Зарождение и становление профессионального искусства на Южном Урале как особого историко-культурного феномена не может быть представлено вне процесса освоения Уральского региона русскими и представителями других народностей. Специалистами в области российской колонизации давно установлено, что заселение Урала и Западной Сибири являлось не рядовым событием, имевшим значение лишь для местных народов, а представляло собой «глобальный, всемирно-исторического масштаба процесс» [2, с. 12]. В ходе данного процесса происходило не только усложнение хозяйственной инфраструктуры южно-уральских земель, но и наблюдалось формирование основ собственной духовной и художественной культуры. Таким образом, параметры колонизации Южного Урала должны рассматриваться не только в их социально-экономическом и демографическом значении, но и как важнейшие детерминанты развития локального варианта художественного мышления, роста художественного самосознания местных жителей.

Колонизационным и миграционным процессам на Урале посвящена обширная литература, представленная работами виднейших историков XVIII–XX вв. – П.И. Рычкова, В.Н. Шишонко, П.Н Луппова, А.А. Преображенского, В.М. Кабузана и др. (детальное представление об историографии темы можно получить из работы Д.В. Гаврилова [2, с. 13–33]). Существует целый комплекс историографических проблем по данной теме. Однако специалистами рассматривались исключительно хозяйственные, социальные, демографические или этнографические аспекты колонизации. Духовная культура и искусство Урала (а тем более Южного) в контексте колонизации до недавнего времени не становились предметом исследования. Лишь в последнее время исключение из общей тенденции составили работы уральского культуролога Г.М. Казаковой, которая на базе значительного исторического, этнологического, этнографического, искусствоведческого материала и др. источников установила главные историко-культурные параметры Южного Урала [7; 8, с. 173–177]. Выделение исследователем особых локальных черт южно-уральского социума, его быта, психологии и художественного творчества выглядит вполне убедительным. При этом Южный Урал воспринимается как органическая часть Большого Урала – «прочно стабилизировавшегося экономико-географического района со своей самобытной региональной культурой, особым бытом населения, особым менталитетом его жителей» [3, с. 149].

Яркие и самобытные художественные традиции местных народов сложились задолго до появления на Урале русских поселенцев. До сих пор в орнаменте коми, удмуртов, манси и ханты обнаруживают отголоски савромато-сарматского звериного и пермского звериного стилей в изобразительном искусстве [4, с. 235]. Башкирский орнамент вобрал в себя традиции многих тюркских, монгольских и финно-угорских племен и народностей, принявших участие в этногенезе башкир [15, с. 27]. Установлен также факт культурного влияния развитых обществ Средней Азии на уральское население – например, у села Усть-Миасского Каргапольского района Курганской области был обнаружен серебряный сосуд с тамгой хорезмийских царей династии Сиявушидов (начало нашей эры) с чертами переднеазиатской художественной традиции [10, с. 18–19]. Тем не менее, прямые связи изобразительного искусства верхнего палеолита и раннего железного века на Урале с последующей художественной культурой и народными ремеслами края специалистами не установлены [4, с. 235]. Можно констатировать факт: древнейшие художественные традиции Южного Урала, находясь в процессе взаимовлияния, так и не превратились в целостную художественную систему.

Становление крупных археологических культур Уральского региона в I тыс. н.э. происходило в лесостепных и лесных районах Приуралья, где расселились скотоводческо-земледельческие племена финно-угорского этноса. Так, в среднем течении Камы в III в. н.э. сложилась Мазунинская культура, генетически связанная с культурами раннего железа [6, с. 72–73]. Крупнейшей археологической культурой Урала второй половины I тыс., имевшей самобытную керамику и художественные принципы, являлась Бахмутинская культура, к которой относят группу археологических памятников, принадлежавших оседлому и полукочевому населению северной Башкирии с прилегающими к ней территориями Удмуртии и Пермского края [12, с. 41]. В то же время степная полоса Южного Урала после нашествия гуннов (II–IV вв.) оставалась незаселенной почти до конца I тыс. н.э. [6, с. 71–72].

Искусство Южного Урала до инфильтрации в регион русского населения было представлено, в основном, декоративно-прикладным искусством кочевых и полукочевых финно-угорских и тюркоязычных народов (этнических предков современных башкир и казахов) и исследовано по археологическим находкам [12, с. 39–120]. Изящные лепные тонкостенные сосуды с филигранным резным орнаментом в виде горизонтальных линий, перемежающихся с мелкой косой сеткой и полулунницами, изготавливали представители Кушнаренковской культуры – полукочевые племена Южно-уральской лесостепи, появившиеся на территории современного Башкортостана и Прикамской Удмуртии на рубеже VI–VII вв. [6, с. 78]. Носители Кушнаренковской культуры пришли из лесостепных районов Зауралья и Западной Сибири (о чем свидетельствует могильник Гра-Ултры в Челябинской области и ряд других памятников). В этногенетическом родстве с кушнаренковцами состояли караякуповские племена, зафиксированные археологами на Южном Урале с VIII в. Об этнической принадлежности носителей Кушнаренковской и Караякуповской культур нет единого мнения – одни ученые относят их к угорской общности (напр., В.А. Могильников, Г.И. Матвеева), другие (Н.А. Мажитов) – к древним тюркам [11, с. 130; 12, с. 181; 13, с. 20–27]. Носители Кушнаренковской культуры достигли высокого уровня в изготовлении поясных накладок из металла – их серебряные накладки в виде цветов, животных и птиц отличаются подлинно ювелирным мастерством [6, с. 79–80].

С конца I тыс. н.э. начинается новый этап в этнокультурной истории Южного Урала, связанный с вытеснением и ассимиляцией аборигенного населения тюркоязычными кочевниками, из которых постепенно сформировалось ядро башкирского народа. Кочевые племена заняли практически всю территорию современной Башкирии. Уже к X столетию на Южном Урале и в западных районах лесостепного Зауралья сложились башкирские племена [10, с. 19]. До прихода русских, примерно в XIII–XIV вв., на территории современной Челябинской области расселились такие родовые группы башкир, как кара-барын-табынцы, куваканцы, катайцы, айлинцы, кузейцы и тамьяно-табынцы [14, с. 44]. Указанные группы башкир проживали на территории севернее реки Уй и западнее реки Урал. Степи Зауралья осваивались башкирами и особенно казахами (из рода джагалбайлы младшего жуза) достаточно поздно – только в XVI–XVII столетиях [14, с. 44].

До интенсивной русской колонизации произведения профессионального художественного творчества на Южном Урале были крайне редкими. В этой связи обращают на себя внимание отдельные архитектурные сооружения степной зоны региона (юга Челябинской области, северных районов Казахстана), созданные, по всей видимости, профессиональными мастерами. Имеются в виду такие памятники мемориально-культового зодчества XIV–XV вв., как мавзолей Кок-Кесене в Сыгнаке (не сохранился до наших дней), Кэшэне в Башкирии («Мавзолей Тура-хана»), Абат-Байтак в Актюбинской области, Кесене в Варненском районе Челябинской области и др. Среди них наибольшую историко-культурную ценность имеют мавзолеи Абат-Байтак, Кесене и Кэшэне.

Абат-Байтак, находящийся неподалеку от поселка Талдысай Хобдинского района Актюбинской области (вблизи границы Оренбургской области) представляет собой «портально-купольный» шатровый мавзолей с двойным покрытием [1, с. 317–319]. Первоначальная высота данного сооружения достигала 16-ти метров. По архитектурно-стилевым признакам к мавзолею Абат-Байтак близок мавзолей Кесене в Варненском районе (оба мавзолея несут в себе общие черты вышеперечисленных памятников архитектуры народов, населявших ранее территории Башкирии, Южного Урала и Казахстана). Кесене (общепринятое народное название – «Башня Тамерлана») является четырехугольным зданием с двенадцатигранной пирамидальной башней и куполообразным потолком внутри и также достигает 16-ти метров в высоту [5, с. 202]. Кесене представляет собой сложную конструкцию, в формах которой «чувствуется уверенная рука мастера, имевшего большую строительную практику» [5, с. 205]. И Кесене, и Абат-Байтак были сооружены в золотоордынский период (XIV в). Вполне возможно, что Золотая Орда, обладавшая значительными материальными ресурсами и кадрами опытных мастеров-строителей, способна была инициировать (или интенсифицировать) монументальное строительство и среди местных кочевых народов.

До наших дней свой первоначальный облик сохранил мавзолей Кэшэне («Мавзолей Тура-хана»), расположенный на старом башкирском кладбище близ деревни Нижнее Тирмэ Чишминского района Башкортостана (датируется XIV–XV вв.). Мавзолей Тура-хана представляет собой монументальное сооружение высотой 3,3 м с квадратным основанием из массивных камней, на которое опирается восьмигранник с куполом (полусферическим внутри и пирамидальным снаружи) [6, с. 157–158]. Рядом (в 300 м к югу) располагался мавзолей меньших размеров, практически не сохранившийся. Схожую архитектуру (конструктивные особенности, материал и способ кладки) имеют мавзолей Хусейн-Бека на кладбище Акзират возле железнодорожной станции Чишма (примерно 1339 г.) и мавзолей Бэндэбикэ (дер. Максютово Кугарчинского района Башкортостана, XIV–XV вв.) [6, с. 158–159]. Возведение данных мемориальных сооружений приходится на период междоусобных войн в Золотой Орде, когда в результате центробежных тенденций в периферических районах Орды формировались конфедерации (союзы племен) тюркоязычных кочевников. Такие союзы претендовали на политическую автономию, и даже могущество, что находило выражение в монументальном строительстве. Одним из наиболее крупных и устойчивых политических образований второй половины XIV и XV столетий и было «ханство Тура-хана», сложившееся в эпоху максимального ослабления власти золотоордынских ханов. Конфедерация Тура-хана первоначально располагалась в Западной Башкирии (районы Биляра и Зай-Шешлинского междуречья), но затем произошла ее миграция в нижнее и среднее течение р. Белой. В продолжение всего XV в. «ханство Тура-хана» оставалось политическим гегемоном на Южном Урале (вплоть до завоевания Башкирии ногаями в XVI столетии) [16, с. 18–19].

Возведение мавзолеев для местной родоплеменной знати однозначно свидетельствует о росте этнического и политического самосознания предков современных башкир, однако данный факт не исключает применения строительных технологий, заимствования конструктивных типов и инженерных навыков из Золотой Орды. Относительно башкирских мавзолеев золотоордынской эпохи также существует гипотеза о связях создавших их башкирских зодчих со строительными традициями Волжской Булгарии и северо-восточной Руси [9, с. 114–125]. Однако будущие достижения градостроительной культуры региона во многом зависели не от Волжской Булгарии или Золотой Орды и возникших на ее развалинах ханств, а от хозяйственной деятельности русских поселенцев, несших с собой накопленный веками опыт гражданского и военного строительства.

Таким образом, в период, предшествовавший активному промышленному и аграрному освоению южноуральских земель, а также строительству ряда оборонительных крепостных линий, закладывались основы будущей духовной культуры региона. К ним следует отнести полиэтнический и многоконфессиональный состав населения Южного Урала, тесную взаимосвязь европейских ценностей и традиций с чертами азиатского быта. В этот период формировались специфические черты местного народного творчества, которые в дальнейшем станут истоками художественных, театральных и музыкальных явлений Южного Урала.

1. Ажигали С.Е., Бекназаров Р.А. Мавзолей Западного Казахстана Абат-Байтак (XIV–XV вв.) – Памятник периода Золотой Орды // Народы Урало-Поволжья: история, культура, этничность. Материалы межрегион. науч.-практ. конф. / Под ред. Х.Х. Ишмуратова. Уфа: ГУП «Уфимский полиграфкомбинат», 2003. С. 317–319.
2. Гаврилов Д.В. Заселение Урала в XII–XVIII вв.: Проблема, концепции, основные этапы // Гаврилов Д.В. Горнозаводский Урал XVII–XX вв.: Избранные труды. Екатеринбург: УрО РАН, 2005. С. 12–34.
3. Гаврилов Д.В. Русское население Урала XII – начала XX вв. в этнодемографическом и этнокультурном аспектах // Урал в прошлом и настоящем: Материалы науч. конф. Екатеринбург, 1998. Ч. 1. С. 146–150.
4. Голынец Г.В., Голынец С.В. Искусство изобразительное и декоративно-прикладное // Уральская историческая энциклопедия. 2-е изд., перераб. и доп. Екатеринбург: Академкнига; УрО РАН, 2000. С .235–238.
5. Загребин С.И. Мавзолей Кесене // Рифей: Уральский краеведческий сборник. 1989. Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1989. С. 196 – 207.
6. История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. Уфа: Китап, 1996. 520 с.: ил.
7. Казакова Г.М. Культура Южного Урала: локальный вариант регионального измерения: монография. СПб.: Б.и., 2007. 254 с.
8. Казакова Г.М. Уральский монастырь как «культурное гнездо» колонизирующейся России (на примере Далматовского монастыря) // Православная культура на Урале: контексты истории и современность: материалы науч.-богосл. конф. с международным участием: IV Славянский научный собор «Урал. Православие. Культура». Челябинск: Б.и., 2006. С. 173–177.
9. Калимуллин Б.Г. Башкирское народное зодчество. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1978. 131 с.: ил.
10. Кондрашенков А.А. Южное Зауралье в далеком прошлом // Очерки истории Курганской области. Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1968. С. 7–29.
11. Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII–XII вв. М.: Наука, 1981. 163 с.: ил.
12. Мажитов Н.А. Южный Урал в VII–XIV вв. М.: Наука, 1977. 240 с.
13. Могильников В.А. Некоторые аспекты взаимосвязей населения Приуралья и Западной Сибири в эпоху железа // Проблемы древних угров на Южном Урале: сб. ст. / Башк. науч. центр УрО АН СССР; Ин-т истории, яз. и лит.; под ред. А.Х. Пшеничнюк. Уфа: БНЦ УрО АН СССР, 1988. С. 20–27.
14. Рыбалко А.А. Тюркские народы Челябинской области // Народное искусство Южного Урала: сб. материалов науч.-практ. конф. (14–16 мая 1997 г.). Челябинск, 1998. С. 44–47.
15. Судья С.П. Коллекция башкирской вышивки в фондах областного краеведческого музея // Народное искусство Южного Урала: сб. материалов науч.-практ. конф. (14–16 мая 1997 г.). Челябинск, 1998. С. 27–31.
16. Юсупов Ю.М. Башкортостан XV – первой половины XVI вв.: социально-политический аспект: Автореф. дис. канд. ист. наук. Уфа, 2009. 22 с.

Все статьи автора «Андреев Александр Николаевич»