О РОЛИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ В РОМАНЕ ДЭВИДА ЛОДЖА «ХОРОШАЯ РАБОТА»

Комарова Ольга Ивановна
Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана
кандидат философских наук, доцент кафедры «Английский язык для приборостроительных специальностей» (Л-2)

Аннотация
Настоящая статья обращается к проблеме интертекстуальности в романе Д. Лоджа. Отмечается многообразие подходов к понятию интертекстуальности. Особое внимание обращено на систему соотношений Ж. Женетта и трактовку И. В. Арнольд. Рассматриваются такие виды интертекста, как цитата и аллюзия с точки зрения их художественных возможностей. Анализируется роль указанных средств интерекстуальности в изображении персонажей романа.

Ключевые слова: аллюзия, инертекстуальность, персонаж, референция, роман, транстекстуальность, цитата


ON INTERTEXTUALITY IN THE NOVEL ‘NICE WORK’ BY DAVID LODGE

Komarova Olga Ivanovna
Bauman Moscow State Technical University
PhD in Philosophy, Associate Professor of the Linguistics 2 Department

Abstract
This article deals with the problem of intertextuality in the novel ‘Nice Work’ by David Lodge. The diversity of various approaches is stressed. Genette’s idea of transtextuality and Arnold’s approach are of special interest. Quotation and allusion are under consideration in terms of their artistic merits. The role of the intertextual devices in portraying the personalities of the protagonists is analyzed.

Keywords: allusion, intertextuality, novel, personage, quotatition, reference, transtextuality


Рубрика: Лингвистика

Библиографическая ссылка на статью:
Комарова О.И. О роли интертекстуальности в романе Дэвида Лоджа «Хорошая работа» // Гуманитарные научные исследования. 2016. № 10 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2016/10/17099 (дата обращения: 21.02.2024).

Прошло уже почти три десятилетия со дня выхода в свет романа Дэвида Лоджа «Хорошая работа», а он не теряет своей актуальности. Общая идея разобщённости разных культурных и социальных слоёв общества, поиск возможности установить связи между ними являются одной из вечных тем литературы и ещё не скоро устареют.

«Хорошая работа» – последняя книга трилогии, включающей романы «Академический обмен: повесть о двух кампусах» (‘Changing Places: A Tale of Two Campuses’) и  «Мир тесен» (‘Small World: An Academic Romance’).  Но в отличие от двух предыдущих романов, Лодж описывает британское общество 80-х годов, сталкивая две личности, не имеющие совершенно ничего общего между собой. Это представители двух разных миров, далёких друг от друга. Их разделяют и социальное происхождение, и образовательный, и культурный уровень. Вик Уилкокс (Vic Wilcox) – управляющий директор производственного предприятия: фирмы ‘J Pringles and Sons Casting and General Engineering’, а Робин Пенроуз (Robyn Penrose) – филолог, защитившая в Кембридже диссертацию и временно преподающая в университете Раммиджа. Необходимо напомнить, что прототипом этого вымышленного  города является Бирмингем, где живёт и поныне здравствует автор, преподававший в Бирмингемском университете английскую литературу с 1960 по 1988 годы. Разумеется, этот факт оказал огромное влияние на творчество Лоджа.

По мнению О. Анцыферовой «Хорошая работа» представляет, по сути, уникальный синтез университетского и производственного романов [1]. Именно эти два мира – мир академический, гуманитарный  и мир технический, промышленный приходят в соприкосновение. А Патриция Во так определяет роман: ‘ a wryly, self-conscious intertextual condition-of-England novel’ («ироничный, правдивый, интертекстуальный социальный роман») [2, с. 34].

Об интертекстуальности этого литературного произведения написано много, но в этой статье хотелось бы уделить внимание тем элементам интертекста, которые помогают глубже понять личность главных героев, их психологию. Иногда упоминание о незначительных, казалось бы, деталях  способно полнее дать характеристику персонажа, чем многостраничные пояснения и описания. Эти детали способны  раскрыть целый мир, в котором существует герой.

Необходимо определить о каком виде интертекстуальности пойдёт речь. Несмотря на обилие специальной литературы, разные авторы по-разному трактуют само это понятие.

Термин возник в 1967-м году благодаря Юлии Кристевой, изучавшей и развивавшей идеи Михаила Бахтина. Её теория проистекает из диалого-полифонической концепции Бахтина. Кристева понимает интертекстуальность широко, как «текстуальную интеракцию, которая происходит внутри каждого отдельного художественного текста» [3].  Жерар Женетт напротив, понимал интертекстуальность гораздо уже [4].  В своём труде «Палимпсесты: литература во второй степени» он выделяет пять типов транстекстуальности:

а) архитекстуальность – связь с родовой, жанровой принадлежностью;

б) паратекстуальность – отношения текста с паратекстом: предисловия, иллюстрации, таблицы и т.п.;

в) метатекстуальность – отношение комментирования, критики;

г) гипертекстуальность – отношение производности одного текста (гипертекста) от другого (гипотекста);

д) интертекстуальность – присутствие одного текста в другом.

Все эти категории Женетт оставлял открытыми и предполагал их взаимопроникновение. Собственно к интертексту он относил цитату, аллюзию, референцию (плагиат, который присутствует в данной категории, не рассматриваем).

Понимание интертекстуальности И. В. Арнольд поначалу было близко взглядам Женетта и ограничивалось понятиями цитаты, реминисценции и аллюзии но затем трансформировалось в более широкую трактовку кодовой интертекстуальности (отсылки в тексте к вербальным источникам), и синкретической интертекстуальности (отсылки в тексте к невербальным источникам) [5].

В настоящей работе в основном воспользуемся как трактовкой Женетта, выделяющую пять составных транстекстуальности, так и трактовкой И. В. Арнольд.

Прежде всего, необходимо дать определение трём главным составляющим интертекста: цитате, аллюзии и референции.

И если цитацию охарактеризовать  можно достаточно твёрдо, и расхождений в трактовке этой фигуры у разных авторов практически нет, то с пониманием терминов аллюзия и референция необходимо определиться.

Москвин определяет цитацию как «дословное воспроизведение фрагмента какого-либо текста, сопровождаемое ссылкой на источник» [6, с. 545].

Что касается аллюзии, то она по мнению того же Москвина: « справедливо считается одним из наиболее неопределённых понятий» [6, с. 213], тем не менее понимается как фрагментарное и неточное воспроизведение какого-либо текста [6, с. 207]. Натали Пьеге-Гро считает, что: «интертекстовая аллюзия заключается в том, чтобы в имплицитной форме установить связь данного текста с другим текстом»  [7, с. 224], «она лишена буквальности и эксплицитности» [7, c. 89]. Аллюзия не нарушает целостности текста, что важно.

Референция – отнесённость актуализованных (включённых в речь) имён, именных выражений (именных групп) или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам). Референция определя­ет­ся тремя основными факторами: синтаксическим, логико-семантическим и прагмати­че­ским. С прагматическим фактором связано различение видов референции по их отношению к фонду знаний собеседников [8]. Но нужно отметить, что и Женетт и Пьеге-Гро считают, что референция представляет  эксплицитную форму интертекстуальности, она нужна только, когда автору требуется сослаться на некий текст, не приводя его в своём тексте [7, c.85].

Известно, что не существует единства в трактовке понятия интертекстуальности, более того, у разных авторов существуют диаметрально противоположные взгляды, рассмотрению которых посвящено множество работ. Наша же задача заключается в том, чтобы в небольшой по формату статье, вспомнив  об основных направлениях в теории интертекстуальности, вычленить интертекстуальные связи необходимые для того, чтобы увидеть какую огромную смысловую и художественно-изобразительную роль они играют в конкретном романе.   

Уже сами имена главных героев содержат в себе определённый интертекстуальный «заряд», их можно соотнести с именными аллюзиями. Имя главного героя Виктор Юджин представляет зеркальное отражение имени известного американского социалиста Юджина Виктора Дебса, одного из создателей организации «Индустриальные рабочие мира». А фамилия Уилкокс (Wilcox)  сразу вызывает у читателя образ героя романа Э. М. Форстера «Говардс-Энд» (‘Howard’s End’) – богатого промышленника. И это уже не просто именная аллюзия, она соотносится с единством гипо- и гипертекст с одной стороны, а  с другой – на первой же странице автор устанавливает архитекстуальную связь с коллизиями викторианского  романа. Форстер также сталкивает представителей двух диаметрально противоположных миров: главная героиня, утончённая интеллектуалка, выходит замуж за Генри Уилкокса. Основной идеей романа как у Форстера, так и у Лоджа  является ключевая фраза: «ищи связи» (only connect)-связи между разными слоями общества и человеческими связями.

Вик Уилкокс уроженец городка Rummidge, воспитывался в простой семье. Среди людей своего происхождения он отличается стремлением достигнуть карьерных высот и вырваться из своего круга. Благодаря закону об образовании 1944 года (1944 Education Act), предоставлявшем бесплатное среднее образование всем желающим и возможность учиться в  техническом колледже  при успешной сдаче экзаменов, он получает высшее техническое образование. Вику удаётся подняться по карьерной лестнице и обрести значительный финансовый достаток.

Имя Робин может быть как женским, так и мужским: его обладательница убеждённая феминистка левацкого толка. Полное же имя героини Роберта Энн Пенроуз. Фамилия Пенроуз (Penrose) напоминает о поныне здравствующем известном математике, выпускнике Кембриджа Роджере Пенроузе, который помимо своих  трудов в области квантовой механики известен ещё мозаикой Пенроуза, совмещающей геометрию и искусство.

Робин – интеллектуалка, занимающаяся исследованием индустриального романа викторианской эпохи. Она и родилась в академической среде: её отец учёный, преподаёт историю. Героиня и не мыслила себе другой карьеры, кроме академической, но в силу неблагоприятных обстоятельств  и в Кембридже, где она принимала участие в протестных акциях, и в стране, где Маргарет Тэтчер  сократила ассигнования на образование, Робин теряет работу.   По счастливой случайности она находит место преподавателя английской литературы в университете Раммиджа. Это контракт только на три года.

И вот оба главных героя помещены автором в одно и то же место – Раммидж. Лодж пользуется цитатами из Карлайла и Диккенса для описания места действия: «A writer called Thomas Carlyle described it in 1824 as “A frightful scene… a dense cloud of pestilential smoke hangs over it forever… and at night the whole region becomes like a volcano spitting fire from a thousand tubes of brick.” A little later, Charles Dickens recorded travelling “through miles of cinder-paths and blazing furnaces and roaring steam engines, and such a mass of dirt, gloom and misery as I never before witnessed”» [9, c.16]. Лодж цитирует письмо Диккенса от ноября 1838 года, где описываются впечатления после посещения Бирмингема. И у читателя нет никаких сомнений – Раммидж это только лёгкая уловка, призванная означит условность литературной реальности. Показателен сам выбор текстов, принадлежащих Карлайлу и Диккенсу как источников неоднократного цитирования: автор продолжает укреплять связи с авторами викторианских промышленных романов. Лодж  сам специализировался в этой области, и его героиня тоже сделала их сферой своего научного интереса. Эксплицитность характера цитаты не делает её менее сложным видом интертекста по мнению Натали Пьеге-Гро [7, с. 85]. Автор создаёт связь между цитируемыми текстами и, в свою очередь, между цитатами и цитирующим текстом.

Сразу после этих двух отрывков, Лодж отсылает нас к историческому факту – королева Виктория приказала задёрнуть занавеси в своём вагоне, проезжая мимо Бирмингема [9, с.16].

Итак, обозначены пространственно-временные отношения. Связь времён не прерывается:  проблематика викторианского индустриального романа актуальна и для романа Лоджа.

И автор, и героиня неоднократно обращаются к таким романам, как «Север и Юг» Элизабет Гаскелл, «Тяжёлые времена» Чарлза Диккенса, «Шерли» Шарлотты Бронтё, «Сибилла» Дизраэли, а также «Феликс Холт» Дж. Элиот, «Элтон Лок» Чарлза Кингсли. Постоянная отсылка ко всем  этим литературным произведениям, поднимающим острые социальные проблемы времён  формирования промышленного пролетариата, индустриальных кризисов 20-х и 30-х годов 19-го века, обусловливает непрерывную связь с социально-экономическим положением  в Соединённом королевстве середины 80-х годов.

Эпиграфом ко всему роману служит цитата из романа Дизраэли, определяющая тему коллизии двух миров. Каждая часть романа, а их шесть, сопровождается эпиграфами из трёх упомянутых романов: «Шерли», «Север и Юг», «Тяжёлые Времена». В сам текст они не входят, однако значительно влияют на его понимание. Лодж намеренно выстраивает эпиграфы в определенной последовательности, каждый задаёт тон повествования и определяет мотивы, образы, сюжетные линии.

Посмотрим внимательнее на главных персонажей, о которых уже начали говорить. Каким образом интертекстуальность помогает автору ярче и точнее создать их образ, а нам глубже их понять?

Выше уже упоминалась двойственность и двусмысленность имени Робин (Роберта), имеющего явную маскулинность, но второе имя – Энн, оно выражает женственное начало. Это противоречивая двойственность натуры Робин ярко обрисована с привлечением именной аллюзии и синкретической интертекстуальности.

При описании внешности Робин автор особое внимание обращает на самую характерную черту: «Some would say her hair is her finest feature, though Robyn herself secretly hankers after something more muted and malleable, hair that could be groomed and styled according to mood – drawn back in a severe bun like Simone de Beauvoir’s, or allowed to fall to the shoulders in a Pre- Raphaelite cloud» [9, c.28].

Можно уложить волосы в строгий пучок, как у Симоны (стать как она). Симона де Бовуар – философ и идеолог феминистского движения, единомышленница и подруга Сартра, противница брака и семьи и не чуждая лесбийских наклонностей. Пожалуй, самая известная её работа «Второй пол» – манифест феминизма. У Робин с Симоной много общего во взглядах на жизнь: нежелание создавать семью, увлечённность литературой и написание феминистских эссе. Робин не чужды революционные идеи, она всегда готова приять участие в протестных акциях.

А можно распустить облаком,  как у персонажей картин прерафаэлитов. Это объединение художников и писателей являло собой своеобразный  протест против викторианской эпохи. Их задачей было обратиться идейно  в творчестве к художникам раннего Возрождения,  флорентийской школе, отмежеваться от академизма. Они ставили целью ценить в искусстве  все серьезное, и искреннее и, отвергать все прозаическое, рутинное, грубое и самодовольное.
На картинах, например, одного из идеологов  движения Данте Габриэля Росетти («Беатриче благословенная»,  «Прозерпина» и проч.) видим пышноволосых красавиц, полных женственности и таинственности. Лодж несколько иронизирует, вызывая в воображении читателя такие противоположные зрительные   образы с одной стороны. Но с другой -  намекает, что между ними есть нечто общее: ломка привычных морально-этических рамок и правил.

Автор даёт возможность читателю присутствовать на лекциях Робин и встраивает цитаты из уже упомянутых романов в речь персонажа, но с её комментариями, используя приём эпикризиса. Начитавшись работ Фрейда и восприняв его идеи, Робин применяет их в своей работе и в анализе героев викторианских романов. Лодж с иронией доводит ситуацию с комментарием цитаты до абсурда: «The interest Margaret takes in the factory life… – is a displacement of her unacknowledged erotic feelings for Thornton.

And if I live in a factory town, I must speak factory language when I want it. Why, Mamma, I could astonish you with a great many words you never heard in your life. I don’t believe you know what a knobstick is.”

“Not I, child. I only know it has a very vulgar sound; and I don’t want to hear you using it.”

Robin looks up from the copy of North and South… “I think we all know what a knobstick is metaphorically” » [9, c. 49-50].

Подобная интерпретация текста Гаскелл в духе фрейдизма шокирует читателя с одной стороны, а с другой не может не вызвать улыбку.  Робин на самом деле серьёзна и  автор ещё раз даёт нам это понять, когда она уже шокирует Вика своим видением определённого символа в обычной заводской трубе.

Лодж, описывая своеобразный характер отношений двух интеллектуалов, Робин и Чарлза, упомнает Дейвида Герберта Лоренса, но подчёркивает, что для них: “D. H. Lawrence was a quaint, rather absurd figure, and his fierce polemics did not disturb them” [9, c. 33]. Произведения Лоренса они, несомненно, читали, но он им совершенно не интересен: Лоренс хоть и декларирует отказ от индустриального общества, но выражает это совсем не средствами социально острой полемики, его проза относится скорее к жанру психологического романа. Однако  строки из Лоренса появляются не только в авторском тексте. Робин вспоминает их, когда вынуждена идти пешком – машина не завелась – вдоль Кольцевой дороги и попадает из уютного мира университетского городка в мир промышленного города, сохраняющего и через полтора века черты викторианского угрюмого полиса, лишённого красоты и духовности: “ A line from D.H. Lawrence – was it Women in Love or Lady Chatterley? – comes into Robyn’s head, She felt in a wave of terror the grey, gritty hopelessness of it all [9, c, 64] Цитата здесь приобретает характер анамнезиса. Робин не может точно вспомнить, откуда эти строки. Несмотря на весь левый пафос и революционность социалистических идей, усвоенных ей из работ Маркса (Робин до сих пор выписывает журнал “Marxism Today”), она отчуждена от реальных социальных проблем общества, стоящего уже на пороге перехода от индустриальной к постиндустриальной эпохе.  Ей тут же захотелось в свой дом, засесть в окружении книг и записей за анализ викторианских романов: “ …dissecting the lexemes of some classic Victorian novel, delicately detaching the hermeneutic code from proairetic code, the cultural from the symbolic…” [9, c. 65]. Примечательно, что в её памяти всплывают именно строки из романов Лоренса, а не из промышленных романов, как раз когда Робин понимает, что хочет вернуться в свой уютный мир.

Роман изобилует именными аллюзиями. Робин ещё в студенческие годы была подписана на журналы  “Poetique” и  “Tel Quel”, чтобы первой знакомиться с новинками постструктуралистов Юлии Кристевой и Ролана Барта.  Наша героиня  читала работы Жака Лакана и Жака Дерриды, принимая теорию отрицания «субьекта письма» и идеи фрейдо-марксизма (по выражению Г. К. Косикова), положенные в основу работ Кристевой [7, c.14]. Философский базис Робин выражается в словах ”you are what you speak” и главного постулата Жака Дерриды “il n’y a pas de hors-text” (внетекстовой реальности не существует) [9, c. 22].

Любопытно, что  Дэвид Лодж сам занимался проблемой интертекстуальности, широко известна его работа “The Models of Modern Writing” (1988).

Как языковая личность Робин высоко развита. Об этом свидетельствует множественное включение компонентов интертекстуальности.

Речь Робин ярка, экспрессивна, эмоционально окрашена и буквально пестрит различными видами цитат, аллюзий. В следующем эпизоде Робин легко подхватывает продолжение шекспировской строки, что придаёт совсем другую окраску словам декана: «“It’s no fun being Dean, these days, I can tell you. All you do is give bad news.  And, as Shakespeare observed, the nature of bad news infects the teller.”

“When it concerns the fool or coward. ” Robyn recklessly recites the next line from Anthony and Cleopatra, but fortunately Phillip Swallow appears not to have heard.”» [9, с. 39].

Кроме всего речь Робин отличают иноязычные включения: она знает  французский и немецкий языки. Такие включения И. В. Арнольд относит к кодовой интертекстуальности [5].

В рамках программы сближения представителей разных социо-культурных слоёв под названием “Industry Year Shadow Scheme” Робин встречается с Виком Уилкоксом. Его имя тоже аллюзивно: Вик -  Виктор – Виктория – викторианский.

Вик, получивший техническое образование, совершенно отчуждён от литературы и искусства. Он изумляет Робин тем, что никогда не читал ни «Грозовой перевал», ни «Джейн Эйр», о сёстрах Бронтё он только слышал. Шекспира учил в школе наизусть,  этого требовала учительница, и с тех пор ненавидит его. Интертекстуальные включения в его речь бывают поначалу двух типов. Это фразы из газетных статей: “There’s no such thing as free lunch. …I read it in the paper somewhere” [9, c.77]. Или незатейливые песенки американской поп певицы Дженнифер Раш: “Jennifer Rush burst into song inside his head:

There’s no need to run away

If you feel that this is for real,

‘Cause when it’s warm and straight from the heart,

It’s time to start” [9, c.202].

Это практически единственный источник цитат для Вика. Лодж иронично сопровождает свой текст куплетами из песенок Раш, при описании романтического периода отношений Вика и Робин, словно говоря, что развития эти отношения не могут иметь.

Но несмотря ни на что, Вик, начинает меняться. Он прочитывает романы сестёр Бронтё, правда запутывается в персонажах романа «Грозовой перевал». Робин даёт ему книгу стихов Теннисона. И он замечает техническую неточность  в поэме «Локсли Холл» (“Locksley Hall”). Не знал Вик, что строчка   “Come into my garden, Maud” не песня, которую пел его дед, а слова из поэмы Теннисона.

Наконец, под влиянием Робин и своего чувства к ней Вик заявляет: “I never thought I’d like reading poetry, but I do. I like to learn bits off by heart and recite them to myself in the car.”

“Instead of Jennifer Rush?” she said, mischievously.

“I’ve got a bit tired of Jennifer Rush.”

“Good!”

“Her words don’t rhyme properly. Tennyson is a good rhymer” [9, c. 256]

Теперь уже не куплеты американской певички крутятся в его голове. Вик  выучил наизусть и готов цитировать Теннисона, чтобы выразить свои чувства к Робин:

In my life there was a picture, she that clasped my neck had flown.

 I was left within the shadow, sitting on the wreck alone” [9, c. 275].

Столкновение двух совершенно непохожих людей помогает им открыть и понять те миры, в которых они существуют. Робин, наконец, не в романе, а в реальности узнала, что такое производство, какие там люди, как им живётся, какие проблемы им приходится решать. Вик же заявляет, что жил, как во сне, а теперь пробудился: “ I’ve been living in a dream. This business has woken me up” [9, c. 374]. Девиз из романа Форстера “only connect” воплотился в жизнь.

Интертекстуальность является одним из аспектов речевой характеристики, и используется в художественном произведении как средство создания речевого портрета литературного персонажа, что позволяет глубже проникнуть в его психологию и, поэтому включение текстов в речь персонажей требует отдельного исследования. Так автор не только обогащает речь героев, но и придает им отличительные черты, характеризует как представителей той или иной социальной и возрастной группы.  Это дает читателю лучше понять и представить определённую среду жизни персонажа, род его деятельности его мировоззренческие установки, и уровень и динамику развития личности героя.

Хотя об интертекстуальности в романе Лоджа написано много, но можно написать ещё не одну книгу. В настоящей статье предпринята попытка  свести воедино и обозначить ключевые проявления интертекстуальности в конкретном художественном произведении.


Библиографический список
  1. Анцыферова О.   Университетский роман: жизнь и законы жанра.     http://magazines.russ.ru/voplit/2008/4/an13.html (дата обращения: 20.10.2016).
  2. Waugh Patricia. Harvest of the Sixties: English Literature and Its Backgroun, 1960 to 1990. Oxford: Oxford University Press, 1995, 240.
  3. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман. http://www.old.libfl.ru/mimesis/txt/kristeva_bakhtin.pdf (дата обращения: 10.10.2016).
  4. Женетт Жерар. Палимпсесты: литература во второй степени. М.: Науч. Мир, 1982.76 с.
  5. Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 444 c.
  6. Москвин В. П. Стилистика русского языка. Теоретический курс. Ростов н/Д.: Феникс, 2006. C. 202-242.
  7. Пьеге-Гро Натали. Введение в теорию интертекстуальности. М.: ЛЕНАНД, 2015. 240 с.
  8. Лингвистический энциклопедический словарь. http://tapemark.narod.ru/les/411a.html (дата обращения: 20.10.2016).
  9. Lodge David. Nice Work. Vintage  Books. London. 2011.  277 с.


Все статьи автора «Комарова Ольга Ивановна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: