. Таким образом, есть все основания предполагать, что именно протекция Сегюров помогла Лидии Андреевне издать этот роман. (Надо сказать, Лидия Ростопчина, отнюдь не будучи католичкой, всё-таки не воспринимала эту конфессию столь же воинственно, как ее отец Андрей Фёдорович). Примечательно, что художественную прозу «Tolra» не публиковало в принципе – для Лидии Андреевны явно было сделано исключение.
В результате на сегодняшний день Лидия Андреевна известна прежде всего благодаря выполненной ею летописи рода Ростопчиных, которая обладает не только исторической ценностью, но и несомненными литературными достоинствами. Избранные фрагменты из этого труда (посвященные довольно мрачной фигуре Екатерины Петровны Ростопчиной, бабушки автора) печатались по-русски в журнале «Исторический вестник» (1904 г.). Затем (в 1909 году) вышло отдельное французское издание (под названием «Семья Ростопчиных», «Les Rostoptchine»), а еще через три года, как раз к юбилею Отечественной войны, было выпущено русское (под названием «Семейная хроника») [13]. В рецензии на французскую версию, опубликованной газетой «Жиль Блас», была дана высокая оценка «изящному и строгому» стилю книги [14]. К сожалению, русская версия оказалась подготовлена отнюдь не самой Лидией Андреевной: в выходных данных указано имя переводчика – это Августа Федоровна Гретман, известная своими переводами детской и приключенческой литературы. С чем связана была необходимость привлечь к работе над этой книгой А.Ф. Гретман, до конца не ясно; возможно, Лидия Андреевна в указанный период была занята подготовкой цикла лекций, которые она прочитала в дни юбилейных торжеств летом 1912 года в Петербурге и Москве.
Отметим в заключение, что «Семейную хронику» в 2011 году повторно опубликовало московское издательство «Тровант». Переиздание снабжено неплохим иллюстративным рядом – на его страницах можно увидеть имение Ростопчиных в Вороново и портреты представителей рода Ростопчиных. Недостает лишь портрета самой Лидии Андреевны.
Библиографический список
- Сушков Д.П. К биографии Е.П. Ростопчиной // Исторический вестник, 1881. – Т. 6. – № 6. – С. 300-305. Электронный ресурс: https://memoirs.ru/texts/Sushkov_IV81_6_6.htm. Дата обращения19.09.2017.
- Lubimoff А. Le professeur Charcot, étude scientifique et biologique. Traduit du russe par la Ctesse Lydie Rostopchine. Corbeil: Impr. de Crété, 1895. – 72 р.
- Ростопчина Л.А. Красавица, Умница и Добрая душа. Пер. с франц. Екатерины Ландсберг. М., Два слона – Одесса, Дуэт, 1993. – 249 с.
- Чекалов К.А. «Падучая звезда» Лидии Ростопчиной: генеалогия романного сюжета // Вестник Костромского Государственного университета им. Н.А. Некрасова, 2015, том 21, № 1, с. 95-98.
- Письмо Л.А. Ростопчиной А.С. Суворину от 9 января 1898 г.// РГАЛИ. Ф. 459. Оп.1. Ед. хр. 3678. Л.10.
- Clarétie L. Histoire des théâtres de la société. P., Molière, 1905. – 280 p.
- Чекалов К.А. Блеск и нищета французской Ривьеры в романе Лидии Ростопчиной «Растакуэрополис» // Вестник Воронежского Государственного университета, сер. Филология. Журналистика. 2014, № 2. С. 83-88.
- Письмо Л.А. Ростопчиной А.С. Суворину от 15 ноября 1897 (?) г.// РГАЛИ. Ф. 459. Оп.1. Ед. хр. 3678. Л.7.
- Теляковский В.А. Дневники директора императорских театров. 1903-1906. СПб., 2006. – 928 c.
- Ежегодник императорских театров. Сезон 1897-1898. Санкт-Петербург, 1899. – 864 с.
- Василевский Л. Алиса Бергер // «Речь», 26 ноября 1908 г. С. 5.
- Ростопчина Л.А. Письмо В.П. Буренину от 25 апреля 190 (?) г. // РГАЛИ. Ф. 1024, оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 3 об.
- Ростопчина Л.А. Семейная хроника. М., Звезда, 1912. – 256 с.
- Rateau J. Le général Théodore Rostopchine brûleur de Moscou // «Gil Blas», 11 août 1909, p. 3.