ПОЭТИЧЕСКОЕ СЛОВО И ФИЛОСОФСКОЕ СУЖДЕНИЕ

Ткаченко Елена Ивановна
ННГУ им. Н.И. Лобачевского
студентка историко-филологического факультета

Аннотация
В данной статье собраны факты, касающиеся дружбы А.С. Пушкина и П.Я. Чаадаева, что позволяет сделать вывод о взаимовлиянии двух широкого масштаба личностей друг на друга; представлен сопоставительный анализ идейной концепции поэта и мыслителя, выяснены сходства и различия.

Ключевые слова: Пушкин


POETIC WORD AND PHILOSOPHICAL JUDGMENT

Tkachenko Elena Ivanovna
NNGU of N.I.Lobachevsky
student of historical and philological faculty

Abstract
In this article the facts concerning friendship of A.S. Pushkin and P.Ya.Chaadayev that allows to draw a conclusion on interference of two wide scales of persons at each other are collected; the comparative analysis of the ideological concept of the poet and the thinker is submitted, similarities and distinctions are found out.

Рубрика: Филология, Философия

Библиографическая ссылка на статью:
Ткаченко Е.И. Поэтическое слово и философское суждение // Гуманитарные научные исследования. 2013. № 4 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2013/04/2939 (дата обращения: 22.02.2024).

Общеизвестны имена гениального русского поэта и первого русского национального философа. Имеются сведения и о дружбе между этими двумя личностями. Но каков масштаб этой дружбы? И какую роль философская мысль оказала на поэтическое слово?

Александр Сергеевич Пушкин (1799 —1837) — русский поэт, драматург и прозаик, создатель современного русского литературного языка, обладающий репутацией величайшего русского поэта.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794 –1856) – русский философ (сам о себе говорил – «христианский философ») и публицист, один из самых образованных людей своего времени, который в общественном сознании был превращен в «западника», даже в отца-основателя западничества. Но следует отметить, что в этом в какой-то степени виновен и сам философ, опубликовав в октябре 1836 года свое первое (из восьми) «философическое письмо», которое дало некоторые основания для причисления его к «ненавистникам» России и почитателям Запада.

Две крупного масштаба личности: величайший поэт, гений и первый русский философ сошлись точно «лед и пламень» будто пушкинские Ленский и Онегин. В известной мере герой Отечественной войны 1812 года оказал некоторое влияние на становление личности лицеиста по прозвищу «Француз», а в дальнейшем окрепший во взглядах поэт обнаружил свое согласие и несогласие с позицией мыслителя.

Известен тот факт, что незадолго после выхода в печать чаадаевского письма, Петр Яковлевич выразил сожаление, что опубликовал его: «Без сомнения, была нетерпеливость в выражениях, резкость в мыслях,… было преувеличение в этом своеобразном обвинительном акте, предъявленном великому народу… преувеличением было опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа,  из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова  и грациозный гений Пушкина» [9, с. 533, 536, 537]. Однако этот авторский комментарий был опубликован в России только в 1913 году, когда давно уже сложилось и закостенело представление о Чаадаеве. К тому же ранее, в 1884 году, в печати появилось письмо А.С.Пушкина к Чаадаеву, датированное  19 октября 1836 года, (не отправлено адресату), где ставились под вопрос некоторые суждения  «Философического письма», а также Александр Сергеевич дал понять, что «сие послание» вообще не следовало отдавать на растерзание публики(«… мне досадно, – писал Пушкин, – что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам») [7, с. 873].

О дружбе великого поэта и первого русского философа известно не мало. Знакомство их состоялось в сентябре 1816 года и до отъезда Пушкина в Кишинёв были в самом  тесном общении. Близкая дружба с Чаадаевым – серьезным и образованным, исключительно умным человеком оказала большое влияние на умственное и нравственное развитие Пушкина. Философ XX века С.Л.Франк утверждал, что Чаадаев “пробудил” в юном Пушкине настолько глубокие мысли, что они оказались сильнее умонастроений Просвещения [4, с. 386]. Сам поэт в 1821 году роль Чаадаева в своем развитии обозначил: «Ты был целителем моих душевных сил… Твой жар воспламенял к высокому любовь… Ты всегда мудрец, а иногда мечтатель…».

На протяжении десяти лет поэт и мыслитель в силу сложившихся обстоятельств редко виделись и соответственно общались не часто.Чаадаев отправил Пушкину свои «философические письма». На это поэт ответил: «…изумительно по силе, истинности или красноречию… Все, что является портретом или картиной, сделано широко, блестяще, величественно». Вместе с тем поэт возразил: «… я не всегда могу согласиться с вами» [6, с. 838]. Следовательно, Пушкину более пришлись по душе образы, созданные Чаадаевым, нежели суть его «Философических писем». Но в 1836 году  в своем неотправленном письме Петру Яковлевичу поэт предъявил  ряд «несогласий» с некоторыми идеями. И это впоследствии привело к тому, что многие заговорили о разрыве дружеских отношений в 1830-х годах, сложившихся на тот момент между поэтом и мыслителем. В частности так утверждал первый биограф А.С.Пушкина П.И.Бартенев. Но С.А.Соболевский, который  был тесно знаком с поэтом, возразил: «Вздор, Чаадаев был одним из  лучших друзей Пушкина…» [1, с. 287, 372].

Итак, Чаадаев оказал влияние на юного Пушкина, поэт и мыслитель общались довольно тесно, обсуждали путь России и положение ее в мире. До некоторого момента их мысли текли в одном направление, но после появления в печати «философического письма» возникли некоторые разногласия. Однако неоправданным будет заявление о том, что взгляд Пушкина был кардинально противоположен чаадаевскому видению. Были расхождения, но существовало и единство их мнений.

В творческом наследии Пушкина мы не найдем сопоставления Запада и России; в этих столь разных локусах поэт видит свои достоинства и свои недостатки, гармонию и дисгармонию, грехи и добродетели. То же самое можно сказать и о историософской концепции Чаадаева, изложенной в “Философических письмах”.

Обратимся к  посланию Пушкина, где поэт оспаривал ряд положений чаадаевского «письма». В этом случае следует говорить о двух текстах: первоначальном и исправленном, но который всё-таки не был отправлен адресату. О Пушкинском послании написано довольно много, но, как утверждает В.В. Кожинов, «весьма и весьма неточно». Так он заявляет, что, “положение о том, что Пушкин спорит с Чаадаевым в «славянофильском» (или хотя бы близком славянофильству) духе”, безосновательно. В этом отношении славянофил Хомяков был в некотором роде прав, отнеся Пушкина к «художникам», которые «трудились над формой и лишены были истинного содержания» [8, с. 315], – славянофильского содержания. Говорить о Пушкине как о славянофиле невозможно уже потому, что он всю свою творческую жизнь был певцом Петербурга, города, в котором славянофилы видели засилье Запада. Но следует заметить, что так ценимую славянофилами Москву Александр Сергеевич не оставлял в тени, сообщая:

Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

Уже в самом равноценном отношении Пушкина к  Петербургу и Москве ясно выражается пушкинский дух, не тяготеющий к какой-либо односторонности, крайности, радикальности.

Но вопреки этому в неотправленном письме Пушкин писал: «Что надо было сказать и что вы сказали – это то, что наше современное общество столь же презренно, сколь глупо… Надо было прибавить, что правительство все-таки единственный европеец в России» [6, с. 199]. Чаадаев в это же время, не зная  о пушкинском послании, написал: «Мы с изумительной быстротой достигли известного  уровня цивилизации, которому справедливо удивляется Европа,… но всем этим, надо  сознаться, мы обязаны только энергичной воле наших государей… Просмотрите от начала  до конца наши летописи – вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие  власти… и почти никогда не встретите проявлений общественной воли» [9, с. 537-538]. Под «обществом» и поэт, и мыслитель понимали ту небольшую часть населения России, которой и была адресована  чаадаевская критика,  вызвавшая реакцию Пушкина: «что надо было сказать и что вы сказали…».

Говоря о пушкинских возражениях мыслителю, продолжим. Чаадаев сообщал о «юности» народов Запада: «Все общества проходили через этот  период. Он даровал им их живейшие воспоминания, их чудесное, их поэзию, все их высшие и плодотворнейшие идеи… Мы не имеем ничего подобного» [9, с. 649, 651, 654]. Незадолго после опубликования этого своего первого “письма” Чаадаев  пояснял: «История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей: чрез события должна нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться… Именно этой истории мы не имеем» [9, с. 527, 528].

Выходит, что, по мнению Чаадаева, главный недостаток  истории России в том, что она состоит из отдельных следующих друг за другом “фактов”, а не цепь «идей», воплощающихся в фактах. Однако Чаадаев подмечает: «… мы никогда не рассматривали еще нашу историю с философской точки зрения. Ни одно из великих событий нашего национального существования не было должным образом характеризовано, ни один из великих периодов нашей истории не был добросовестно оценен» [9, с. 532]. Следовательно, полагая, что «факты» исторического наследия России не связаны общей «идеей», Чаадаев считал повинными в этом русских мыслителей, а точнее, результат их отсутствия. Он говорил, что «Карамзин поведал звучным слогом дела и подвиги наших государей», но вполне справедливо утверждал, что пока «история нашей страны… рассказана недостаточно… Мысль более сильная, более проникновенная, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает» [9, с. 532, 456].

В “Философическом письме” об эпохе монгольского нашествия говорил как о чем-то абсолютно бессмысленном: «…жестокое, унизительное владычество завоевателей». Со временем «свергнув иго чужеземное», по мнению Чаадаева, мы, «уединившись в своих пустынях,… не вмешивались в великое дело мира» [9, с. 662]. Петр Яковлевич приходит к мысли, что у России не было настоящего, истинного предназначения. На это Пушкин возражал: «Нет сомнения, что Схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие…». Пушкин не признает безыдейность монгольской эпохи.

Из всего вышесказанного получается, что Пушкин полемизировал с Чаадаевым не о вопросе наличия у России исторического прошлого, а о том, было ли это прошлое проникнуто единой, цельной идеей.

Важно, что позднее, когда Россия встала на тропу плодотворного развития исторических исследований, Петр Яковлевич поменял свое мнение. Примером может служить то, что в1843 он высказывался о татаро-монгольском иге: «… как оно ни было ужасно, оно принесло нам больше пользы, чем вреда. Вместо того, чтобы разрушить народность, оно только помогало ей развиться и созреть» [3, с. 416]. Таким образом, резкую критику Чаадаевым тогдашней России можно считать своего рода подгоняющим кнутом для мыслящего общества. В качестве закрепления единонаправленности взглядов поэта и мыслителя напомню: Пушкин: «Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою,.. история ее требует другой мысли, другой формулы»  и Чаадаев: «… мы не Запад,.. Россия… не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы… И не говорите, что мы молоды, что мы отстали… У нас другое начало цивилизации,.. нам незачем бежать за другими». Вместе с этим необходимо помнить, что ни Пушкин, ни Чаадаев не отрицали в корне западной культуры. Также Чаадаев, глубоко изучавший западную мысль,  осознавал, что на Западе абсолютно не понимают культуры России: «Не могу надивиться на то, что делается с вашими наиболее серьезными мыслителями, как только они оказывают нам честь заговорить о нас. Точно мы живем на другой планете, и они могут наблюдать нас лишь при помощи одного из тех телескопов, которые дают обратное  изображение» [9, с. 174]. Что касается России, Чаадаев неоднократно говорил, что русский взгляд (в том числе взгляду на Запад) обладает уникальной беспристрастностью: “Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами; что оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества; что все наши мысли в жизни, науке, искусстве должны отправляться от этого и к этому приходить; что в этом наше будущее…” [9, с. 96]. Как известно, подобному итогу в осмыслении творчества Пушкина пришел Ф.М.Достоевский: «И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!»[2, с. 95-96]


Библиографический список
  1. Бартенев П. И. О Пушкине. – М. – 1992.
  2. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. – 1880.
  3. Пушкин А.С. в воспоминаниях современников. – т. I.
  4. Пушкин А.С. в русской философской критике. – М. – 1990.
  5. Пушкин А.С. Евгений Онегин. – Собрание Сочинений в десяти томах. 4 т. – М. – 1959.
  6. Пушкин А.С. Письма последних лет, 1834-1837. – Л. –  1969.
  7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. – М. – 1958. –  т. 10.
  8. Хомяков А. С. О старом и новом. – М. – 1839.
  9. Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. – М. –  1991. –  т. 1.


Все статьи автора «Elena_Tkachenko»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: