Ранее автором в статье [Гуцуляк, 2013] были рассмотрены философско-мировоззренческае базисы формирования национального варианта китайской коммунистической идеологии, где делается вывод о значительном влиянии на неё даосской традиции, анализируется использование даосских принципов в идеологической практике КПК в 20-70-х гг. ХХ в. с целью легитимации ею своего властного положения, а также явление конкурентной борьбы правящего режима с неодаосскими сектами за влияние в мировоззренческой сфере. Если рассматривать историю современного Китая в традиционном для самого Китая историческом аспекте, окажется, что и ХХ век, как и предыдущие, также был наполнен религиозными войнами. Но если раньше религия была прикрытием социального противостояния, то сейчас собственно идеология социального противостояния (антогонистических классов, Периферии – Центра и пр.) является прикрытием противостояния религиозно-метафизического. В частности, предлагается взгляд, согласно которому в начале своего распространения в Китае коммунистическая идея предстала в форме некоего «нового неодаосистского учения», как бы развивая линию «неодаосизма» («сюань сюэ»), признававшего участие каждого в общественно-государственной жизни.

В данном тексте продолжается анализ взаимоотношений, влияний и противостояний идеологем и принципов, используемых разными фракциями китайских коммунистов из традиционной культуры – даосизма, неодаосизма, конфуцианства и неоконфуцианства.

Во время обыска на квартире бежавшего «предателя» маршала Линь Бяо (1907-1971), который  был министром обороны КНР, единственным заместителем Председателя ЦК КПК и официально именовался «Приемником Председателя Мао», были обнаружены многочисленные вырезки и выписки из классических конфуцианских текстов, которыми Линь Бяо якобы обменивался со своими единомышленниками [1]. Сторонники Мао Цзэдуна не могли не использовать столь «весомую улику» для «уличения» в реакционности не только Линь Бяо, но и самого Учителя Куна. Тем более, что для борьбы с культурным наследием последнего имелась весомая причина. Мао Цзэдуну давно было необходимо искоренить из сознания народа те конфуцианские представления, которые были несовместимы с его идеалом правителя и кадрового коммунистического работника. Его давно тревожила традиционная прочность семейных связей, определяющая роль семьи, старшего поколения во многих вопросах. Почтительность к родителям, уважение старших по возрасту всегда была одной из отличительных черт китайской нации, в чём была немалая роль Конфуция, одним из основных постулатов учения которого была идея сяо — «сыновьей почтительности». В условиях маоистского режима, стремившегося подчинить личность и порвать традиционные семейные связи, национальные стереотипы стали мешать воспитанию нового поколения. И если ранее донос на родителей был объявлен похвальным деянием, то теперь полной трансформации подлежали все «лишние» моральные устои китайского общества.

С самого начала компании активное участие в критике Конфуция и восхвалении легистов принял отражавший взгляды выдвиженцев «культурной революции» новый журнал «Сюэси юй пипань» («Учёба и критика»), ставший выходить с октября 1973 г. в Шанхае. Кроме того, активную роль в разжигании кампании играл «Вестник Пекинского университета», а также выступавшие под псевдонимом авторы Пекинского университета, университета Цинхуа и других образовательных учреждений. Чуть позже, в начале 1974 г., в активную «полемическую» работу включился и «Журнал литературы, философии и истории», авторы которого с яростной критикой обрушивались на «буржуазного карьериста, заговорщика, двурушника, изменника и предателя Линь Бяо» и его духовного учителя Конфуция, который в своё время «проявил показательную реакционность, выступив за сохранение разлагающегося рабовладельческого строя». В конце 1973 г. – начале 1974 г. начинается второй этап кампании, когда в качестве основных критиков Конфуция выступали широкие народные массы. В высших учебных заведениях были организованы специальные курсы, готовившие программы критики отдельных положений Конфуция, использованных Линь Бяо. Десятки тысяч рабочих и крестьян проходили обучение на этих курсах, пополняя ряды «теоретиков-марксистов». Вовлечение низших слоёв стимулировалось откровенным заигрыванием с широкими массами: в китайской печати всё чаще стали цитировать изречение Мао, что «низшие и малые — самые умные. Высшие и почитаемые — самые глупые». Были выпущены десятки брошюр, критикующие те изречения Конфуция, которые использовались Линь Бяо. Миллионными тиражами с ценой в один фэнь распространялись лубочные издания, представляющие собой упрошенный критический комментарий к изречениям Конфуция. В годы кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» был прерван начавшийся в 1970—1971 годах учебный процесс в школах и вузах страны. Учебные программы снова осуждались за недостаточное внедрение «правильных идей». Конфуция порицали за то, что он заставил китайских школьников читать книги, а не работать в поле, что он пропагандировал идею «выращивания талантов», вместо того, чтобы учить, как выращивать овощи. Отсюда следовало, что идеи Конфуция, которые разделял Линь Бяо, мешали слиянию школьников с рабоче-крестьянскими массами. Конфуций осуждался за то, что он якобы пытался прививать учащимся дух уважения к прошлому, старался воспитать духовную аристократию. Репутация Учителя как «вечного просветителя», как «вечного образца для всех учителей» была объявлена искусственной [Критика Линь Бяо и Конфуция].

Якобы восхваление педагогических идей Конфуция делалось с целью проведения ревизионистской линии, чтобы «выхолостить классовость пролетарского просвещения». Лю Шаоци, Линь Бяо и им подобные якобы «хотели превратить наши учебные заведения в места подготовки буржуазной смены». Угроза эта не исчезла, поскольку несмотря на то, что «старая буржуазная, ревизионистская система превращения трещит по всем швам, однако, в процессе своего развития новое непременно сталкивается с упорным сопротивлением старой идеологии, старых традиций и старых привычек» (Цит. по: [Делюсин, 2004, 165]).

Об уровне «народной критики» можно судить по статье «Что за человек этот Конфуций», написанной студентами Пекинского и Циньхуанского университетов (так называемой «группой большого разоблачения») и помещенной в журнале «Хунци» под рубрикой «Критика Линь Бяо, критика Конфуция. Против ревизионизма, воспрепятствовать ревизионизму». Статья гласила: «Старикан Кун, этот тип, во-первых, не понимал революционной теории, во-вторых: он не умел заниматься производственным трудом, был начисто лишён каких-либо талантов и являл собой большой мешок, наполненный трухой… Его знания производства равнялись нулю… Трудовой люд взирал на старикана Куна как на крысу, перебегающую улицу, которую все гонят и бьют» [Критика Линь Бяо и Конфуция]. Согласно развернувшейся пропаганде, все крестьянские восстания — от Чэнь Шэна и У Гуана до восстания тайпинов и ихэтуаней — были направлены на достижение единой цели — сокрушить Конфуция. Журнал «Хунци», признавая, что рабы и крестьяне в силу своей классовой ограниченности не могли полностью распознать реакционную сущность «паразита Конфуция», утверждал, что эту историческую задачу смог выполнить пролетариат, который нанёс смертельный удар по конфуцианству. Конфуцианский принцип человеколюбия был назван одним из источников «затухания классовой борьбы» и теории «классового примирения».

Однако организаторам кампании казалось, что для большего эффекта с критикой Конфуция должен выступить специалист в изучении конфуцианства, сторонник идей Конфуция, обладающий признанием мирового масштаба. Выбор пал на профессора Фэн Юланя, оставшегося на материке идеолога Гоминьдана и творца «нового неоконфуцианства». Уговорить старого профессора отказаться от своих привычных оценок было под силу лишь оппоненту, обладающему не только верховной властью, но и таким же авторитетом. После нескольких ночных бесед с Мао Цзэдуном Фэн Юлань публично, на страницах «Жэньминь жибао», пересмотрел свои взгляды. Покаяния учёного имели ошеломительный резонанс: в Японии выступление Фэна сравнили со взрывом атомной бомбы [Переломов, 1976, 71]. Фэн Юлань стал советником наиболее радикальной группировки (Группы/Пролетарского штаба по делам культурной революции при ЦК КПК, 1966-1976 гг.), в которую входила и Цзян Цин (жена Мао Цзэдуна), развернувшей известную кампанию «прикрыть лавку Конфуция», «критики Конфуция и Линь Бяо» и «за упорядочение стиля», апеллируя к легистской («фацзя») традиции. Кампания сопровождалась прямой аппеляцией к авторитету Цинь Ши Хуанди, который в Китае еще с времен «культурной революции» становится одним из главных национальных героев [Ван Мин, 1979, 241-258], а легистское учение Шан Яна (390-338 гг. до н.э.) превозносилось вследствии того, что принятые на его основании императором-даосом Цинь Шихуан-ди законы обеспечили народ счастливой жизнью в течение десяти лет: никто не присваивал утерянные на дороге вещи, не было ни бандитов, ни воров, каждая семья, каждый человек пользовались достатком [Крымов. 1972, 192-193].

Предателю Линь Бяо, например, вменялось в вину «соглашательство» с позицией Конфуция, проповедовавшего мораль, человечность, чесность, преданность и заботу о других, в то время как необходимы были «революционное насилие» и «диктатура пролетариата», а также сыпались обвинения в придерживании Линь Бяо и его сторонников тактики  последующих конфуцианцев (Чэнь Хао, Чэнь И, Чжу Си) «чжунъюн» — «держаться золотой середины»  в условиях борьбы между «красным знаменем идей Мао» и ревизионизмом советских социал-империалистов [Ван Мин, 1979, 289], а то и вообще обвинялись в капитулянтской позиции перед СССР, по аналогии с конфуцианцами периода западной ханьской династии в их отношении с севернымы племенами («Жэньминь жибао», 1974, 18 мая): «… Конфуцианцы нападали на «войну сопротивления» сюнну, называя это отказом от принципов добродетели и решением проблем военным путем.  Они говорили, что нет коренных причин для столкновения и во всем обвиняли нескольких влиятельных придворных, которые настраивают императора на войну, утверждая, что она неизбежна. Они вопили, что война сопротивления гибельна для государства, для нас бесполезны земли на границе, большая армия ложиться невосполнимым бременем на народ. Они предлагали отозвать войска и прекратить столкновение на границе. Конфуцианцы утверждали, что между двумя великими государствами должно быть согласие и предлагали уничтожить оборонительные сооружения на границе и начать переговоры с сюнну на основе взаимовыгодных условий. Кроме того, они хотели заключить реакционный политический союз с сюнну-агрессорами» (Цит.за: [Тихвинский, 1976, 317-318]), в то время, как легисты решительно выступали за усиление подготовки к войне, ратовали за то, чтобы «войной уничтожить войну».

Приняв к сведению, что в июле 1973 года Мао Цзэдун критиковал работу МИДа, находившегося в подчинении Чжоу Эньлая, а в декабре высказал критические замечания по деятельности Военного совета ЦК КПК под руководством Е Цзяньина, Цзян Цин решила воспользоваться этим и направить острие своих нападок на Чжоу Эньлая и других ветеранов революции. В одном из своих выступления она откровенно заявляла, что «в настоящее время имеется один солидный последователь Конфуция» и этого «современного конфуцианца необходимо раскритиковать» (Цит. за: [Усов, 2005, т.2, 214]). В начале 1974 г. Цзян Цин заявила: «И сейчас имеется крупный конфуцианец. Это не Лю Шаоци и не Линь Бяо». В статье «Что за человек Конфуций», напечатанной в седьмом номере 1974 г. журнала «Хунци», рисовался такой портрет древнего мудреца, который напоминал читателю портрет Чжоу Эньлая. Исторические факты в ней были извращены для придания портрету Конфуция большего сходства с Чжоу Эньлаем. Так, в указанной статье Конфуций представал в возрасте 71 года (столько лет в то время было премьеру Госсовета КНР). Он был тяжело болен, что также заставляло вспомнить Чжоу Эньлая, а если читатель был хорошо знаком с древней историей, то он знал, что Конфуций в этом возрасте не болел. Чтобы портрет Конфуция обладал ещё большим сходством с Чжоу Эньлаем, упоминалась «негнущаяся рука», о которой знали все, кто видел китайского премьера [Делюсин, 2004, 158].

Премьер-министр КНР Чжоу Эньлай в хунвэйбиновских изданиях (дацзыбао) обвинялся в принадлежности к чиновнической прослойке («шэньши») феодального класса, а также указывалось, что родовое имя премьера тождественно (одинаковые иероглифы) с названием реакционной династии Чжоу (XI-VIII вв. до н.э.), сторонником реставрации которой был Конфуций. В течение нескольких дней и ночей Чжоу Эньлай был осажден хунвэйбинами в своей резиденции и ему стоило немалого труда убедить ворвавшихся к нему молодчиков в том, что он проводит именно «линию председателя Мао». Стены Пекина были исписаны призывами «заживо сжечь Чжоу Эньлая», «размозжить собачью голову черного бандита Чжоу» и пр. по распоряжению Цзян Цин была арестована и впоследствии замучена в тюрьме приемная дочь Чжоу Эньлая актриса и режиссер Сунь Вэйши [Китай, 1991, 56-57].

Такая скрытая и в то же время целенаправленная травля Чжоу Эньлая не была случайной. После смерти Линь Бяо премьер-министр Государственного Совета КНР взял инициативу в свои руки и инициировал программу «критики ревизионизма и исправления стиля работы», во время которой опять-таки предполагалось возложить вину за перегибы «культурной революции» на Линь Бяо (который изображался как «левоуклонист») и вернуть политическое и экономическое развитие КНР как минимум на уровень 1966 г. Однако критика «левизны», стремление вернуть на руководящие посты «старую гвардию», в частности Дэн Сяопина, не могла не насторожить выдвиженцев «культурной революции», легитимность пребывания у власти которых отныне ставилась под сомнение. Именно такие политические реалии заставили их сгруппироваться вокруг Цзян Цин, которая не намеревалась без боя сдавать занятые позиции [Forster, 1986].

Российский исследователь Лев Делюсин полагал, что на местах пассивно, формально относились к кампании «критики Линь Бяо и Конфуция», саботировали её. Подобный вывод исследователь делал, исходя из того, что в «Жэньминь жибао» и «Хунци» периодически появлялись статьи? из которых было видно, что в Пекине не удовлетворены ходом кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» на местах. «Не случайно поэтому, что время от времени из Пекина раздавались жалобы и упрёки по адресу тех, кто пытался изменить направление кампании и придать ей иные формы, иные цели. Искажение смысла кампании против Линь Бяо и Конфуция сочеталось с попытками сорвать её путём формальных открытых заявлений о важности этой кампании, а на практике — свернуть её и заняться решением конкретных дел. Наконец, находилось немало и таких работников, которые просто устали от бесконечного выкрикивания бессмысленных лозунгов» [Делюсин, 2004, 179]. Подобной точки зрения придерживается и видный российский синолог В. Н. Усов, по сведениям которого инициатива созыва массовых митингов была на местах встречена прохладно. Её проигнорировали 11 парткомов провинциального уровня, парткомы 7 больших и 16 провинциальных военных округов, 14 провинциальных комитетов КСМК, федерации союзов и федерации женщин 13 провинций [Усов, 2005, т.2, 214]. Однако при рассмотрении западной историографии становится очевидно, что взаимоотношения между центральной и местной властью выглядели далеко не так однозначно. Американский исследователь Кейт Форстер, подробно рассматривая компанию «Критики Линь Бяо и Кофнуция» на конкретном примере провинции Чжэцзян, используя в качестве источников региональную периодику времён компании, пришёл к выводу, что между двумя уровнями власти, центральным и местным, в указанный период соблюдался баланс, а случаи неподчинения местных органов управления центральному правительству скорее являлись исключением, нежели правилом [Forster, 1986].

Еще раньше с резкой критикой конфуцианства, против его понятий о честности и целомудрии, против моральных принципов политики выступил китайский марксист и руководитель КПК в начале 20-х гг. ХХ в. Чэнь Дусю: «… Защищая демократию, нельзя не вести борьбы против конфуцианства» (Цит.за:  [Крымов, 1972, 306]). И далее: «… Если мы будем строить государство и общество на базе конфуцианских принципов … это означает, что не нужно ни республиканской конституции, ни реформы, ни новой политики, ни нового образования, напрасно тогда была пролита кровь за революцию, за парламент и законы. Это означает возвращение к старому режиму» (Цит. за: [Крымов, 1972, 317]).   Другой китайский марксист Ли Дачжао также в статьях выступал против попытки включить в текст конституции Китая такую статью: «Нравственное совершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу национального просвещения» [Крымов, 1972, 313]. Также критиковал «людоедскую мораль» Конфуция писатель-марксист Лу Синь: «… Если мы хотим достигнуть прогресса и благоденствия, — писал он, — необходимо окончательно искоренить «двойственную идеологию». Как ни велика земля, на ней не должно быть места блуждающим» (Цит. за: [Крымов, 1972, 315]).

Вдохновлялась марксистская критика конфуцианства также собственно и фактом существования ранее аналогичной резкой критики со стороны Мо-цзы (468-376 гг. до н.э.) – основоположника собственного учения (моизм) [cм.: Титаренко, 1985].

И т.н. последующая «великая пролетарская культурная революция» также рассматривалась важным этапом этого антиконфуцианского движения. Мотивировал Мао Цзэдун это следующими соображениями.

«… В Китае фабрично-заводская промышленность возникла под воздействием иностранного капитала и империалистической политики колониальніх держав, когда низшие формы предпринимательства и капитализма еще далеко не исчерпали свою историческую роль. Она складывалась в условиях медленного разложения натурального хозяйства, при сохранении докапиталистических и отчасти раннекапиталистических отношений, когда обнищание деревни значительно обгоняло процесс формирования рабочего класса, а отсутствие единого национального рінка предопределяло неразвитость рінка труда. В 20-40-х годах капитализм стал определять жизнь китайских городов, особенно на побережье (Шанхае, Пекине, Тяньцзине, провинциях Гуандун, Фуцзянь, Чжэцзян, Цзянсу, Шаньдун, Хэбей и Ляонин, – О.Г.)…  Особенности развития капитализма в Китае определили своеобразие процесса формирования промышленного пролетариата. Первой и наиболее важной специфической чертой этого процесса явилось одновременное существование исторически различных категорий рабочих при сохранении преобладающей их массы в простейших формах капиталистического производств. В составе рабочего класса Китая можно выделить кустарей …, рабочих мануфактур и, наконец, рабочих фабрично-заводской промышленности, или собственно промышленный пролетариат… Рабочее движение не только не выходило за рамки национально-освободительной борьбы всего китайского народа, но и не приобрело самостоятельного общенационального значения … работу в среде рабочего класса вели по преимуществу гоминьдановские и «желтые» профсоюзы, но не КПК… Показательно, что ко времени победы революции только 4% членов партии считали себя выходцами из рабочих. Слабые связи КПК с рабочим движением не способствовали более четкому осознанию рабочими своих особых классовых интересов и исторических задач рабочего движения…»  [Рабочий, 1978, С.6, 8, 9, 13, 14].

После образования КНР в официальной доктрине КПК считалось, что в Китае, в отличие от России, буржуазия, хранящая идеалы конфуцианства, как и остальные слои китайского народа, подвергалась гнету со стороны иностранного империализма и местных феодалов, и поэтому ее следует рассматривать как союзника КПК, а не как врага и соответственно не отталкивать ее [Китай, 1991, 145-146]. Государственный флаг КНР — четыре зведы, расположенные полукругом вокруг большой звезды, символизировавшей КПК, олицетворяли рабочий класс, крестьянство, мелкую буржуазию и национальную буржуазию.

Такую форму сотрудничества классов Мао Цзэдун назвал «новодемократизмом» («синьминьчжучжуи»), указывая на то, что таким образом будет обеспечено свободное развитие частного капитала, а объем иностранных капиталовложений во все отрасли экономики «будет необыкновенно большим». Эта доктрина «новодемократизма»  была официально провозглашена на VII съезде КПК в 1945 г. Правда, предлагалось утешение в том, что «новодемократизм» – это только переходный этап к социализму. «… Под руководством государственной экономики, носящей социалистический характер, через кооперацию,  перестраивать индивидуальное хозяйство и через государственный капитализм перестраивать частное капиталистическое хозяйство – вот основной путь превращения новодемократического общества в социалистическое» (Резолюция  ІІ Пленума ЦК КПК в марте 1949 г., дер. Сибайпо, пров. Хэбэй), затем подтвержденое в постановлении ЦК КПК «Тезисы о пропаганде генеральной линии партии в переходный период» (декабрь, 1953 г.) [Рабочий, 1978, 29].

И уже в 60-е гг. ХХ в. на новом этапе борьбы за власть «новодемократический принцип власти» подвергся переосмыслению. Мао выступил с программной статьей «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа»: «… Наша диктатура – это демократическая диктатура народа, руководимая рабочим классом и основанная на союзе рабочих и крестьян. Это означает, что внутри народа осуществляется демократия, а все обладающие гражданскими правами люди, сплоченные рабочим классом, в первую очередь крестьяне, осуществляют диктатуру по отношению к реакционным классам, реакционерам и к элементам, которые сопротивляются социалистическим преобразованиям и выступают против социалистического строительства» (Цит. за: [Бурлацкий. 1967, 44]). Мао Цзэдун провозгласил тезис о существовании внутри коммунистической партии двух политических линий, одна из которых «правильная», а другая – «ошибочная». Партия не может существовать без борьбы между этими двумя линиями, а значит, и без борьбы между членами партии, без периодического разрушения ее идейного и организационного единства и его восстановления, но уже на принципиально новой основе [Белевски, Нацинов, 1981, 17]. Якобы на протяжении 20 лет социалистического строительства буржуазия проникла не только в органы управления,  но и в саму партию, заняв в ней руководящие должности, образовался даже особый «буржуазный штаб» в КПК во главе с Председателем КНР Лю Шаоци, Генеральным секретарем ЦК КПК Дэн Сяпином и членом Политбюро ЦК КПК, полководцем НОАК, маршалом Чжу Дэ («Не важно, какого цвета кошка, черная или белая, – говорил Дэн, – главное, чтобы она ловила мышей. Не важно, социализм («шэ») или капитализм («цзы»), – главное, чтобы развивались производительные силы страны», или «Теперь самой важной проблемой является увеличение производства зерновых. Лишь бы увеличить производство, можно восстановить и единоличные хозяйства. Все кошки, и белые, и черные, хороши, если они ловят мышей»; «Что удивительного, например, в том, – спрашивает Лю, говоря о буржуазных предрассудках китайских коммунистов, – что человек, только что выкарабкавшийся из грязи, не чист от неё?»), многие партийные руководители стали осуществлять «диктатуру буржуазии»: «… В течение длительного времени буржуазная реакционная линия, представляемая Лю Шаоци, ревизионистским черным главнокомандующим, противостоит пролетарской революционной линии, представляемой Мао» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 89]). «Будучи революцией, культурная революция неизбезно встречает сопротивление, – гласит постановление ЦК КПК от 8 августа 1966 г. – Источником этого сопротивления являются главным образом те облеченные властью, которые пролезли в партию и идут по капиталистическому пути… В настоящее время это сопротивление все еще является довольно большим и упорным» (Цит. за: [Видаль, 1967, 24]). Несколько ранее, в своих «Предложениях, касающихся генеральной линии международного коммунистического движения», опубликованных 14 июня 1963 г., маоисты провозглашали: «… Поскольку там (в социалистических странах, – О.Г.) еще сохранились элементы бывших эксплуататорских классов, пытающихся восстановить свое господство, поскольку там все еще непрерывно возникают новые буржуазные элементы и еще есть паразиты, спекулянты, тунеядцы, жулики, люди, присваивающие себе государственное добро и т.д., то как же можно говорить, что там больше нет клссов, нет классовой борьбы?..» (Цит. за: [Видаль, 1967, 204]). «… Социалистическое общество, – продолжал Мао Цзэдун в 1975 г. в № 2 журнала «Хунци», – охватывает достаточно продолжительный период. В течение этого исторического периода все еще существуют классы, классовые противоречия и классовая борьба, существует опасность реставрации капитализма. Необходимо осознать продолжительный и сложный характер этой борьбы. Отныне мы должны говорить об этом каждый год, каждый месяц, каждый день» (Цит. за: [Белевски, Нацинов, 1981, 20;Зарубежный Восток…, т.2,  230]). В мае 1963 г. Мао Цзэдун заявил, что если забыть о классовой борьбе, то «… пройдет не так много времени – минимум несколько лет, не более десятка лет, а максимум несколько десятков лет, – как во всей стране неизбежно произойдет контрреволюционная реставрация, марксистско-ленинская партия наверняка превратиться в ревизионистскую или фашистскую партию и весь Китай переменит свой цвет. Подумайте, товарищи, какая это опасная перспектива» (Цит. за: [Бовин, Делюсин, 1968, 7]).  В сентябре 1965 г. государственное агенство «Синьхуа» сообщило, что на заседании Центрального Комитета КПК Председатель Мао подчеркнул необходимость подвергнуть критике буржуазную реакционную идеологию. А две недели спустя можно было прочитать в журнале «Хунци», что эта кампания должна затронуть все сферы жизни страны: «… Мы должны в первую очередь изобличать, критиковать и бороться с представителями буржуазии, пробравшимися в партию, правительство, армию и во все культурные круги» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 7-8]). К тому же Мао Цзэ-дун «прозорливо предвидел» перерождение коммунистов. В докладе на 2-м пленуме ЦК КПК седьмого созыва (1949 г.) он высказал предостерижение: «… Возможно, среди коммунистов найдутся и такие, которые хотя и не покорились врагу с оружием в руках и были достойны звания героя перед лицом такого врага, тем не менее не смогут устоять перед натиском тех, кто применяет «снаряды в сахарной оболочке» и будут сражены этими снарядами. Такое положение мы должны предотвратить» (Цит за: [Рабочий, 1978, 20]).

Соответственно с этим Мао Цэдун 5 мая 1966 г. на ХІ пленуме ЦК КПК 8-го созыва лично написал и вывесил в зале заседаний свою дацзыбао «Огонь по штабам!». В сентябре 1966 г. ближайший соратник Мао министр обороны Линь Бяо говорил: «… Главная цель нынешнего движения – добраться до тех членов партии, которые, находясь у власти, идут по капиталистическому пути. Подвергать артиллерийскому обстрелу штабы – это значит подвергать артиллерийскому обстрелу горстку людей, идущих по капиталистическому пути» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 13]). В ноябре 1967 г. в газете «Жэньминь жибао» было указано на конкретного руководителя «штаба контрреволюции»: «… В 1962 году на расширенном заседании ЦК КПК (имеется ввиду Х Пленум ЦК КПК в сентябре 1962 г., – О.Г.) пролетарский штаб во главе с председателем Мао начал ожесточенную схватку с буржуазным штабом… Близкий соратник председателя Мао товарищ линь Бяо, высоко держа красное знамя идей Мао Цзэ-дуна, подтвердил на этом совещании абсолютный авторитет председателя Мао и идей мао Цзэдуна, а китайский главный ревизионист (Лю Шаоци, – О.Г.) на совещании развернул бешеное наступление на председателя Мао  и идеи Мао Цзэ-дуна. Он вне себя от злобы воклицал: «Выступать против председателя Мао –  значит выступать против отдельного человека … После совещания китайский главный ревизионист собрал своих антипартийных выучеников и с удесятеренным бешенством активизировал свою заговорщическую деятельность по контрреволюционной реставрации, тайно подготавливая общественное мнение к узурпации власти в партии и государстве» (Цит. за: [Бурлацкий, 1968, 5]). Объектом критики в конце 1966 г. стала изданная еще в 1939 г. книга Лю Шаоци «О работе коммунистов над собой», где якобы утверждалось, что главные принципиальные вопросы разрешены Марксом, Энгельсом, Лениным и сталиным и поэтому никакой специальной «китаизации марксизма» не нужно. 8 мая 1966 г. «Цзефанцзюнь бао» опубликовало статью Гао Цзюя «Откроем огонь по антипартийным и антисоциалистическим бандитам». К последним были причислены Дэн То, секретарь Пекинского горкома КПК, главный редактор журнала «Цяньсянь» (а ранее – главный редактор «Жэньминь жибао»), и Ляо Моша, философ и литературовед, заведующий отделом по работе Единого фронта Пекинского горкома КПК. 10 мая 1966 г. Яо Вэньюань в шанхайских изданиях напечатал большую статью «о реакционной сущности» сборников фельетонов и притч Дэн То «Вечерние беседы у подножия Яньшань» и написанных Дэн То в соавторстве с У Ханем и Ляо Моша «Записок из села трех». Годом ранее писатель и вице-мэр Пекина У Хань был подвергнут остракизму за пьесу «Разжалование Хай Жуя», в которой, якобы, оправдывались «правые оппортунисты» во главе с Пэн Дэхуаем, осужденные на VIII Пленуме ЦК КПК (Лушань. Июль-август 1959 г.). Например, Дэн То вменялось в вину то, что он «… цинично обозвал «пустословием» марксистско-ленинское научное положение «Ветер с Востока одолевает ветер с Запада», тем самым он «… ругает не детское стихотворение, а идейное оружие нашей партии» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 18-19]). Поэт Ян Шу, работавший в отделе пропаганды все того же Пекинского горкома КПК, за строки «Люди ждут весны, и скоро их согреют лучи весеннего солнца» и «Цветение сливы – это вестник грядущей Весны. Весенним цветом полняться сады. Близок её приход!» был обвинен в том, что «он выдает свои надежды на реставрацию капитализма весной этого года» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 20-21]). Заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды Чжоу Ян был обвинен в том, что «… в области литературы и искусства насаждал идеи русских буржуазных литературных критиков Белинского, Добролюбова и Чернышевского, а в области театра – систему Станиславского» (Цит. за: [Бурлацкий, 1968, 8]). Аналогичному остракизму подвергся ректор Пекинского университета и секретарь парткома Лу Пин как лидер «группы монархистов» [Бурлацкий. 1968, 7]. Один из студентов химического факультета писал: «Я пришел в университет, чтобы овладевать идеями самого красного из всех красных солнц – председателя Мао, а Лу Пин требовал, чтобы мы изучали никому не нужные формулы» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 26]). Студенты-юристы обвиняли преподавателей в том, что не было такого курса, который бы систематически и всесторонне знакомил бы с произведениями Мао Цзэдуна. «… Курс Пекинского университета в области образования, – заявила «Жэньминь жибао» 4 июня 1966 г., – как это обнаружили широкие массы студентов университета, был направлен не на подготовку продолжателей дела революции, а на подготовку смены буржуазии» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 30]).  Затем последовали группы статей, намекающие на то, что у Дэн То, У Ханя, Ляо Моша, Ян Шу, Лу Пина и других есть высокие покровители. Вскоре они были «найдены» в лице члена Политбюро ЦК КПК, первого секретаря Пекинского горкома КПК Пын Чжэня, который решением ЦК КПК от 25 мая 1966 г. был освобожден от занимаемых должностей (также вскоре был обвинен и снят  с должностей сменивший его Ли Сюэфын). Ему вменялось в вину распространение в феврале 1966 г. внутри партии подготовленных в отделе агитации и пропаганды ЦК КПК «Тезисов доклада группы пяти по делам культурной революции о ведущейся ныне научной дискуссии», где призывал вести дискуссию по научным проблемам в духе курса «пусть соперничают все ученые», чтобы спорящие стороны не приклеивали друг другу ярлыков, не прибегали к администрированию, а стремились к познанию истины, ибо «перед истиной все равны», противника надо подавить не только политически, но и в научно-профессиональном плане. Хотя документ ориентировался на аналогичные слова самого Мао Цзэдуна, сказанные им в 1957 г., однако теперь Сообщение ЦК КПК от 16 мая 1966 г. дезавуировало «февральские тезисы» и ранее сказанные от имени ЦК КПК кандидат в члены Политбюро ЦК КПК Лу Дини слова, что «… у народа есть не только свобода пропаганды материализма, но есть и свобода пропаганды идеализма», которые были охарактеризованы как подготовка общественного мнения к реставрации капитализма [Бовин, Делюсин, 1968, 22-24, 37]. С сентября 1967 г. объектом «великой критики» с клеймом «контрреволюционный двурушник» стал член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и руководитель всей идеологической работой в ЦК Тао Чжу. Яо Вэньюань в четырнадцатом номере партийного журнала «Хунци» напечатал разгромную статью «О двух книгах Тао Чжу» («Идеал», 1962 г.; «Учение», 1964 г.).

Во время XI Пленума ЦК КПК 5 августа 1966 г. Мао Цзэдун написал новое дацзыбао: «… в течение 50 с лишним дней некоторые руководящие товарищи в центре и на местах шли в совершенно противоположном направлении. Стоя на реакционной буржуазной позиции, они осуществляли диктатуру буржуазии и пытались подавить бурное движение великой пролетарской культурной революции. Извращая истинное положение вещей и выдавая черное за белое, они устраивали карательные походы против революционеров, зажимали инакомыслящих, устанавливали белый террор, радовались своим мнимым успехам и в результате раздували спесь буржуазии и снижали боевой дух пролетариата. До чего же подло!» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 29]). Решение ЦК КПК о реорганизации Пекинского горкома партии рекламировалась как «новая победа идей Мао Цзэдуна» и преподносилась как результат воли народа, инициативы широких народных масс.

События в Пекине и речи Линь Бяо послужили сигналом для начала массовых разоблачений и кампании «четырех чисток» (политической, идеологической, организационной и экономической) по всей стране, вцелом названных «движением за социалистическое воспитание». 17 июля 1967 г. «Жэньминь жибао» перепечатывает статью Лу Синя «Для игры благородной еще не настало время», написанную еще в 1925 г. и направленную против контрреволюционеров («Бей упавшую в воду собаку!»). «Мы, пролетарские революционеры, – указывается в редакционном комментарии, –  должны сохранить в памяти слова Лу Синя и так же беспощадно, как те, кто «бьет упавшую в воду собаку», развернуть массовую критику и борьбу против горстки самых крупных лиц партии, стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути… Они бумажгые, но не мертвые тигры. Они будут оставаться живыми тиграми до тех пор, пока наша критика окончательно не опрокинет и не дискредитирует их…Если мы утратим свою бдительность и не развернем массовой критики, то они, возможно, осуществлят реставрацию, объединят контрреволюционные силы и потопят трудящийся народ в крови» (Цит за: [Бовин, Делюсин, 1968, 123]). Одновременно призывалось учиться у Народно-освободительной армии, взяться за «военное дело», осуществлять всеобщее вооружение народа и усиливать подготовку на случай войны («Верить Освободительной Армии, опираться на Освободительную Армию, учиться у Освободительной Армии!», «Внедрить дух Армии!»). По существу это было повторение лозунгов августовского (1958 г.) расширенного заседания Политбюро ЦК КПК («Положение, при котором весь народ – солдат, вдохновляет и придает больше смелости») и знаменитого высказывание Великого Кормчего «Винтовка рождает власть!». В мае 1965 г. была проведена т.н. «революционизация» вооруженных сил, которая означала упразднение воинских званий и знаков различия под предлогом дальнейшего «укрепления связи командиров с массами». На предприятиях и учреждениях стали создаваться «политотделы», которые формировались из армейских кадров. В начале 1967 г. было официально объявлено об установлении «прямого военного/армейского контроля» над партийными и государственными органами [Бурлацкий, 1968, 17-18], вплоть до уездных учреждений, а сельские коммуны и ниже были поставлены под контроль ополчения. На деревне был брошен лозунг «Вооружить организацию, революционизировать мировоззрение, повысить политическую активность сельских бригад». В докладе «Осуществление военной системы на заводе – это путь управления социалистическими предприятиями» рассказывалось о положении на тракторном заводе провинции Цзянси, об установлении военной системы управления производством в четвертом цехе завода. 380 рабочих цеха сведены в три роты. Во главе роты стоят командир роты, его заместитель, политрук и его заместитель. Низовое подразделение – отделение, в котором насчитывается 10-12 человек. «… Осуществление военной системы управления, – писала «Цзянси жибао» от 18 сентября 1968 г., – полностью отвечает условиям промышленного предприятия», «военная система в цехе – это великая победа идей председателя Мао относительно строительства пролетарской армии на промышленных предприятиях». Кроме того, как писала «Жэньминь жибао» от 19 марта 1969 г., из числа верных маоистов на предприятиях вводится система «красных дозорных» («хуншаобинов»). Которым дается право контролировать рабочих, после смены «аттестовывать товарищей», «пресекать все ошибочные идеи, высказывания и действия, не соответствующие идеям Мао», и даже «контролировать работу начальников смен и кадровых работников» [Вятский, Демин. 1970, 127-128]. Аналогичная «армейская система» вводилась в учебных заведениях и университетах. Вместо классов и курсов вводились роты. Взводы и отделения, система занятий преобразовывалась по образцу военно-политической учебы в армии  [Вятский, Демин. 1970, 130]. На обеспечение сельских бригад и лишение зарплаты переводятся медицинские и торговые работники, осуществляется «мобилизация» свободной рабочей силы и молодежи в городах для направление их в отдаленные районы и деревню. В ходе этой кампании было «мобилизировано» и выселено из городов около 20 млн. человек.

Ударной силой «культурной революции» стали молодёжные отряды «красных охранников» (хунвэйбинов) и «революционных бунтарей» (цзаофаней), поющие гимн «В открытом море не обойтись без кормчего».

В ходе «культурной революции» была разрушена якобы бюрократическая конституционная система государственных органов и уставных органов КПК, разогнаны аппарат ЦК КПК, все шесть территориальных бюро ЦК, уездные и провинциальные комитеты, бездействуют первичные парторганизации. Только состоянием на 1968 г. из 172 членов и кандидатов в члены ЦК КПК более 130 человек репрессированы или ошельмованы, 12 из 17 членов Политюро ЦК КПК, 4 из 6 кандидатов в члены Политбюро, 4 из 7 членов Постоянного комитета Политбюро, 7 из 10 секретарей ЦК КПК были названы «бомбами замедленного действия, спрятанными рядом с председателем Мао». В опале оказались восемь из девяти бывших китайских маршалов. В декабре 1966 г. были разогнаны руководящие органы Всекитайской федерации профсоюзов и её отделений, комсомол сошёл в небытие. Генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяпин и его семья становятся целью хунвейбинов. Хунвейбины схватили его сына, которого они сначала пытали, а потом сбросили из окна 4-го этажа, в результате чего он становится инвалидом. Сам Дэн в 1966 году снимается со всех постов, и направляется простым рабочим на тракторный завод в провинции Цзянси. Председатель КНР Лю Шаоци предстает перед судом, а затем погибает в тюрьме. В 1974 году Мао Дзэдун возвращает Дэна в политику, и он становится вице-премьером. Но уже в 1976 году, после инцидента на площади Тяньаньмынь, его снимают со всех постов, обвинив в организованных там беспорядках и помещают под домашний арест. Одним из главных врагов и «верховным жрецом экономизма» был объявлен директор Института экономики при Академии наук и заместитель директора Государственного статистического управления Сунь Ефан, который доказывал, что экономика должна руководствоваться законом стоимости и рентабельности, а не командами политиков, взгляды которых он называл «экономикой лентяев». Он предлагал считать «красной линией» экономической работы принцип: «С наименьшими затратами общественного труда в плановом порядке производить наибольшее количество продукции для удовлетворения общественных потребностей» [Вятский, Димин, 1970, 118]. Его главным покровителем назывался Лю Шаоци, который, как утверждает «Жэньминь жибао» в статье от 5 сентября 1967 г., видел «… цель экономики в расширении производства, а цель производства в увеличении индивидуального дохода и улучшении условий жизни», отстаивал лозунг «Заниматься условиями жизни и стимулировать производство» [Бурлацкий, 1968, 20, 114-115]. Вместе с Сунь Ефаном нападкам подверглись  как «представители черной линии в экономике» известные ученые и практики: начальник Центрального административного промышленно-торгового управления Сюй Дисинь, заместитель председателя Госплана КНР Ло Гэнмо, председатель Комитета по ценам Сюэ Муцяо. Редактор журнала «Экономические исследования» Цинь Люфан, директор института мировой экономики АН КНР Цзян Цзюньчэнь и многие другие.

Были сформированы с опорой на армию новые органы власти – революционные комитеты (ревкомы), соединяющие военную, партийную и административную власть, затем легитимизированные в Конституции 1975 г. Стали устраивать публичные процессы над «контрреволюционерами», выносили смертные приговоры и тут же приводили их в исполнение. Попадало и самым активным «пролетарским бунтарям», которых начали обвинять в анархизме, буржуаной и мелкобуржуазной групповщине и сектантстве, подмене «борьбы словом» «борьбой силой», подрывной деятельностью (например, репрессиям подверглись бывшие члены Группы по делам культурной революции Ван Ли, Гуань фэн и Ци Бэньюй). В третьем номере за 1967 г. в журнале «Хунцы» была опубликована передовая статья «Необходимо правильно подходить к кадрам»: «… За более чем полугодовое мощное контрнаступление на горстку облеченных властью людей в рядах партии, идущих по капиталистическому пути, у некоторых сложилось ошибочное впечатление, будто все работеники, стоящие у власти, являются плохими и в них нельзя верить и всех их надо свергнуть. Такой взгляд является совершенно ошибочным» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 16])

5 марта 1967 г. газета «Жэньминь жибао» опубликовала «Экстренное сообщение» об оказании помощи коммунам в весенней пахоте. В обращении отмечалось, что наряду с борьбой с контрреволюцией и антипартийными элементами необходимо «вовремя выполнить полевые работы», руководясь указанием Мао Цзэдуна «Будем готовиться к войне, будем готовиться к стихийным бедствиям!» [Бурлацкий, 1967, 15]. «… Можно предвидеть, – писал в ходе мобилизационных кампаний журнал «Хунци» (декабрь, 1966), – что революционный энтузиазм … неприменно проявится в борьбе за развитие промышленного и сельскохозяйственного производства и в научных экспериментах, вызовет большой скачок народного хозяйства в Китае» (Цит. за: [Вятский, Димин, 1970, 133]).

Также в ходе начатой в 1974 г. кампании борьбы «За изучение теории диктатуры пролетариата» распределение по труду, право на приусадебные участки, товарно-денежные отношения объявлялись «буржуазным правом», которое необходимо «ограничивать», т.е. вводить уравниловку, отменялись меры материального поощрения, практиковалась работа в сверхурочные часы, ликвидировались приусадебные участки. В совместной редакционной статье в «Жэньминь жибао» и «Хунци» говориться: «… Экономизм – это определенная форма подкупа, которая подрывает революционную волю широких масс … поощряя их на то, чтобы игнорировать долгосрочные национальные интересы и заботиться только о непосредственных интересах. Его цель – задушить великую пролетарскую культурную революцию … подорвать общественное производство, национальную экономику и социалистическую собственность» (Цит. за: [Бурлацкий, 1967, 72]). К числу «контрреволюционных методов» «Жэньминь жибао» отнесла использование прибыли как стимулирующего и комплексного показателя деятельности предприятия, материальное стимулирование работников, а также систему единоначалия в управлении предприятиями со стороны специалистов, инженеров и техников. В издании «Дунфанхун» от 16 января 1967 г. были заклеймлены конкретные требования трудящихся улучшить жилищные условия, восстановить уровень зароботной платы, возобновить существующую прежде выплату премий, пособий и т.п., а также требования крестьян поднять нормы зерна на питание [Вятский, Димин, 1970, 120]. В мае 1967 г. началась кампания по пропаганде утверждений Мао, что «Лозунг «каждому – по его труду» является буржуазным» и что «система нормированного бесплатного снабжения – это марксистский стиль, это условие для перехода к коммунистическому образу жизни» [Вятский, Димин, 1970, 128]. Особенно рьяные революционеры из числа хунвейбинов провоцировали отказы от материальных поощрений (премий и увеличения зарплат). Предполагалось, что вослед за рабочими транспорта в Нанкине и машиностроителями в Пекине на путь добровольного самоограничения встанут все трудящиеся страны. В одной из «революционных пьес» декларировалось: «… Ты ходил босой, потом в полотняных тапочках, потом в резиновых туфлях, затем ты, чего доброго, пожелаешь щеголять в кожаных ботинках или даже в сапогах. До чего же ты в конце концов дойдешь в буржуазном перерождении?» (Цит. за: [Видаль, 1967, 125]). Или, например, в докладе IX съезду китайского комсомола (июнь, 1964 г.) первый секретарь Коммунистического союза молодёжи Ху Яобан назвал «стремление к досугу» в числе «идеологических влияний, оказываемых эксплуататорскими классами» (Цит. за: [Видаль, 1967, 266]).

Исходя из неверной предпосылки об увлечении Мао Цзэдуном в юности анархизмом и исключительной ориентации на крестьянство, А. Тарасов, однако, верно определил философскую составляющую «Великой пролетарской культурной революции»: «…Мао ввел теорию “равновесия и отсутствия равновесия”. Он полагал, что события социальной истории развиваются следующим образом: вначале существует равновесие, затем из-за накопления внутренних противоречий происходит кризис – нарушение равновесия, вследствие которого “верх” и “низ” социальной системы меняются местами, затем наступает новое равновесие, внутри которого вызревают новые противоречия, которые станут причиной новых кризисов и общественных переворотов. И так без конца. Ясно видно, что подобная концепция куда ближе к классической китайской философии, к концепции вечной борьбы двух начал “инь” и “ян”, смене двух стихий по замкнутому циклу, чем к гегелевско-марксистской спирали общественного развития … Количество кризисов не влияет на целостность системы, рано или поздно она все равно достигнет состояния равновесия, но зато чем дольше затягивается период равновесия, тем сильнее будет надвигающийся кризис. И для того, чтобы в результате кризиса не быть отброшенным на дно социальной системы, желательно самому спровоцировать надвигающейся кризис, чтобы иметь возможность манипулировать его ходом в нужном тебе направлении … Потом появятся, конечно, новые противники, полагал Мао, ибо противоречия все равно остаются – но в процессе следующего кризиса, если его правильно организовать и вовремя спровоцировать, они снова всплывут и будут уничтожены» [Тарасов, 1996-1997]. В конце концов, как резюмировал верный маоист, заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК КПК Лу Дин-и, революции останутся локомотивами истории не только в классовом обществе, но и в будущем коммунистическом [Бурлацкий, 1968, 50]. Это же, кстати, столетием ранее провозглашал и русский революционный демократ А.И. Герцен: «… Социализм разовьется во всех фазах до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею неизвесною нам революцией» (Цит.за: [Королькова, 2005, 95]).

Т.е. из рассмотренного выше можно прийти к выводу, что маоистский марксизм в своей ментально-мировоззренческой основе – это неодаосская антиконфуцианская революция, аналогичная даоской антиконфуцианской «революции» династии Цинь.

1. Белевски А., Нацинов Е. Маоизм против социализма / Пер. с болгар. – М. : Мысль, 1981. – 135 с.
2. Бовин А., Делюсин Л. Политический кризис в Китае : События и причины. – М. : Политиздат, 1968. – 183 с.
3. Бурлацкий Ф. Маоизм или марксизм? – М.: Политиздат, 1967. – 128 с.
4. Бурлацкий Ф. Маоизм – угроза социализму в Китае. – М.: Политиздат, 1968. – 192 с.
5. Ван Мин. Полвека КПК и предательство Мао Цзэ-дуна / 2-е изд. — М. : Политиздат, 1979. – 302 с.
6. Видаль Ж.Э. Куда ведет Китай группа Мао Цзэ-дуна / Предисл. Э. Фажона. Пер. с фр. Ред. М. Алтайский. – М. : Прогресс, 1967. – 300 с.
7. Вятский В., Димин Ф. Экономический авантюризм маоистов (о маоистском курсе в экономике). – М.: Экономика. 1970. – 151 с.
8. Гуцуляк О.Б. Использование даосизма в китайском варианте коммунистической доктрины // Вісник Дніпропетовського університету. – 2013. – Т.21, №9/2. – Серія Філософія. Соціологія. Політологія. – Вип. 23 (4). – С.150-158.
9. Делюсин Л.П. Китай в поисках путей развития. – М.: Муравей, 2004. – 445 с.
10. Зарубежный Восток и современность: в 2 томах / Гл.ред. Б.Г. Гафуров. – М. : Гл.ред.вост.лит-ры, 1974. – Т.2. Основные закономерности и специфика развития освободившихся стран. – 680 с.
11. Китай : история в лицах и событиях / Под общ.ред. С.Л. Тихвинского. — М. : Политиздат, 1991. — 254 с.
12. Королькова А.В., Ломов А.Г., Тихонов А.Н. Словарь афоризмов русских писателей / Под ред. А.Н. Тихонова; 2-е изд., стереотип. — М.: Русский язык – Медиа, 2005. — С.95.
13. Критика Линь Бяо и Конфуция // Материал из Википедии – свободной энциклопедии. – http://ru.wikipedia.org/wiki/Критика_Линь_Бяо_и_Конфуция
14. Крымов А.Г. Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае  (1900 – 1917 гг.). — М.: Гл.ред.вост.лит. изд-ва «Наука», 1972. — 367 с.
15. Переломов Л. С., Кулик Г. А. Японский синолог о кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» // Проблемы Дальнего Востока. — 1976. — № 3. — С. 71.
16. Рабочий класс Китая (1949-1974 гг.) / Отв.ред. В.Г. Гельбрас. – М. : Наука, Гл. ред. восточ. лит-ры, 1978. – 272 с.
17. Тарасов А. Наследие Мао для радикала конца XX – начала XXI века : Лекция из цикла “Общественная мысль XX века: практически ценное для политического радикала наших дней”, прочитанного в Свободном университете им. С. Курёхина в 1996–1997 годах // http://www.screen.ru/Tarasov/MAO-poln.htm
18. Титаренко М.Л. Древнекитайский философ Мо Ди. Его школа и учение. – М. : Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»,  1985. – 245 с.
19. Тихвинский С.Л. История Китая и современность. — М. : Наука, 1976. — 359 с.
20. Усов В. Н. История КНР : в 2-х тт. – М.: АСТ; Восток-Запад, 2005. — Т. 2. 1966-2004. – 718 с.
21. Forster K. The Politics of Destabilization and Confrontation: the Campaign against Lin Biao and Confucius in Zhejiang Province 1974 // The China Quarterly. — 1986. — № 107. — P. 433-462.

Все статьи автора «Гуцуляк Олег Борисович»