В настоящее время дистанционная работа выступает своеобразным маркером человека, в ряде случаев критерием его активности, личностных характеристик (способности к успешной адаптации в обществе, восприимчивости к изменениям), профессионального уровня, социального статуса. Освоение дистанционных социально-трудовых практик оказывает определенное влияние на жизнь человека, её структуру, содержание, трансформирует отношения с близкими людьми, появляется больше времени для общения с ними. Дистанционный труд сегодня является относительно новым социальным феноменом и реализуется под влиянием комплекса факторов социально-экономического, политического характера.
Дистанционный труд, на наш взгляд, представляет собой особую форму организации социально-трудовой деятельности, вне традиционного рабочего места, на основе виртуального взаимодействия, с целью удовлетворения индивидуальных, социальных и социетальных потребностей с использованием электронных информационно-коммуникационных средств. Наблюдается тенденция его институциализации, что проявляется в формализации и упорядочении дистанционных действий, дистанционных социально-трудовых отношений и практик, четкости цели, сферы реализации, средств и структурных компонентов дистанционного труда как социального института, выполняемых им социальных функций. Молодежь выступает одним из основных акторов дистанционного труда как в связи с присущей её представителям индивидуальной активностью в освоении всего нового, так и объективной негативной ситуацией складывающейся на рынке труда. Молодые люди вынуждены осуществлять самостоятельный поиск форм, видов занятости в условиях мирового кризиса, уменьшения числа вакансий, роста требований работодателей, и дистанционный труд оказывается часто наиболее подходящим вариантом трудоустройства. Переход к рыночным отношениям больше всего отразился на молодежи, поскольку была ликвидирована сложившаяся ранее система социально-трудовой адаптации и интеграции молодого поколения, что привело к необходимости самостоятельного профессионального становления. Молодежь, с одной стороны, в большей мере ориентирована на социальный прогресс, с другой, адаптируясь к условиям рынка, жесткого социального, профессионального и интеллектуального отбора, наиболее остро чувствует все издержки трансформации общественных отношений.
Интенсивность развития форм дистанционного труда во многом зависит от отношения к нему в обществе, удовлетворенности его результатами, знания степени востребованности конкретных дистанционных социально-трудовых практик, представления об их возможностях и ограничениях. С целью поиска ответов по указанным позициям, выявления особенностей дистанционного труда молодежи, конструирования социального портрета молодого дистанционного работника, нами было проведено в 2011-2012 годах исследование с использованием метода анкетного опроса двух групп респондентов: молодежи, осуществляющей трудовую деятельность в дистанционном режиме. Использован метод анкетного опроса по интернету (N=285). Тип выборки – систематическая (разновидность случайной выборки, упорядоченная по определенному критерию) [1]. Главный целевой критерий выборки – молодые люди, занимающиеся дистанционной трудовой деятельностью. Респонденты представляют три федеральных округа, репрезентирующих центральные районы страны и периферию: Центральный федеральный округ (ЦФО (N=90)), Приволжский федеральный округ (ПФО (N=102)), Сибирский федеральный округ (СФО (N=93)).
Произведенная нами выборка считается репрезентативной c учетом современных методологических требований [2-5]. Для обработки исследовательских данных использовалась программа SPSS for Windows.
В целом, на формирование эмпирической основы оказали влияние работы российских ученых по методике и методологии социологических исследований, прежде всего, С.Батыгина, Б.Докторова, М.Горшкова, О.Масловой, Ф.Шереги, В. Ядова, В.Ярской. Для описания эмпирических данных применено научное объяснение, в основе которого лежит интеграция принципов структурного функционализма, понимающей и интерпретативной социологии. Процедура сбора и обработки данных осуществлялась в соответствии с принципами социологического исследования, изложенными в работах У.Кокрена, Э.Ноэль-Нойман; И.Девятко, В.Ильина, П.Романова, И. Штейнберга, Е.Ярской-Смирновой.
Произведем анализ полученных результатов анкетного опроса молодежи, позволяющий представить в обобщенном виде социальный портрет. Остановимся на социально-демографических характеристиках выборки. В исследовании приняли участие 148 женщин (52%) и 137 мужчин (48%). Незначительное доминирование первой группы отчасти может объясняться тем, что дистанционный труд оказывается для многих женщин выходом в ситуации, когда невозможно трудоустроиться обычным способом, либо из-за предвзятого отношения работодателя, либо в связи с актуальностью особого графика труда (уход за ребенком, за больными родственниками). По возрасту, респондентов возможно объединить в три основные группы: более половины – это люди в возрасте от 26 до 30 лет (55%), почти четверть (23%) – от 22 до 25 лет и 22% – молодежь в возрасте 18 – 21 год. Почти каждый шестой участник опроса указал на проблемы со здоровьем (14%).
По уровню образования на первом месте респонденты с дипломом высшего образовательного учреждения (41%); на втором – с незаконченным высшим (25%) и на третьем месте – представители молодежи, получившие среднее специальное образование. Распределение участников опроса по данному признаку в федеральных округах соответствует данным по всей выборке. Значительная доля людей с высшим образованием является позитивным моментом, т.к. по данным, приводимым М. Кастельсом, социально-экономическая сфера в развитых странах опирается именно на образованных людей в возрасте 25-40 лет [6], что в итоге обусловливает формирование прогрессивных тенденций социетального масштаба.
Анализ гендерных особенностей показывает, что в группе удаленных работников преобладают мужчины и женщины с высшим образованием (50% и 33% соответственно), а ученую степень имеют 9% первых и 2% вторых. Уровень образования выступая во многом «стартовым образовательным ресурсом» (по Г.Чередниченко), оказывается существенной социальной характеристикой, дифференцирующей дальнейшее трудоустройство молодежи [7]. Соответственно, выпускники общеобразовательных школ, а в ряде случаев и средних специальных учебных заведений, оказываются изначально в менее выгодных социальных условиях на рынке труда. При этом, в данном случае, по-мнению И.Старик, значим не только образовательный уровень, но и внутренние ресурсы – личностный потенциал молодых людей [8].
Базовое (первое) профессиональное образование имеют 94% участника анкетного опроса. Из них: естественно-научное образование отмечается фактически у каждого десятого (9,5%); экономическое – у 22%; техническое – у каждого четвертого (25%); гуманитарное образование получило более трети респондентов (37%). Больше всего гуманитариев проживает в ПФО (50%), технарей – в СФО (32%), естественников – в ЦФО (13%). Вполне традиционно многие представители мужского пола имеют техническое образование (46%), а женского – гуманитарное (55%). Каждые шестая женщина и четвертый мужчина являются экономистами (18% и 26% соответственно). В большинстве случаев уровень имеющегося образования не определяет вид дистанционной деятельности респондентов.
Анализ специфики семейного положения респондентов показывает, что число участников анкетирования, состоящих и не состоящих в браке (в т.ч. в гражданском) является примерно равным (48% и 52% соответственно). При этом в браке состоит 54% мужчин и 43% женщин. В определенной мере это может объясняться возрастом респондентов и общемировыми тенденциями к позднему супружеству. Отличаются разнообразием жилищные условия молодых людей, занимающихся телеработой. Отдельную собственную жилплощадь (квартиру или дом) имеет каждый третий (32%); на отдельной, но съемной жилплощади проживает 30%; вместе с родителями вынуждены проживать 28% респондентов и в общежитии – каждый десятый (10%). Жилищные условия у представителей обеих гендерных групп схожи. Достаточно высокий процент молодежи, совместно проживающей с родственниками, связан как с невозможностью приобретения собственного жилья, так и с ограничениями здоровья (в т.ч. с инвалидностью), а также необходимостью постоянного ухода за близкими людьми. Анализируя данные по федеральным округам, видно, что наиболее обеспеченными являются жители ЦФО, из которых 40% живут отдельно в собственной квартире или доме. В ПФО чаще всего (в 35% случаев) молодые проживают с родителями или родственниками, а в СФО – предпочитают аренду жилплощади (32%) .
Перейдем к рассмотрению основных результатов исследования и их интерпретации. Наиболее важным, с нашей точки зрения, является мнение респондентов по вопросам трех основных разделов анкеты: «Возможность дистанционного труда»; «Особенности дистанционных социально-трудовых практик»; «Последствия и проблемы дистанционной трудовой деятельности».
Анализ исследовательских данных показывает, что дистанционный труд, по результатам опроса, чаще действительно выступает в качестве основного источника дохода. Таковым он является для 53% респондентов. При этом в Центральном федеральном округе (ЦФО) доля профессиональных телеработников возрастает до 59%, а в Сибирском федеральном округе (СФО) их насчитывается только 48%. Интересным является, что для женщин дистанционный труд чаще становится основным способом заработка (почти 60%), чем у мужчин (47%). Вторая работа и материальная помощь со стороны близких, указываются чаще всего как дополнительные источники дохода (25% и 20% соответственно).
По доминированию в федеральных округах, вторая работа на первом месте – в СФО (35,5%), материальная помощь близких – в Поволжском федеральном округе (ПФО (38%)), а проценты по банковским вкладам – в ЦФО (13%). Интересным является, что женщины в два раза реже заняты на второй работе, по сравнению с мужчинами (18% против 33% соответственно) и чаще надеются на помощь близких (26,5% против 13% соответственно).
Более трети опрошенных (38%) отметили потенциал дистанционной занятости в обеспечении привилегированного положения среди обычных работников и выбрали ответ «Скорее да, чем нет». В федеральных округах больше всего таких отмечено в ЦФО (60%), а меньше всего – в ПФО (27%). Безоговорочно считают, что данный вид деятельности повышает социальный статус среди окружающих людей 13% опрошенных. Наивысший результат по данному вопросу отмечен в СФО (16%), низкий – в ПФО (9%). Примерно каждый шестой участник анкетного опроса отрицает это, либо сомневается (17% и 15% соответственно). Среди мужчин меньше тех, кто с пессимистических позиций рассматривает потенциал дистанционной трудовой деятельности в повышении социального статуса человека (в сумме 30% против 33% женщин).
Анализ основных результатов исследования по разделу «Возможность дистанционного труда» показывает, что на решение стать телеработником, в-первую очередь, повлияла потребность в дополнительном заработке (более половины мужчин (57%) и почти половина женщин (44%)), во-вторую – возможность самостоятельно определять время трудовой деятельности (23%); в-третью – интерес к разным видам деятельности и желание получить новый опыт (в среднем 19%). Наибольшее число таких людей оказалось в ЦФО (в сумме 43%) и наиболее важным это стало для половины женщин (52%). Согласными с ними был только каждый четвертый представитель мужского пола. Четвертое место занял ответ «невозможность трудоустроиться обычным способом» (16%) и для 24% телеработников из ПФО это была одна из значимых причин. Также в качестве причин телеработы по одному человеку из ста отмечали: нежелание тратить много времени на дорогу до офиса, высокие требования работодателей к сотрудникам при низкой зарплате, отсутствие в месте проживания респондента подходящей работы; ожидание интересных видов работы, высокого дохода, возможности самореализации и раскрытия собственного потенциала.
В определенной мере это способствовало тому, что люди быстрее находили подходящий вид дистанционного труда (иногда работник просто переходил на дистанционный режим деятельности). Большинство опрошенных тратили на поиски удаленной работы от 3 до 6 месяцев (более 60%), а каждый двадцатый респондент – более года. В ПФО быстрее всего можно было найти телеработу (29%), а медленнее всего – в ЦФО (7%). Женщины в основном находили устраивающий их вид деятельности за первые полгода (в среднем 27%), а мужчины тратили на это от 3-х до 6 месяцев (в среднем 25%). Полученные данные совпадают с данными по трудоустройству традиционным (не дистанционным) способом. Так М.Горшковым и Ф.Шереги установлено, что в первые 3 месяца трудоустраиваются чаще всего до 60% выпускников средних и высших профессиональных учреждений и это корреспондирует с общероссийскими данными [9].
В основном поиск телеработы осуществлялся самостоятельно по объявлениям, в т.ч. и на фриланс-бирже (более трети случаев (39%)). При этом, если в ПФО и ЦФО респонденты чаще обращались к объявлениям в СМИ (32% и 27% соответственно), то в СФО наиболее простым способом оказалось найти дистанционную работу на фриланс-бирже (29%). Относительно равное число участников опроса воспользовались помощью друзей и знакомых, примером родственников, обратились в кадровое агентство, на биржу труда (в среднем 11%). Однако женщины чаще пользовались помощью друзей, знакомых и родственников (16%), чем мужчины (11%); а также у женщин почти в три раза чаще кто-либо из членов семьи является телеработником (12% против 4% соответственно). Двое респондентов самостоятельно предложили работодателю стать дистанционными наёмными работниками. Каждому шестому рассматриваемый вид занятости был предложен работодателем (16%). Таких продвинутых работодателей больше всего оказалось в ПФО (21%). Полученные данные репрезентируют отличие дистанционных работников от обычных наемных, что видно из сравнения с результатами, полученными М.Горшковым и Ф.Шереги в ходе проведенного ими исследования в два раза больше, чем в нашем опросе, молодых людей (в среднем 22%) указали на помощь при трудоустройстве родных, друзей и знакомых. Также, если у нас каждый четвертый нашел телеработу по объявлению в СМИ, то по данным представителей Института социологии РАН – примерно каждый шестой (18%).
Около половины опрошенных (41%) научили дистанционной деятельности работодатели. Остальные обучались её основам посредством самообразования (59% (72% мужчин и 47% женщин), на специальных курсах (29%), у родственников, друзей или знакомых (24%). Мужчины в 2,5 раза чаще пользовались возможностью обучения на специальных курсах, нежели женщины (41% против 16% соответственно), более половины, из которых обучил работодатель (55% против 26% соответственно). Эмпирические данные коррелируют с известными результатами социологических опросов, напр., Kensington Technology Group, в ходе которых было установлено, что 63% телеработников не получили никакой подготовки для того, чтобы “телеработать” продуктивно и эффективно (http://www.i2r.ru/static/314/out_5647.shtml).
Высокий процент тех, кто самостоятельно обучался основам дистанционной социально-трудовой деятельности и работает сейчас дистанционно, на наш взгляд, обусловлен фактическим отсутствием соответствующих программ, курсов. Проведенный нами анализ образовательных программ, предлагаемых, например, службами занятости населения (в т.ч. по доступным сайтам в сети Интернет), показывает отсутствие в их содержании дистанционного компонента. В службах занятости вопрос об удаленной работе артикулируется, прежде всего, в отношении людей с ограниченными возможностями здоровья (с инвалидностью). Им оказывается службой занятости содействие в прохождении образовательной программы, которая гипотетически могла бы осуществляться дистанционно (напр., веб-дизайн), но о механизме данной трудовой деятельности, её правовых, финансовых, налоговых и иных аспектах не говорится.
Ответы на вопросы второго раздела опросного листа «Особенности дистанционных социально-трудовых практик» были также информативны и во многом связаны с профессиональным выбором. Наиболее востребованными «дистанционными профессиями» оказались: трейдер, диспетчер на телефоне (либо оператор call-центра), программист и веб-дизайнер (от 12% до 10% соответственно). Второе место заняли такие профессии как: бухгалтер, продавец интернет-магазина и редактор (от 7% до 5% соответственно). На третьем месте – дизайнер интерьеров, преподаватель дистанционного обучения и корректор, а также администратор сайтов, оптимизатор, промоутер и кликальщик (от 4% до 3% соответственно). Достаточно массированная и агрессивная реклама профессии интернет-трейдера (операции с ценными бумагами) на телевидении, в печати, в Интернете, возможно, объясняет её доминирование. С точки зрения гендера, наиболее востребованными профессиями оказались у женщин – диспетчер на телефоне (18%), редактор и продавец интернет-магазина (по 10%); у мужчин – программист (20%) и трейдер (15%). В федеральных округах в основном «лидируют» эти же виды занятости респондентов. Однако, в ПФО оказалось всего 3% программистов, но популярны бухгалтеры (12%), а в СФО – на первом месте веб-дизайнеры (16%) и не популярны редакторы (3%). Соответственно, приоритетными стратегиями дистанционной занятости молодежи стали, в регионах России, следующие: в ПФО – коммуникативная (напр., представлена специалистом call-центра (15%), в СФО и ЦФО – IT-стратегия (веб-дизайнер (16%) и программист (17%)). Второе место заняли такие стратегии, как: в ПФО и СФО – финансово-экономическая (трейдер и бухгалтер (по 12%), а также трейдер и продавец интернет-магазина (по 10%)) соответственно; в ЦФО – первая стратегия и коммуникативная (трейдер и специалист call-центра (по 13%)). Иные стратегии, например образовательно-консультационная (представленная, в частности, консультантом или советником, преподавателем дистанционного обучения), стратегия литературной обработки текста (редактор) не пользовались популярностью у опрошенных.
По сферам занятости респонденты распределились следующим образом: бытовые, коммунальные и иные услуги – 30%; торговля стала привлекательной для каждого четвертого участника опроса; веб-сфера – для каждого пятого; а каждый десятый нашел подходящий дистанционный вид трудовой деятельности в финансово-экономической сфере, IT-сфере и науке. В двух федеральных округах (ПФО и ЦФО) на первом месте оказалась сфера торговли (27%), а в СФО – сфера бытовых, коммунальных и иных услуг (39%). Примерно поровну произошло распределение представителей гендерных групп по сферам трудовой деятельности. Традиционным оказалось доминирование женщин в сфере социальных, культурных и образовательных услуг (в сумме 16% против 4% соответственно), а также мужчин в финансово-экономической сфере (13% против 8% соответственно), что подтверждает сложившиеся в обществе тенденции трудоустройства.
В целом о малой распространенности дистанционных социально-трудовых практик свидетельствует незначительный профессиональный опыт телеработников. У подавляющего большинства респондентов (70%) его длительность варьируется от 1 года до 5 лет. Значительно число тех, кто от 3 до 5 лет занимается дистанционным трудом (30%). Эмпирические данные по федеральным округам России показывают, например, что в ЦФО достаточно большая доля тех, кто занимается телеработой более 5 лет (20%). Возможно, это связано с первичным развитием многих телекоммуникационных средств именно в этом округе [10]. Подтверждением этому является исследование В.Солонина, отмечающего, что «…разница в телекоммуникационных возможностях крайне велика между Москвой и другими городами, а сравнивать городскую и сельскую связь просто неприлично» [11]. Соответственно, доступность цифровых технологий, как в техническом, так и в финансовом плане обусловливает широту использования в разных сферах жизни, в т.ч. и трудовой деятельности.
Далее анализируя результаты исследования, видно, что опыт дистанционного труда более 5 лет имеют 20% мужчин (против 8% женщин). Такая же картина в диапазоне – от 3-х до 5-и лет (35% и 26% соответственно). В то же время наблюдается перевес женщин с опытом до 1 года (25% против 7% соответственно). Число мужчин и женщин с опытом от года до 3-х лет оказалось примерно одинаковым и наибольшим в выборке (39% и 41% соответственно). Относительная устойчивость интереса к дистанционной работе со стороны респондентов подтверждает её возможность, доходность и наличие важных преимуществ.
На преимущества телеработы обращают внимание все опрошенные. Вопрос «Какие главные преимущества Вам даёт дистанционная трудовая деятельность в сравнении с обычным трудоустройством?» предполагал возможность отметить несколько вариантов ответа. Почти 2/3 и мужчин и женщин самым главным считают возможность зарабатывать в домашних условиях (61%). Особенно это важно для жителей СФО, а наименее – для проживающих в ПФО. Около половины ценит возможность самостоятельно определять время для работы (45%). Среди мужчин таких было 50%, а среди женщин – 41%. Более трети участников опроса отмечают то, что не нужно тратить время на дорогу до работы и обратно (39%), а 28% – можно получать доход выше, чем ранее. Каждый пятый житель ПФО считает, что дистанционный труд позволяет увеличить объем свободного времени (21%), и в этом поддерживают их только 13% респондентов из ЦФО, и 3% – из СФО. Столько же в качестве преимущества телеработы указывают выгодные перспективы карьерного роста (3%). В ответах, набравших» по 1% присутствуют, например, такие оригинальные, как «возможность реализации любых способностей и амбиций», «принадлежность к элите», «за компьютером можно громко слушать музыку, сидеть в питательно-увлажняющей маске и гладить котиков (параллельно работая – прим. ЯП)». Для некоторых важным стало то, что дистанционный труд позволяет «быть как все, зарабатывающим», «быть трудоустроенным», «работать вообще».
Также к преимуществам следует отнести особенности графика дистанционного труда. На вопрос «Каков график вашей дистанционной работы» более 65% респондентов ответили – «до 3-х часов в день» и «от 3-х до 6-и часов в день». И это чистое время деятельности, так как время на дорогу до работы и обратно не тратится. В то же время значительная доля опрошенных (около трети) трудится дольше, чем обычные наёмные работники. Ответы «от 6-и до 9-и часов в день», «от 9-и до 12-и» и «более 12-и часов в сутки» в сумме набрали 34%. Это объясняется как «растягиванием» телеработы (работают с перерывами), так и технической возможностью её осуществления в круглосуточном режиме (напр., интернет-трейдинг). Однако, удлинение рабочего времени приводит к дисбалансу между профессиональной и личной жизнью. Проведенный анализ эмпирических данных с использованием таблиц сопряженности по регионам (ПФО, СФО и ЦФО) экстремумы (крайние значения) не выявил по этому вопросу анкеты. Анализ с гендерных позиций показал, что половина мужчин в основном работает «от 3-х до 6-и часов в день». Женщин с таким режимом работы насчитывается 35%. В режиме «от 6-и до 9-и часов в день» трудится 31% представителей женского пола и 24% – мужского. Более 12 часов в сутки не работает ни один мужчина, против 6% женщин.
Особенности графика дистанционного труда позволяют 82% участникам опроса совмещать с ним различные виды деятельности как учебной, так и рекреационной. Параллельно учатся в учреждениях среднего и высшего профессионального образования, а также на курсах повышения квалификации 24% респондентов (17% и 7% соответственно). При этом наибольшее число обучающихся – женщины (35% против 13% мужчин). Поволжский федеральный округ доминирует по доле людей, получающих образование параллельно выполнению профессиональных функций (суммарно 29%), меньше таких в ЦФО (23%) и СФО (19%). Каждый шестой занимается активным отдыхом (16%) и среди мужчин таких в два раза больше (17% и 8% соответственно). Однако вариант ответа «кроме работы ни на что времени не остается» в основном выбирали женщины, а не мужчины (27% и 9% соответственно). Дополнительно респонденты указали, что имеют хобби (7%), успевают заниматься семьей (2%), домашним (в т.ч. подсобным) хозяйством (4%), общаются в Интернете (3%). Находит время и средства на путешествия почти каждый десятый из числа опрошенных (9,5%). Больше всего таких – в ЦФО (17%), что может быть объяснено как статистически фиксированным более высоким доходом его жителей, так и во многом детерминированной им сложившейся культурой отдыха в округе. Так по данным маркетинговых исследований компании “EVENTUS Consulting” (2009), самые высокие темпы роста доходов россиян были отмечены в Центральном федеральном округе [12].
В связи с тем, что дистанционный труд пока не является широкораспространенной, легитимной практикой возникает множество проблем у тех, кто решает им заняться. Выявлению этих проблем, а также социального отношения к телеработе и был посвящен третий раздел нашего анкетного листа «Последствия и проблемы дистанционной трудовой деятельности».
Как и любая деятельность, дистанционная работа выдвигает определенные требования к человеку на подготовительном к ней этапе, и на этапе непосредственного начала реализации дистанционных социально-трудовых практик. В процессе подготовки к дистанционной деятельности фактически у 2/3 участников опроса возникли проблемы. Наиболее часто, жители трёх федеральных округов указывали на недостаточность знаний об информационных системах, компьютерах (28%), незнание специальных программ для работы в сети Интернет (18%), отсутствие возможности приобрести необходимую оргтехнику, оплатить интернет-трафик (9,5%). На первую причину чаще ссылалась фактически каждая вторая женщина (45%) и только каждый десятый мужчина (11%). Интересным является, что ни у одной женщины при подготовке к дистанционной трудовой деятельности не возникло проблем с приобретением оргтехники, оплатой доступа в Интернет, в то время как 20% представителей противоположного пола испытывали такие трудности.
Специфика доступности информационных технологий в городе связана с наличием средств для оплаты услуг, а в сельской местности также и с отсутствием или технической неустойчивостью интернет-трафика из-за территориальной удалённости от города. Тем не менее, постоянный доступ к сети Интернет имеют 90% городских и 71% сельских респондентов [13].
С отказом работодателей в оформлении трудовых отношений сталкивалось примерно равное число представителей обеих гендерных групп (в среднем 14,5%), прежде всего, проживающих в ЦФО (20%). В качестве интересных индивидуальных проблем, затрудняющих возможность организации дистанционного трудового процесса в ответах опрашиваемых отмечалось следующее (по 1%): «недостаток знаний о правильном оформлении «электронных» отношений», «неумение вести переговоры с незнакомым «человеком из компьютера», «сложность определения электронной формы, механизма взаимодействия с работодателем», «необходимость освоения знаний и технологий управления людьми без визуального общения».
Трудности отчасти связаны с тем, что только у 38% респондентов прослеживается связь телеработы с профессиональной деятельностью, которой они занимаются сейчас или занимались ранее (в СФО – у 48%). Соответственно, в подавляющем большинстве случаев, практикам дистанционной социально-трудовой деятельности приходится обучаться, и женщины это делают чаще (71%), нежели мужчинам (50%). Несмотря на наличие проблем, только 5% участников опроса заявили о возможном отказе от данных практик в пользу не дистанционной работы.
Непосредственное начало дистанционной трудовой деятельности также связано с определенным пулом проблем. Однако, у почти 2/3 опрошенных никаких проблем не зафиксировано. Среди проблем наиболее существенными оказались – отсутствие оплаты за выполненную работу (20%), необходимость самостоятельно вести бухгалтерию и платить налоги, а также низкое качество телекоммуникационных услуг (по 16% случаев соответственно). Каждый восьмой отметил потребность в «живом общении» (наиболее ценится оно в ПФО, наименее – в СФО), а каждый девятый человек из ста был более прагматичен и сетовал на невозможность получить оплату «больничного листа». Для женщин возможность межличностной коммуникации была наиболее значима в сравнении с мужчинами (18% и 6,5% соответственно), что, подтверждается различными социально-антропологическими, гендерными исследованиями (напр., Р.Лакофф, М.Палуди) [14, 15]. Например, в ходе одного из социологических опросов С.Арслановой выявлено, что у российских женщин в иерархии мотивов занятости на первом месте находится возможность общаться с людьми, быть в коллективе (28%) [16]. Социальность человека обусловлена его природой и проявляется, прежде всего, посредством интерперсональной коммуникации (Г.Осипов) [17].
Ряд опрошенных (6%) обратили внимание на особое отношение со стороны руководства организации, где они трудоустроены, которое проявлялось в их игнорировании. Например, в ПФО телеработников чаще (чем в ЦФО и СФО) не приглашали на корпоративные праздники, «забывали» сообщать о премиях, бонус, что можно расценивать как дискриминационные практики. Причем в отношении женщин они реализуются в пять раз чаще, чем в отношении мужчин (10% и 2% соответственно). Это является уже устоявшейся негативной тенденцией, что подтверждается результатами многочисленных исследований (напр., О.Воронина, Г.Силласте, Е.Ярская-Смирнова) [18, 19, 20].
На релаксирующий эффект дистанционной работы указывают некоторые опрошенные, которым приходится «заставлять себя работать» (1%). Частными проблемами, ставшими важными для малого числа участников опроса (один из ста) оказались «излишняя требовательность работодателя к инвалиду», «необходимость изучения психологических и филологических правил общения с людьми без личного контакта», «круглосуточный режим работы». Увеличение числа проблем для определенной группы респондентов было связано с состоянием личного здоровья и здоровья членов их семьи, родственников, особой семейной ситуацией, трудностями с получением документов для оформления трудовых отношений.
На вопрос «Какое отношение наблюдается к Вам, как к дистанционному работнику, со стороны обычных работников (коллег, друзей, знакомых)?» наибольшее число респондентов отметили, что отношение к ним окружающих людей, в т.ч. сотрудников организаций, где они трудоустроены, является нейтральным (почти половина случаев (55%) 59% мужчин и 51% женщин)). На наш взгляд, это может быть связано с либерализацией жизни современного российского общества, расширением свобод человека, снятием многих социальных ограничений, в т.ч. и по трудовой деятельности. Современный человек, пишет В.Н.Ярская, становится субъектом времени, что реализуется в его стремлении к свободе действия, оперативности, интенсификации жизни [21]. Сегодня многих не интересует, что происходит в окружающей их жизни, с окружающими людьми, каждый волен самостоятельно конструировать своё витальное пространство с учетом только общих правил жизнедеятельности. С другой стороны, люди не знакомы с дистанционной формой труда, не воспринимают её серьезно и рассматривают как менее значимую, по-сравнению с обычным (не дистанционным) трудоустройством. Наблюдается зависимость от общепринятых норм (нормативность личности по Т.Парсонсу) [22], которую изменить возможно посредством распространения позитивного опыта дистанционной занятости.
Положительное отношение со стороны друзей и знакомых проявлялось чаще (в особенности к женщинам), нежели со стороны коллег (36% и 20% соответственно). Возможно, это объясняется существующими, либо сконструированными ограничениями для подавляющего числа обычных наёмных работников в отношении труда в домашних условиях (не имеют соответствующих знаний, оборудования, не разрешает руководство). В связи с этим отрицательное отношение со стороны коллег оказалось доминирующим в 8% случаях (особенно в СФО), против 3% – со стороны друзей и знакомых (в ПФО такого не наблюдалось вовсе). Интересным является, что подобное отношение проявлялось только в отношении 6% женщин.
Таким образом, проведенное эмпирическое исследование показывает, что дистанционный труд в отношении молодых людей обладает ресурсом повышения их социального статуса, решения проблем социальной дискриминации и социального неравенства. Значительное число респондентов с опытом от 3 до 5 лет и более пяти лет (в сумме 44%), свидетельствует о том, что для них дистанционный труд стал привычным, устоявшимся, приносящим определенную удовлетворенность. Социальное отношение к дистанционному труду как социальному феномену, выявленное в ходе проведенных нами эмпирических исследований, отличается разнообразием, а в ряде случаев выраженной полярностью. С одной стороны, окружающие демонстрируют лояльность, принятие дистанционных форм труда, с другой – настроены отрицательно. Однако, в организациях, где применяются дистанционные формы социально-трудовых практик, чаще наблюдается нейтральное отношение к ним.
Сравнительный анализ результатов анкетирования дистанционных работников, проживающих в трёх федеральных округах России показывает относительное сходство позиций респондентов. При этом наибольшее распространение практики дистанционного труда получили в Центральном федеральном округе, наименее – в Сибирском федеральном округе России. Приоритетными стратегиями дистанционной занятости молодежи стали, в регионах России, следующие: в ПФО – коммуникативная (напр., представлена специалистом call-центра (15%), в СФО и ЦФО – электронно-информационная стратегия (веб-дизайнер (16%) и программист (17%)).
Анализ гендерных особенностей свидетельствует о фактическом паритете востребованности дистанционных социально-трудовых практик со стороны мужчин и женщин, принявших участие в исследовании. Процесс организации трудовой деятельности в дистанционном формате быстрее протекает у мужчин, чем у женщин, для которых, однако, чаще дистанционный труд становится основным источником дохода.
Обобщенный социальный портрет типичного дистанционного работника, выведенный в результате исследований, выглядит следующим образом: это молодая женщина, в возрасте от 26 до 30 лет, с высшим гуманитарным образованием, не состоящая в браке, проживающая отдельно в городе на собственной жилплощади, самостоятельно трудоустроившаяся в сфере услуг и выполняющая профессиональные функции в области информационных технологий за сравнительно низкое вознаграждение, при этом параллельно обучающаяся в учреждении среднего или высшего профессионального образования, ценящая свободное время, в которое предпочитает заниматься активным отдыхом и путешествиями. При этом в обществе к такому работнику чаще наблюдается нейтральное отношение.
Библиографический список
- Шмерлина И.А. Процедурные начала исследовательской социологии // Официальный портал НГУ им. Н.И.Лобачевского [Электронный ресурс]. URL: http://www.unn.ru/rus/f14/k2/courses /shmerl1.htm (дата обращения: 18.12.2012).
- Общая теория статистики: 5-е изд. / О.Э. Башиной, А.А. Спирина. М.: Финансы и статистика, 2005. 440 с.
- Гречихин В.Г. Лекции по методике и технике социологических исследований. М.: Изд-во МГУ, 1988. 232 с.
- Докторов Б. Онлайновые опросы: обыденность наступившего столетия // Телескоп. 2000. №4.
- Кокрен У. Методы выборочного исследования. М.: Статистика, 1976.
- Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под науч. ред. О.И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 608 с.
- Чередниченко Г. А. Новое в образовании и профессиональной деятельности молодёжи // Социологические исследования. 2009. № 7. С. 119-125.
- Старик И. Н. Доступность образования для людей с ограниченными возможностями здоровья (влияние территориально-поселенческого фактора) // Теория и практика общественного развития. 2011. №2. С. 80-85.
- Горшков М.К., Шереги Ф.Э. Молодежь России: социологический портрет / Институт социологии РАН. М.: ЦСПиМ, 2010. 592 с.
- Развитие Интернета в регионах России. Информационный Бюллетень. Яндекс. 2011 [Электронный ресурс]. URL: ttp://company.yandex.ru/researches/reports/ internet_regions_2011.xml (дата обращения: 20.11.2012).
- Солонин В. Сельская связь в России: вчера, сегодня, завтра // Интернет-издание о высоких технологиях [Электронный ресурс]. URL: http:www.cnews.ru (дата обращения: 25.12.2012).
- Самые высокие темпы доходов россиян. Сравнительный анализ Федеральных округов [Электронный ресурс]. URL: http://bp-eventus.ru/news/newsissled/150-svdochod.html (дата обращения: 28.12.2012).
- Старик И. Н. Проблема трудоустройства как ограничение возможностей городской и сельской молодежи // Фундаментальные исследования. 2012. № 6. С.32-25.
- Лакофф Р. Язык и место женщины // Гендерные исследования. Харьковский центр гендерных исследований. 2000. № 5.
- Палуди М. Психология женщины. Спб.: ПрайЕврознак, 2003. 384 с.
- Социальный / Энциклопедический социологический словарь / Под ред. Г.В.Осипова. М.: ИСПИ РАН, 1995. С. 689.
- Воронина О. А. Государственные механизмы обеспечения гендерного равенства // Гендерное равенство в современном мире. М.: Макс Пресс, 2008. C. 11-26.
- Силласте Г. Г. Социальная дискриминация женщин как предмет социологического анализа // Социологические исследования. 1997. № 12. С. 112-114.
- Ярская-Смирнова Е. Р.Феминистская критика социальной политики / Словарь гендерных терминов / Под ред. А.Денисовой. М.: Информация – ХХI век, 2002. 256 с.
- Ярская В.Н. Время в эволюции культуры: философские очерки. Саратов: СГУ, 1989.
- Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс. 1997. 270 с.
- Арсланова С.К. Гендерные стереотипы трудовой занятости женщины в условиях рыночных отношений, 2004 [Электронный ресурс]. URL:http://old.tisbi.org/science/vestnik/2004/issue2/Kult1.html (дата обращения: 27.12.2012).