Евгений Сверстюк является одним из немногих украинских публицистов, который так талантливо поднимал и продолжает поднимать проблему возрождения человека путем его обращения к Священному Писанию. Как отмечает Л. Василик, «он (Е. Сверстюк. – Г.К.) всем своим творчеством обстаивает концепцию духовно целостного нераздвоенного человека» [1, с. 286].

Проанализировав доступные нам научные исследования по творчеству Е. Сверстюка, сейчас мы можем говорить про такую научную проблему как малоизученность всего Е. Сверстюка в целом и вопроса личностного возрождения в Сверстюковой публицистике в частности. Также существует проблема научного полузамалчивания практического значения его творчества в моральном «исцелении» личности и, как следствие, социума.

Наиболее близкой тематически к нашей статье является монографія Т. Хоменко «Проповідництво і сучасна публіцистика» [2]. В своей работе она исследовала эссеистику Е. Сверстюка, М. Мариновича и И. Ортинского как такую, которая имеет много сходств с жанром проповеди. Исследовательница пыталась раскрыть доминанты проповедничества в публицистике выше названых авторов (библейскую этику языка, формообразующие контаминации, внутреннюю логику и диалогизм публицистических текстов), а также осмыслить морально-этическую публицистику Сверстюка, Мариновича и Ортинского как фактор национального возрождения Украины.

Краткий анализ работ Сверстюка («На свято жінки», «Собор у риштованні», «Іван Котляревський сміється», «Остання сльоза», «Гострої розпуки гострий біль», «На дев’яте березня») предлагает автор монографии «Український самвидав: літературна критика і публіцистика (1960-і – початок 1970-х років)» О. Обертас [3]. Однако автор студии почти не обращается к религиозным аспектам творчества Е. Сверстюка. Разве что О. Обертас, ссылаясь на Т. Хоменко, считает, что эссей «Іван Котляревський сміється»имеется сходство «с жанром проповеди, который близок критику на протяжнии всего его творчества» [3].

Значимой для нас является монографія Л. Василик «Світоглядна публіцистика сучасних літературно-художніх видань: концептосфера національної ідентичності» [1], где автор рассматривает такие концепты, как «Украина», «свобода», «Бог», «душа», «память», в частности в публицистике Е. Сверстюка.

Среди работ, посвященных именно творчеству Евгения Александровича, нам известны следующие: научные публикации И. Николаенко «Поетика есе і літературно-критичних статей Євгена Сверстюка (на матеріалі лексичних засобів)» [4], статьи Л. Лысенко «Метафора в структурі публіцистичної образності Євгена Сверстюка» [5], «Біографізм як концептуально-образна фігура в публіцистиці Євгена Сверстюка» [6] и «Морально-етична парадигма світоглядної публіцистики Євгена Сверстюка» [7]. Так, в последней она акцентирует внимание на категориях Добра, Красоты, Истины и Духа, свойственных публицистике Сверстюка. «Эти две категории (Добро и Красота), – пишет исследовательница, – характеризуються как единственно возможные модусы постижения Истины, а следовательно, и канонизации главных законов христианской морали, которая есть определяющей в идейно-художественной и мировоззренческой системах мастера-диссидента [то есть Е. Сверстюка. – Г.К.]» [7]. Также стоит вспомнить предисловия М. Коцюбинской «Крізь велику призму» [8, с. 6–9] и И. Кошеливца «Окремий Євген Сверстюк» [8, с. 10–20] к сборнику Е. Сверстюка «На святі надій» .

В контексте статьи интересна научная публикация А. Рогожиной «Константи української рівноваги в есеях Євгена Сверстюка» [9], в которой автор рассматривает три вневременные константы украинского равновесия, являющиеся имманентными категориями для публицистики Евгения Александровича: Вера, Народ и Правда. Исследовательница отмечает, что «фундаментом каждого слова и каждого суждения в выступлениях Евгения Александровича является вера. То не есть какая-то очерченная конфессиональными рамками заангажированность, а самое высокое осознание того, что “в начале было Слово”, а значит именно оно требует от нас наивысшей жертвенности. Слово пришло к людям в теле Иисуса Христа. Оно воплотилось, оно жило рядом с нами и учило нас жить. Слова Иисуса являются краеугольным камнем для всего творчества Евгения Сверстюка. В Евангелии он находит ответы на все жизненные вопросы, на все ситуации, которые слишком тяжело понять и объяснить» [9, с. 256–257].

Научная актуальность нашей статьи заключается в том, что мы акцентируем внимание на роли библейских факторов (в представлении Сверстюка) в воспитании личностных качеств человека. Следовательно, цель нашей статьи – показать, как обращение к Библии может способствовать преодолению «корозії бездуховності, що роз’їдає наше суспільство, і зокрема кожну особу» [8, с. 6–7] – в той или иной степени. Для достижения этой цели мы ставим такие задачи. Во-первых, проанализировать публицистические произведения Сверстюка периода независимой Украины. Во-вторых, представить авторское толкование проблемы возрождения человека. В-третьих, вияснить, как Библия может помочь в преодолении морального кризисна личности. Для решения этих задач мы будем использовать прежде всего герменевтический метод.

Государственная политика в СССР была направлена на «обезбожнювання» каждого человека, каждого советского народа и, в значительной степени, церкви как социального института. Хотя после распада СССР прошло более 20 лет, «пережитки» пришлого ощутимы до сих пор. Моральный кризис человека продолжается.

Эссе Е. Сверстюка «Застереження пророків» впервые был опубликован в газете «Наша віра» в 2001 году (№ 12). В основе публикации – выступление на международном форуме в 2001 году «Религиозные и философские проблемы Холокоста в Украине». В примечаниях к этой работе автор писал: «дуже часто на таких форумах звучали атеїстичні аргументації або докори Богові, “якщо Він є”.

У моєму виступі була спроба поставити подію в біблійний контекст, нагадати, що “Бог є” і дуже добре знає, хто ми є і чого ми варті – перед лицем законів і перед лицем біблійних пророків. Вони крізь віки бачили нас, наші ідолопоклонства і нагадували про суворі кари, які спіткають народи, що загубили дорогу служіння і “чужим богам понесли жертви”» [10, с. 484].

Однако у человека еще есть шанс, дарованный Богом, найти утраченную дорогу. Ей необходимо обращение.

Е. Сверстюк начал свое произведение предостерегающими словами пророка Исаии, которые можно отнести и к украинскому народу: «… Отак спорохнявіє корінь у них, і рознесеться їхній цвіт, немов курява, бо від себе відкинули Закон Господа Саваота, і знехтували вони слово Святого Ізраїлевого!» (Исаии 5:24); «Ви будете чути постійно, та не зрозумієте, і будете бачити завжди, але не пізнаєте…» (Ісаї 6:9). Много вещей сегодня мешает человеку услышать голос Бога. «Все – суета и томление духа!», как писал мудрый Соломон (книга Экклесиаст:14).

Е. Сверстюк нарисовал образный портрет современных людей: «Люди нашого часу нагадують мурашок, зачеплених чоботом. Кожен хапається і кудись несе свою подушку. Вони понаписували гори історій про свої нещастя і носять свої книжки як мурашки подушку» [11, с. 177]. Люди сосредоточены на поражениях в прошлом, на вчерашних несчастьях и не видят радости будущего.

У современного человека появилась маса «заменителей» Бога – политические лидеры, деньги, карьера и так далее. Идолы были и во времена СССР. Е. Сверстюк установил связь между советским идолопоклонством и, соответственно, отступничеством от Бога, с историческими трагедиями народа. Люди сами отказались от того, чтобы находиться под. Божьей защитой. «Кому спадало на думку під грім барабанів і в павутинні обшуків сталінської епохи озвучувати в серці книги пророків? Чи хто задумувався, що це і є розплата за відречення від Бога батьків і за ту запопадливу віру в нового ідола?», – писал публицист [11, с. 178].

Тепер остается обращение и покаянне. В Библии есть много примеров, как воинствующие атеисты обращались к Богу: вавилонський царь Навуходоносор, иудейский правитель Манасия, разбойник на кресте… Поэтому, по мнению автора, и сегодня еще не поздно прислушаться к предостережениям пророков и принять всем серцем Бога.

Вспоминая трагедию в Бабином яру, Е. Сверстюк отметил, что проблема заключалась в том, что христианский принцип любви был заменен на принцип ненависти. Молчание народа подливало масло в огонь, содействовало вседозволенности советской власти. К примеру, публіцист отметил, что голодомор 1933 года был репетицией Бабиного яра и продемонстрировал власти, что «можна все».

«Як у відомій притчі Христовій про виноградарів, ми впущені до виноградника з умовою, щоб чесно служити і чесно розраховуватися. Наш сезон короткий – чотири п’ятирічки і – second shift! Але слуги уявили себе господарями. Зневаживши закон, вони викинули угоду з господарем виноградника, вони повбивали посланців і навіть сина його. А тоді почали вбивати один одного», – так писал Е. Сверстюк о ситуации в СССР, проводя параллель с евангельской притчей [11, с. 179].

На вопрос, почему ненависть распространилась в мире, публицист ответил так: «Страх очорнює і спідлює людей. Байдужі, усі безпринципні, усі озлоблені ставали співучасниками вбивць» [11, с. 180]. Переживание автора в том, чтобы ситуация не повторилась. Ведь обращение в большинстве случаев еще не произошло.

Вот что написал Е. Сверстюк о постсоветском обществе: «О, скільки модерної музики ми понаписували на мотив демона! Але осанни Господареві виноградника не створили, бо знов уявили себе господарями, дрібними власниками ділянок того виноградника… А в сусідньому винограднику гуляє ненависть, свищуть “зачистки” і маленькі “Бабині Яри” наповнюються чеченцями від 10 до 60 років» [11, с. 180].

Самые главные проблемы, которые озвучил автор в этом эссе, – как обратить человека к Богу «з маси колективної безвідповідальности і егоїстичної сваволі» и как остановить террор [11, с. 180].

К сожалению, обращение иногда бывает внешним, на показ. Это явление формальной религиозности, которое получило название «фарисейство».

Мотив фарисейства встречается во многих публицистических произведениях Е. Сверстюка. Мы выбрали для нашого анализа две сравнительно свежие публикации автора, где рассматривается фарисейство – «Камінь наріжний нашої історії» и «Одна людина».

Сначала обратися к эссе «Камінь наріжний нашої історії» (2001). Фарисей, в представлении Е. Сверстюка, – это конформист, который, «уникаючи важких альтернатив, комусь служить задля користі, а Богові ставить свічку…» [10, с. 143]. Это демонстративная религиозность, шоу для других, проявление моды: ходить в церковь стало модно. Религия становится полезной, «як вправи йогів і всілякі прийоми самозахисту» [10, с. 143].

По мнению Е. Сверстюка, «фарисейство є формою загнивання. Тому Христос так рішуче відсікав фарисеїв» [10, c. 146].

«Фарисейство в ХХІ столітті просто відштовхуватиме людей від Церкви, і молодь волітиме йти до будь-якої секти, яка вміє розмовляти нормальною людською мовою, вміє поважати особистість і поважати розум. До речі, вже нині статистика засвідчує великий приплив молоді до різних протестантських Церков. Це заслуга протестантських проповідників і організаторів. Але це й велика “заслуга” православних батюшок і владик, які відштовхнули від своєї Церкви людей допитливого розуму і пробудженого сумління», – пишет Е. Сверстюк [10, с. 146].

Итак, фарисейство – одна из причин, почему люди не хотят посещать Церковь, или почему, приходя туда, быстро ее покидают. Верующие люди, на взгляд обращенного или неофита, должны бать образцом для подражания. Но увидев их «фарисейство», новые прихожане отказываются от такого «християнства». И в этом также причина морального кризиса человека. Как написал Е. Сверстюк, «мабуть-таки патріотизм, як і віра, завжди буває в тихім служінні» [10, с. 146]. Именно действенное християнство и может привлечь людей в Церковь.

В эссе «Одна людина» публіцист обращает внимание на то, что у фарисеев был массовый поход к общению с людьми. Они и сами часто держались толпой, когда шли спорить с Иисусом Христом.

«Фарисеї, – пишет Е. Сверстюк, – ті пильнували масового дотримання обряду. Масового дотримання суботи. Масового побивання камінням одного порушника» [10, с. 177]. Фарисейство не предусматривает любви к отдельной личности, индивидуального похода, понимания ближнего.

Е. Сверстюк отмечал, что притча Христа о добром пастухе, который оставляет свое стадо и идет искать одну овцу, является простым и одновременно впечатляющим ответом фарисеям о персоналистичном подходе в служении и о настоящей любви, даже к тем, кто «загубився».

Актуальное и по сей день явление фарисейства можно все-таки преодолеть. Не массово, а путем индивидуальной работы Бога над человеком, Церкви над человеком, человека над самим собой. Апостол Павел тоже был когда-то фарисеем.

В попытках повлиять на читателя, публицист исследует и популярные явления искусства, где разрабатывается христианская тематика. «Муки Христові» – так называется эссе-рецензия Е. Сверстюка и такое же название имеет фильм, проанализированный в этом эссе автором. Исторический фильм «Страсти Христовы» (“The Passion of the Christ”) был снят в 2004 году американским режисером Мелом Гибсоном. Он стал одним из самых кассовых фильмов и получил массу положительных и отрицательных отзывов.

Рецензия Е. Сверстюка относится к положительным. Фильм, как это свойственно Евгению Александровичу, стал для него информационным поводом к размышлению о духовности человека.

Очевидно, что еще в библейские времена искусство считалось важным способом духовного воспитания человека, апеллируя преимущественно не к разуму, а к чувствам и человеческому воображению (стоит вспомнить «Книгу Иова», «Псалтирь», «Книгу Притчей Соломоновых», «Книгу Экклесиаста», «Книгу Песни Песней Соломона»).

«…Дух современного украинца формировали две силы: мировоззрение и искусство, – писал М. Шлемкевич. – Они связаны между собой, они сотрудничают. Потому что в живой душе – мысли и чувства не существуют порознь будто в отдельных комнатах. Они в живой преемственности выступают вместе… Мировоззрение и искусство отвечают тем отдельным, а все же неразрывным проявлениям души: – мировоззрение это ж порождение мысли, тога как искусство коренится в чувствовании. Поэтому они дополняют себя взаимно, влияют друг на друга» [12, с. 109–110].

Е. Сверстюк проанализировал тоже явление искусства, но такого его вида еще не было ни во времена Старого Завета, ни во времена Нового. Теперь «слово перестає звучати», а «кінофільми ще резонують» [13, с. 65].

Кроме аварии на ЧАЭС, признаком конца СССР стал фильм «Покаяние» Как отметил Е. Сверстюк, «дух покаяння запекле посткомуністичне суспільство відкинуло, а нібито глуха фраза бабусі “Чи веде ця дорога до храму?” стала відома мільйонам християн і атеїстів…» [13, с. 65].

«”Муки Христові” – кінофільм без титрів і без реклям. Аскетичний, як анонімні твори середньовічних авторів» [13, с. 65]. Публициста приятно удивляет, что известный многим евангельский сюжет, начиння от Гефсиманского сада и до Голгофы (по времени он охватывает 12 часов), до сих пор вызывает большой интерес. И это несмотря на то, что про Гефсиманию и Голгофу написано сотни стихов, музыкальных призведений, картин, а этот сюжет есть и в более старых фильмах о жизни Иисуса Христа.

Но Е. Сверстюк мудро заметил, что в начале ХХ столетия, в эпоху религиозной философии и символизма, если бы тогда снимали фильм, делали бы акцент на Гефсиманский сад. Однако сегодня «в цій психологічній драмі вже бракує динаміки і різких звуків» [13, с. 66].

Таким был режиссерский замысел. Евгений Александрович вспомнил одно интервью Мела Гибсона, в котором он рассказал, что «криза в особистому житті привела його до відтворення мук Христових, які все перекривають, і ран Христових, що все лікують» [13, с. 66].

Интересным является толкование Е. Свертюком жестоких сцен бичевания, которые публицист воспринял нормально, хотя «нерви багатьох глядачів не витримують», [13, с. 66] и большинство критиков не восприняли фильм именно по причине кровавих сцен. Е. Сверстюк пишет: «Тільки ж кожна творча людина нашого часу знає те, чого вона не може не знати, і несе в собі тягар історії. Ось чому дві години бичувань сприймаються як змістовне наповнення». И дальше: «… Коли зібрати бичування святости протягом віків, то свист батогів у кінофільмі можна вважати символічним… Головне, однак, у тому що йдеться про зневагу і бичування Бога на нашій оскверненій землі, де святості адресується найбрутальніша лайка.

Бичування Бога – то інше, ніж бичування людини. Безмір страждання, безмір любови, безмір прощення і безмір величі. Усе це – понад міру нашої яви. І не треба ні на мить забувати, що сцени відбуваються між людьми і Сином Божим. Побутові виміри тут ні до чого» [13, с. 66–67].

В другом отрывке Е. Сверстюк, вспоминая массовые расстрелы во времена советских репрессий, писал: «… Свист бичувань за віру найкраще передає музику часу» [13, с. 66]. Тот свист – это музика и нашей современности. Поэтому то бичевание из фильма напоминало и должно напоминать человеку, какие муки переживал тога Христос за каждую личность, возложив на себя ее грехи и делая ее, тем самым, невинной в глазах Бога Отца. По наблюдениям Е. Сверстюка, «глядач відчуває себе до певної міри співучасником і винуватцем дійства. Тому з кінозали виходять всі порізно і мовчки» [13, с. 68].

Еще хочется отметить контрастное сравнение, которое сумел уловить Сверстюк-мыслитель: Христос стоит у дверей нашего сердца и тихонечко стучит, ожидая, когда Ему откроют дверь и пригласят войти, а вот «людські нагадування про Христа, “за нас розп’ятого на древі” (Шевченко) завжди голосні, оскільки рід цей “жестоковийний” “дивиться і не бачить, слухає і не чує”» [13, с. 67]. Следовательно, это явление искусства, должно было помочь людям наконец-то услышать и увидеть бичевание.

Высоко оценив фильм, Е. Сверстюк призвал людей еще раз переосмислить миссию Христа и Его уроки человечеству: «Страшний у своїй оголеній правдивості фільм крокує по плянеті як велике нагадування про банкрутство сили. Христос приймав муки віків за вчення любови, на якій світ стоїть» [13, с. 68].

Однако многих ли это искусство побудило к чтению Библии? В одном из интервью Е. Сверстюк отметил: «Люди відчужені від християнства, не мають належних понять про Святе Письмо і не розуміють тих творів, які виникли з плином часу з християнських джерел, тому люди часто нагадують відомого персонажа з комедії Мольєра, який не знав, що все життя говорить прозою» [14].

Сегодня стоит вопрос о распространении Святого письма. Не самой Книги как просто символа християнства, культуры или талисмана, которым некоторые считают Библию. Вот что пишет об этом Е. Сверстюк: «Я хочу розкрити поняття «розповсюдження Біблії» не як книжки, а як феномена. Мені доводилося часто запитувати в студентських аудиторіях, аудиторіях ліцеїстів: «Хто з вас читав Біблію?» та «Хто з вас читає Біблію?». І дуже мало рук підіймалося. І їх не стає щоразу більше, й це дуже велика проблема. Я хочу включити в поняття «розповсюдження Біблії» також поняття «педагогічної праці» над розповсюдженням Біблії там, де це може бути ефективним» [15].

Следовательно, работы Е. Сверстюка, его устные публичные выступления, а также пример его жизненного пути, наполненного большими испытаниями, лишеними и в то же время крепкой верой и стойкостью во взглядах, вносят свою лепту в распространение библейских ценностей. Именно обращение к Святому Письму поможет в возрождении человека, который сможет строить счастливую семью, который будет любить людей, который будет достигать успехов в жизни не хождением по головам других, а своим трудолюбием, настойчивостью. Это длительный процесс. Но вместе с публицистом мы верим, что возрождение человека возможно – если не на уровне всего социума, то хотя бы на уровне личности.

Не прибегая к анализу всего наследия Евгения Александровича, мы рассмотрели проблему возрождения человека на примере его отдельных призведений. Публицистика Е. Сверстюка требует более тщательного изучения и более глубого осмысления в рамках больших научных исследованиях. Интересным для научных поисков является и сам феномен личности Е. Сверстюка, который не будучи священнослужителем, толерантно устанавливает диалог между секулярным и религиозным миром.

1. Василик Л.Є. Світоглядна публіцистика сучасних літературно-художніх видань: концептосфера національної ідентичності: Монографія. Чернівці: Чернівецький нац. ун-т, 2010. 416 с.
2. Хоменко Т. Проповідництво і сучасна публіцистика: Монографія. Львів: ПАІС, 2008. 136 с.
3. Обертас О. Український самвидав: літературна критика та публіцистика (1960-і – початок 1970-х років. К.: Смолоскип, 2010. 300 с.
4. . Ніколаєнко І. Поетика есе і літературно-критичних статей Євгена Сверстюка (на матеріалі лексичних засобів) // Науковий вісник Чернівецького університету. Зб. наук. праць. Чернівці: Рута. 2001. Вип.119.С. 143–148.
5. Лисенко Л. Метафора в структурі публіцистичної образності Євгена Сверстюка // Теле- та радіожурналістика.2010.Вип. 9.Ч.2.С. 237–242.
6. Лисенко Л. Біографізм як концептуально-образна фігура в публіцистиці Євгена Сверстюка // Світ соціальних комунікацій: наук. журн.К.:КиМУ, ДонНУ. 2011.Т. 1.С. 158–161.
7. Лисенко Л. Морально-етична парадигма світоглядної публіцистики Євгена Сверстюка.URL:http://www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Dtr_sk/2010_2/index.html(дата обращения: 05.11.2012).
8. Сверстюк Є. На святі надій: Вибране. К.: Наша віра, 1999. 784 с.
9. Рогожина А. Константи української рівноваги в есеях Євгена Сверстюка // Вісник Львів. ун-ту. 2009. Вип 32.  С. 256–260. Серія журналістики.
10. Сверстюк Є. Не мир, а меч. Есеї. Луцьк: ВМА «Терен», 2008. 500 с.
11. Сверстюк Є. Правда полинова. К.: Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2009. 304 с.
12. Шлемкевич М. Загублена українська людина. К.: МП «Фенікс», 1992. 158 с.
13. Сверстюк Є. На хвилях «Свободи». Короткі есеї. Луцьк: ВМА «Терен», 2004. 312 с.
14. Ганцяк-Каськів О. Євген Сверстюк: «Наша культура залишається справжньою тоді, коли вона закорінена у традиції»  //URL:http://xic.com.ua/z-zhyttja/11-intervju/41-jevgen-serstjuk-lnasha-kultura-zalyshajetsja-spravzhnoju-todi-koly-vona-zakorinena-u-tradycijir(дата обращения: 15.11.2012)
15. Бюлетень Українського Біблійного Товариства. № 12. 2000.

Все статьи автора «gloria»