Современная Россия стоит на пороге серьезных социально-экономических перемен, которые должны качественно изменить жизнь граждан и всего государства. Период огульной эксплуатации советского наследия во всех сферах жизнедеятельности завершен,  лимит прочности социалистической державы исчерпан. В результате чего, перед современной Россией стоит сложная задача по преодолению экономической отсталости и совершению поэтапного и уверенного движения вперед, формированию стратегических приоритетов и долгосрочного выбора национальных перспектив[1]. Качественное определение дальнейшего вектора развития страны возможно только при условии открытого диалога власти и общества. Для осуществления подобного диалога и дальнейших преобразований в стране необходима активизация всех социальных групп и в первую очередь интеллигенции – людей интеллектуального труда, объединенных четким представлением о своей миссии в обществе.

Прежде чем говорить о роли и месте интеллигенции в России в прошлом и настоящем необходимо определиться с самим термином «интеллигенция», который может быть использован в разных значениях: функциональном и социальном. В изначальном (функциональном) смысле слово использовалось в латинском языке, указывая на широкий спектр мыслительной деятельности. В социальном значении понятие «интеллигенция» стало использоваться с XIX в., определяя особую группу людей, занимающихся умственным трудом, обладающих критическим способом мышления, высокой степенью рефлексии, способностью к систематизации и качественной репрезентации накопленных знаний и опыта. Несмотря на то, что слово «интеллигенция» активно использовалось в образованных кругах Европейской и Российской общественности с первой трети XIX в., первоначально оно несло ограниченную смысловую нагрузку, связанную с обозначением образованного человека. Так в дневниковых записях В.А. Жуковского от 1836 г. давалась следующая характеристика столичной аристократии: «Кареты, все исполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию»[2]. Именно дворянство того времени имело в России первостепенное право и возможность получения качественного образования, в связи с чем, говорить об интеллигенции, как социальной группе не приходится возможным. Подобная ситуация продолжала сохраняться до начала 1880-х гг., когда Великие реформы Александра II стали приносить свои плоды и в стране стал сокращаться уровень безграмотности и существенно расширилась сеть образовательных учреждений.  Формирование интеллигенции, как четко выраженной социальной группы, стало возможным с той поры, как ее знания и опыт оказались востребованными в широких слоях общества. Социолог Н.В. Латова отмечала: «Люди, профессионально занимающиеся интеллектуальными видами деятельности (учителя, артисты, врачи и т.д.), существовали уже в античности и в средневековье. Но крупной социальной группой они стали только в эпоху нового времени, когда резко возросло количество людей, занятых умственном трудом. Только с этого времени можно говорить о социокультурной общности, представители которой своей профессиональной интеллектуальной деятельностью генерируют, воспроизводят и развивают культурные ценности, способствуя просвещению и прогрессу общества»[3]. Формируясь из представителей различных сословий (разночинцы), обладая знаниями и четко выраженной гражданской позицией, желанием служить народу и Отечеству, русская интеллигенция постепенно приобретала над сословный характер и выделялась по профессиональному принципу. В третей четверти XIX в. интеллигенция в России оказалась выделенной в особую группу в которую входили образованные люди, противопоставляемые чиновничеству, аристократии, господствующей церкви и буржуазии. С 1880-х гг. в публицистике активно упоминается «сельская интеллигенция», а позднее – рабочая. Уже в 1881 г. во втором издании словаря В.И. Даля она определялась как «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей»[4]. Такое определение отражало лишь профессиональную сторону вопроса и могло быть применено к интеллигенции любого Европейского государства того времени. Русская же интеллигенция конца XIX в. в эволюции сознания собственного предназначения пошла намного дальше. Изменения, происходящие в интеллигентской среде, отразил известный писатель и журналист того времени П.Д. Боборыкин, который настаивал на особом смысле, вкладываемом в понятие «русская интеллигенция». В его интерпретации интеллигенция включала в себя лишь лиц «высокой умственной и этической культуры», а не всех «работников умственного труда». По его мнению, русская интеллигенция представляла чисто морально-этический феномен, ее представители могли принадлежать к различным профессиональным группам и политическим течениям, но имели общую духовно-нравственную основу[5]. Этическая сторона вопроса, стремление к самосовершенствованию в значительной мере бескорыстное подвижничество – вот, что отличало русскую интеллигенцию. Именно с такой смысловой нагрузкой слово «интеллигент» вернулось обратно на Запад, где стало считаться специфически русским (intelligentsia)[6].

Такая интерпретация сущности русской интеллигенции являлось квинтэссенцией ее собственных духовных исканий и определения своего мета и роли в обществе. К началу ХХ века этические и культурные аспекты в жизни интеллигенции все чаще выдвигались на первый план. Озабоченность судьбами своего Отечества, стремлением к социальной критике, чувство моральной сопричастности, а так же определенная оппозиционность официальной государственной власти составляли основные черты русской интеллигенции, отводя ей роль своеобразного социального миссионерства. Наиболее ярко эти специфические черты нашли отражение в работе русских философов начала ХХ в. «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции». В наши дни имеет смысл обратиться к творческому наследию указанного сборника, который вызвал бурное обсуждение у современников[7] и не потерял своего смыслового значения до наших дней. Основная идейная нагрузка, прослеживаемая в работе об интеллигенции начала ХХ в. может быть спроектирована на современность, в результате чего представляется важным сравнить интеллигенцию Российской империи и современной России с учетом социокультурных дистанций. Как и столетие назад Россия стоит на пороге значимых изменений: формирования новых экономических связей, выстраивания новой политической модели и принципов управления страной, ожидания экономического подъема. Мыслящая общественность прошлого века восприняла первую Русскую революцию 1905 г., как поворотный пункт в жизни интеллигенции, обращаясь не только к ее лучшим проявлениям, но и проблемным вопросам. В печати того времени развернулась широкая дискуссия в рамках которой предлагалось обратиться к «теневым сторонам» русской интеллигенции, на которые можно было не обращать внимание в момент ее формирования. Усиление политической и общественной роли интеллигенции в жизни общества начала ХХ в. заставило многих философов признать слабые стороны ее исторически сложившегося характера, обращаясь в первую очередь к облику студенчества. Первым, на что обращалось внимание в облике студента Российской империи была нерадивость к учебе и не желание работать самостоятельно в рамках самообразования. А.С. Изгоев отмечал, что «О русском студенчестве в прогрессивных кругах принято говорить только в восторженном тоне, и эта лесть приносила и приносит нам много вреда. Не отрицая того хорошего, что есть в студенчестве, надо, однако, решительно указать на его отрицательные стороны, которых в конечном итоге, пожалуй, больше, чем хороших. Прежде всего, надо покончить с пользующейся правами неоспоримости легендой, будто русское студенчество целой головой выше заграничного… Зайдите в парижскую Ecole de droit, – писал он далее, – и вы увидите, что огромное большинство слушателей записывают, что говорит профессор, и как мастерски записывают! Ведь без записывания слушание лекций имеет мало значения. Каждый психолог знает, что нет возможности непрерывно поддерживать пассивное внимание в течение не то что пяти часов, но даже одного часа… А как слушают наши студенты? Точно гимназисты, они читают на лекциях посторонние книги, газеты, переговариваются и прочее, и прочее. Само посещение лекций происходит через пень-колоду, случайно, больше для регистрации Откровенно говоря, русское посещение лекций не может быть признано за работу, и в огромном большинстве случаев студент в университете, за исключением практических занятий, вовсе не работает. Он “работает”, и притом лихорадочно, у себя дома перед, экзаменами или репетициями, зубря до одурения краткие, приспоеобленные к программе учебники или размножившиеся компендиумы… Русская молодежь мало и плохо учится, и всякий, кто ее искренно любит, обязан ей постоянно говорить это в лицо, а не петь ей дифирамбы, не объяснять возвышенными мотивами социально-политического характера того, что сплошь и рядом объясняется слабой культурой ума и воли, нравственным разгильдяйством и привычкой к фразерству»[8]. Проблема посещения занятий студентами высших учебных заведений и ответственности к обучению не изменилась и в наши дни, более того с распространением коммерциализации обучения она только усилилась. Жесткое детерминирование законов рынка (спрос диктует предложение), коммерциализация системы обучения вызывают за собой подмену основополагающих понятий и искажение самого принципа образования. В сознании учащихся формируется прочное представление о том, что они оплачивают не право получать новые знания, а покупают диплом об образовании. А если сумма оплачена, то какие могут быть претензии и дополнительные требования – извольте подать диплом! Учеба, как тяжелейший труд, пусть мучительных поисков и скитаний остается уделом единиц. Интеллектуально подкованный человек, в прошлом старательный выпускник ВУЗа уравнивается с полной посредственностью, имеющей аналогичный диплом. И в большинстве своем культивированию такого сознания в умах университетской молодежи способствуют сами учебные заведения напрямую зависящие от внебюджетного финансирования. Увеличивая количество внебюджетных мест ВУЗы в перспективе порождают колоссальную проблему обесценивания высшего образования, которое уже в наши дни фактически стало всеобщим. Уже сейчас по данным социологических опросов 35 % студентов не связывают высшее образование с гарантированным достижением жизненного успеха, а 78 % полагают, что в достичь высокого положения в обществе благодаря честному, добросовестному труду современной России невозможно[9].

Другой причиной обесценивания образования как такового является тяжелое экономическое положение значительной части современной интеллигенции и полная деструктуризация социальных отношений. Условия, при которых разнорабочий имеет возможность зарабатывать в несколько раз больше, нежели выпускники ВУЗа, резко изменили отношение общественности к людям умственного труда и образованию, как источнику жизненного успеха. Черты потребительского общества наложили свой отпечаток на всю систему образования, в результате чего, в студенческой среде прочно утвердился прагматический подход к образованию, как средству получения максимальных материальных благ и удовольствий. В наши дни можно наблюдать стремление к максимальному конформизму присуще значительной части современной интеллигенции, причем данная тенденция отмечается как у представителей столичной интеллигенции, так и в провинциальной глубинке. Аналогичные явления отмечались и в дореволюционной России «…науку он (студент – авт.) презирал, знакомился с нею лишь в той мере, насколько это было необходимо для получения диплома, составлял планы обстоятельного самообразования,  – но в итоге не научился даже толково излагать свои мысли, не знает азбуки физических наук, не знает географии своей родины, основных фактов русской истории», – писал современник[10]. Если ранее интеллигенцию интересовали социальные и политические вопросы, дальнейшие перспективы развития государства, теперь же многие  ее представители живут исключительно мелко бытовыми вопросами, сплетнями, мнимыми событиями шоу бизнеса, так активно пропагандируемыми в средствах массовой информации. Активная мысль, ранее порождаемая интеллигенцией фактически замерла и погрязла в рутине[11]. К.А. Арест-Якубович в своей глубоко эмоциональной публикации о кризисе русской интеллигенции утверждал, что современная интеллигенция «кругом омещанилась и трансформировалась  в обывателей и приспособленцев»[12]. Тенденция, связанная с разочарованием в современной русской интеллигенции отмечалась на ряде научных конференций. По мнению отдельных специалистов, интеллигенция трансформировалась в политическую элиту, бизнес-элиту, в слои малоимущих и бедных. Если в советское время интеллигенция и государственный аппарат представляли собой разные социальные реальности, что позволяло ей выполнять определенные функции в социально-классовой структуре, то сейчас часть интеллигенции слилась с государственным управлением и в целом ушла из социально-классовой структуры на равнее с дворянством, крестьянством и другими слоями общества. Сложно согласится с такими подходами учитывая значительную численность и роль российской интеллигенции, как гуманитарного, так и технического характера. Но в тоже время, необходимо признать явное снижение ее пассионарности и фактическое отсутствие «властителей дум» в ее среде.

С другой стороны, изменилось и отношение российского народа к собственной интеллигенции. Если в ХХ в. как это отмечалось ранее, русской интеллигенции были характерны подвижнические миссионерские установки, направленные на облагораживание народа, трансляцию подлинной культуры. Эти задачи выполнялись интеллигенцией из поколения в поколение, вне зависимости от политических режимов и социального строя и такое своеобразное самопожертвование воспринималось различными слоями общества с благодарностью. И земская интеллигенция царской России и сельская советской, работала с явной отдачей, уважением и признанием ее заслуг. Однако в конце ХХ в. среда действий интеллигенции существенно изменилась и ее роль носителя культурных ценностей уже не может быть прежней. Изменился смысл грамотности, которая связана все меньше с работой над письменным текстом и все больше – с образной информацией. Этим сократилось социально дифференцирующее расстояние между высококультурными и малокультурными слоями в смысле доступа к информации, необходимой для жизненной ориентации. Но еще более значимо то, что преобразование информации через СМИ привело к фрагментарности картины мира как важной характеристике современной культурной жизни. А в этом случае ведущее свойство мировоззрения интеллигенции – целостность оказывается неадаптивным. Анализ исследований по ценностным ориентациям молодежи показывает, что труд гуманитарной интеллигенции – учителей школ, преподавателей вузов – не рассматривается не только как престижный, но и как свидетельство жизненного успеха. В частности, исследования показывают, что среди студентов (в том числе педагогических и других гуманитарных вузов) самоидентификации с интеллигенцией практически не обнаруживается[13].

Изменился в наши дни и сам культурно-этический облик интеллигента. Если ранее образованная общественность или партийная дисциплина требовали от интеллигенции сохранения безукоризненной репутации во всех отношениях, то теперь подобные вопросы поставлены на самотек. В результате мы можем наблюдать различные проявления и действия не достойные интеллигента. К сожалению, наличие высшего образования, а порой и ученой степени, не делает человека истинным интеллигентом, так как внутренняя культура и чувство собственного достоинства не формируется в рамках сугубо образовательного процесса. В целях достижения исторической справедливости, необходимо отметить, что проявления неуважительного отношения даже к университетской профессуре существовали и в начале ХХ в. Так, например, периодическая пресса того времени с возмущением отмечала случаи, когда радикальная молодежь освистала ректора Московского университета А.А. Мануйлова, а студенческие делегатки Петербургского медицинского института говорили таким тоном с советом ректоров, что последний был вынужден прервать переговоры с делегатками. Но подобные случаи пренебрежительного отношения к интеллигенции имели характер исключительный и были зачастую вызваны революционно-нигилистическими настроениями студенческой молодежи.

В своей массе (а в особенности студенчество) русская интеллигенция начала ХХ в. была оппозиционно настроена относительно правящего политического строя и в значительной мере увлекалась идеалами различных революционных течений. Кружки, объединения, дискуссии, активная публицистическая деятельность являлись неотъемлемой чертой русской общественности того времени. Чего нельзя сказать про современную интеллигенцию. Культ воинственного антиинтеллектуализма, активно насаждаемый нам через СМИ, проникает во все социальные слои, и как прямое следствие, вызывает резкое сокращение читающих людей. По некоторым данным, число лиц не читающих вообще ни какой литературы в современной России достигает 48 % от общего количества жителей страны[14]. Но и в случае с интеллигенцией начала ХХ в. и ее представителями столетие спустя есть одна общая и крайне опасная черта – непринятие самостоятельно мыслящих, уверенных в себе и своих взглядах людей. Высказывая личное чувство отчуждения и разочарования К.А. Арест-Якубович пишет: «Черная ненависть непроглядной, нерассеивающейся тучей висит над страной…  Ненавидят за все: за то, что ты умнее, сильнее чувствуешь, большим интересуешься, хочешь быть более свободным, что-то в своей душе сохранить, и просто за то, что ты такой есть»[15]. С такой постановкой проблемы можно не только согласиться, но и уделить ей пристальное внимание, тем более, что в ряде публикаций в начале ХХ в. можно найти аналогичные отзывы и впечатления. Так, на страницах «Русской мысли» за 1908 г. студент В. Левченко писал: «Весь строй студенческой жизни проникнут отрицанием внутренней свободы. Ужасно не думать так, как думает студенческая толпа! Вас сделают изгнанником, обвинят в измене, будут считать врагом… Политические учения здесь берутся на веру, и среди исповедников их беспощадно карается непринятие или отречение от новой ортодоксальной церкви. Не только частные мнения, но и научные положения подвергаются той же строгой цензуре. Роль административных высылок играет в студенческой среде так называемый бойкот. Того, кто является выразителем самостоятельной мысли, окружает и теснит глухая злоба. Непроверенных слухов, клеветнических обвинений достаточно бывает тогда для того, чтобы заклеймить человека, повинного в неугождении толпе»[16]. Боязнь сильного и уверенного возле себя проходит неизлечимой болезнью на протяжении всей истории русской интеллигенции. В результате в современных условиях воинственного антиинтеллектуализма русская интеллигенция во многом несет стадный образ жизни и оказывается неспособной наметить для нации в целом и для самой себя в частности вектор дальнейшего духовного развития, и тем более сформулировать национальную идею. Как и столетие назад русская интеллигенция, не смотря на ее огромный интеллектуальный и творческий потенциал не способна противостоять хаосу, разброду и шатаниям, царящим в умах. Такое положение дел в первой четверти ХХ в. привело к тому, что интеллигенция оказалась заложницей революционных событий, произошедших в России и в значительной мере пострадала от них. Не смотря на схожесть тенденций прошлого и настоящего, современная интеллигенция не является неизменной, она отражает общие социокультурные процессы, происходящие в обществе. Именно поэтому, говоря о русской интеллигенции, ее роли и значении, важно учитывать весь комплекс изменений происходящих в обществе. Сможет ли русская интеллигенция учесть уроки прошлого, преодолеть собственные слабые стороны и достойно ответить на вызов времени? От ответа на поставленный вопрос во многом зависит и будущее самой России.

Примечания:

Все статьи автора «Васильев Максим Викторович»